АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ 6 страница

Читайте также:
  1. DER JAMMERWOCH 1 страница
  2. DER JAMMERWOCH 10 страница
  3. DER JAMMERWOCH 2 страница
  4. DER JAMMERWOCH 3 страница
  5. DER JAMMERWOCH 4 страница
  6. DER JAMMERWOCH 5 страница
  7. DER JAMMERWOCH 6 страница
  8. DER JAMMERWOCH 7 страница
  9. DER JAMMERWOCH 8 страница
  10. DER JAMMERWOCH 9 страница
  11. II. Semasiology 1 страница
  12. II. Semasiology 2 страница

- У меня в Лондоне, - сказала Доминика, - я сделала у себя…

- У тебя там дом? – искренне обрадовался Смит.

- А у кого сегодня нет дома в Лондоне? – удивилась Доминика.

Мне тут же вспомнился наш дом в Майями. Юля тогда так и не подобрала себе люстру. Ну да бог с ней, с той люстрой. Мне почему-то пришло в голову другое – разговор с Тиной, наш якобы разговор, какая-то словесная перепалка…

- С Тиной, - спрашивает Лена, - опять с Тиной? Ты был у психоаналитика?

- Да-да, именно с Тиной. Не с Аней, не с Юлей, не с Лю и не с Натой, именно с Тиной… Не с тобой же я тогда говорил.

- Интересно…

- Тина спросила: «Что я там еще хотела сказать?». Откуда мне знать, что она там ещё хотела сказать? «Пойду смотреть». Да смотри, слушай, танцуй… Да хоть пой на весь дом…

- Вы были с ней в доме?

- Да нет, нет же… Юля ушла смотреть люстру, а мы с Тиной…

- Откуда она взялась?

- Да ниоткуда! Из фотика… Была… ну, просто была… Пришла как-то… Не свалилась же мне на голову. Как та кроха, что чуть было не попала под лавину.

- Думаешь, не свалилась?

- Лен, ты в своём уме?

- Я – да. Ты был у своего психоаналитика?

- Да-да… Вот! Вот что Тина сказала: «Ах, да. Вот что…».

- Хорошо сказала.

- «Против самого лучшего в человеке, и самого человека, - сказала Тина, - давно идет война, направленная на полное подчинение и тотальный контроль. Ваша удача, что это война трех сил. С человеком и между собой».

- То есть? – спросила Лена. Война человека с человеком – это одна сила. Война человеков между собой – это вторая, хотя это одна и та же война. А где третья? Получается только одна сила. А где две ещё?

- Ну, ты и балда, - говорю я Лене.

- Посмотри на себя. Тина тогда что-то там говорила о каких-то шляпах, о каком-то народе… Вот что – «Пока они меряются шляпами и играют друг с другом в "кто гуманнее" и "кто своему народу больше люб", народ пока на втором плане. Нет не народ-люди…». К чему это она – убей!

- Хорошая тема, - говорит Лена, - чтобы…

- «…изобрели массу методов и способов - религия, вера, и разные способы одурманивания. Хлеба и зрелищ - не ново? Разделяй и властвуй - не ново? Работает. И отлично работает. А теперь, когда люди разделены по разным признакам нужно отнять у них то, что еще делает их людьми. Чтобы часть сделать тупым стадом, а остальных держать в постоянном страхе. Тотальный контроль. Вас давно научили, что вот так и так - это хорошо и правильно. Кто ваши учителя?!»

- Хороший вопрос! – говорит Лена, - мне кажется, что у Жоры появился соперник.

- То есть?

- А сколько ей лет, твоей Тине?

- По уму – все сто… Все сто тысяч. Нет, если плясать от шумеров, от Ассирии, от Хаммурапи или Ашшурбанипала, оттуда из глубин и начала начал…

- От Небухадреццара, - говорит Лена.

- Да, и от Набу-кудурри-усара, то тыщи три наберётся. Это до Христа. А если протянуть ее лета аж до нас, то и все пять.

- Умная? – спрашивает Лена.

- Не то слово – мудрая.

- А по телу?

- Я что, видел её?

- Но ты же с ней разговаривал!

- Лен, перестань… Тебе не идет ёрничать.

- Но ты же с ней разговаривал!

- Она настаивала на совести, на инстинкте, на интуиции… Дай подумать.

- Тебе это уже не нужно.

- Совесть?

- Думать. Думаю, что тебе срочно требуется доктор. Как думаешь?

- И не подумаю… Ладно… Так вот... Вернёмся к своим баранам. Вскоре пластиковая пена, прозрачная, как слеза, купола, сшитые из выпуклых, напоминающих пчелиные соты, шестигранников покрыли центральную часть территории острова. С высоты птичьего полета казалось, что на остров набежала огромная волна и теперь, спавшая с суши вода оставила после себя островки белой пены, сверкающей в лучах солнца сказочным перламутром. Как мыльные пузыри, упавшие с неба. А вечером эти купола пылали малиновым пламенем в косых лучах заходящего солнца. Но самое прекрасное зрелище открывалось на рассвете, когда купола были окутаны утренней дымкой и едва отсвечивали нежно-розовым светом, точь-в-точь, как цвет шеи фламинго. Это было райское зрелище. Мы несколько дней подряд всей гурьбой облетали остров на вертолете, чтобы насладиться всеми красками нашего рая. Не жалея утреннего сна. А изнутри эти сказочные купола представляли собой вполне благоустроенное жилье, удобное и чрезвычайно простое – пластик, дерево, стекло, камень… И зелень, и роскошествующая зелень! Как вне жилищ, так и внутри них, да-да, особенно в наших пластиковых пещерах. Живи – не хочу! Возможно, это и есть будущее архитектуры. Изящная простота и изысканность вкусов, удобства, комфорт, гармония с природой, подражание ей, потакание…

- Вам нравится?- время от времени наведываясь к нам, спрашивал Том и всегда добавлял, - вы останетесь мной довольны.

Нам нравилось. Мы были довольны. Прозрачные шестиугольники, как пузыри мыльной пены, ютились уже в самых разнообразных местах, обволакивая и украшая то склоны гор, то побережье, то пальмовые рощи, а то и огромные пустыри. Пирамида строилась…

Шут шутил:

- Когда мы доберемся до трона Иисуса, я попрошу Его чуть подвинуться.

Пирамида росла.

- Я добился разрешения строительства вашего «Эдема» и у себя дома,- торжественно объявил нам Том, - Гордон Браун согласен!

Мы были рады за Тома и за Брауна.

В проекте участвовал и гениальный испанец – Риккардо Бофил.

- Ты говорил.

- Здесь безмерное поле для воплощения не одной моей мечты,- сказал он, как только мы выпрыгнули из вертолета.

А гениальные неутомимые и всегда улыбающиеся китайцы понастроили нам своих плавательных бассейнов-кубиков и свили множество стальных «птичьих гнезд» - стадионов из металла и пластика, и стекла… Играйте, радуйтесь!..

- С Томом, Гордоном и Бофилом мне все ясно, - говорит Лена, - давай поговорим о тебе.

- Обо мне?! Давай! Давно ты меня не терзала. Что нужно-то? Ты меня еще не всего прощупала? Ты хочешь найти во мне еще что-то… нечто сверхвыдающееся… может, - гениальное? А, Лен?.. Ну-ка, ну-ка! Расскажи мне меня!.. И хвали, хвали… Лей свой елей!

Пока я нёс всю эту ахинею, Лена не отрывала от меня глаз. Когда я стих, она произнесла:

- Скажи мне, с кем ты водишься, и я скажу тебе, кто ты.

- Ты что, Лен? Ты не знаешь, с кем я якшаюсь?

- Вот именно – якшаешься! С кем? Говорят, что…

- Да слушай ты их! Не понимаю, как можно…

- Всё ты понимаешь. Инка сказала, что слышала, как ты разговаривал сам с собой.

- Пел, что-ли?

- Лучше бы пел! Ты, говорят… Юля, чуть не рыдая, сказала… А Аня, та просто потребовала, чтобы я взяла на себя труд…

- Какой ещё труд, Лен? Ты и так, слава Богу, не покладая рук стараешься… Я бы без тебя… Какой еще труд? Мало тебе трудов? Завтра же едем в Турею! Всё-всё-всё… Бросаем всё к чертовой матери иииии…

- Тину твою берём с собой?

- А её-то зачем?.. Как ты её возьмешь, где? Она же не мешок! Леееен, не разыгрывай меня. Ты ревнуешь, что ли? Ну, мать, не дури… Тебе это не идёт. Кстати, она… А, да ладно…

- Что она?

- Понимаешь, я попросил у нее…

- У Тины?

- …попросил у неё, когда мы были в Майями…

- Ну, вот… Ты же был там с Юлей!

- Когда Юля ушла за люстрой…

- Слушай!..

- …я попросил Тину рассказать о своих впечатлениях об этом проекте.

- Каком еще проекте?

- Ну, зачем она приехала в Майями - куча дел, новые знакомства, встречи… Она же, ты не поверишь, - вершит, так сказать, рушит… ага – рушит мировые устои! Вот как мы строим нашу Пирамиду, точно так же, но, конечно, по-своему, она строит свою…

- Ей-то зачем? Ну и пусть… Пусть себе строит, тебе-то что? Выстроит Вавилонскую башню. Или Пизанскую, перекошенную… Ох, уж мне эти строители! Каменщики! Она у тебя масонка?

- Да нет, Лен, она, понимаешь, она… Как бы это тебе на пальцах… Да, так вот… Когда я ее спросил о впечатлениях, она…

- Что?

- Если мягко сказать – просто… послала меня, куда подальше… Мол, мне бы твои заботы, маленький ты мой!

- Правильно сделала! Я бы тоже…

- Да не в этом дело! Понимаешь… Она так и сказала: «Мне, милый, не до тебя… не вкурил ты о Дарвине». Как мне это расценивать? Я попытался сформулировать главную её заботу.

- Любопытно! Ну-ка, ну-ка… Хотелось бы знать, ради чего она тебя так тихонечко пнула, оттерла своим глянцевым плечиком, да-да, интересно! Я хоть так прилеплюсь к раскачиванию оси.

- Какой оси?

- Ты же говоришь, она вершит судьбы мира? А, значит, тут может и ось дрогнуть… Дать дикий крен… И все твои Пирамиды – как корова языком!

- Так вот и я задумался: Тина, ты кто? Друг, враг, свой, чужой, посторонний, другой?.. Продвинутый? Посвященный?

Ти, кто Ты?!!

- Хорошо. А формула Тины, ты её сотворил?

- Да нет для неё Прокрустова ложа, не втискивается она ни в какие мои рамки, шаблоны, матрицы… Не ухватишь ее… Какая-то она вся разлетающаяся, как Вселенная после Большого взрыва. И пока я не могу сформулировать ее сущность.

Лена только качает головой из стороны в сторону, мол, вот мы и дожили.

- Что же в ней такого, что не поддается упорядочиванию? Неужели нельзя слепить ничего подходящего, как, скажем, твоя Пирамида, или какое-нибудь Пи, то что три и четырнадцать сотых, или ещё какая-нибудь константа – скорость звука, света, е = mgh, деленное, по моему, на два… Или, на худой конец, Е = mc2? Может, она у нас тетраоктаэдр? Или какой-нибудь перпендикуляр с биссектрисой… Может, шар?..

Вот – шар! Ага, думаю я, - шар! Солнечный! Я аж слепну! Богиня Солнца – Ра! Точно – фараониха! Ти, Ты фараониха?

- Она у тебя как какой-то вирус.

- Какой ещё вирус?

- Жрёт всё вокруг. Вот и тебя уже зацепила.

- Ничего не зацепила! Я вполне здоров и у себя дома.

- Вполне… Дома-дома…

- Ты не находишь?

- Молчал бы уже…

Она, думаю я, никакой не вирус, она – центр! Центр кристаллизации, вот! Точка, из которой вот-вот брызнет её Вселенная. Вполне структурированная по её чертежам! Всё – по полочкам. А пока – Ничто! Но не пустота, а сгусток Чего-то там… Какого-то Ничего! Энергии что ли… Вот – Нечто! Того и жди: как хряснет!

- Так ради чего-таки она тебя так боднула? Формулируй уже! Что ты там «не вкурил»?

Попробуй тут, думаю я, сформулируй!

Так кто же Ты, Ти?! И можем ли мы…

«Ты на другой параллели» - вдруг слышу я. Это она, это она, Тина, так отвечает на мои вопросы. Я уже знаю! Я просто слышу и уже узнаю её голос. Собственно, никакого голоса нет. Но я слышу! Чудно! Какая-то телепатия! И какие ещё параллели?!.

- Ты куда пропал? – спрашивает Лена, заметив, что я выпал из разговора.

- Ой, - говорю я, - знаешь… мне сейчас не до формул.

- Нет уж, ответь. Чё, сразу в кусты-то?

- «Рыжая девочка с косичками, - говорю я, - заболела и попросила сказок…».

- Рест, опять к тебе пришла девочка с косичками?

- Правда?!. И ты её видела?!

Лена подозрительно смотрит на меня. И молчит.

- Видела? – спрашиваю я ещё раз.

Лена не отвечает.

Ах, ты моя Сказочная Сказочница! Кто же ты, девочка с косичками?!!

- Лен, я спрашиваю, - говорю я, - можешь ответить?

Лена отворачивается, берёт со стола стакан, наполняет на треть водой и идёт к аптечному шкафчику.

- Заболела, - говорю я, - и попросила сказок. Иииии…

Я умолкаю, чтобы не мешать Лене считать капли, падающие из флакона в стакан с водой.

-…тридцать семь, тридцать восемь… сорок одна… сорок две…

- Стоп! – говорю я, - хватит!.

-…сорок семь, сорок восемь…

- Ого! – говорю я.

- На, выпей, - говорит Лена, - подавая мне стакан, - на же!..

Да запросто! Мне что – привыкать?!

- Хорошо, - говорит Лена, - одевайся, поехали…

- В Турею? – радуюсь я.

Через полчаса мы уже выехали из Питера.

- Куда ты меня везёшь? - спрашиваю я, замечая чужую дорогу.

- Сиди… и не рыпайся… И не кудакай… К сказочнику!

О, Господи, дай мне спрыгнуть со своей параллели!

- Девочка в косичках, - говорю я.

Или не дай!

- Хороший день, - говорит Юля, - немного пасмурно, но ничего…

Да уж, денёк что надо!

- А где мой «Nikon», ты «Nikon» мой не забыла? – спрашиваю я.

- В сейфе, - говорит Юля, - где же ему ещё быть? И зачем он тебе?

Зачем?!. Глупее вопроса я не слыхал!

И пока Юля возится с кинокамерой, с какими-то штативами и треногами, я беру фотоаппарат из сейфа, нажимая нужную кнопочку лихорадочно листаю кадры… Как немое, но цветное кино… ага, вот наш дом, вот улица и фонарь, и аптека… Вот «Мосток»… таааак… вот и тень, её тень, и если объектив повернуть чуть правее…

- Ти, привет!..

- Рест, где ты там?! Едем, - слышу я голос Юли.

- Извини, - говорю я Тине, - прости, пожалуйста, слышишь, Юля зовёт…

- Слышу, слышу, - говорит Тина, - иди-иди…

И нисколечко у неё не прокуренный голос (разве она у нас курит?!), разве что простуженный чуток… С сипотцей… Но её «Иди» звучит чётко и ясно: «Иди, воин…».

Ладно.

Я сую фотик снова в сейф. «Nikon» - как убежище для Тины от набегов непрошенных! Сиди тут и не рыпайся!

Я ей посоветую дыхательную гимнастику Гермеса Трисмегиста. Хотя, правда, я знаю, что у неё другая фишка. Насчёт фараоновых жрецов и гимнастик… Она, видите ли, предпочитает йогу.

Ладно.

И сколько их у тебя… этих других фишек?..

Так что сиди и…

 

Глава 12

 

Мы пригласили к себе Юру Горбачева: разрисуй наш рай райскими красками! Выходец из Украины, одессит, он сегодня живет в Нью-Йорке по соседству с Мадонной и Барбарой Стрейзанд. А с недавних пор - на Бали, наш сосед. Он ходил взад-вперед босиком по влажной прибрежной полоске мокрого песка, а мы рассказывали ему о Пирамиде.

- Ну, вы, братцы, на такое замахнулись!..

Он не скрывал своего восторга. Пользуясь этой минутой, Жора лил сироп ему в уши:

- У тебя светлые, радостные тона и мотивы…

- Что правда, то правда, - отвечал Юра, - в моей палитре совершенно нет черного… Хотя в черном, как, впрочем, и в белом, спрятаны все краски мира. Знаменательно то, что как только я избавился от черного, тот же час и жизнь моя посветлела.

- Сам-то весь в черном, как монах.

- Черный цвет в одежде – другое дело. Недаром попы…

Жора тоже попов не жаловал:

- В черных сутанах с золотыми крестами на пупах…

Горбачев с удивлением посмотрел на Жору.

- Золото на черном – редкое сочетание, - пояснил он, - символы света и тьмы, жизни и смерти. Золото, солнце – символы жизни… Даже инки…

- Вот мы и зазвали тебя расписать нашу Пирамиду золотыми красками… Жизнь должна вовсю воссиять и светиться…

- Да-да, и сиять, и светиться… И смеяться… Да-да-да…

Природа создала его весельчаком, хотя, я знал, что у него были и черные дни. С Юлей они давно были дружны, и теперь радовались этой встрече.

- Повернись чуть-чуть правее, - попросила Юля.

- Зачем?

- Ты на Западе, - сказала она, - один из немногих русских, чьи картины пользуются неизменным успехом. Как ты сам думаешь – почему?

- Юленька, я так рад снова видеть тебя! Но как ты-то здесь оказалась?

Мы шли веселой гурьбой по прохладному прибрежному песку.

- Запад тоже устал от проблем и серьезностей, - отвечал Юра, - и скучает по свету. Там знают только три русских имени: Марк Шагал, Малевич, Кандинский… Даже друзья мои Эрни и Шемякин кажутся мрачноватыми. У меня же все так беспроблемно и весело. Видимо, поэтому…

- А Никас Сафронов? – спросила Ая.

- Никас?!! Никас - барин! Он пишет королей и вождей, как…

- Он придворный художник?

- Нет-нет,- возразил Горбачев,- у него есть две-три стоящих вещи. Он… Да!.. К тому же он эдакий баловень. Все ему сходит с рук. Знаете, написать «Джоконду» намного проще, чем какой-то «Подсолнух» или «Черный квадрат». Но стоит она намного дороже. Но есть «Мона Лиза», а есть «Чучма». Это свет и тень, золотой луч и беспросветная тьма! Это шелк и яма, да-да, выгребная яма, клозет… Это, знаете, дух и… Никас не заглядывает так глубоко, он считает деньги. Это ему нравится, нравится… Это всем нравится. И ему очень нравится нравиться. Всем. И я его тоже люблю.

- Но у него есть теперь и «Лунная дорожка» из женских поп…

- Да, - только и промолвил Горбачев, - есть…

Вдруг Юля спросила:

- Ты – звезда?

- Я сияю!..

- Дорогая?

- Надо признать.

- Сравнимая с Мунком?

- Мы разные… Его «Крик»… Говорят, его просто сперли. Как коврижку в булочной…

Мы просто наслаждались золотым закатом.

- Сколько стоят твои картины? Или это секрет? – спросила Юля.

- От тебя у меня нет секретов. Мик купил у меня «Прыгающего льва» за 54 тысячи, а Латойя мою «Странную женщину и четыре животных» приобрела за 52 тысячи. А «Святого Георгия и дракона» я продал за 210 тысяч… Вот так-то, вот и соображай…

- И где он теперь, твой «Святой Георгий»? Висит где-нибудь в частной коллекции, и наслаждается им одна-две пары глаз… День, два, три, месяц, год… Но вскоре…

- Картина висит…

- Нельзя каждый день наслаждаться даже котлетами с чесноком, - сказала Юля.

- Котлетами нельзя, но каждый восход солнца по-своему восхитителен. Как и этот закат. К тому же «Георгий» висит в самом центре Праги в самом большом в Европе пассаже, и каждый день ею любуются 20 тысяч человек. Каждый день…

Юра взял Юлю за руку, заглянул в глаза.

- Когда я познаю твою душу, - сказал он, - я напишу твои глаза.

- Так и стой, - попросила Юля.

Наступила пауза. Так они и стояли, глядя в глаза друг другу. Требовалось вмешательство со стороны. Чтобы что-то спросить, я задал свой вопрос:

- Тебе нравится быть богатым и знаменитым?

Видимо, я был не первый, кто спрашивал его об этом.

- Только богатство позволяет быть щедрым. Человек так устроен, что нищета делает его злым, голодным, жестоким, а богатство освобождает от этих пут.

- Нищета духа – самое большое богатство, - сказала Ната.

- Не уверен, не знаю…

- Вот для таких, как ты,- сказал до сих пор молчавший Шут,- для богатых и сытых, для нищих и голодных, для сомневающихся и колеблющихся от дуновения малейшего ветерка и даже от собственного дыхания, мы и строим нашу Пирамиду.

- Да уж! Вы тут такое затеяли! Я вот о чем хочу вас спросить: ваши мужья, жены, дети?.. Где они? Вы же здесь, как в резервации.

- Наши мужья с нашими женами, - сказала Джессика, - что же касается наших детей…

- …то как раз сейчас, - закончил фразу Стас, - на них и отдыхает природа.

- В твоих «Семи смертных грехах» ни капельки грешного,- сказал Стас,- даже огромный фаллос у зеленого черта кажется улыбающимся и миролюбивым.

- Я не просто люблю, я обожаю золото. Золотой солнечный цвет – цвет небесный, божественный. Он воспринимается не только глазами, но и умом. Это цвет Преображения Христа на Фаворе, а разве может быть что-то более восхитительным? Золото ассоциируется не только с изобилием и великолепием, оно – как застывшие слезы солнца.

- Значит, тебе нравится наша затея?- спросила Аня.

- Ваша задумка грандиозна! У меня на Бали свой дом, райский уголок… Пальмы, волны, музыка по душе… Там время останавливается и такое чувство, что и умереть не страшно. Разве можно желать лучшего?

- Значит там твоя Пирамида,- сказала Юля,- и теперь тебе нужно поселиться в ней. Все дело в преображении.

- Юленька, мне нравится ваша Пирамида, вот только как же я откажусь…

- Это будет твой первый шаг…

- Да, я уже думал об этом. Мне нравится и то, что у вас много золота,- улыбнулся Горбачев.

- А скажи,- спросил Жора,- у тебя есть полотно, отражающее наш век? Как символ эпохи?

- Как символ?

Юра задумался.

- Мне кажется,- сказал он,- лучше Мунка никто не смог. Его «Крик», пожалуй… Да, его «Крик». И, конечно, «Герника». Сперва «Герника», потом «Крик», да, пожалуй…

- Ты, значит, тоже с нами? – снова спросила Горбачева Настя.

- Я же сказал,- сказал Юра,- я распишу вашу Пирамиду лучшими красками мира. Это будет величественно и достойно. Но это будет вам дорого стоить.

- Мы за ценой не постоим,- сказал Жора,- если ты сможешь ее назвать.

Итак, мы сдружились. И Шилов, и Никас со своими VIP-персонами…

- Он недавно закончил свою русскую «Мону Лизу»,- сказал Стас.- Мне нравится: голубые глаза, распущенные пшеничные волосы… Но главное – свет! Там так много солнечного русского света, что от этого просто слепнешь.

- Никас – наш,- сказал Жора,- а как же!.. Хоть он и всеядный.

- Да уж! Этому пальцы в рот не клади,- сказала Тая.

- С нами теперь и Бахай! – провозгласила Сяо Линь. – Его искусство каллиграфии востребовано нашей Пирамидой, да! Вы бы видели эти полотна! Глаз не оторвать!

- А что Дэмиен Херст,- спросила Юля,- ты давно его видел?..

Юра поморщился, как от кислого.

- Его мертвая акула в формалине… Бррр!.. Да что там акула! Недавно он продал человеческий череп, инкрустированный бриллиантами за баснословные деньги!

- Я бы за этот череп…

- За сто миллионов долларов!

- И кто-то ведь купил этот череп!

Малиновый серп солнца уже почти скрылся за горизонтом, только небо на западе все еще пылало пожаром заката. Кто-то предложил использовать Юрины картины в качестве источника биополя добра и света.

- Пожалуйста, - сказал Юра, - сколько угодно!...

- У нас уже есть целая галерея правителей мира,- уточнила Ната.- Вместе с восковыми фигурами мадам Тюссо, они служат надежным источником биополей множества знаменитостей. Это часть всеобщего нашего банка. Теперь и ты среди них.

- Да, ради бога!..

- И белотелая Елена,- сказал Стас.

- Белотелая?

- Рубенса, - сказал Стас, жуя свои сушеные кальмары, - белотелая…

Почему-то все посмотрели на Юлю. А о Ван-Гоге так и не вспомнили. Ни о Ван-Гоге, ни о Гогене…

Ни о Дали.

Ксения тоже не сказала ни слова.

- Какая Ксения, Лаврова что-ли? – спрашивает Лена.

- Ага, Лаврова! Без нее…

- Вы и ее пригласили?

- Знаешь, Лен, - говорю я, - без нее наша Пирамида никогда бы не состоялась вполне, ага, это она своими красками придала ей такую небесную святость, да-да, просияла ее, рассветила… Да что там рассказывать – это надо видеть!

- Я хочу посмотреть!

- Да, пожалуйста, плз…

- А что твоя Тина, - спрашивает Лена, - кого она выбрала для, так сказать, раскраски твоей Пирамиды?

- Себя.

Не потеряться бы и мне, думаю я, на этом выпасе красок и душ!

 

Глава 13

 

От такого нагромождения дел можно было сдуреть. Чтобы этого не случилось, я решил убежать… Это стало привычкой – мой побег, миражи, погружения… Если уж совсем невмоготу – ноги в руки и…

- Я с тобой! – воскликнула Юля, прознав о моём намерении.

- Как ты догадалась? – спросил я.

- По глазам! По гусиным твоим лапкам, которые служат мне, как индикаторы твоего нетерпения. Ты так знаково щуришься…И у тебя белеют глаза. Но на этот раз я тебя одного не пущу!

Посмотрим-посмотрим… Здесь требуется терпение.

- Гусиные лапки?

- Как у гуся!

- Белеют?

- Как у белуги!

Мы молчим, готовые расхохотаться.

- И куда ты собрался?

И тут я уже не выдерживаю – хохочу!

- И куда ты собрался?

Я ещё не решил. Но ведь эти самые лапки обманывать не умеют. Вот Юля и прицепилась.

- Куда, куда!..

Не прицепилась, конечно! Я с радостью разделю с нею свое уединение! Она уже – моё второе я! Я с радостью… Да!..

- Йййууу, - говорю я, - выбирай! Но если не возражаешь, мне хотелось бы…

- Возражаю, – Юля даже подпрыгивает, - возражаю! Я давно хотела тебя… Ты давно мне обещал…

- Ю, - прерываю я её, - не проси… Никогда ничего не проси - требуй невозможного!

- Хи!..

- Хорошо, - говорю я, - пусть будет Крит!

На Крите – родине её предков – она таскает меня по острову… И колени у неё не болят!.. А я с ног валюсь… Каждый день, каждый день… А последним вечером, сидя у воды, она рассказывает трепетную историю о любви какой-то девочки-островитянки…

- Это про тебя? – спрашиваю я.

- Это легенда, - говорит она, - но и правда, и правда… Она-таки бросилась со скалы… И в том месте выросли смоквы… Или маслины… Зёрна проросли.

- Я помню, - говорю я, - ты мне это уже рассказывала.

- Не веришь?! Есть даже такой рассказ – «Ожидание Пенелопы»! Она его ждала-ждала, а он…

Я верю.

- Да, - говорит Юля, - я читала!

Три дня на Крите – как один миг. Как дань её детству. Затем - Санторини!.. Она не была здесь, признаётся Юля, сто тысяч лет! А я здесь впервые! Что мы здесь не видели за стеной тысячелетий?

Мы же прибыли сюда не просто так…

- Да, - говорит Юля, - я понимаю: работа есть работа.

Снова работа!..

Да – работа! Это же ясно как день: где бы мы ни были и чем бы ни были заняты, мы всегда и всюду выполняем свою работу. Мы нанизаны на неё, как ночные мотыльки на свет лучины, как бабочки на булавку, как шмат сочной баранины на шампур, как… планета на собственную ось… Мы сгораем, сохнем, жаримся, крутимся, крутимся… Ради чего?!. Если бы я спросил сейчас Юлю, что заставляет нас так вертеться вокруг собственной оси, она бы сказала…

- Рест, - спрашивает Юля, - о чём ты думаешь? Я уже третий раз спрашиваю тебя, как бы ты…?

- Йуу, - спрашиваю я, - ты считаешь, что для нас это обязательно?

- Что?

- Ну… лететь на этот…

- А как же! Но ты мне так и не ответил.

- Что?

Бывает, что мы просто не слышим друг друга. Не понимаем! Но как только речь заходит о том, насколько мы, так сказать, друг другом пропитаны, Юля тотчас находит ответ:

- Вот настолько аж, – она поднимает обе ладони над головой, - переполнены!... Через край!

- Как что? – спрашиваю я, зная её непременный ответ.

Юля, счастливая, смеётся:

- Ты же знаешь, - произносит она радостно, - как осенние соты мёдом!..

Медовые соты – это наш пароль.

- Вот послушай, - говорит она. Затем читает:

«… подбираясь к тебе на мягких лапах до острой границы запаха, я узнавала о тебе всё больше и больше… Дневная суматоха гасла в тебе, как опущенная в воду головка спички… Вести замирали прежде, чем дойти до тебя и раздумывали над содержанием. Ты вообще был любимчиком судьбы…».

- Что это? – спрашиваю я.

Юля продолжает:

«… на шажок приближаясь, я узнавала тебя всё лучше… по молчаниям, по привычкам, по рисунку походки… Я хотела узнать твой секрет… Найти ключик от тебя, который ты прятал от всех… Выведать рецепт любовного зелья, которым ты опоил мир вокруг себя…».

- Что это? – спрашиваю я ещё раз.

Юля лишь на секунду умолкает, чтобы справиться с собой. Затем:

«… я любила бы тебя, будь ты хоть чуточку несовершеннее…»

Юля отрывает глаза от ноутбука, задумавшись, долго смотрит в окно, затем смотрит на меня, продолжает:

«…но ты был идеален. А это было так больно, так больно…».

Снова пауза. Будто Юля примеряет то, что читает на себя. И на меня! На нас! Но… Я тут ни при чём!

«… и не найдя за что зацепиться, я оставила тебя целому миру – любить и восхищаться! Лететь на тебя, как на варенье или свет лампы под абажуром… А я предпочла бы лететь на грубый, рваный, искренний костёр, а не на ласковый свет лампы, умеющий притворяться безопасным и нужным…».

Я не помню, чтобы Юля при мне когда-либо плакала. Только однажды… в телефонную трубку… Я пытался её утешить и даже развеселить… А её слёзы падали, падали мне на лицо, на губы, на руки… Я собирал их в ладони… Сквозь тысячи километров и верст… Падали… Соль обиды… Или… Я так и не выяснил тогда до конца. А она – не рассказывала… Но какие могут быть тут обиды? Просто не всегда всё складывается наилучшим образом. Не всегда. Наилучшим…

- Да, - добавляет она, - умеющий притворяться…

- Юшаня, - произношу я, нежно прикасаясь к её плечу, - зачем ты всё это мне читаешь?

Юля, вытаращив на меня глаза, мизинцами обеих рук смахивает с глаз бисеринки слёз. Я не совсем понимаю этой её сиюминутной сентиментальности, стою рядом, тупо смотрю. Не понимая.

- Тут вот ещё, - произносит Юля, совладав с собой:

«… мне стало скучно искать твой секрет…».

Новая пауза.

- Я не притворяюсь, - зачем-то оправдываюсь я. (Шапка горит?)

На это Юля улыбается и мотает головой из стороны в сторону – не притворяешься.

- Надеюсь, тебе не скучно? – спрашиваю я.

Юля только мотает головой: нетнетнет…

Скукой – и не пахнет!

И если уж быть точным, логически точным и даже придирчивым, то ни о какой скуке не может быть и речи, когда ты на пути постижения… Пока ты в пути к вершине… Нет ничего слаще страсти покорения – это знает каждый, кто лез, срываясь, и полз, и сдирал кожу собственных пальцев, и падал, и висел на волоске… И – покорил… И только, когда она уже распласталась под победительной твоей подмёткой, твоя вершина, вот только тут и становится скучно – некуда лезть, хоть вой… И каждый твой новый шаг – только вниз, только вниз, в жуткую скуку…

Так?..

- Похоже, - соглашается Юля.

У нас же скукой и не пахнет!

Значит, - Санторини... (Или Тира, или Тера, или Фира, или Фера…). Архипелаг Киклады. Если смотреть на этот архипелаг с космоса, он напоминает разинутую крокодилову пасть – бррр… Пасть, вовсю грозяще распахнутую над малюхонькой каменной медведицей (остров Тирасия), которую то и гляди так и квакнет своими каменными челюстями (островами Палеа-Камени, Неа-Камени и Аспро) эту Тирасию…


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.04 сек.)