Глава 26. Когда Джон проснулся на следующий день, он боялся двигаться

Когда Джон проснулся на следующий день, он боялся двигаться. Черт, да он страшился даже открыть глаза. Что, если это все сон? Собравшись с духом, он поднял руку, разлепил веки и… о да, вот оно. Ладонь была огромной, размером с его голову. Рука длинней, чем его бедренная кость до превращения. Запястье широкое, как когда-то была его голень.

Ему удалось.

Он потянулся к мобильному и отправил сообщения Куину и Блэю, которые мгновенно ответили ему. Они были чертовски рады за него. Джон ухмыльнулся, как последний придурок, а потом понял, что ему нужно в ванную, и бросил взгляд на открытую дверь. Через дверной проем он увидел душ.

О, Боже. Он действительно облажался прошлой ночью с Лейлой?

Он бросил телефон на одеяло, несмотря на то, что там остались не отвеченные сообщения. Он паршиво себя чувствовал, потирая свою неожиданно широкую грудь ладонью Шакил О’Нила. Он должен извиниться перед Лейлой, но за что? За то, что он слабак с мягким членом? Можно подумать, его до смерти одолевало желание обсудить это; к тому же он и его потуги не произведут на нее никакого впечатления.

Оставить все как есть? Наверное. Лейла была красивой и чувственной, идеальной во всех отношениях, она ни за что бы не решила, что это ее вина. Написав то, что он хотел бы ей сказать, обладай он голосом, он лишь окончательно себя унизит до аневризмы.

Но он все еще паршиво себя чувствовал.

Прозвенел будильник, и казалось чертовски непривычно тянуться этой мужской рукой и выключать его. Когда он встал на ноги, то почувствовал себя еще более непривычно. Точка его обзора была абсолютно иной, и все казалось меньше: мебель, двери, комната. Даже потолок стал ниже.

Насколько большим он стал?

Пытаясь сделать несколько шагов, он почувствовал себя клоуном на ходулях: долговязым, шатающимся, рискующим упасть. Да… клоун, которого хватил удар, потому что команды его мозга не полностью доходили до мускулов и костей. По пути в ванную он шатался во все стороны, цепляясь за шторы, оконные рамы, комод и дверную ручку.

Без особой на то причины, он вспомнил, как пересекал реку во время прогулок с Зейдистом. Когда он сейчас шел, неподвижные предметы, используемые им в качестве опоры, были прямо как камни, по которым он прыгал, избегая стремительного потока. Маленькие, но очень важные помощники.

В ванной стояла беспросветная тьма из-за ставней, все еще опущенных на ночь, и выключенного им после ухода Лейлы света. Положив руку на выключатель, он сделал глубокий вдох, потом включил встроенные светильники.

Он сощурился, зрение стало сверхчувствительным и острее, чем ранее. Через мгновенье его отражение, появившееся из света, как призрак, стало таким четким. Он был…

Он не хотел знать. Пока нет.

Джон выключил лампы и пошел в душ. Ожидая потока горячей воды, он прислонился к холодному мрамору, обхватив себя руками. У него возникло нелепое желание, чтобы его обняли; хорошо, что он был один. Хотя он надеялся, что превращение сделает его сильнее, но, кажется, он стал еще сентиментальнее.

Он вспомнил, как убивал тех лессеров. Пронзив их кинжалом, он ясно сознавал, кем он был и какой силой обладал. Но потом это ощущение рассеялось, и он даже сомневался в том, что вообще это чувствовал.

Он открыл дверь в душевую кабинку, и вошел внутрь.

Господи, ой! Струи, словно иголки, вонзались под его кожу, а при попытке намылить руку, купленным Фритцем французским мылом, кожу обожгло, словно кислотой. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы вымыть лицо, и было бы круто впервые за свою историю иметь щетину на подбородке, мысль о том, чтобы поднести бритву к физиономии, вызывала отвращение. Как пройтись теркой для сыра по щекам.

Отмывая свое тело аккуратно, насколько это было возможно, он дошел до половых органов. Недолго думая, он сделал то, что делал всю свою жизнь, – быстро пройдясь под мошонкой, он…

В это раз эффект был иной. Он стал твердым. Его… член стал твердым.

Боже, было непривычно использовать это слово, но… эта штука сейчас была определенно членом, чем-то, что было у мужчины, что мужчина использовал…

Эрекция остановилась. Просто перестала набухать и увеличиваться. Скручивающая в узел боль в животе, также прошла.

Смывая с себя мыло, он не собирался ворошить муравейник своих заморочек касательно секса. У него и без того было полно проблем. Его тело – словно машина на дистанционном управлении со сломанной антенной; и ему нужно идти на занятия, где все будут таращиться; к тому же его осенило, что Роф уже должен знать об оружии, с которым он был в центре города. В конце концов, его каким-то образом сюда привезли, а Блэй и Куин должны будут разъяснить произошедшее. Зная Блэя, парень будет защищать Джона изо всех сил, но что если его выгонят из программы? Никому не позволено разгуливать с оружием. Никому.

Когда Джон вышел из душа, возможность воспользоваться полотенцем даже не рассматривалась. Несмотря на адский холод, он позволил себе обсохнуть при помощи воздуха, пока чистил зубы и стриг ногти. Благодаря сверхострому зрению, ему не составило труда найти в тумбе нужные вещи. Избегая зеркала, он вышел в спальню.

Открыв шкаф, он достал сумку из «Аберкромби энд Фитч»^[102], которую Фритц повесил на его дверь несколько недель назад: тогда он взглянул на одежду и решил, что дворецкий тронулся умом. Внутри находились совершенно новые брендовый джинсы, толстовка размером со спальный мешок, футболка XXXL, и Найки четырнадцатого размера в новой коробке.

Послать в магазин Фритца было верным решением. Вся одежда была впору. Даже обувь размером равнозначную длине лодки.

Джон взглянул на свои ноги и про себя отметил, что Найки должны продаваться в паре со спасательными жилетами и якорем – настолько они были большими.

Он вышел из комнаты неуклюжей поступью, с болтающимися руками и отсутствием равновесия.

Добравшись до вершины парадной лестницы, он поднял глаза на потолок с изображениями великих Воинов.

Он молился, чтобы стать таким же. Но сейчас он не мог себе представить, как достичь подобного.

* * *

Фьюри проснулся и увидел женщину из своих снов. Или, может, он все еще спал?

– Привет, – сказала Бэлла.

Он прокашлялся и ответил слабым голосом.

– Ты действительно здесь?

– Да, – она взяла его за руку и села на край кровати. – Прямо здесь. Как ты себя чувствуешь?

Черт, он побеспокоил ее, а это плохо для малыша.

Из последних сил, он быстро сделал мысленную чистку, прошелся Оксиклином по своим мозгам, выметая остатки выкуренного им красного дымка, а также вялость после ранения и сна.

– Я в порядке, – ответил он, поднимая руку, чтобы потереть здоровый глаз. Не лучшая идея. В его кулаке был рисунок с изображением Бэллы, скомканный так, будто он обнимал его во сне. Он затолкал лист бумаги под покрывала, прежде чем она спросила, что это такое. – Тебе следует находиться в постели.

– Мне разрешили вставать ненадолго каждый день.

– Тем не менее, ты должна…

– Когда снимут бинты?

– Э, сейчас, я полагаю.

– Хочешь, я помогу?

– Нет, – последнее, в чем он нуждался, это чтобы она, вместе с ним, обнаружила обнаружила его слепоту. – Но спасибо.

– Я могу принести тебе что-нибудь из еды?

Ее доброта била сильнее, чем монтировка по ребрам.

– Спасибо, но я позову Фритца чуть позже. Тебе лучше пойти прилечь.

– У меня осталось еще сорок четыре минуты, – она посмотрела на часы. – Сорок три.

Он приподнялся на руках, крепко прижимая простыни, не желая сверкать грудью.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо. Я напугана, но хорошо…

Дверь без стука распахнулась. Вошел Зи, не сводя с Бэллы глаз, словно он пытался по лицу определить ее жизненные показатели.

– Я знал, что найду тебя здесь, – он наклонился, целуя ее в губы, потом в обе стороны шеи над венами.

Во время приветствия Фьюри отвел взгляд… и осознал, что его рука зарылась в простыни и нашла рисунок Бэллы. Он заставил себя убрать руку.

Состояние Зи стало более расслабленным.

– Так как дела, брат мой?

– Хорошо, – но если он еще раз от кого-либо услышит этот вопрос, то начнет вести себя как Сканнер^[103], потому что его голова просто взорвется. – Достаточно хорошо, чтобы выйти сегодня.

Его близнец нахмурился.

– Тебе разрешила док Ви?

– Я так решил.

– У Рофа может быть иное мнение.

– Прекрасно, но если он не согласится, ему придется пристегнуть меня цепями, чтобы удержать здесь. – Фьюри сбавил обороты, не желая накалять обстановку вблизи Бэллы. – Ты преподаешь первую половину ночи?

– Ага, думаю, я достигну большего успеха с огнестрельным оружием. – Зи провел рукой по красно-коричневым волосам Бэллы, поглаживая, одновременно их и ее спину. Он делал это неосознанно, и она принимала ласку также нежно, не обращая внимания.

Грудь Фьюри сжалась так сильно, что пришлось открыть рот и сделать вдох.

– Почему бы нам не встретиться на Первой трапезе, ребята? Я хочу принять душ, снять бинты и переодеться.

Бэлла встала, и рука Зи, переместившись на талию, притянула ее ближе.

Они были семьей, не правда ли? Они двое и малыш в ее животе. И всего через год, если Дева-Летописица посчитает нужным, они будут стоять на этом же месте с малышом на руках. Пройдут годы, и ребенок будет стоять рядом с ними. А потом их сын или дочь соединится, и следующее поколение их крови поведет вперед расу; семья, а не фантазия.

С целью поторопить их, Фьюри заерзал на кровати, делая вид, что собирается встать.

– Увидимся в столовой, – сказал Зи, поглаживая ладонью живот своей шеллан. – Бэлла вернется в кровать, ведь так, налла?

Бэлла посмотрела на часы.

– Двадцать две минуты. Я лучше приму ванну.

Они обменялись прощальными словами, на которые Фьюри не обратил внимания, потому что чертовски хотел, чтобы они ушли. Когда дверь, наконец, закрылась, он потянулся за тростью, встал с кровати и направился прямиком к зеркалу над комодом. Он ослабил повязку, потом удалил слои марли. Ресницы под ними склеились так сильно, что пришлось идти в ванную, включить воду и несколько раз ополоснуть лицо, чтобы разлепить их.

Фьюри открыл глаз.

Он отлично видел.

Полное отсутствие облегчения, из-за здорового и первоклассного зрения, казалось жутким. Он должен был беспокоиться. Ему нужно было беспокоиться. О себе и своем теле. Но ему было все равно.

Расстроенный, он принял душ и побрился, надел протез и залез в кожаные штаны. Он уже собирался уходить с кобурой для пистолетов и кинжалов в руке, когда остановился у кровати. Сделанный им рисунок все еще валялся в простынях, он видел белые, скомканные углы в складках голубого атласа.

Он представил руку своего близнеца на волосах Бэллы. Потом на ее животе.

Фьюри подошел ближе, подхватил рисунок и расправил на прикроватной тумбочке. Посмотрев на него в последний раз, он порвал рисунок на кусочки, сложил в пепельницу, затем зажег спичку и бросил на бумагу.

Когда остался лишь пепел, он поднялся и вышел из комнаты.

Настало время уйти, и он знал, как это сделать.

Поиск по сайту: