Эрнесто Че Гевара, «Песнь Фиделю (1956)», лит. перевод Е. Долматовского

Город, зимою сиреневый, летом червлёный.

Город, уставший тонуть, замерзать и гореть.

Дай мне укрытие в скалах твоих расселёнок.

Дай мне возможность шутя за тебя умереть.

Снова над крышами пламя обрыдлого боя.

К чёрту войну, без которой уже не тяну...

Город мой, хочется просто остаться с тобою -

Белою ночью послушать твою тишину.

Всё уже ясно, но всё-таки путь мой неведом.

Что там, за бликами новой тревожной зари?

Что мне отпущено: смерть или всё же победа?

Скалы расселин... И то, и другое внутри.

Может, успею увидеть хоть краешком глаза,

Как под озлобленным карликом рушится трон?

Горе-ипаты, ипала я ваши приказы.

Стены - укрытие. Слово - последний патрон.

2012.

***

Разорванный парус

Тускло, тоскливо. Мой мир, словно дом расселённый.

Страх, отчуждение, холод, отчаянье, тьма.

Ты унеси меня, парус прозрачно-зелёный

В тёмную Вечность, куда уплывают дома.

Вкус одиночества - радость, а вовсе кара.

Радость больная, и в этом наверно, беда.

Ты унеси меня в Вечность, разорванный парус.

Стылые смертники вечно стремятся туда.

***

Жесть

Неистовое фоно

За дверью, что мы искали.

И пыльное спит вино

В растрескавшемся бокале.

А дверь заперта давно,

И пол провалился в зале.

И Вечности лик в окно

Глядит в ледяном оскале.

Окно - это просто жесть,

И ветер стучит по жести.

И странно, что все мы есть.

И страшно, что все мы вместе.

***

Рубикон

Во мраке парадной, вдали от парада

Холодные стены дыханием грей.

Умри, если надо, будь этому рада.

Дают - забирай, посягают - убей.

Дыши тишиной: это высшее благо.

Тревожное сердце сгорает в груди.

От яростных строк пламенеет бумага.

Снимай каблуки. Рубикон позади.

2013.

***

Убийца ангела

Убийца ангела плакал в храме

От умиленья и вожделенья.

В сквозную трещину меж мирами

Проник удушливый запах тленья.

Слепые сонмы ломали Невский.

Того, кто видел, несли с поличным.

Бог не явился по их повестке.

Смотрелось так апокалиптично...

Убийца ждал магдалинок в келье.

Такой невинный, святой и чистый.

В метельных камерах злых расселин

Валялись пачками экстремисты.

Холодных комнат сырые своды.

Оставь надежду, сюда входящий.

Окно разбито. Глоток свободы.

Вдохни поглубже - сыграешь в ящик.

Скажу бесстрастно - мольбы напрасны.

И боги медленно умирают.

Убийцы ангелов непричастны:

Они купили ворота рая.

Всё было пошло, как в мелодраме:

Бог просто умер и тело сгнило.

Убийца ангела плакал в храме.

С небес воняло. Меня тошнило.

Здесь только ужас, а страх потерян.

Мороз по коже от каждой строчки.

Сырые камеры злых расселин...

Закинь мне дачку. Я в одиночке.

***

Хиросимские тени

По улице идёшь, а дома нет.

Последствия уже необратимы.

Лишь на стене соседней чёрный след.

Такими были тени Хиросимы.

Усталая, закованная льдом,

Горящая от собственного взгляда,

Ты провожаешь в Вечность каждый дом,

Как тёртого разведкою камрада.

Здесь каждый день летят обломки стен.

Здесь в каждом переулке убивают.

И каждый свежий выпуск новостей

Тебе уже как сводка фронтовая.

Удар, обвал. Так больно: не вдохнуть.

Фасад пылает, но не от фугаски.

Так ленинградцы в прошлую войну

Осознавали гибель Дома-сказки.

Жизнь - преступленье. Вечность - приговор.

Так нужно верить в то, что не простим мы,

Что каждый третий ленинградский двор

Отсвечивает тенью Хиросимы.

И снова озверелый шквал огня.

И снова воют лютые сирены...

Прошу вас, отомстите за меня,

Когда меня снесут, как эти стены.

2013, январь, день прорыва блокады.

***

Поиск по сайту: