ПЕРВЫЙ КОНТИНЕНТАЛЬНЫЙ СОЮЗ В МИРЕ

Средневековые ученые даже представить себе не могли национальное государство — светскую власть, осуществляющую управление с согласия граждан, а не наместника Божьего. В наши дни, несмотря на существование Европейского союза, большинство людей с трудом представляют себя гражданами континентального союза и частью политического образования, простирающегося от океана до океана. Сама мысль о том, что каждый континент может управляться политическим союзом, кажется странной. И все же, если, конечно, не случится что-нибудь непредвиденное, именно в этом направлении идет общество. Странно наблюдать, как политологи и журналисты рассуждают о новых эволюциях политической власти — G20, G8, G2, BRIC, — но никогда не касаются более фундаментального политического движения в сторону формирования континентальной структуры управления, которая зарождается во всем мире.

Третья промышленная революция влечет за собой появление не только нового поколения политических лидеров с распределенным и нацеленным на сотрудничество образом мышления, но и новых институтов управления, также распределенных и нацеленных на сотрудничество. ЕС — первый континентальный союз. Он родился после двух опустошительных мировых войн, и в его основе лежала идея о том, что традиционная геополитика, в которой суверенные государства преследуют только собственные интересы экономическими и военными средствами, должна уступить, по крайней мере частично, новой континентальной политике сотрудничества государств в целях обеспечения коллективной безопасности и экономических интересов. Хотя национальные интересы никуда не исчезли с появлением Евросоюза, с каждым поколением жители Европы все больше идентифицируют себя как европейцы.

Первоначально объединение европейских стран происходило вокруг совместного использования энергетических ресурсов. Соглашение о создании Европейского объединения угля и стали в 1951 г. было детищем Жана Монне, которого большинство европейцев считают отцом ЕС. Монне говорил, что давнему экономическому соперничеству Германии и Франции можно положить конец, если объединить их угольные и сталелитейные производства, особенно в районе вечного источника раздора — промышленного коридора между реками Рур и Саар. Парижское соглашение об учреждении Европейского объединения угля и стали подписали Франция, Германия, Италия, Бельгия, Нидерланды и Люксембург. В 1957 г. Римский договор расширил идею сотрудничества до создания Европейского экономического сообщества. Страны-участницы также подписали отдельное соглашение о создании Европейского сообщества по атомной энергии (Евратом), кооперативного предприятия по развитию атомной энергетики в регионе.

Сегодня в состав ЕС входят 27 стран-членов с общим населением 500 млн человек и территорией, простирающейся от Ирландского моря до границ России.

Со вступлением ЕС во второе пятидесятилетие своего существования энергоресурсы вновь стали центральной проблемой перехода к следующему этапу континентального развития. Хотя ЕС имеет потенциально крупнейший внутренний коммерческий рынок в мире с 500 млн собственных потребителей и еще 500 млн потребителей в ассоциированных странах Средиземноморья и Северной Африки, у него пока нет интегрированного единого рынка.

Третья промышленная революция открывает перспективу создания распределенной континентальной энергетической и коммуникационной инфраструктуры, а вместе с ней и единого экономического пространства, в котором миллиард с лишним жителей региона ЕС смогут эффективно участвовать в коммерции и торговле с низкими выбросами углекислого газа. Это позволит Европе стать крупнейшим интегрированным рынком к 2050 г. Для ЕС формирование такого рынка является критически важной задачей.

Страны Азии, Африки и Южной Америки идут вслед за ЕС к созданию своих континентальных союзов, преследующих ту же цель — формирование единого интегрированного рынка. Как и ЕС, они соединяют распределенную коммуникационную среду Интернета с распределенными источниками возобновляемой энергии и таким образом строят инфраструктуру для экономики третьей промышленной революции, то есть такой экономики, которая способна вместить полностью интегрированные электроэнергетическую сеть, телекоммуникационную сеть и транспортную систему, необходимые для осуществления коммерции и торговли в границах континента. Распределенная энергетическая/ коммуникационная инфраструктура, которая основана на сотрудничестве и охватывает целые континенты, ведет к развитию континентальных форм управления.

АЗИАТСКИЙ СОЮЗ

Этот процесс уже давно идет в Азии, где десять азиатских стран — Индонезия, Малайзия, Филиппины, Сингапур, Таиланд, Бруней-Даруссалам, Мьянма, Вьетнам, Лаос и Камбоджа — создали Ассоциацию государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН). АСЕАН совместно с еще тремя странами — Китаем, Японией и Республикой Корея — образует еще более широкое объединение, получившее название «АСЕАН плюс три».

АСЕАН была учреждена в 1967 г. в целях обеспечения «экономического роста, социального прогресса и культурного развития региона на основе сотрудничества» [5]. Однако лишь в 2003 г. страны-члены смогли договориться о создании сообщества АСЕАН по образу Европейского союза. В 2007 г. представители стран-членов во время встречи на острове Себу (Филиппины) совершили прорыв, подписав Декларацию об ускоренном создании Сообщества АСЕАН к 2015 г. Сообщество АСЕАН строится на трех столпах: политическом сообществе в целях обеспечения безопасности, экономическом и социально-культурном сообществе [6].

Вступивший в силу в 2008 г. устав АСЕАН обязывает страны-члены действовать в рамках общего правового режима и создать официальные органы для обеспечения формирования взаимосвязанного континентального сообщества [7].

Во время саммита государств Восточной Азии на острове Себу в 2007 г. страны — члены АСЕАН подписали второе соглашение, Декларацию по энергетической безопасности в Восточной Азии, которая должна была стать основой для создания континентальной энергетической инфраструктуры и заложить фундамент экономики третьей промышленной революции на территории Азии. Это энергетическое соглашение подписали также региональные партнеры АСЕАН (Китайская Народная Республика и Республика Индия), территориально расположенные в юго-восточной части Азиатского континента, и страны Тихоокеанского региона (Япония, Республика Корея, Австралия и Новая Зеландия).

Участники соглашения признали «ограниченность глобальных запасов ископаемых источников энергии, нестабильность мировых цен на нефть, ухудшение состояния окружающей среды и здоровья людей, а также неотложную потребность в решении проблемы глобального потепления и изменения климата» [8]. С учетом этих ограничений страны АСЕАН теперь должны искать пути обеспечения быстрого роста экономики без загрязнения окружающей среды и усугубления проблемы глобального потепления. Поддержание экономического роста требует огромных объемов чистой энергии, а для ее получения необходимы коллективные усилия по быстрому освоению возобновляемых источников энергии по всему континенту и Тихоокеанскому региону.

Стороны, таким образом, договорились о «снижении зависимости от традиционных видов топлива… увеличении мощностей и сокращении стоимости возобновляемых и альтернативных источников энергии с помощью инновационных схем финансирования», а также об «обеспечении стабильности поставок энергии путем развития региональной энергетической инфраструктуры, в частности энергосети стран АСЕАН» [9].

Последнее положение декларации, принятой на острове Себу, — создание энергосети стран АСЕАН, — является центральным для перехода к континентальной экономике третьей промышленной революции и консолидации континентального пространства управления. АСЕАН, которую еще называют «десять государств, одно сообщество», разработала всеобъемлющий долгосрочный план энергообеспечения континента и начала осуществлять первоначальную пятилетнюю программу, известную как План действий АСЕАН в сфере энергетического сотрудничества 2010–2015 гг. [10] Важнейшей частью плана является строительство энергосети стран АСЕАН — «флагманская программа», одобренная в 2004 г. главами стран-членов. Цель сформулирована как «создание полностью интегрированной энергосети стран Юго-Восточной Азии» [11].

Электроэнергетическая сеть общего пользования в юго-восточной части Азиатского континента — это нервная система будущего единого, интегрированного рынка и континентального политического союза. В настоящее время там осуществляется четыре взаимосвязанных проекта по строительству энергосетей, а на стадии планирования находится еще 11 проектов с расчетной стоимостью $5,9 млрд [12].

АСЕАН ясно понимает важность перехода на возобновляемые источники энергии и критическую роль интегрированной континентальной энергосети в создании сообщества АСЕАН. Ассоциация прямо заявляет, что она «рассматривает необходимость перехода стран-членов от индивидуальной энергетической политики и планирования к… взаимосвязанной, межгосударственной и ориентированной на внешние связи политике более тесной экономической интеграции» [13]. То, насколько быстро страны АСЕАН создадут интегрированный, единый рынок и континентальный политический союз, зависит в конечном счете от быстроты создания зеленой интеллектуальной энергосети, связывающей регион.

Хотя сообщество АСЕАН быстро продвигается от видения к политической реальности, существует целый ряд открытых вопросов, которые могут свести на нет усилия по формированию континентального союза. Один из них связан с присутствием Китая. С населением 1,3 млрд человек и экономикой, которая уже затмила Японию как движущую силу Азии, Китай является великим незнакомцем на азиатской арене [14]. Останется ли он пассивным наблюдателем в качестве ассоциированного партнера, особенно если АСЕАН превратится в единое политическое сообщество? Этот политический союз 605 млн жителей Юго-Восточной Азии, всего половины населения Китая, станет силой, с которой придется считаться. Если Япония, Республика Корея, Австралия и Филиппины решат изменить свой статус партнеров на статус официальных членов сообщества АСЕАН и таким образом повысят экономическое влияние сообщества и увеличат его население почти на 300 млн человек, то это сделает союз сильным соперником Китая в регионе.

Если Индия, еще один быстро растущий азиатский гигант с населением почти 1,2 млрд человек, станет полноправным членом сообщества АСЕАН, то она может подавить остальных членов и стать доминирующей силой в политической игре.

Европейский союз смог добиться успеха в создании единого континентального политического пространства только потому, что ни одно отдельно взятое правительство не могло полностью диктовать условия политического союза. Хотя Германия и является экономическим двигателем и самым влиятельным игроком в союзе, она не подавляет остальных.

Территория ЕС кончается на пороге с Россией. Это не означает, что Россия не может справедливо считать себя частью Европы в той же мере, как и частью Азии, и претендовать на включение в Европейский союз. До настоящего времени, однако, она довольствовалась статусом особого партнера, и мало кто полагает, что ситуация изменится в обозримом будущем.

Как-то раз на обеде с Михаилом Горбачевым я завел разговор о членстве в Европейском союзе. По его словам, Россия слишком велика, чтобы вписаться в границы ЕС, и ей лучше поддерживать все более укрепляющиеся партнерские отношения с союзом вплоть до подключения к интегрированной континентальной электроэнергетической, коммуникационной и транспортной сети, то есть до превращения в часть единого рынка, но не единого политического пространства.

То же самое может произойти и в Азии с Китаем и Индией. В силу централизованной административно-командной инфраструктуры правительства у Китая намного меньше шансов, чем у Индии, вписаться в распределенную систему взаимоотношений на основе сотрудничества, которая является определяющей чертой политики континентального союза. Индии с ее значительно более децентрализованной и демократической структурой власти проще установить тесные партнерские связи с Союзом АСЕАН или даже стать его членом. Впрочем, пока это не более чем теоретические рассуждения. Взрослеющему молодому поколению китайцев уже намного привычнее распределенный, основанный на сотрудничестве подход к организации экономической, политической и общественной жизни, и оно может быстро изменить динамику игры. Последствия таких перемен, однако, трудно предвидеть на столь раннем этапе континентализации.

Наконец, есть еще один момент, который не следует упускать из виду при создании континентальных союзов — усиление власти местных образований и регионов, которые больше не сдерживаются национальными границами.

Никто не ожидал такого перераспределения политической власти, когда создавался Европейский союз. Единственный реальный спор в то время шел вокруг того, каким должно быть европейское сообщество — в большей мере общим рынком или централизованным федеративным государством. Британцы отдавали предпочтение первому в расчете на сохранение своего национального суверенитета и получение коммерческих преимуществ участия в более широком интегрированном рынке. Французы склонялись к более централизованной архитектуре в расчете на возможность управлять ею или как минимум оказывать влияние без чрезмерной потери национального суверенитета. Развитие Европейского союза, однако, пошло совсем по другому пути. В конечном итоге он превратился в нечто намного большее, чем общий рынок, и намного меньшее, чем централизованное федеративное государство. Как показывает опыт ЕС, когда национальные государства объединяются и создают единое политическое сообщество с интегрированными рынками и открытыми границами, коммерческие и политические взаимоотношения становятся горизонтальными и выходят за пределы прежних национальных границ, образуя новую конфигурацию, скорее узловую и распределенную по своему характеру, чем централизованную и вертикальную. Структура управления ЕС больше напоминает сеть национальных государств, регионов и муниципальных образований, в которой нет единой силы, определяющей направление движения союза, заставляющей всех политических игроков участвовать в совместных усилиях по достижению согласия относительно общих целей.

Континентальный рынок и континентальная структура управления с открытыми границами также позволяют регионам обходить свои национальные правительства и устанавливать собственные коммерческие взаимосвязи с другими регионами, когда соседними, но расположенными за пределами национальных границ, а когда и значительно удаленными от их страны. Соседние приграничные регионы стран ЕС постоянно расширяют коммерческие партнерские взаимосвязи, которые нередко оказываются более тесными, чем взаимосвязи с собственными национальными правительствами.

Коммуникационная/ энергетическая парадигма третьей промышленной революции в силу своего горизонтального характера быстро распространяется на открытых пространствах без границ. Это означает, что, как только Союз АСЕАН обретет более реальные черты, открытые границы позволят соседним регионам объединяться и совместно развивать инфраструктуру третьей промышленной революции на пяти столпах, во многом подобно распространению беспроводного Интернета, который быстро превратился в огромную паутину, охватывающую все территории.

Если Китай и Индия, подписавшие энергетическую декларацию на острове Себу, откроют свои границы и позволят соседним регионам подключаться и строить совместную инфраструктуру третьей промышленной революции, расширяющаяся сеть может лишить каждое правительство той полноты суверенной власти над генерированием и распределением энергии, которой они прежде пользовались. Это фундаментально изменит политическую конфигурацию власти по аналогии с тем, что происходит на европейском континенте.

У Китая и Индии может не остаться иного пути, кроме как влиться в континентальный союз, если они хотят соответствовать мировой экономике XXI века. В настоящее время обе страны быстро втягиваются в разработку различных технологий третьей промышленной революции. Китай, например, довольно близок к тому, чтобы отобрать у ЕС давнее лидерство в создании и выводе на рынок некоторых ключевых технологических компонентов. Однако Китай подходит к развитию каждого технологического столпа изолированно, словно это совершенно не связанные вещи. Поэтому, несмотря на быстрое превращение в лидера в сфере технологии использования возобновляемых источников энергии, строительство зданий с нулевыми выбросами углекислого газа и с положительным энергобалансом, разработку водородной и других технологий аккумулирования энергии, создание интеллектуальных энергосетей и выпуск электромобилей и транспортных средств на топливных элементах, он все же не в полной мере понимает социальный эффект объединения всех этих инноваций в единую интерактивную систему. Вместе они требуют горизонтального, открытого и общего континентального политического пространства. Только его наличие дает возможность реализовать, масштабировать и оптимизировать их экономический потенциал. Китай, однако, может прекратить разработку всех тех программных и аппаратных компонентов, которые угрожают его нынешней вертикальной структуре управления. Здесь мы имеем классический пример «противоречия» в том смысле, в котором это понятие используется в марксистской терминологии.

АФРИКАНСКИЙ СОЮЗ

В 2002 г. главы 54 государств Африки, континента с общей численностью населения более миллиарда человек, учредили Африканский союз с целью ускорения «политической и социально-экономической интеграции континента» [15]. Бюрократические проволочки не позволяли новой организации делать что-либо реальное вплоть до 2008 г., когда Африканский союз заключил соглашение об энергетическом партнерстве с ЕС. Его целью было ускорение освоения возобновляемых источников энергии и разработка генерального плана электрификации Африки, предусматривающего объединение миллиарда человек с помощью континентальной интегрированной энергосети.

Африка имеет самую неразвитую электроэнергетическую инфраструктуру в мире. Семь из десяти человек в Центральной и Западной Африке вообще не имеют доступа к электричеству, а многие из тех, у кого оно есть, страдают от нерегулярности его подачи [16]. То, что значительная часть Африки лишена даже инфраструктуры второй промышленной революции, можно обратить в актив. Некоторые аналитики считают, что она может «перепрыгнуть» сразу в третью промышленную революцию, поскольку у нее нет проблемы распределения затрат и болезненного отказа от инфраструктуры второй промышленной революции. Учитывая это, ЕС выделил €376 млн на 77 проектов, большинство из которых связано с освоением возобновляемых источников энергии и расширением энергосетей, и зарезервировал еще €588 млн на будущие проекты.

Энергетическое партнерство ЕС и Африканского союза имеет две конкретные краткосрочные цели: во-первых, обеспечить современное и экологически устойчивое энергоснабжение как минимум еще одной сотне миллионов африканцев; во-вторых, кардинальным образом расширить использование возобновляемой энергии на Африканском континенте, для чего предполагается ввести в строй 10 000 МВт гидроэлектрических мощностей и 5000 МВт ветроэнергетических мощностей, а также увеличить мощность других возобновляемых источников энергии на 500 МВт [17]. Как и в АСЕАН, здесь все яснее понимают, что режим распределенной возобновляемой энергии, основанный на сотрудничестве, неизменно ведет к формированию сетевой континентальной структуры управления.

На Африканском континенте, однако, не все так просто. Поскольку вторая промышленная революция обошла стороной значительную часть Центральной и Западной Африки, там нет профессиональных и технических кадров, способных обеспечить функционирование отраслей, создание которых необходимо для осуществления поставленных задач. Именно поэтому партнерство ЕС и Африканского союза предусматривает помимо капиталовложений и передачи технологий обмен знаниями и опытом. Идея заключается в налаживании тесного сотрудничества между двумя континентальными союзами, позволяющего Африке взрастить свой собственный бизнес и подготовить квалифицированную рабочую силу, без которой невозможно строительство и управление инфраструктурой третьей промышленной революции. Расчет делается на то, что совместные инициативы по созданию зеленой электроэнергетической сети, охватывающей весь Африканский континент, откроют «широкие новые возможности для развития отраслей и делового сотрудничества между Африкой и Европой» и помогут организовать эффективный межконтинентальный рынок [18].

Партнерство ЕС и Африканского союза получило одобрительные отклики во всех частях света. Сторонники третьей промышленной революции отмечают, что в отличие от первой и второй промышленных революций, опиравшихся на элитные ископаемые источники энергии, которые встречаются далеко не везде, требуют значительного военного потенциала и геополитических манипуляций для защиты и служат в большей мере интересам более сильных северных стран, возобновляемые источники энергии есть повсеместно. Но особенно богаты ими развивающиеся страны, расположенные ниже экватора. В силу широкой распространенности возобновляемых источников энергии третья промышленная революция может начаться в развивающемся мире с такой же вероятностью, как и в развитых странах. Африка, например, только приступила к освоению потенциала возобновляемой энергии. Специалисты утверждают, что солнечная и ветровая энергетика, гидроэнергетика, геотермальная энергетика и использование биомассы способны с лихвой покрыть энергетические потребности любого континента. Главное — создать благоприятные условия игры в развивающихся странах, иными словами, обеспечить финансовую поддержку, передачу технологий и организовать программы обучения, подобные тем, что предусматриваются партнерством ЕС и Африканского союза.

Вместе с тем эти усилия уже вызывают вопросы. Скептики сомневаются, не обернутся ли такие программы новым «экоколониализмом». В качестве предвестника такого развития событий они называют неоднозначную инициативу Desertec в Сахаре [19]. Разгорается ожесточенный спор между теми, кто защищает централизованное производство энергии для экспорта, и теми, кто отстаивает принцип генерирования электричества в регионах с использованием местных возобновляемых источников энергии и его совместного использования через распределенные интеллектуальные сети. Он очень напоминает спор, что идет в США между сторонниками централизованного производства энергии на ветровых и солнечных электростанциях в западных штатах с последующей ее передачей по сверхвысоковольтной линии в восточные штаты и представителями тех частей страны, где предпочитают производить электроэнергию на местном уровне и делиться ею через распределенную национальную интеллектуальную сеть.

Сторонники Desertec утверждают, что «крупномасштабные инвестиции в генерирование и передачу электроэнергии в Северной Африке автоматически приведут к развитию промышленности на местном уровне, к передаче технологий и знаний» [20]. Некоторые африканские чиновники соглашаются с этим. Абубакари Баба Мусса, директор инфраструктуры и энергетики Комиссии Африканского союза, говорит, что проект Desertec выгоден и обеим сторонам, и ЕС, и Африке: «Мы в Африке не чувствуем недостатка в солнечном свете, да и земли у нас достаточно. У европейцев нет таких ресурсов». Баба Мусса надеется, что подобные проекты могут быть реализованы в пустыне Калахари на юге Африки и в пустыне Огаден на востоке. Он предлагает критикам «представить, сколько сотен тысяч рабочих мест это позволит создать и сколько энергии может дать» [21].

Другие настроены намного сдержаннее. Они опасаются, что эти потенциальные рабочие места будут предназначены для временной и неквалифицированной рабочей силы, а подавляющая часть квалифицированных работников, необходимых для строительства и обслуживания электростанций, приедет из Европы. Покойный Герман Шеер, председатель Всемирного совета по возобновляемой энергетике и член парламента Германии, считал, что передача электроэнергии от солнечных электростанций на большие расстояния неэффективна и является пустой тратой денег, а Африка, по его мнению, должна сосредоточиться на местном использовании возобновляемых источников энергии. На полпути в спор вклинился Гринпис. Свен Теске, директор по международным проблемам возобновляемой энергетики Гринпис, поддержал Desertec, но с оговоркой, что проект должен осуществляться параллельно с развитием инициатив по местному производству возобновляемой энергии по всему континенту [22].

Борьба между централизованным и распределенным подходами к генерированию возобновляемой энергии усиливается по всему миру. Что касается меня, то я, хотя и не выступаю против определенной доли централизованного использования солнечной, ветровой, гидро- и геотермальной энергии, а также энергии биомассы, считаю, что оно, скорее всего, будет лишь в незначительной мере обеспечивать энергетические потребности экономики третьей промышленной революции. В реальности возобновляемые источники энергии по своей природе распространены повсеместно, а новые распределенные коммуникационные технологии дают возможность получать и аккумулировать их энергию локально и распределять ее через интеллектуальные электросети, охватывающие целые континенты. Потенциал более эффективного и более дешевого производства распределенной энергии намного превосходит потенциал традиционного централизованного подхода к освоению этих источников энергии.

Горизонтальное взаимодействие уже начинает трансформировать развивающийся мир. Электричество появляется в отдаленных районах Африки, которые никогда не имели доступа к централизованным энергосетям. Как ни странно, развитию новой инфраструктуры третьей промышленной революции способствует распространение сотовых телефонов.

Практически в одночасье миллионы африканских сельских домохозяйств наскребли достаточно средств — от продажи скота или остатков урожая — для покупки сотового телефона. Телефон используется для ведения коммерческой деятельности не меньше, чем для личных разговоров. В сельских районах, недосягаемых для городских банков, люди все больше используют сотовые телефоны для мелких денежных переводов. Проблема в том, что без доступа к электричеству владельцам сотовых телефонов нередко приходится идти пешком в город, где можно подзарядить батарею.

Элизабет Розенталь из газеты New York Times рассказывает историю одной кенийской женщины из глубинки, которой приходилось раз в неделю идти пешком четыре километра, а потом три часа трястись на мототакси до ближайшего города, чтобы за 30 центов зарядить сотовый телефон. Не так давно ее семья продала часть домашнего скота и купила энергосистему на солнечной батарее стоимостью $80. Солнечную батарею установили на крыше, электроэнергии, которую она дает, хватает не только для зарядки телефона, но и для питания четырех лампочек [23]. Хотя статистика отрывочна, похоже, что семьи по всей Африке начинают устанавливать солнечные батареи, и аналитики предсказывают быстрое наращивание масштабов этого процесса по мере того, как миллионы последователей будут приобщаться к плодам третьей промышленной революции. То, что происходит в настоящее время в Африке, есть не что иное, как историческая трансформация — скачкообразный переход домохозяйств из доэлектрической эры сразу в эру третьей промышленной революции.

Помимо солнечной энергетики в практику быстро входят другие зеленые технологии микрогенерирования энергии, в том числе небольшие биогазовые установки, которые позволяют получать электроэнергию и топливо из навоза, крошечные электростанции, работающие на рисовой мякине, и небольшие гидроэлектрические агрегаты, которые можно устанавливать на небольших речушках. Чего не хватает, так это интеллектуальной, распределенной энергосети, позволяющей независимым микрогенераторам делиться электроэнергией с другими по всем регионам. Очередь до нее, скорее всего, дойдет, когда миллионы семей начнут вырабатывать собственное электричество с использованием местных возобновляемых источников энергии. Это будет реальный процесс демократизации энергии в беднейших сообществах мира.

Поиск по сайту: