Глава 34. Вишес и Фьюри перешли на Другую Сторону, материализовавшись посреди белого внутреннего дворика, окруженного аркадой коринфских колонн

Вишес и Фьюри перешли на Другую Сторону, материализовавшись посреди белого внутреннего дворика, окруженного аркадой коринфских колонн. В центре находился белый мраморный фонтан, из которого кристально-чистая вода выплескивалась в глубокий белый резервуар. В дальнем углу, на белом дереве с белыми цветами, словно на кексе, собралась стайка разноцветных певчих птичек. Щебетание зябликов и синиц гармонировало с плеском воды в фонтане, будто обе каденции были в одной тональности счастья.

– Воины. – От голоса Девы-Летописицы, раздавшегося позади, кожа Ви натянулась, словно пластик вокруг костей. – Приклоните колени, дабы я поприветствовала вас.

Ви приказал своим коленям согнуться, и через секунду они подогнулись, как заржавевшие ножки карточного стола. Фьюри же, казалось, не страдал данной жесткостью, и плавно опустился на пол.

Но с другой стороны, он не падал на пол перед ненавистной матерью.

– Фьюри, сын Эгони, как поживаешь ты?

Брат выразительно ответил на Древнем языке:

– Здравствую. Предстал я перед вами с чистой преданностью, от всего сердца.

Дева-Летописица тихо засмеялась.

– Подобающее приветствие надлежащим образом. Очень приятно. И определенно больше, чем я дождусь от своего сына.

Ви скорее почувствовал, чем увидел, что голова Фьюри метнулась в его сторону. Ну, прости, подумал Ви. Похоже, я забыл упомянуть эту счастливую подробность, мой брат.

Дева-Летописица подплыла ближе.

– А, так мой сын не поведал о своей матери? Вероятно, заботясь о приличиях? Забота о сложившемся предоставлении, о моем так называемом непорочном существовании? Да, в этом причина, не так ли, Вишес, сын Бладлеттера?

Ви поднял глаза, хотя и не получил на это разрешения.

– Или же я просто отказываюсь признавать тебя как таковую.

Это она ожидала от него услышать, и он чувствовал, что дело не в чтении мыслей – просто на каком-то уровне, они были одинаковы, едины, несмотря на воздух и расстояние между ними.

Ага.

– Отказ от признания моего материнства ничего не изменит, – жестко ответила она. – Не открывая книгу – не изменишь чернил на ее страницах. Что есть – то есть.

Ви встал без разрешения и встретился с лицом матери под капюшоном, глаза в глаза, сила против силы.

Фьюри без сомнений побелел, как этот пол. А, черт с ним. Так он подходил к интерьеру.

К тому же, Дева-Летописица не станет поджаривать ее будущего Праймэйла, и по совместительству – своего драгоценного сыночка. Конечно же, нет. И значит, плевать он хотел на условности.

– Закончим с этим, Мамочка. Я хочу вернуться к своей реальной жизни…

Ви в мгновение ока рухнул на спину, не в силах сделать вдоха. И хотя на нем не было ничего, и на тело ничего не давило, ему казалось, что на грудь приземлился рояль.

Когда он выпучил глаза, пытаясь вдохнуть в легкие хоть немного воздуха, Дева-Летописица приблизилась к нему. Капюшон слетел с ее головы по собственному желанию, и она посмотрела вниз, на него, со скучающим выражением на призрачном, мерцающем лице.

– Я получу твое обещание, что ты будешь проявлять уважение ко мне, находясь перед собранием Избранных. Допускаю, что ты обладаешь некими вольностями по определению, но я без колебаний определю тебе будущее еще хуже чем то, от которого ты так яростно отрекаешься, прояви ты свою дерзость на церемонии. Мы договорились?

Договорились? Договорились?! А, точно, эту хрень называют свободной волей, и основываясь на жизненном опыте, он, очевидно, не обладал данной.

Пошла. Она.

Вишес медленно выдохнул. Расслабил тело. И раскрыл объятья удушью.

Глядя ей в глаза… он начал умирать.

Примерно через минуту добровольного удушья, включилась его автономная нервная система, легкие начали давить на грудные стенки, пытаясь втянуть хоть каплю кислорода. Он перекрыл молярные железы, сжал губы и напряг глотку, дабы этот рефлекс пришел в никуда.

– О, Господи! – воскликнул Фьюри дрожащим голосом.

Жжение в легких Ви распространилось по его торсу, зрение затуманилось, а тело тряслось в сражении между силой воли и биологической необходимостью дышать. В конце концов, война переросла из «иди к чертям» – своей матери, в сражение за давно желаемое: покой. Без Джейн в своей жизни, смерть стала единственным выбором.

Он начал терять сознание.

Внезапно, несуществующий груз испарился; и затем воздух мощно ринулся через нос в его легкие, словно сильная и невидимая рука запихивала его внутрь.

Инстинкты его тела взяли верх, вытесняя самоконтроль. Он втянул воздух, словно воду, против своей воли, свернулся на боку и тяжело дышал, а его зрение постепенно стало проясняться, пока он не смог сфокусироваться на подоле одеяния его матери.

Когда он, наконец, оторвал лицо от мраморного пола и взглянул на нее, она не была светящейся, как обычно. Сияние потускнело, будто его приглушили, и кто-то пытался вообще выключить декоративное освещение.

Лицо, однако, оставалось прежним. Полупрозрачным, прекрасным и твердым, словно бриллиант.

– Вернемся к представлению. – Сказала она. – Или ты желаешь встретить свою супругу, лежа ничком на моем мраморе?

Ви сел, чувствуя головокружение, но ему было плевать, даже если он вырубиться. Он думал, что ощутит некий триумф от победы над ней, но его не было.

Он перевел взгляд на Фьюри. Парень был в шоке, с глазами по полтиннику, а его кожа заметно побледнела. Он выглядел так, будто стоит в бассейне с аллигаторами, а на ногах вместо обуви – куски мяса.

Черт, учитывая, как его брат воспринял эту милую семейную ссору, Ви не мог представить, что Избранные управятся лучше с открытым конфликтом между ним и материнским кошмаром в стиле Джоан Кроуфорд^[118]. Он мог не иметь ни капли влечения к стайке этих женщин, но это не повод их так шокировать.

Он попытался встать, и Фьюри вовремя вмешался. Когда Ви накренился на один бок, брат подхватил его под руку, придавая устойчивое положение.

– Следуйте за мной. – Дева повела их к сводчатой галерее, паря над мрамором бесшумно, не шевелясь, словно крошечное каменное изваяние.

Они втроем шли вдоль колоннады к паре золотых дверей, за которыми Ви ранее не бывал. Огромные створки были отмечены ранней версией Древнего языка, похожим на современные иероглифы настолько, что Ви смог прочесть:

Святилище Избранных, сакральные владения Прошлого, Настоящего и Будущего Расы.

Двери распахнулись, открывая пасторальное великолепие, которое при других обстоятельствах утихомирило бы даже Ви. Несмотря на то, что все вокруг было белым, территория с успехом могла оказаться университетским кампусом: здания в георгианском стиле^[119] растянулись посреди молочно-белой травы, дубов-альбиносов и вязов.

Дорожка из белого шелка уходила вдаль. Ви и Фьюри шли по ней, в то время как Дева-Летописица парила в футе над землей. Воздух был идеальной температуры и столь безветренный, что даже не ощущалось его касание обнаженной кожи. Хотя гравитация все еще тянула Ви к земле, он чувствовал себя легче и даже бодрее… будто он мог с низкого старта сигануть через лужайку, как те космонавты на Луне.

О, черт, это сравнение с лунной прогулкой было следствием перегрева его мозга?

Когда они взошли на холм, перед ними предстал амфитеатр. А также Избранные.

О, господи… Сорок, или около того, женщин были одеты в одинаковые белые мантии, их волосы были высоко собраны, а руки обтянуты перчатками. Цвет волос варьировался от светлого до темного и рыжего, и все же они казались одним и тем же человеком, из-за высокого, худощавого телосложения и этих одинаковых мантий. Разбившись на две группы, они выстроились в линию по бокам амфитеатра, повернувшись на три четверти и чуть выставив вперед правую ногу. Они напомнили ему кариатиды римской архитектуры, скульптуры женщин, поддерживающих фронтоны своими царственными головами.

Наблюдая за ними сейчас, он задавался вопросом: есть ли у них сердца и легкие? Потому что они были неподвижны, как и воздух.

Да, вот в чем проблема Другой Стороны, подумал он. Здесь все стоит на месте. Сама жизнь… безжизненна.

– Пройди вперед, – потребовала Дева-Летописица. – Официальное представление ждет.

О… Боже… Он снова не мог дышать.

Фьюри положил руку на его плечо.

– Нужна минутка?

К черту минуту, ему нужна вечность…. Но, даже получи он ее, результат не изменится. Исполненный чувством неотвратимости, он представил гражданского, которого он нашел в переулке, на которого он наткнулся в ночь своего ранения, ради мести он прикончил лессера.

Им нужно больше Братьев, подумал он, возобновив движение. И аист не выполнит за него работу.

Впереди находилось лишь одно сидение – золотой трон, располагающийся у подножия сцены. С точки его обзора, он осознал, что чистая белая стена позади трона оказалась на самом деле громадной бархатной занавесью, которая была так же недвижима, будто нарисованная на стене.

– Ты. Садись. – Приказала Дева. Очевидно, ей исключительно утомила его персона.

Забавно, он чувствовал тоже самое.

Ви опустился на трон, а Фьюри прирос, как вкопанный, позади.

Дева-Летописица проплыла вправо, занимая положение сбоку от сцены, словно постановщик Шекспира, руководитель разворачивающейся трагедии.

Черт, он не отказался бы сейчас от услуг ядовитой гадюки.

– Продолжайте, – резко потребовала она.

Занавесь разошлась посередине, открывая женщину, укрытую с головы до пят мантией, украшенной драгоценными камнями. По обе стороны от нее стояли Избранные, и сама суженая, казалось, стояла под странным углом. Или, может быть, она не стояла вовсе. Господи, казалось, будто она была приклеена к какой-то плите, наклоненной вперед для лучшего просмотра. Как пришпиленная бабочка.

Плита приближалась, и стало очевидно, что Избранная была привязана к чему-то. Вокруг ее предплечий были обвязаны ленты, закамуфлированные под украшения, подходящие к мантии. Ленты, казалось, удерживали ее вертикально.

Должно быть, часть церемонии. Потому что находившаяся под этими одеяниями была не просто приготовлена для смотрин и последующего брачного ритуала, она также была чертовски возбуждена тем, что стала женщиной № 1: Первая Избранная Праймэйла обладала особыми правами, и значит, она чудно проведет время.

И пусть это было нечестно, его жутко бесила женщина, укрытая всей роскошью.

Дева-Летописица кивнула, и Избранные слева и справа от его суженой, начали расстегивать одеяние. Когда они приступили к заданию, волна энергии прокатилась по недвижимому амфитеатру, кульминация десятилетий, проведенных Избранными в ожидании, когда же былые традиции возобновятся вновь.

Ви безразлично наблюдал, как украшенную камнями мантию стягивают назад, обнажая сногсшибательно красивую женщину, завернутую в тонкую, словно паутинка, оболочку. Лицо его нареченной оставалось в капюшоне: согласно традиции, она представляла не себя, а всех Избранных.

– Она соответствует твоему вкусу? – сухо поинтересовалась Дева, будто знала, что эта женщина была абсолютным совершенством.

– Не важно.

Беспокойный шепот нарушил ряды Избранных, словно холодный ветерок зашевелил заросли тростника.

– Возможно, тебе следует лучше выбрать свои слова? – Настаивала Дева.

– Она сойдет.

После неловкой паузы, подошла Избранная с зажженным фимиамом и белым пером в руках. Произнося нараспев молитвы, она овевала благовониями женщину с головы в капюшоне и до обнаженных пят, обходя вокруг нее один раз – за прошлое, раз – за настоящее, и за будущее.

Ритуал все продолжался, когда Ви нахмурился и наклонился вперед. Накидка из тонкой паутинки спереди была влажной.

Возможно от масел, когда ее готовили для него.

Он откинулся на троне. Черт, его бесили эти древние обычаи. Бесило все это.

Под капюшоном, Кормия металась от отчаяния. Она дышала горячим, влажным, удушающим воздухом, уж лучше было вообще ничего не вдыхать. Ноги дрожали, как стебли травинок, ладони вспотели. Если бы не оковы, она бы точно рухнула.

После отчаянной попытки к побегу в купальне и последующего пленения, ее заставили выпить горький отвар по приказу Директрикс. Он успокоил ее на время, но сейчас действие эликсира слабело, и в ней снова начал подниматься страх.

Как и деградация. Когда она ощутила прикосновение рук, расстегивающих золотые пуговицы, она плакала от осквернения ее интимных мест чужим пристальным взглядом. Когда две половины одеяния стащили с ее тела, и она ощутила своей кожей прохладу, нечто, ни капли не похожее на освобождение от тяжести одеяния.

Глаза Праймэйла устремились к ней, когда раздался голос Девы-Летописицы: «Она соответствует твоему вкусу?»

Ожидая ответа Праймэйла, Кормия надеялась услышать хоть что-то теплое в нем.

И не дождалась: «Не важно».

«Возможно, тебе следует лучше выбрать свои слова?»

«Она сойдет».

Услышав эти слова, у Кормии перестало биться сердце, а страх перед ним вытеснил ужас происходящего. Вишес. Сын Бладлеттера, обладал холодным голосом, подразумевавшим наклонности более жестокие, чем описывала репутация его отца.

Как она переживет соединение, не говоря уже о том, чтобы стать достойной представительницей почтенных Избранных? В купальне, Директрикс была очень жестка в своих словах относительно всего, что Кормия опозорит, если не поведет себя с подобающим достоинством. Если она не выполнит возложенную на нее обязанность. Если она не станет должной представительницей Целого.

Как она сможет вынести все это?

Кормия услышала, как снова заговорила Дева-Летописица: «Вишес, твой помощник не поднял своих глаз. Фьюри, сын Эгони, тебе, как свидетелю Праймэйла, следует взглянуть на предложенную Избранную.»

Кормия задрожала, опасаясь еще одной пары незнакомых мужских глаз на своем теле. Она чувствовала себя нечистой, несмотря на то, что ее тщательно вымыли; в грязи, хотя с нее ничего не стекало. Под этим капюшоном она чувствовала себя маленькой, словно игольное ушко.

Но, будь она действительно маленькой, эти глаза не нашли бы ее. Будь она крошечной, она смогла бы спрятаться за большими предметами… скрыться от всего этого.

Глаза Фьюри прилипли к спинке трона, и он на самом деле не хотел смотреть никуда более. Все происходящее казалось неправильным. От начала и до конца.

– Фьюри. Сын Эгони? – Дева-Летописица произнесла имя его отца так, будто честь всего клана зависела от того, как Фьюри справиться с заданием.

Он взглянул на женщину…

Все его мыслительные процессы завяли на корню.

Ответило его тело. Мгновенно. Он затвердел в его шелковых брюках, его эрекция была молниеносной, невзирая на ужасный стыд за себя. Как мог он быть столь жестоким? Он опустил веки и скрестил руки на груди, пытаясь придумать, как бы умудриться пнуть себя под зад и остаться в вертикальном положении.

– Как она тебе, воин?

– Ослепительна. – Слово вылетело изо рта непроизвольно. Потом он добавил, – Достойная лучшей традиции Избранных.

– А, вот и подобающий ответ. Одобрение получено, и я объявляю эту женщину выбором Праймэйла. Заканчивайте омовение фимиамом.

Периферийным зрением Фьюри заметил, как две Избранные вышли с жезлами, оставляющими за собой след из белого дыма. Когда они начали петь высокими, чистыми голосами, он глубоко задышал, пробираясь через цветочный букет женских ароматов.

Он нашел запах суженой. Должен быть ее, потому что он единственный в этом месте отдавался чистым ужасом…

– Прекратите церемонию, – жестко сказал Ви.

Дева-Летописица повернулась к нему.

– Они должны закончить.

– Черт та с два! – Брат встал со своего трона и взошел на сцену, очевидно, также уловив запах. Когда он подошел ближе, Избранные дружно завизжали, нарушая ряды. Когда женщины бросились в рассыпную, повсюду замелькали белые мантии, Фьюри подумал о стопке бумажных салфеток на пикнике, в беспорядке разлетевшихся от ветра по траве.

Но это был не Субботний день в парке.

Вишес натянул на суженую ее одеяние, затем разорвал оковы. Когда она подкосилась, он придержал ее за руку.

– Фьюри, встретимся дома.

Ветер, испускаемый Девой-Летописицей, начал буйствовать вокруг, но Ви стойко давал отпор своей… ну, очевидно, своей матери.

Господи Иисусе, никогда не встречал подобного.

Ви мертвой хваткой удерживал женщину, с ненавистью смотря на Деву.

– Фьюри. Сваливай отсюда!

И хотя Фьюри был миролюбив в глубине души, он также был не так глуп, чтобы вмешиваться в подобные семейные ссоры. Лучшее, что он мог сделать, это молиться, чтобы брата не принесли назад в погребальной урне.

Прежде чем дематериализоваться, он последний раз взглянул на женщину в капюшоне. Сейчас Ви держал ее обеими руками, будто она была на грани обморока. Господи Боже… Какой бардак.

Фьюри, отвернувшись, направился по белой шелковой дорожке в сторону внутреннего двора Девы. Первая остановка? Кабинет Рофа. Королю следует знать о произошедшем. Хотя, большая часть драмы еще предстояла.

Поиск по сайту: