Двойное смещение

На курс самопознания пришла пожилая супружеская пара, и в первый же вечер женщина куда-то исчезла. Появилась она только на следующее утро, встала перед мужем и сказала: «Я была у моего друга».

С другими женщина вела себя внимательно и предупреди­тельно. Но стоило ей столкнуться с мужем, как она словно те­ряла рассудок. Окружающие никак не могли понять, отчего женщина так зла на своего мужа, тем более что он никак себя не защищал, а оставался спокойным и объективным.

Выяснилось, что когда эта женщина была ребенком, каж­дое лето отец отправлял ее вместе с матерью и другими детьми на дачу, а сам оставался в городе со своей подругой. Но иногда он вместе с подругой приезжал их навестить, а его жена без еди­ного упрека или жалобы обслуживала обоих. Она подавляла свой гнев и свою боль, и дети это видели.

Можно было бы назвать это героической добродетелью, но последствия такая добродетель имеет самые скверные. Дело в том, что в человеческих системах вытесненная злость позже всплывает снова, причем у тех, кто менее всего способен ей

сопротивляться. Чаще всего это дети или внуки, и они этого даже не замечают. Так возникает двойное смещение.

Во-первых, это смещение на другой субъект — в нашем при­мере с матери на дочь.

Во-вторых, это смещение на другой объект, в нашем приме­ре вместо виновного отца на невиновного мужа. И здесь жерт­вой тоже становится тот, кто менее всего способен себя защи­тить, поскольку любит ту, кто причиняет ему боль.

Там, где невиновный предпочитает действиям страдания, не­винных жертв и виновников по этой причине вскоре становит­ся больше, чем было прежде.

В нашем случае ситуация могла бы разрешиться, если бы мать этой женщины открыто выразила свою злость на мужа. Тогда ему пришлось бы принять этот вызов, и они пришли бы или к новому началу, или к ясному и понятному расставанию.

Остается еще заметить, что в данном случае дочь, мстящая за мать, любит не только мать, но и своего отца. Она подражала ему, поскольку вела себя с мужем точно так же, как ее отец вел себя с ее матерью. Таким образом, здесь действует еще одна мо­дель вины-невиновности, когда любовь делает человека слепым в отношении порядка. То есть невиновность заставляет закрыть глаза на вину, с одной стороны, и на ее последствия — с другой.

Двойное смещение мы находим и там, где жертва не могла действовать после случившегося, поскольку была бессильна.

Проиллюстрирую примером и эту ситуацию.

Мститель

Мужчина лет сорока во время психотерапевтической сес­сии почувствовал страх, что может совершить над кем-нибудь насилие. Ни в его характере, ни в его поведении не было ниче­го, что указывало бы на такую возможность. Поэтому терапевт спросил, не было ли в его роду случаев насилия.

Выяснилось, что дядя, брат его матери, был убийцей. Одна его сотрудниц была и его любовницей. Однажды он пока-

зал ей фотографию другой женщины и попросил ее сходить к парикмахеру и сделать точно такую же прическу, как у той жен­щины. И когда окружающие привыкли к ее новой прическе, он уехал с ней за границу и там убил ее. Затем он вернулся на родину с другой женщиной, той, чью фотографию показывал жертве. Теперь она была его сотрудницей и любовницей. Но преступление было раскрыто, и он получил пожизненный срок.

Терапевт продолжил собирать информацию о родственни­ках клиента, и прежде всего о бабушке и дедушке, родителях убийцы, поскольку его интересовал вопрос, где следует искать ту силу, которая побудила его к такому поступку. Но мужчина смог рассказать совсем немного. О дедушке он вообще ничего не знал, а бабушка была набожной и уважаемой женщиной. Тогда клиент принялся наводить справки и выяснил, что во времена нацизма его бабушка заявила на своего мужа как на гомосексуалиста, после чего тот был арестован, отправлен в концлагерь и там убит.

Настоящей убийцей в системе, от кого взяла начало обна­руженная здесь разрушительная энергия, была набожная бабуш­ка. Сын же, напротив, как второй Гамлет, выступал мстителем за отца, но, как и Гамлет, был введен в заблуждение двойным смещением. Он взялся мстить вместо отца. Это смещение в субъекте. Но мать он пощадил и вместо нее убил другую люби­мую женщину. Это было смещение в объекте.

Затем он взял на себя ответственность за последствия, при­чем не только собственного деяния, но и поступка матери. И стал похож на обоих родителей: поступком — на мать, лишени­ем свободы — на отца.

Поэтому было бы иллюзией полагать, что можно оставать­ся непричастным к злодеянию, если сохранять видимость бес­силия и невиновности, вместо того чтобы адекватно ответить на вину преступника, даже если самим при этом придется сде­лать что-то плохое. Иначе у вины не будет конца. Поэтому тот,

кто пассивно покоряется вине другого, не только не может со­хранить свою невиновность. Он еще и сеет беду.

Прощение

Подменой назревшего столкновения служит и прощение, если оно лишь прикрывает и отсрочивает конфликт, вместо того чтобы разрешить его.

Особенно пагубное влияние оказывает такое прощение, когда жертва отпускает виновному грехи, как будто у нее есть на это право. Для того чтобы состоялось настоящее примире­ние, невиновный не только имеет право на возмещение ущер­ба и искупление, он еще и обязан этого потребовать. А винов­ный не только обязан отвечать за последствия своего поступ­ка, он еще и имеет на это право.

Приведу пример.

Второй раз

Женатый мужчина и замужняя женщина влюбились друг в друга, и когда женщина забеременела, они развелись со свои­ми предыдущими партнерами и вступили в новый брак. У жен­щины детей до этого не было. А у мужчины была маленькая дочь от первого брака, которую он оставил с матерью. Они оба чувствовали себя виноватыми перед первой женой мужчины и его ребенком и оба очень хотели, чтобы та женщина все-таки их простила. Но она была зла на обоих, потому что за их счас­тье она платила благополучием своего ребенка.

Однажды, когда они разговаривали об этом со своим дру­гом, тот попросил их представить себе, что бы они почувство­вали, если бы та женщина их простила. И тут они осознали, что До сих пор все еще избегали последствий своей вины и что их надежда на прощение противоречила и достоинству, и притязаниям каждого из них. Они признали, что строили свое новое счастье на несчастье первой жены и ребенка, и приняли реше­ние подобающе выполнять все законные требования. Но от своего выбора не отказались.

Примирение

Но существует и хорошее прощение, позволяющее и винов­ному не потерять свое достоинство, и невиновному сохранить свое. Для такого прощения нужно, чтобы жертва в своих тре­бованиях не доходила до крайности, а также чтобы она приня­ла компенсацию и покаяние, предлагаемые виновным. Без та­кого хорошего прощения примирения быть не может.

Приведу пример.

Сказать «Ага!»

Одна женщина оставила своего мужа ради любовника и раз­велась с ним. Много лет спустя она поняла, что по-прежнему очень сильно его любит, и спросила, нельзя ли ей снова стать его женой. Но тот ничего на это не ответил. Тем не менее они решили сходить к психотерапевту.

Для начала психотерапевт спросил мужчину, чего бы тот в результате хотел. Мужчина ответил: «Просто сказать «Ага!»». Терапевт заметил, что хоть это будет и непросто, он все же по­старается. Затем он спросил у женщины, что она может пред­ложить мужчине, чтобы он снова захотел взять ее в жены, Од­нако та представляла себе все слишком уж просто, и ее предло­жение оставалось ни к чему не обязывающим. Неудивительно, что оно не произвело на мужчину никакого впечатления.

Терапевт дал понять женщине, что прежде всего ей нужно признать, что в свое время она причинила мужу боль. Он дол­жен увидеть, что она хочет исправить совершенную по отношению к нему несправедливость. Женщина задумалась на не­которое время, посмотрела мужу в глаза и сказала: «Мне жаль, что я причинила тебе боль. Я прошу тебя, позволь мне снова быть твоей женой. Я буду любить тебя и заботиться о тебе. Ты увидишь, что сможешь на меня положиться».

Но мужчина по-прежнему сидел не шелохнувшись. Терапевт посмотрел на него и сказал: «Должно быть, тебе было очень плохо тогда, и ты не хочешь пережить это снова». В глазах у мужчины выступили слезы. Терапевт продолжил: «Тот, кто был вынужден страдать по вине другого, чувствует моральное пре­восходство над виновником своих страданий и потому считает себя вправе отвергать другого, будто тот ему не нужен. Против такой невиновности у виновного шансов нет». Мужчина улыб­нулся, как будто его поймали с поличным. Затем повернулся к жене и с любовью посмотрел ей в глаза.

Терапевт сказал: «Вот это и было то самое «Ага!». Стоит это пятьдесят марок. А теперь исчезните, я не желаю знать, чем у вас все закончится».

Боль

Если в человеческих отношениях чья-то вина приводит к разрыву, то виновника этого разрыва мы воспринимаем как дей­ствующего свободно и независимо. Но не соверши он этого поступка, наносящего рану, быть может, он был бы обречен за­чахнуть, остановиться в развитии, и тогда у него было бы и же­лание, и право злиться за это на другого.

Нередко виновный пытается «купить» себе расставание, страдая до разрыва столь много, что уравновешивает этим боль жертвы при расставании. Возможно, через разрыв он просто хочет открыть для себя новые или более широкие горизонты и страдает, поскольку сделать это возможно, лишь причинив дру­гому боль или вред.

Однако не только виновник при расставании получает шанс начать сначала. Перед жертвой тоже внезапно открываются новые возможности

Если же другой отказывается от них и застывает в своей боли, он мешает виновному идти новой дорогой, и оба они, несмотря на разрыв, по-прежнему остаются прикованными друг к другу.

Но если жертва тоже использует свой шанс нового начала, то этим она дарит другому свободу и облегчение. Из всех спо­собов простить этот, возможно, самый прекрасный, даже если расставание необратимо.

Но там, где вина и причиненный вред приняли роковые раз­меры, примирение возможно только при полном отказе от ис­купления. Это смиренное прощение и смиренное покорение бессилию. Оба, и жертва, и виновник, покоряются непредска­зуемой судьбе и таким образом кладут конец вине и ее искуп­лению.

Добро и зло

Мы охотно делим мир на тот, что имеет право быть, и тот, что хотя и существует и действует, на самом деле не должен бы существовать. Первый мы называем добрым или здоровым, или благополучием и миром. Другой мы называем злым или боль­ным, или бедой и войной. Или как угодно еще. Связано это с тем, что хорошим и полезным мы называем то, что является для нас легким; а то, что для нас тяжело, мы называем сквер­ным или плохим.

Но стоит взглянуть на это внимательнее, и мы увидим, что та сила, которая движет мир вперед, коренится в том, что мы называем тяжелым, злым или дурным. Побуждение к новому исходит из того, от чего мы предпочли бы избавиться или огра­дить себя.

Поэтому, уклоняясь от тяжелого, или греховного, или тре­бующего борьбы, мы теряем как раз то, что хотим сохранить: свою жизнь, свое достоинство, свою свободу, свое величие. Только тот, кто принимает вызов и темных сил тоже, кто согла­сен с их существованием, тот связан со своими корнями и ис­точниками своей силы. Такие люди больше чем просто добры или злы. Они находятся в гармонии с чем-то большим — со сво­ей глубиной и силой.

Поиск по сайту: