Глава 7. Отделение неотложной помощи Т

Отделение неотложной помощи Т. Уиббла Джонса в Медицинском центре Св. Франциска было оборудовано по последним технологиям, благодаря щедрому пожертвованию самого Джонса. Открытый всего полтора года назад, комплекс площадью в пятьдесят квадратных футов, был разделен на две части, в каждой по шестнадцать боксов. Пациентов в критическом состоянии принимали поочередно на местах А или Б, и они оставались там с назначенной командой, ожидая выписки, перевода или отправления в морг.

В центре отделения находилось то, что медперсонал называл «спуском». «Спуск» годился только для пациентов с травмами, а их делили на две группы: на «роллеров», которых привозили на машине скорой помощи, и «кровельщиков», которых доставляли на посадочное место одиннадцатью этажами выше. «Кровельщики», как правило, были более тяжелыми случаями, их доставляли на вертолете, с окрестностей радиусом в сто пятьдесят миль. Для таких пациентов был предназначен лифт, спускающийся прямо в «спуск», достаточно большой для двух каталок и десятка медиков.

В травматологическом отделении было шесть мест, каждое с рентгеном и ультразвуком, кислородным оборудованием, медикаментами и пространством для перемещений вокруг. Оперативный центр, или контрольно-диспетчерский пункт, располагался точно посередине – группа компьютеров и персонал, который, к сожалению, работал без перерывов. В любое время здесь находился, минимум один принимающий терапевт, четыре стажера и шесть медсестер, обслуживающих помещение, а также, два-три пациента.

Колдвелл даже приблизительно не был столь крупным как Манхэттен, но здесь часто случались гангстерские разборки, перестрелки наркодилеров и автомобильные аварии. К тому же, среди населения в три миллиона жителей, встречались бесчисленные вариации человеческой глупости: пневматический пистолет выстрелил в живот парню, который пытался починить замок на джинсах; пробитый стрелой череп, потому что, кто-то хотел доказать что обладает супер меткостью и ошибся; мужчина, решивший починить плиту и получивший разряд в 240, потому что не выключил ее.

Джейн жила в «спуске», считала его своей вотчиной. Как заведующая травматологическим отделением, она несла административную ответственность за происходящее здесь, но она, также выучилась на травматолога и врача экстренной помощи, так что она была в обойме. Каждый день Джейн решала, кого нужно перевести в операционные, и частенько зашивала кого-то.

В ожидании прибытия раненого, она просмотрела карточки двух пациентов, находящихся на лечении, и наблюдала через плечо за работой стажеров и медсестер. Каждый член команды травматологического отделения, был выбран Джейн собственноручно, и при наборе она не отдавала предпочтение «Лиге Плюща»^[45], хотя сама окончила Гарвард. Она искала качества хорошего бойца, или, как она это называла «Без шуток, склад ума Шерлока»: ум, выносливость, хладнокровность. Особенно хладнокровность. Вы должны оставаться в здравом уме в критических ситуациях, если собираетесь работать в «спуске».

Но это не значило, что сострадание не требовалось в их работе.

Как правило, большинство пациентов отделения не нуждались в утешении и подбадривании. Им нужно вкалывать обезболивающее или выводить из шока, потому что они истекали кровью, как решето, отморозили полтела или обгорели на семьдесят пять процентов. Таким пациентам нужны каталки с хорошо-натренированными, хладнокровными людьми, которые разбирались в своем деле.

Однако, в доброте и симпатии, а временами – в подбадривании, нуждались их семьи и возлюбленные. Каждый день в «спуске» кто-то умирал и воскресал, и это были не просто люди на каталках, которые перестали дышать или снова начали. Приемные были полны взволнованных людей: мужей, жен, родителей и детей.

Джейн знала, каково это – терять кого-то, кто был частью тебя, и, работая в клинике, она четко осознавала человеческий фактор в медицине и технологиях. И она удостоверилась, чтобы ее люди тоже это осознавали: чтобы работать в «спуске», нужно уметь работать с обеими сторонами дела, нужен боевой склад ума и умение обращаться с больными. Как она разъясняла своему персоналу: приходит время, когда нужно держать чью-то руку или выслушать тревоги, предложить плечо, чтобы в него поплакались, потому что в любую секунду можно оказаться на их месте. В конечном итоге, трагедия не проводила различий, так что каждый мог стать жертвой капризов судьбы. Не важно, какого цвета ваша кожа или сколько у вас денег, гей вы или натурал, атеист или верующий – все равны с точки зрения фатальной неотвратимости. И всех кто-то где-то любит.

К ней подошла медсестра.

– Доктор Голдберг только что позвонил и сказал, что болен.

– Грипп?

– Да, он попросил доктора Харриса заменить его.

Боже, благослови Голдберга.

– Наш парень нуждается в чем-нибудь?

Медсестра улыбнулась.

– Он сказал, что его жена была довольна, увидев его, когда проснулась. Сара готовит куриный суп и кудахчет вокруг него.

– Хорошо. Ему нужно взять перерыв. Жаль, что он им не насладится.

– Да. Он упомянул, что она собирается заставить его просмотреть все фильмы для свиданий на ДВД, которые они пропустили за последние полгода.

Джейн рассмеялась.

– Ему станет только хуже. О, слушай, я бы хотела сделать клинический разбор случая Робинсона. Мы больше ничего не сможем для него сделать, но я думаю, нам в любом случае придется разбирать эту смерть.

– Я чувствовала, что вы захотите это сделать. И запланировала разбор на следующий день, после вашего возвращения.

Джейн пожала медсестре руку.

– Молодчина.

– Нет, я просто знаю своего босса. Ты никогда не отпускаешь их, не проверив и перепроверив, на случай, если можно было что-то сделать.

Верно. Джейн помнила каждого пациента, скончавшегося в «спуске», не важно, была она лечащим врачом или нет, она вела список умерших в своей голове. В бессонные ночи имена и лица прокручивались у нее в голове, как старомодные микрофиши^[46], она думала, что однажды они сведут ее с ума.

Список мертвых был основным мотиватором, и будь она проклята, если этот мужчина с пулевым ранением попадет в него.

Джейн села за компьютер и запросила полную информацию на пациента. Будет та еще схватка. Они имели дело с колотой раной и пулей в груди, и, учитывая, где его нашли, она могла поспорить, что он был либо наркодилером, торговавшим на чужой территории, либо крупным покупателем, которого обманули. В любом случае, вряд ли он имел медстраховку, хотя это не имело значения. Св. Франциск принимал всех пациентов, невзирая на их платежеспособность.

Три минуты спустя, раскрылись двустворчатые двери, и наступил переломный момент: этот Майкл Клошник был привязан к каталке, огромный, бледный, в комплекте кожи, с кучей татуировок и эспаньолкой. Медик у его головы делал инкапсуляцию, а другой, в это время, тащил оборудование.

– Четвертый бокс, – сказала она парамедикам. – Что у нас?

Парень, делающий инкапсуляцию, ответил:

– Две капельницы внутривенно с раствором Рингера. Кровяное давление – шестьдесят на сорок и падает. Сердечный ритм – сто сорок. Дыхание – сорок. Интубирован через рот. Фибрилляция желудочков^[47] на пути сюда. Сделали дефибрилляцию разрядом в 200 джоулей. Синусовая тахикардия на сто-сорок.

В четвертом боксе медики остановили каталку, весь персонал «спуска» собрался вместе. Одна медсестра села за маленький столик, чтобы вести записи. Двое были наготове, чтобы подавать инструменты Джейн, и еще четверо приготовились разрезать кожаные штаны пациента. Два стажера столпились вокруг, чтобы наблюдать или помочь при необходимости.

– Есть бумажник, – сказал парамедик, протягивая его медсестре с ножницами.

– Майкл Клошник, тридцать семь лет, – прочла она. – Картинка на удостоверении смазанная, но… это может быть он, если после съемки он покрасил волосы и отрастил бородку.

Она протянула бумажник коллеге, которая делала записи, и принялась стаскивать штаны.

– Гляну, есть ли он в системе, – сообщила другая женщина, подключившись к компьютеру. – Нашла его… подождите, это… должно быть ошибка. Нет, адрес верный, неверный год.

Джейн тихо выругалась.

– Возможно проблемы с новой электронной системой регистрации. Не хочу полагаться на эту информацию. Узнайте группу крови и немедленно сделайте рентген грудной клетки.

Пока брали кровь, Джейн сделала быстрый предварительный осмотр. Пулевое ранение аккуратной дырочкой расположилось рядом с каким-то шрамированием на грудине. Наружу выходил лишь ручеек крови, намекая на происходящее внутри. Ножевая рана была такой же. Внешне ничего серьезного. Она надеялась, что ему не вспороли кишечник.

Она окинула взглядом его тело, отметив множество татуировок… Вау. В паховой области были застаревшие увечья.

– Покажи рентген и сделай ультразвук его сердца…

В операционной раздался крик.

Голова Джейн метнулась влево. Медсестра, раздевающая пациента, лежала сейчас на полу в эпилептическом припадке, ее руки и ноги молотились о плитку. В руке она держала черную перчатку, которая была на пациенте.

На мгновение все застыли.

– Она просто прикоснулась к его руке и тут же свалилась, – произнес кто-то.

– Все за дело! – отрезала Джейн. – Эстевез, займись ей. Я немедленно хочу знать как она. Все остальные – соберитесь. Сейчас же!

Ее команды побудили персонал к действию. Все перефокусировались, когда медсестру перенесли на соседнее место, и Эстевез, один из стажеров, начал ее осматривать.

Снимок груди вышел относительно нормальным, но по какой-то причине, ультразвук получился плохого качества. Однако оба показали то, что ожидала Джейн: перикардиальную тампонаду из пулевого ранения в правый желудочек, кровь просочилась в перикардиальный мешочек и давила на сердце, подрывая его функции, вынуждая биться медленней.

– Нужен ультразвук брюшной полости, пока я выиграю нам немного времени с его сердцем. – Определив не требующую промедлений рану, Джейн хотела получить больше данных о ножевой ране. – И как только закончите, проверьте обе машины. На некоторых, из этих снимков груди, есть эхо.

Когда стажер начал работать над брюшной полостью пациента ультразвуковым устройством, Джейн взяла иглу для биопсии на двадцать один миллиметр и воткнула в шприц на пятьдесят миллилитров. После того как медсестра смазала грудь пациента Бетадином, Джейн проколола его кожу и, двигаясь в теле пациента, сделала отверстие в перикардиальном мешочке, вытянув оттуда сорок миллилитров крови, чтобы облегчить перикардиальную тампонаду. В то же время, она отдала приказы подготовить операционную, двумя этажами выше, и держать под рукой дежурную команду кардиологов.

Она отдала шприц медсестре.

– Глянем на брюшной отдел.

Машина определенно вышла из строя, так как снимки вышли не такими ясными, как она предпочитала. Они, однако, показали хорошие новости, которые подтвердились, когда она пальпировала зону. Основные внутренние органы не повреждены.

– Окей, кажется, живот в порядке. Повезли его наверх, немедленно.

На выходе из «спуска» она заглянула в другой бокс, где Эстевез работал над медсестрой.

– Как она?

– Приходит в себя. – Эстевез покачал головой. – Сердце стабилизировалось после дефибрилляции.

– У нее была фибрилляция? Господи!

– Как у парня с телефонной станции вчера. Будто ее ударил сильнейший поток электричества.

– Ты позвонил Майку?

– Да, ее муж уже едет.

– Хорошо. Позаботься о нашей девочке.

Эстевез кивнул и посмотрел вниз на свою коллегу.

– Обязательно.

Джейн нагнала пациента, когда персонал катил его по «спуску» в лифт, ведущий в хирургический комплекс. Этажом выше, она начала готовиться к операции, пока медсестры перекладывали его на стол. По ее просьбе приготовили торакальный хирургический набор и аппарат искусственного кровообращения, а ультразвук и рентгеновские снимки, сделанные внизу, уже высвечивались на мониторах.

Надев хирургические перчатки и держа их подальше от себя, она снова просмотрела сканы груди. По правде говоря, оба снимка были низкого качества, зернистые с этим эхо, но этого было достаточно, чтобы сориентироваться. Пуля застряла в спинных мышцах, и она собиралась оставить ее там: риск, присущий ее удалению, выше чем, если оставить ее в покое, и по правде, большинство людей с пулевыми ранениями покидали «спуск» со свинцовыми трофеями, где бы они не были.

Джейн нахмурилась, наклоняясь ближе к экрану. Интересная пуля. Круглая, не стандартной продолговатой формы, какие она привыкла видеть внутри своих пациентов. Но, кажется, сделана из обычного свинца.

Джейн подошла к столу, где пациента подсоединили к наркозному оборудованию. Его грудь была подготовлена, область вокруг укрыта хирургической тканью. Оранжевый слой Бетадина напоминал некачественный автозагар.

– Никакого шунтирования. Не хочу терять время. Скажи, у нас есть кровь для него в наличии?

Одна из медсестер слева заговорила.

– Есть, но не определена группа его крови.

Джейн оглядела пациента.

– Нет?

– Показатели пришли неопознанными. Но у нас есть восемь литров нулевой.

Джейн нахмурилась.

– Окей, сделаем это.

Используя лазерный скальпель, она сделала надрез на груди пациента, затем распилила грудину и, используя реберный расширитель, чтобы получить доступ к сердцу, открыла…

Джейн перестала дышать.

– Черт…

– Возьми, – закончил кто-то.

– Отсос, – когда последовала пауза, Джейн посмотрела на ассистировавшего медбрата. – Отсос, Жак. Мне плевать, как оно выглядит, я могу исправить… при условии, что мне дадут это сделать.

Кровь удаляли с шипящим звуком, и потом она смогла хорошо рассмотреть физическую аномалию, которую никогда не встречала раньше: шестикамерное сердце в человеческой груди. Это «эхо», которое она видела на ультразвуке, в действительности оказалось дополнительной парой камер.

– Фотографии! – крикнула она. – Только быстро, пожалуйста.

Пока делали снимки, Джейн подумала: «Блин, Кардиологическое Отделение с катушек съедет». Она ничего подобного раньше не встречала… хотя дыра в правом желудочке была знакомой. Она повидала таких сотни.

– Накладываем шов, – сказала она.

Жак вложил в ее ладонь пару зажимов, инструмент из нержавеющей стали, с изогнутой иглой и черной ниткой на ее конце. Джейн потянулась левой рукой за сердцем, затыкая дальнюю часть раны пальцем, затем зашила переднюю часть раны. Затем, нужно поднять сердце от околосердечной сумки и сделать то же самое снизу.

Общее затраченное время – шесть минут. Потом она убрала расширитель, возвращая ребрам исходное положение, и использовала проволоку из нержавеющей стали, чтобы сшить две половины грудины вместе. Она уже собиралась зашить его от диафрагмы до груди, когда оборудование начало пищать и анестезиолог сказал:

– Кровяное давление – шестьдесят на сорок, и падает.

Джейн обнаружила сердечную недостаточность, и наклонилась к пациенту.

– Даже не думай об этом, – выпалила она. – Умрешь тут у меня, и я просто рассвирепею.

Как гром среди ясного неба, вопреки медицинской логике, глаза мужчины распахнулись и уставились на нее.

Джейн отшатнулась назад. Господи Боже… Его радужки сверкали словно алмазы, так ярко, что напомнили ей о луне в безоблачную зимнюю ночь. Впервые в жизни она застыла как вкопанная. Когда их взгляды встретились, они, словно были связаны телами, переплелись, неотделимы…

– У него снова фибрилляция желудочков, – прокричал анестезиолог.

Джейн собралась.

– Ты останешься со мной, – приказала она пациенту. – Слышишь меня? Ты останешься со мной.

Она могла поклясться, что парень кивнул, прежде чем опустить веки. И она вернулась к спасению его жизни.

* * *

– Тебе нужно перестать злиться насчет инцидента с картофельной пушкой^[48], – сказал Бутч.

Фьюри закатил глаза и откинулся в кресле.

– Вы разбили мое окно.

– Конечно, разбили. Ви и я в него целились.

– Дважды.

– Что доказывает, какие мы выдающиеся стрелки.

– В следующий раз, пожалуйста, выбирайте чье-нибудь… – Фьюри нахмурился и оторвался от своего мартини. Без явных на то причин, его инстинкты внезапно ожили, зажглись и засигналили, как игровой автомат. Он оглядел VIP-секцию, выискивая источник проблем. – Эй, коп, ты…

– Что-то не так, – выдохнул Бутч, потирая центр груди, а потом вытащил здоровый золотой крест из-под рубашки. – Что, черт возьми, происходит?

– Не знаю. – Фьюри снова пробежался взглядом по VIP-секции. Дьявол, будто отвратный запах просочился в помещение, окрашивая воздух чем-то, что заставляет ваш нос пожелать о смене профессии. И все же, не было видно ничего подозрительного.

Фьюри вытащил телефон и позвонил близнецу. Когда Зи взял трубку, то первым делом спросил, в порядке ли Фьюри.

– Я в порядке, но, Зи, ты тоже это чувствуешь, да?

Через стол Бутч приложил мобильный к уху.

– Детка? Ты в порядке? Все нормально? Да, я не знаю… Роф хочет поговорить со мной? Да, конечно, соедини… Здорово, приятель. Да. Фьюри и я. Да. Нет. Рейдж с тобой? Хорошо. Да, сейчас же наберу Ви.

Повесив трубку, коп нажал несколько цифр и снова приставил телефон к уху. Брови копа низко опустились.

– Ви? Перезвони мне. Сразу же, как только получишь сообщение.

Он закончил звонок, когда Фьюри договорил с Зи.

Они оба откинулись назад. Фьюри крутил бокал с мартини. Бутч теребил крест.

– Может, он поехал в пентхаус, к женщине, – предположил Бутч.

– Он сказал мне, что этой ночью поедет туда первым делом.

– Ладно. Значит, наверное, он посреди сражения.

– Ага. Он сразу же перезвонит нам.

И хотя на всех телефонах Братства стояли GPS, чип Ви не работал, когда телефон был при нем, так что звонок в особняк, с просьбой отследить его Рейзер, не сильно поможет. Ви обвинял свою руку в том, что эти функции отключаются, утверждая что, что бы там не заставляло его руку светиться, это вызывало электрические или магнитные помехи. Был уверен, что это влияло на качество связи. Даже если звонок производился по наземной линии связи, во время разговора с Ви всегда доносились помехи и посторонние шумы.

Помолчав полторы минуты, Фьюри и Бутч взглянули друг на друга и одновременно заговорили:

– Не хочешь навестить…

– Пошли…

Они оба встали и направились к запасному боковому выходу из клуба.

Снаружи, в переулке, Фьюри посмотрел в ночное небо.

– Хочешь, чтобы я быстро дематериализовался к нему?

– Ага. Сделай это.

– Мне нужен адрес. Никогда там раньше не бывал.

– Коммондор. Верхний этаж, юго-западная часть. Я здесь подожду.

Для Фьюри было секундным делом появиться на обдуваемом ветрами балконе огромного пентхауса, десятью кварталами от реки. Ему даже не нужно было подходить к стеклянной стене. Он чувствовал, что Брата там не было, и через мгновение вернулся к Бутчу.

– Пусто.

– Значит, он охотится… – коп застыл, странное, одержимое выражение появилось на его лице. Его голова резко повернулась вправо. – Лессеры.

– Как много? – спросил Фьюри, расстегивая куртку. После того, как Бутч повздорил с Омегой, он мог чувствовать убийц, как радар, а ублюдки, словно монеты, притягивались к его металлоискателю.

– Парочка. Разберемся по-быстрому.

– Чертовски верно.

Лессеры вышли из-за угла, взглянули на Фьюри и Бутча, и встали в боевую позицию. Переулок за ЗироСам, был не лучшим местом для боя, но, к счастью, ночь была холодной, и поблизости не было людей.

– Я на зачистке, – сказал Бутч.

– Так точно.

Они бросились на врага.

Поиск по сайту: