ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ 10 страница

- Вряд ли, - вру я, - просто интересно посмотреть на неё, потрогать… Спросить: ты что ли та, кто свела нас тут всех с ума?

Чем красавица будет крыть?..

Я уже не могу вспомнить, как и когда мы с ней познакомились!

С настоящей, не клонированной… Помню, что… Нет… Это была, кажется, не Тина… Или мы с ней до сих пор не знакомы?

Придавила-таки меня ваша Тина!

Неделя, проведенная с нею в Хургаде (с настоящей!) во многом определила стиль наших дальнейших отношений. Я принимал, казалось, самые непререкаемые и выверенные для себя решения, которые одним её словом, если я, как ей казалось, был неправ, разбивались на мелкие осколки, просто рассыпались в пух и прах, в пыль…

Мои твёрдые непререкаемые решения.

- Я знаю ваш язык лучше вас!

Как ты это можешь знать? На каком арифмометре ты это вычислила?

- Вам должно быть стыдно!

Хо! С чего бы?!

- И так знаю, что пишу даже на нём стихи!

Да мало ли!

- И неплохие!

«…вместо свечек у икон – лёд. Как в кино застыл немой кадр. Местный нищий обещал код. По которому дают ад».

И у меня вываливаются из головы все слова, припасённые для противления Тине: как так изысканно-филигранно можно подметить, что только нищие держат при себе этот код для ада! Хочется просто ором орать! Все другие давно раскодированы – на них жалко смотреть! Они никогда не попадут в этот ад, где священной милостью Неба собираются эти нищие…

Духом!..

Хотя ей ори, не ори – всё по хрени собачьей! (Тина, кстати сказать, не выносит ора!).

Вот этот-то ад и служит этим нищим раем. Без всяких там змей, без яблок раздора, без… Рай нищеты духа!.. Радость этого рая – как молитва! Нет ничего слаще!.. Это и есть Евангелие Неба, не искажённое никакими фарисеями-книжниками, никакими писцами и переписчиками…

Тина уже тыкала меня носом в мой ор:

- Орёт, милый мой, тот, кого никто не слышит.

Да, - Евангелие! Ты – растворяешься в теле Вселенной, рассыпаешься золотым песком звёзд, которых там больше, чем песчинок на всей земле – факт неоспоримый: больше! Вот и рассыпаешься… Сеешь себя и сеешься… Теряясь… И роняя…

«…и находятся такие, кто поднимает копеечку и бежит следом: "Вы обронили...
Я не обронила... Я посеяла...».

И нет в твоей жизни ничего слаще!

Ясно же – что посеешь…

Как только я это понимаю, я тотчас признаю: ты, Ти, - знаешь лучше! И никакие арифмометры меня не спасают. Карта бита!

Я хотел бы поспорить с Тиной на её родном языке…

Нам удаётся выехать из Хургады только часам к одиннадцати…

- Давай я поведу, - настаиваю я, - пусти…

- Пусти, - Тина не отдает мне ключи. – Лучше поставь провода на место.

Будто проводки зажигания можно поставить. А что там ставить – раз-два и готово. Желтый с синим… Красный к зелёному… Это же конструктор для детей школьного возраста.

Нам удаётся выехать до рассвета.

Куда теперь?!.

- Тебе понравится, - уверяет Тина.

Наверное! Но пока мне от её уверений ни холодно ни жарко. И вообще я чувствую в себе какое-то внутреннее недовольство собой. В чём дело? Тина, конечно же, здесь ни при чём. Хотя я легко мог свалить на неё свой утренний пессимизм. Вот она – руку протяни… Мне не нравится и то, как она рвёт машину с ходу, как тормозит, когда вдруг на пути встречается камень, или как катится с крутой горы на второй или третьей, когда можно было бы с успехом ехать и на нейтралке. Да мало ли что ещё мне в ней не нравится!

Солнце еще не взошло.

А что нравится?

Ведь достаточно какой-нибудь неполадки в двигателе и – привет! В этой гиблой пустыне! Хотя вроде бы и светает…

- Да, - говорит Тина, - вчера вечером, когда ты купался, звонил Жора.

А фары уже давно можно выключить! Они, правда, высвечивают разбросанные богом на нашем пути камни… Будто мы не на земле, а на Марсе…

- Он меня не узнал.

Не буду же я звонить Жоре ночью! Если тут у нас солнце ещё не взошло, то там и подавно! И как бы, думаю я, он мог тебя узнать, если слышал всего два-три раза? Или вы совсем не знакомы?

- Что там? – спрашиваю я, чтобы что-то спросить.

Тина и не думает отвечать!

- Он назвал меня Юлькой! Хм!..

Просто диву даёшься, как устроен мир этих людей! Вот они строили- строили свою Вавилонскую башню… Чтобы ухватить бога за бороду. Затем: бац – развалили! Зиккураты им тоже не приглянулись, перешли к пирамидам… Таскали-таскали эти каменные каменья, складывали одна на другую эти глыбы, выскребая до блеска бока, точнёхонько подгоняя одну к другой…

Настроили…

До сих пор мозолят глаза… Стоят развалины… Никому не нужны!

Ротозеи, правда, пялят зенки, учёные спорят, строят гипотезы… Кормятся за их счёт…

Во народ-то!

Как, как, спрашиваю я себя, они умудрялись поднимать на такую высоту-высотище эти каменные каменья? Как?!.

Так и Тинка ещё молчит!

- Смотри, какое небо! – восторгается она.

Да, красиво: черный излом горизонта… малиновое небо… Красиво…

- Да.

Её совершенно не волнует это моё горластое «Как?!.».

Строили-строили…

Чтобы умилостивить и усластить своего Бога?

- Он, мне кажется, был в стельку пьян, - говорит Тина, приоткрывая окно.

Я вижу только её обнажённые бедра, выпростанные из-под какого-то балахона, в который она кутает себя с утра до ночи, только голые ноги… Больше ничего не вижу. Я тянусь левой рукой к её шёлковому балахону, чтобы прикрыть эти ноги… Чтобы их тоже не видеть…

- Рест, ты куда?.. Не мешай же… Видишь – камней насыпано…

Трясёт… Лучше совсем закрыть глаза и не видеть этих ног, этих камней… Этого белого света…

О, Господи!..

Вера в Бога вершит чудеса, это – ясно! Что, если бы этой веры не было на земле. Мир без Бога!

Не представляю себе всей этой прелести!

Тем временем, солнце уже показалось над линией горизонта – первый слепящий луч – как указатель стороны света: восток здесь! Мы же - едем на север. Тина замечательна ещё и тем, что дорогу не выбирает. Странные они, эти фараоновы дети.

Мелкие камни лупят по днищу, как пушечная шрапнель. А большие – чугунными ядрами!

Говорить просто лень. Нет, не лень – этот грохот… Будто ты попал под бомбёжку врага. Единственное желание - ничего не слышать. Видеть! Её профиль, её шею, волосы-волосы… Я уже жить не могу без её запахов!..

Лучше не видеть, не слышать, не вдыхать, не ощущать кожей собственных пальцев шёлка её кожи, кожи её колен, побелевших косточек её пальцев, цепко ухватившихся и уверенно облепивших кожу руля… нашей истории…

Я снова прикрываю веки и заставляю себя думать о Боге!

Если бы человек верил в землю, в труд, в хлеб, в продолжение рода…

Ведь когда-то совсем не было Бога…

То, что человек сотворил с ликом земли – всё во имя Бога…

Пирамиды – тоже для Бога! И для мертвецов.

Я заставляю себя…

Антропогенная ноосфера – звучит как музыка! Цветы в камне, даже музыка в камне… Есть, конечно, и музыка – Тадж-Махал или Ника Самофракийская, или, скажем, Стоунхендж…

Но сколько уродливых Лениных, Сталиных…

Я не сплю, - думаю…

Что если бы, думаю я, Тина родилась на сто лет раньше меня! Или позже? Что, не построили бы мы без неё нашу Пирамиду?

- Тот камушек, - говорит Тина, что я вчера нашла в прибрежной воде, знаешь как называется?

- Как?

- Тот самый чёрный базальт… Он у тебя?

- Конечно!

Теперь этот камушек для нас как улика: он помнит гибель империй! Вопрос лишь в том, как он мог перекочевать из Вавилонии аж сюда. На каких каменных ногах? Или вплавь? По морям-океанам?..

- Ты уверена, что это тот самый? – спрашиваю я.

Тина только улыбается.

А у меня ведь где-то припрятаны и другие её подарки – шарики, керамические осколки, что-то ещё…

Я не понимаю, зачем мне бог!

Я попросил его избавить меня от мыслей о Тине. В этой пустопорожней пустыне, куда она меня затащила, всё вокруг, каждая песчинка, попадавшаяся мне на зубы, каждый камень, о который я то и дело спотыкался, каждый кактус и чертополох напоминали мне о том народе, который здесь много веков тому назад… Когда стоишь среди моря песка, смотришь по сторонам и даже оглядываешься в поисках лепестка тени или чего бы то ни было, за что можно было бы зацепиться и отдохнуть глазу, то понимаешь величие этих людей, не знавших ни пороха, ни пара, ни колеса, ни крыла, людей, решивших вдруг ни с того, ни с сего таскать по пескам громады каменных глыб, наваливая их друг на дружку в известном порядке, чтобы с филигранной точностью притирки выстроились эти каменные…

Гробы?

Но, может, они сами умели летать? Зачем им крылья?!

Думаешь и думаешь о величии…

Но, возможно, они эти глыбы забрасывали наверх, как косточки от персика? Я знаю… Кто-то рассказывал, что собирались шаманы, дудели в какие-то трубы… И – камни эти шевелились… Танцевали себе… Взлетали…

Думаешь и думаешь о них…

Значит – о Тине! Она просто придавила меня весом своих пирамид и могуществом своего фараоньего рода, и я, придавленный, не могу шевельнуться. На этой земле.

Я и решил – под воду! Маска, трубка, ласты… Этот совершенно глухонемой бирюзово-лазурный рыбно-рифовый мир… Здесь… Когда ищешь спасения, ждёшь уединения, жаждешь всей душой остаться один, здесь оно просто наваливается на тебя, искрясь и радуясь тебе, нежит и ласкает тебя здесь… твоё одиночество…

Бульк – и мир этот покоряет тебя, овладевает тобой, порабощает…

Я просил бога…

Он расслышал меня.

Я просил его избавить меня от Тинки…

Он оглох!

Когда я увидел её совсем рядом без маски и акваланга, без ласт и даже без лоскутка каких-либо одежд, я просто обмер… Голая, голая, совсем голая… Голая настолько, насколько блеск и красота обнажённости способны тебя ослепить, обездвижить и остановить биение сердца… Воздуха, воздуха, дайте воздуха… Дайте дышать… Судорога не отпускала… Тинка… с распахнутым в неистовстве рыбьим хватким ртом, с огненно-рыжей льющейся из лобастой, безупречной круглости головы копной волос… этакая рыбина без хвоста, но с такими длиннющими ногами… И такой лозой рук, таких рук…

Вот она, вот…

Ундина!

Фараонка! Мавка! Вила!..

Мне бы удочку! Поувесистей да покрепче!

Да-да, – удочку, удочку! Может, тебе ещё и китобойное судно! Зацепил бы гарпуном за эти рёбра!

Немая сирена, кричащая всем своим божественным телом громче самого громкого грома!

Дайте же дышать!..

Эти рёбрышки…

«…на ребро.

Бери…».

Эти рёбрышки… Перебираешь их мысленно своими кричащими непомерно чувственными музыкальными пальцами сверху до низу, сверху до низу… Эти струны… Виолончель!.. Гусли, арфа… Да-да: арфа-арфа… арфа Орфея… Так вот, где он брал свою музыку своими божественными, как у Тинки, пальцами!

Дотянись же!.. Играй!..

Ага… Как же, как же!.. Разбежался… Скатывай губу, дружочек, сматывай удочки!.. Орфей-рыболов!

Я попросил его через два дня сделать так, чтобы Тина…

Он не ударил палец о палец.

И вот только сейчас я подумал всерьёз: что же ты, боже?! От меня отвернулся!..

Помню, как Папа меня заверял: вера – это символ бессмертия! Я было ухватился…

И дёрнул же меня бог так безбожно довериться Тине!

Жоре я так и не позвонил. Обойдётся! У меня и своих хлопот под завязку…

С вашей Тиной…

- Рест, я спросила. О чём ты думаешь?

Ха!.. Ну, ты и спрашиваешь!

Глава 18

Мы пока еще не знали, как назовем свой славный город, столицу совершенства – Новый Свет, Нью-Ворд или Нью-Васюки…

На Центральной площади, выстланной синей тротуарной плиткой бил фонтан. Молодые пальмы, стриженный кустарник и зеленые лужайки, разноцветные цветники… Все радовало глаз. Правда, без людей все выглядело пустынно и сухо. От площади радиально как солнечные лучи (маленький Париж!) до самого побережья расходились мощенные камнем улицы. Брусчатка была еще не отшлифована подошвами людей и автомобильными шинами и уже ждала нашествия цивилизации. Двух-трехэтажные аккуратные коттеджи по сторонам были окружены зелеными полянами, по которым в разные стороны разбегались пешеходные тротуарчики. Молодые деревца одинокие и группами были разбросаны тут и там. Крыши домов были большей частью тоже зелеными, реже синими и вишневыми, и даже песочно-палевыми.

То там, то тут, казалось, без соблюдения всяких архитектурных требований и условностей над крышами вырастали серые каменные средневековые башенки с острыми, прокалывающими небо, наконечниками красных черепичных крыш. И золотые купола! И купола… То тут, то там высились и небоскребы. Правда, они не скребли небо своими крышами, это были копии известных высотных зданий. По проекту китайцев построили два падающих здания, соединенных для прочности вверху перемычкой… Да! Вот что еще важно: каждое здание, каждый дом, каждая башенка имели форму пирамиды Хеопса! Ведь давно известно, что в условия жизни в таком строении…

- Да, - говорит Лена,- я знаю множество фактов, свидетельствующих о…

- Да!..

- Это было…

- Это была страна пирамид! А Коля Грановский выстроил свою пирамиду по индивидуальному проекту: золотое сечение, ливанский кедр и пр. и пр… Правда, здесь была и своя Эйфелева башня (без единой заклепки!), и Пизанская башня (с креном, не угрожающим ни ей, ни прохожим), и Колизей, и…

- И Великая Китайская стена? – спрашивает Лена.

- И даже Великий каньон!

- И маленькая Барселона?

- Районы с разными стилями застройки. С высоты птичьего полета город выглядел сказочной рекламной картинкой, маленьким игрушечным цветистым раем. Но когда мы ходили по его пустынным улицам, слыша лишь шарканье собственных подошв и не встречая ни одного прохожего, становилось жутко. Ни скрежета трамвайных колес, ни автомобильных гудков, ни людского шума и гама… Даже пения птиц пока еще слышно не было. Город был пока мертв. Первое впечатление было такое, что он был поспешно брошен, а все его жители срочно эвакуированы в преддверии большой беды. Зато здесь всегда было лето…

Скоро, скоро по этим улочкам потекут первые ручейки людей, скоро по вечерам в этих окнах зажгутся тихие мирные огоньки тепла и покоя, запоют по утрам голосистые птицы в роскошных кронах деревьев, пронесутся первые ветры и пройдут первые дожди. Все в этом городе будет впервые.

Мы мечтали выстроить Храмы единобожия, Храмы всеединства. Бог ведь один. Если никому не рассказывать, что Бог есть, никто сегодня о Нем и не вспомнят. Зачем им Бог, если они живут по Его заповедям и законам?

Мы рассказали о Всевселенском Разуме, не называя Его Богом.

- Это же рассказ про Иисуса!

- Да.

- Значит…

- Да.

А пока нужно было думать о главном, о людях, о первых жителях этого уникального города этой единственной в мире новой страны. Теперь нужно было быть готовым учить наших апостолов новой жизни - просто есть и ходить, воспитывать, обучать разным наукам – как работать, что делать, как жить?.. Как, наконец, каждому реализовать в полной мере свой геном?! Это был уникальный проект, эксперимент мирового значения. Пирамида! Пирамида счастливой жизни! В мире такого еще не было.

- И Барселона у вас была? – еще раз спрашивает Лена.

- Барселона… Эта сказка из сказок… Была, была… Это было Евангелие от Антонио Гауди…

- А, знаешь, - говорит Лена, - что Гауди, чтобы изобразить скорбь на лице своих скульптур, брал мертворожденных детей. А когда его спросили, зачем так кропотливо и тщательно раскрашивать шпили двенадцати башенок будущего храма, мол, с земли этого ведь никто не увидит, Антонио сказал, что этой красотой будут любоваться ангелы.

Я этого не знал, признался я.

- А еще, - говорит Лена, - когда Сальвадор Дали узнал, что храм Гауди кто-то будет достраивать, сказал, что это все равно что дописывать сонеты Шекспира. Пусть этот храм, сказал Дали, так и останется, как гниющий зуб…

- Дали был прав, - сказал я. – С зубом он, конечно, переборщил. Но на то он и Дали.

Собственно, рассказывать об этом – зря терять время. Это надо видеть! Одним словом, были созданы такие условия существования, в которых даже комары и мухи находили свой рай.

Лена удивлена:

- Комары?..

- И мухи! Да-да, комары и мухи! Если бы они у нас были. Но у нас не было ни комаров, ни мух, ни вшей, ни клопов… Но если бы они были…

- Они бы…

- Да, они бы жили в раю! А для наших питомцев были созданы такие условия… Они, понимаешь?.. Для них мы… И кто-то ведь всем этим должен заниматься! Растить, воспитывать, учить, строить, лечить? Кто? Лучшие из лучших! У Македонского был Аристотель, значит, он должен быть и у нас. И не только Аристотель. У нас должны быть и Гомер, и Овидий, Ориген и Зенон, Аристофан и Авиценна… Образно говоря!.. Выдающиеся учителя старого мира, работающие в новых условиях.

- И у каждого Цезаря был свой Брут? – спрашивает Лена.

- Учить есть, пить, дышать, лечить, спать… Ведь мы представляем из себя то, что едим, что мы пьем, как дышим и спим. Учить писать, рисовать, строить. Учить быть здоровыми. Учить творить. Учить новой, невиданной и неслыханной пока еще на Земле новой жизни. Сколько же всего нового нужно было для этого?! Страшно даже подумать! А это бесконечное множество воспитателей, счетоводов, дворников, строителей… Фидий, Микельанджело, Рафаэль, Пикассо… Лучшие из лучших! А чего стоил наш Леонардо! И Лёня Вайсберг! Ну, ты помнишь этого…

- Вайсберг? Лёнька?! Наш что ли, питерский?!. – удивляется Лена.

- Ваш… Наш… Наш!.. Если бы не он, не его щедрый ум, мы бы задохнулись, захлебнулись, утонули в мусоре…

- Да, сегодня проблема бытовых и промышленных отходов в больших городах…

- Этот ваш-наш Лёнька снял все проблемы! Он всегда поражал мир своими безотходными технологиями, а у нас воплотил свою давнюю мечту…

- Делать из дерьма пули?

- Ага! Только не пули – золото! Алхимик современности, он так тонко и точно рассчитал…

- Ему не откажешь в счете, - говорит Лена.

- Оказалось, что принцип трансмутации, как принято думать потерянный человечеством навсегда, наш Леня успешно и не тайно использует, и вот результат – золото… Потоки золота!.. Из… дерьма! Тут требуется дерзкий ум, невероятные комбинации…

- Без плазменных компьютеров не обойтись, - говорит Лена.

- Этих компьютеров было, как грязи… И плазменных, и квантовых, и биокомпьютеров…

- Био?..

- Киборги… Стивен Хокинг нам посоветовал….

- Кстати, Стивен заявил в Белом доме о скором исчезновении Homo, как вида. Он прав?

- Не зря же он собирается в космос, чтобы привлечь внимание землян к необходимости осваивать другие планеты. Его книжка «Ключ к тайнам Вселенной для Джорджа» (George’s Secret Key to the Universe), написанная вместе с его дочерью Люси и доктором Кристофом Гальфаром – прекрасный учебник для детей, который мог бы послужить образцом для написания учебника по нашей «Пирамиде». Мы с Юлей даже название придумали - «Геометрия совершенства».

- С Юлей?

- Я же говорил! Это она впервые произнесла: «Геометрия совершенства». Красиво, не правда ли?

Лена кивает:

- Лучше не скажешь!..

- Собственно, они с Наной и стали, можно сказать, основателями совершенства.

- А Жора, а Юра, а Аня, а ты?..

- Ну все мы, все: и Шут, и Ната, и Стас, и Ушков, и Тамара, и Лесик… Все! И Васька Тамаров, и Юрик Маврин… Понимаешь – все!.. И Архипов! И обязательно Архипов! Без него бы ни один камень нашей Пирамиды не нашел свое место.

- И Тина? – спрашивает Лена.

- Спрашивешь!..

Говоря по сути, мы приступили к строительству новой планеты. Если хочешь – нового мира.

- С Тиной?

- Спрашиваешь!..

- Вы-таки её клонировали?

- Спрашиваешь!..

Глава 19

Когда мы вошли наконец в лабораторный корпус, нас охватил непривычный трепет. Давно, целых тысячу лет, мы не брали в руки колбочки и пипетки, не заглядывали в микроскоп, не следили за поведением своих клеточек и хромосом. И теперь, живя уже в лоне своих представлений о новой жизни, мы были охвачены трепетом ваятеля, если хочешь, - Творца!

Да, это была наша Sancta sanctorum! (Святая святых! Лат.).

- О, Пресвятая Мадонна! – воскликнул Стас.- Не дай мне упасть!

Юля улыбнулась. Она лишь коротко встряхнула головой из стороны в сторону, привычно, как она всегда это делает, освобождая лицо от водопада черных как смоль блестящих волос, и чтобы немо, одним лишь грациозным движением, привлечь наше внимание, свела лопатки, расправив свои мирные гордые прекрасные плечи.

- Дай нам, Господи, силы, - произнесла она тихо, - изменить, то, что мы в состоянии изменить, мужество перенести то, что мы изменить не можем и мудрость отличить одно от другого.

Главное - отличить!

У меня, смешно вспомнить, задрожали коленки. Мне показалось, что я уже слышал когда-то эту ее просьбу. Но теперь она просила Небо от имени всех нас. Мы уповали на Его помощь, и все, все свои надежды связывали с теплом и заботой Его рук. Каждый прекрасно понимал, что на кон была брошена и его жизнь. Все операции минута за минутой были расписаны на бумаге, но одно дело бумага, план, инструкция или схема и другое дело – работа руками, головой и руками, каждой извилиной, каждой клеточкой. Нельзя было допустить ни единого промаха. Да, нужно было что-то брать, куда-то смотреть, спрашивать соседа, отдавать команды и исполнять чьи-то просьбы, ждать, молчать, поспевать… И глядеть в оба. Одним словом – работать. Не допуская осечек. Аня тоже чувствовала себя далеко не в своей тарелке, ей казалось, что все валится у нее из рук, и мы все как могли помогали ей и подбадривали друг друга. Особенно старалась Юлия. Ее нежное участие придавало Ане уверенности, и со временем они привыкли друг к другу.

Что-то действительно звякало, жужжало, хрустело, звенело, капало, шипело и мигало, мы дружно шутили, затем Юра сказал:

- Я готов.

Мы, как всегда ждали от него чего-то большего, подробных разъяснений, напутствий, остроумных реплик, но он не произнес больше ни слова.

- Кто хочет сушеных кальмаров?

Стас, чтобы снять всеобщее напряжение, вышел на середину с огромным хрустящим мешком в руке.

- Отстань! – сказала Наоми на чистом русском.

- Хотите, я вам спою? – спросила Кайли.

- Давай, - сказал Филипп.

- У нас нет таких денег, чтобы с тобой расплатиться, - сказал Вит.

- Я дорого не возьму, - улыбнулась Кайли, - ну, так…

- Мне нравится, как ты поешь, - сказала Гитана.

Утро стояло солнечное, сквозь приспущенные белые жалюзи сочились яркие белые солнечные лучи, играя белыми зайчиками на белом мраморе прохладного пола. Мир мягкого белого света наполнил не только лабораторию, но и наши души, и наши надежды, мы и сами были во всем белом: белые шапочки, белые маски, белые халаты, белые штаны, белые бахилы… Даже Жора, никогда не снимавший во время эксперимента своего черного халата, сегодня был непривычно бел. Жужжали кондиционеры, мигали разноцветные лампочки, бежали поперек экранов компьютеров какие-то полосы, все было готово и ждало начала. Да, решение было принято, и лучшее решение заключалось в том, чтобы не отступать от него. Мы и не отступали. Обладая воображением, достаточно богатым, чтобы мечту сделать былью, мы были твердо убеждены, что сказка, наконец, оживет. Да, мы пустились в увлекательное плавание и надеялись на скорый успех.

- И ты, - спрашивает Лена, - и ты тоже весь сосредоточился на работе? Выздоровел?

- Весь! А я никогда и не болел!

- Ага… Не скажи… А Тина?

- А что Тина? Тины тогда еще не было с нами.

- Никогда не поверю, что ты так легко…

Я тоже не верил: я выбросил её из головы – кыш! На время, конечно, только на это время. Время «Ч»! Есть такое правило в деле – только дело! Я и выбросил Тинку. Да запросто! Кыш! Брысь, кошечка, брысь!..

- Да ладно, - произношу я, улыбнувшись, - ты же знаешь меня: ради дела я готов… Жертвы неизбежны, сама понимaешь.

Тина – как жертва! Так я ещё не думал. Агнц божий, ягнёночек… И поделом, и поделом! Ради нового мира Он отдал в жертву собственного Сына. Мир и обновился. И вот сейчас новый виток обновления – жертвы неизбежны! Вот и берите вашу Тину – нате! Хорошего не жалко! Ради обновления! Рыжая, правда, как… как апельсин. Из рыжих получается классное мумие… человеческое. Лечит все болезни!

Recipe: взять рыжую упитанную молочнолицую деву, усадить в глиняный горшок, залить мёдом, приправить пряностями, чем-то там ещё в известных пропорциях, запаять горловину горшка и зарыть в известном месте на известную глубину… Выдерживать сто лет. Пользовать тяжело больных по известной схеме…

Мир тяжело болен! Тина – как эликсир выздоровления. Пусть даже в виде человеческого мумие. Не биодобавка же! Эликсир выздоровления и бессмертия, и Бессмертия! Лучше – не придумаешь! А зачем её еще нам держать?

Тина и Иисус?...

Сравнил…

- Верь, - говорю я, - выбросил я твою Тинку на мусорник! Ты же меня знаешь: сказано – сделано! «И за боооорт её бросаает в набежаааавшую волнуууу…», - пою я.

- Знаю, знаю… Сказано, сделано… Значит, за борт?

Ах, эта Ленка! Знает уже меня как облупленного! От неё не спрячешься!

Тина – как Иисус!

От такого – умопомрачение…

Я ничего не выдумал – веление времени!

O, tempora, o, mores! (О, времена, о, нравы! Лат.)

Надо хорошенько поэксплуатировать эту идею!

- Никуда я её не выбросил, - успокаиваю я Лену, - такие – не выбрасываются! Ты меня понимаешь?

- Как никогда!

Тинка – как спаситель. Как Спаситель!

Не промахнуться бы, думаю я, не подвинуться бы…

Умом…

Глава 20

- С тех пор ты слышал что-нибудь об Азе, о ее малыше? – спрашивает Юля.

- Ничего…

- Думаешь он жив?.. Ты во сне часто…

- Одному Богу известно.

- Что ты можешь сказать по этому поводу?- спрашивает Юля,- от них ведь невозможно просто так отмахнуться.

Еще бы! Я помню каждую складку ненависти на лбу Азы, каждое ее слово, камнем брошенное тогда в меня, каждый вздох…

- Знаешь,- говорю я,- они всегда со мной, и я не стараюсь от них избавиться.

Давно замечено, что камень, брошенный в прошлое, обязательно врежется тебе в лоб при твоем продвижении в будущее.

- А кто он такой, этот твой Лесик?- спрашивает Юля.

Я и сам неоднократно задавался этим вопросом: Лесик! Кто он?.. Юля же просто приперла меня к стенке.

- Лесик…- начал было я, - это… это…

Я топтался на месте, как Буриданов осел.

- Лесик…

- Ты что же… Из тех прелестно-лестных слов, сказанных тобой о нем, можно было бы сплести увесистый лавровый венок не только славы, но и величия.

- Лесик,- тот же час нашелся я, - это такая, знаешь, всевселенская польза…

- Польза?..

- Именно! Польза…

Юля уставилась на меня своими огромными дивными черными глазами, полными удивления.

- Да,- уверенно добавил я,- польза! Которой, правда, никто никогда не сможет воспользоваться.

- Никто?..

- Никогда!..

Я помолчал и добавил:

- Искусство, наука и всякий труд только тогда оправдывают свое назначение, когда ведут к добру и приносят пользу человеку.

Я не сам это придумал – кого-то процитировал, то ли Гете, то ли Шиллера, может быть, даже Монтеня или Френсиса Бэкона… Все равно! Тину? Её формула «Правда-Польза-Добро» меня не удивила. Важно здесь то, что и я так думаю: от Лесика пользы людям, как от…

Но я могу и ошибаться.

- И все же,- настаивает Юля,- что ты можешь сказать о Лесике?

- Без него наша Пирамида была бы горбатой.

- А мне кажется…

- Держи,- говорю я, преподнося ей маленький букетик желтых, как цыплята, цветов, чтобы не распространяться больше о достоинствах Гербильского. Я мог бы написать и о нем не один том.

- Ах!..

- Нравятся?

- Какая прелесть!

- Это местные мимозы.

- Какая прелесть!

Здесь, на этом безлюдном острове, еще незатоптанном человеческими ногами, ей все нравится. Мы бредем по девственной нежно зеленой, до пояса, влажной траве, я впереди, она за мной, след в след… Босиком!..

- И все же…

- Давай руку…

- Слушай, - говорит Юля, - ты мне так и не рассказал… ты забрёл в своих представлениях…

- «Правда – Польза – Добро»!

- О своём Лёсике можешь сказать! Правду!

- Здесь могут быть змеи,- говорю я.

- Правда?!.

От неожиданности Юля аж подпрыгивает.

Глава 21

Право ведущего безраздельно принадлежало Жоре. Он восседал за управляющей панелью полиграфа, как на троне. Царь! Кесарь! Он был признанным богом экспериментального поиска, изучения природы путем ее тщательнейшей дезинтеграции с последующим собиранием всех частей в единую купу интереснейших, как нам казалось, результатов и выводов. Дезинтеграция всегда была его стихией, а неисчерпаемая потребность действовать - меня настораживала. Ведь нет в мире ничего страшнее деятельного невежества! Но эта формула нынешней жизни Жоры не касалась. Его отличали не прямота и напор фанатика, а знания скрупулезно собранных и выверенных научных фактов, которыми всегда был наполнен его круглый высоколобый череп. Этот живой компьютер ни разу нас не подвел! Он напрочь истреблял все наши сомнения и наполнял нас верой в него.

Поиск по сайту: