TOUR DE BABEL 5 страница

Шалаши –

Раями

Взошли

Ишь!

Хороши!».

- Думаешь ваши шалаши хороши? – спрашивает Лена.

- Прекрасны! Уверен! Ты только взгляни!..

Уверен?..

Я не был уверен…

Мы уже были в шаге от цели…

Да, мир признал наши усилия и устремления. Пирамиды стали расти как грибы, тут, там… Словом - повсюду… То тут, то там… Во всяком случае… Да!.. Первой признана Вена! Лучший город мира! Пирамида там возвысилась аж до небес. Согласно рейтингу консалтинговой компании Mercer. Качество жизни оценивалось… Ну да это совсем не важно… 39 факторов по десяти категориям… Почти все наши принципы были воплощены! За Веной - Цюрих и Женева. В десятку вошли Дюссельдорф, Франкфурт, Мюнхен и Берн…

- Европа – старая кляча…

- Значит-таки Вена первая, - говорит Лена.

- Вена возглавляет список на протяжении пяти лет. Все города оцениваются по системе, в которой Нью-Йорку присуждается базовая оценка в сто баллов. При этом сам Нью-Йорк занял 49-е место, после Вашингтона и Чикаго.
- А что же ваше Чикаго так подотстало?

- Вот так… Мы ведь решили начать с островов, затем перебрались на материк…

- Значит, Европа…

- Мы решили ее омолодить… Но вот пошли сбои…

- Где же мы все-таки дали маху?- вопрошал Юра.

Мне вдруг пришло в голову: это Аниных рук дело! Месть? Нет! Нет-нет-нет!.. Только не месть! Разве Аня способна на месть?

- Я же говорил, - сказал Юра, - надо было растить Гермеса, а не этих…

- Пожалуй, ты прав, - сказал Жора, - но ты же видишь, что мы не в состоянии…

- Вижу. Не слепой.

Компьютерный анализ свидетельствовал, что осечка произошла при планировании. Этот незначительный сбой впоследствии привел к существенным изменениям в росте. Отсюда такие неприглядные формы. Зато какое великолепное содержание! Наши апостолы побеждали на всех международных математических олимпиадах. В общем-то, дети как дети, только, конечно, с такими лбами… А затылки – дынями… Как у Нефертити!

- Разве ничего нельзя изменить? Можно ведь перепрограммировать эти геномы, перетасовать нуклеотиды, причесать, так сказать, и пригладить…

- Были ли просчеты, ошибки? Лучше не напоминай мне об этом. Мы не знали, как поступать с тем материалом, который не оправдывал наших надежд. Ведь там были и пятиглазые, и трехрукие, и покрытые листьями березы, и сосновыми иглами, живущие в воде и бензине, жрущие олово и асфальт. И Эйнштейны, которые пытались оспаривать значение теории всеобщего поля и Ньютоны, которые становились садовниками и собирали жуткие урожаи яблок и смокв.

- Смокв?

- Или инжира…

- Куда же вы их девали, этих ваших…

- Где-то мы все-таки просчитались. В чем? Оказывается, случается и такое: мы вдруг поняли, что те цели, которые нас окрыляли и объединили, собрали в единый кулак и даже породнили, оказались разными. Каждый из нас наши общие лозунги понимал по-своему.

Иногда меня охватывал ужас от мысли о том, что все может рухнуть из-за чьего-то недомыслия, нежелания подчиниться, неумения взглянуть на себя со стороны, заглянуть в будущее… Жуткий ужас! У нас были построены и прекрасно служили величественные сооружения, собранные со всего мира. На их строительство ушло несколько лет. И бесконечное количество тонн долларов. И султан, и шахи, и Буш, короли и королевы, Папа и даже монахини – настоятельницы многих монастырей, щедро жаловали нас всем, чем могли, когда мы рассказывали о своих планах.

- И Билл Гейтс? – спрашивает Лена.

- И Гейтс, и Карлос Слим Хел, и Баффет вместе с нашим Хосе…

- И Буш, даже Буш?

- Старший. Вместе с Картером. А младший…

- Этот глобалист. Он только и знает, что насаждать свою демократию. Силой! Как и все до него, фараоны, цари и Цезари…

- И они не требовали ничего взамен. Вера, беспримерная вера в то, что кому-то удастся сделать так, чтобы Небо сошло, наконец, упало на Землю, эта вера сминала любые сомнения, и ни о какой выгоде речь уже не шла. И весь мир затаился в надежде увидеть свое долгожданное светлое будущее. Утопия, мечта, выдумка? Нет. Нет и нет. Мы рассказывали, убеждали, демонстрировали реальность этой созидательной плоти, воплощенной мечты. Это не были очередные прожекты, нет, все подтверждалось расчетами и чертежами, бизнес-планами и конкретными сметами. И мир верил и благотворил. И боготворил! Денег не жалели. Нате, сейте зерна справедливости и добра!..

- И что же ваши бильдербергеры? – спрашивает Лена. – Вы собрали всех их в большую кучу?

- Да, деньгам стало тесно! Ох, уж эти Гобсеки и Крезы!.. Расщедрились, расшвырялись: на это - не жалко, не жалко!..

- Кто бы мог предположить!

- Ага!.. Мы просто диву давались!.. Я тебе уже, кажется, рассказывал, что каждый месяц в каком-нибудь ресторане на Уолл-Стрит собираются руководители 9 мировых банков: «Голдман Сакс», UBS, «Бэнк оф Америка», «Дойче банк» и тому подобных. Каждый месяц эти девять человек принимают решения, касающиеся шести миллиардов человек: каким будет процент безработицы в мире, сколько людей умрут от голода, сколько правительств будет свергнуто, сколько министров будет куплено и так далее. Это респектабельные преступники, но они влиятельнее любого мирового политического лидера. У них реальная власть — власть денег.

- И они…

- Ага… Жора и их подмял. Они согласились. Жора просто горел, как факел, сверкал. Не то, чтобы он был горд своей победительностью, нет. Он вдруг почувствовал реальную возможность осуществить заветную мечту! Жар-птица жгла ему руки! Не знаю уж, чем он их так приворковал, но они сдались, капитулировали. Думаю, что кому-то пообещал вылечить лысину или тик, кому-то решить проблему с потенцией, кого-то заморозить или клонировать… Они просто рухнули перед Жорой, пали ниц!..

И вот с этого затаившегося в надежде и ожидании мира мы и собирали по ниточке, по щепотке, по камешку и по капельке… По грошу! А то и по миллиарду! Мы творили и созидали. Китайцы построили нам кренящийся офис…

- Но ваша Пизанская башня…

- Наша поменьше в размерах, зато стоящая на прочном фундаменте. У нас есть и свой Галилей, и башня эта ему нужна для проведения своих опытов. Ему мало яблонь с тяжеловесными краснобокими яблоками, чтобы они падали на его лысую умную голову, вот мы и выстроили ему эту башню.

- Все, я заметила, у вас слегка лысые, немного толстые… Разве и Галилей был лысым? – спрашивает Лена.

- Этого я не знаю. Но точно знаю, что земное тяготение никто не отменял, и без него Галилей и дня не протянет.

- Это был Ньютон с яблоками, - уточняет Лена.

- И Ньютон тоже. А с ним и Галилей. Он не произнес еще и свое знаменитое «Eppur si muove!» (А все-таки она вертится! Лат.). О том, что Земля вращается вокруг Солнца и вокруг собственной оси он прочитал в интернете, но этого ему было мало, ему нужно было все это самому доказать. Вот мы и приобрели для него телескоп. У него теперь было все, что он пожелал для изучения природы. И всегда будет все, что он пожелает. Мир ведь бесконечен, безмерен, бездонен и бескраен. В этом мире всегда будут тайны для любопытных и, разумеется, открытия. Чтобы не возникало желания отнимать и делить. И вот что интересно! Галилею нет еще и сорока по тем меркам, а он только недавно научился плавать и уже спорит с Эйнштейном о всеобщей теории поля. Эйни это веселит, но Галик уперт, как логарифм единицы.

- Слушай, - я вдруг вспомнил, о чем хотел спросить Юлию, - а куда подевался наш Дон Кихот? Я его третий день не нахожу.

- Я его просто выгнала!..

Юля вызывающе сверкнула глазами, и, втянув в себя вдруг побелевшими и расширившимися ноздрями воздух так, что казалось, грудь вот-вот разорвет ее красивую блузу, произнесла, сцепив зубы:

- Терпеть не могу недотеп!..

И вдогонку, показав свои жемчужные зубы:

- И слюнтяев!.. Этот старческий инфантилизм меня убивает.

Господи! Как же она прекрасна в гневе!..

- Ясное дело, - говорит Лена.

Конечно же, я благодарен Елене за ее умение выслушивать меня часами. Соглашаться с моими доводами, задавать вопросы. Или сидеть совсем молча. В такие минуты только глаза ее говорят о том, что она слушает, глаза и тишина, которую она не смеет нарушить, когда следовало бы, на мой взгляд, ором орать. Да что там ор, меня можно было бы за такое (я ведь с ней, как на исповеди!) пристрелить на месте!

В знак признательности я иногда только нежно прикасаюсь ладошкой к ее обнаженному плечу. В знак признательности. На это она только на миг прикрывает веки, мол, ну что ты, мол, это само собой разумеется, мол, все в порядке, мол, ты же не мог поступить иначе (как с тем выстрелом в голову тому придурку!). Я же не насилую ее своим вниманием! Не хочешь – не слушай! К тому же, все, о чем я ей тут рассказываю, весьма любопытно, полагаю я. Иначе бы она…

- Да-да, - повторяет Лена, - старческий инфантилизм – это гиблое дело… Надо постоянно принимать этот ваш даосский эликсир вечной молодости.

- Так я и принимаю, - говорю я, - а ты будешь?

- Мне-то зачем? Или ты считаешь…

- Нет-нет, что ты, что ты!.. Ты – сказка!..

«Шалаши –

Раями

Взошли

Ишь!».

Надо же своим «Ишь!» так точно подметить и выразить все наши шатания, оступи и хляби!

Сильное начало (Ах, как восторженно и залихватски мы начинали!) и сильный финал (Мы всё ещё живём его ожиданием!) никто не отменял!

Тинка! Заррраза!

Ишь!

Хороши ли?..

Глава 17

Вершина, казалось, уже близка. А там и Небо…

Однажды мой взгляд поймал меня в зеркале: я - тот, что смотрел на меня потухшими глазами, - он сильно сдал. Мне было жаль его. Он считал себя умником и везунчиком, взвалив на наши плечи непосильную ношу – Новую Вавилонскую башню. Зачем?!.

Он где-то читал, что в покорении самой трудной вершины самое удивительное и прекрасное - это само покорение. Потом – пустота. И единственный путь с даже самой высокой вершины – вниз. Он уже ничего не сможет сделать! Все, что написано, не может быть уничтожено («…и в случае моей смерти, прошу сжечь все мои книги, бумаги, письма, расчеты, ноты, стихи… Все мои свидетельства жизни…»): рукописи, как известно, не горят. Ему хотелось бы одного: чтобы Пирамида стала тем плечом, на которое смогли бы опереться другие, пытаясь дотянуться до Неба.

Зачем же пожары?

Выдохся, он просто выдохся…

Даже те минуты абсолютной прострации, которые наступают после жуткого напряжения, жадного поиска выхода из тупика, даже такие минуты не приносят ему успокоения.

Cest la vie! (Такова жизнь!, фр.).

Ведь плодотворно только чрезмерное…

В чем спасение?!.

И если уж делать свою жизнь с кого-то, думал он, если уж кому-то подражать, перед кем-то преклоняться и поклоняться кому-то… Да, он готов следовать за кем-нибудь, но за кем? Он знает, что если уж чистить себя под кого-то, то, конечно же, под Христа… Христос – вот воплощенное Совершенство!

Но везде только люди… Только люди… И нигде совершенства…

Вдруг он заметил: мы все стали клониться к старости, наша жизнь ускользает, как бы мы не старались, не силились ее удержать. Даосский эликсир? Чушь собачья! Как и любой другой эликсир бессмертия. Пучок сена перед носом осла. Ослов! И наши надежды, хоть краем глаза увидеть свою Пирамиду, просто ничтожно малы. Мизерны!

Это убивало. Отчаяние было невыносимым. Его охватила паника.

Во мне бушевала ярость неудачника!

Чтобы умерить горечь поражения (он это признал), он спешил взять мобилку и набрать ее номер. И услышать: «Привет... Что случилось?.. Еще только три часа ночи…».

Это спасало от сумасшествия.

- За тобой приехать? – спрашивала Юля.

- Я сам… Я уже у ворот.

- Заезжай!

Это спасало…

Вел он себя (потом я признал и это) просто несносно. И начинал себя нежно ненавидеть.

Я стал всё чаще ловить себя на ощущении, что смертельно устал. Сон не приносил ни отдыха, ни облегчения.

В тот год мы ещё были вполне уверенны… Оставался Кайлас. И, кажется, остров Пасхи. И ещё несколько мест… Мест силы! Та же Антарктида с её подземными городами и собственным солнцем над головой…

Мы просто не имели права не сопоставить нашу Пирамиду с Кайласом. Здесь ось мира! Как ось нашей Пирамиды сочетается с осью мира?! И сочетается ли вообще?

Чего я просил у этих мест силы – просветления? Благословения? Одухотворения? А, может быть, каплю покоя, который даже не снился?

Не знаю… Пожалуй, преображения. Да-да, точно-точно – преображения!.. Преображения!..

Словно адский голод гнал нас по этим бесконечным храмовым ступеням в разных концах света…

И ещё это смертельно-невыносимое… Набатное:

«Ваш мир как Колосс Родосский расколот.

Намечены два последние рубежа.

Прополото поле.

И вспыхнул последний сполох».

Тинкино…

Прополото поле?

Откуда в ней эта свирепая ярость? Эта яростная свирепость?!.

Пророческая…

Сполохами…

Расколот?!.

Я признал: выдохся, он просто выдохся…

Глава 18

- Такманду, Матканду, Катманду, - говорю я, - никак не могу запомнить.

- А мне нравится, - говорит Юля, - Кат – ман – ду!

Прежде чем карабкаться на Кайлас, мы решили покорить Джомолунгму – когда ещё представиться такая возможность? Эверест – это Эверест!

- Конечно, - радуется Юля, - конечно!

Её радует возможность побывать у Бога за пазухой!

- Может быть, там, - выражает надежду Юля, - мне удастся…

- Нам, - уточняю я, - нам удастся!

- Конечно, - соглашается Юля, - конечно, нам!

Она настойчиво просвещает меня в познании Кришны. Что если с высоты, с самой высокой в мире высоты (почти девять тысяч метров над уровнем моря), надеется Юля, ей удастся показать мне Его! Вот будет-то чудо!

- Этот твой Непал напоминает мне человеческий эмбрион. Тебе не кажется? Точь-в-точь как те наши наполеончики, ленины, сталины из наших «Милашек»… Тебе не кажется?

- Ничего подобного!

- Или разваренную сосиску!..

- С твоим воображением нужно книжки писать, - говорит Юля, - а не…

- А не что?

- Ты собрался?

- Давно!..

Если хорошенько присмотреться к этому Непалу, то мне он больше всего напоминает такой, знаете ли… да ладно… Об этом я Юле не говорю.

- Камеру ты возьмёшь или мне тащить?

Твоя камера, ты и тащи!

- Давай свою камеру!

А какие тут сборы: фотик, блокнот, ручка, нож… Нож нельзя! Я даже бритву с собой не беру. Да, аптечку! Не забыть аптечку! Жаропонижающие, антибиотики и сердечные, капли в нос, АТФ-лонг под язык, бинты, пластыри, спички, флакончик со спиртом, мази, нитки… Полный фарш! Фонарик!.. И без камеры ведь никак нельзя – она и камера, и сканер поля, два в одном.

- Тогда – вперёд! – командует Юля.

Телефон с подзарядным устройством!.. Вдруг позвонит Ната. Или Аня, Юра, Вит, Жора… Вдруг я ещё нужен кому-то – Ане… Мы не виделись с тех самых пор…

- Идём? – спрашивает Юля.

Или вдруг проклюнется Лёсик: «… ты мне вышли свои представления о…».

Он ведь и представить себе не может, что мы с Юлей…

- Присядем, - предлагаю я.

Юля улыбается, присаживается на краешек пуфика.

Султан предоставляет свой самолёт:

- I advise you to have… (Я советую вам взять, англ.).

- Полным полна уже наша коробушка, - смеётся Юля, - под завязочку! Спасибо, родной! Thank you, thank, thank…

- Рётной, – улыбается султан, осторожно беря своими пальцами Юлин локоть, - прафда?..

Юля кивает.

- Роднее не бывает!

К вечеру мы уже в Катманду. Тааак, что тут у нас?.. Прохладно. Собственно, у нас здесь нет никаких дел. Тем не менее, оформив требуемые документы и переночевав в каком-то отеле, мы отправляемся бродить по городу. Акклиматизация – дело серьёзное.

- Ты как? – спрашиваю я Юлю, когда она платком вытирает лоб.

- Прекрасно!

Прекрасно!

- Влажность высокая, - жалуется Юля, - и душновато. Тебе не кажется?

Высота – около полутора километров. Здесь не очень-то раздышишься.

- Давай свою камеру, - говорю я, - надо было не брать её с собой.

Юля жить без неё не может!

Климат здесь считается субтропическим, муссонным.

В Долине Катманду, говорят, живёт десять миллионов богов. Интересно, чем они тут занимаются. И как делят власть между собой. Монастыри, буддистские и индуистские храмы… Юля снимает, снимает… Малюсенькие уличные алтари…

- Вот же она, - восклицает Юля, - ступа Боднатах!

Мы обходим по периметру этот буддийский храмовый центр, напоминающий цирк и украшенный молитвенными флажками, как какой-нибудь линкор в День военно-морского флота.

Юля, переключив рычажок камеры, теперь сканирует поле ступы – вдруг обнаружится…

- Смотри, смотри, - говорит Юля, - глазами указывая на зелёное окно индикатора, - видишь… Я же говорила!..

И без индикатора ясно, что места здесь святые – места силы! А что говорить об этом храме, представляющем пространственную мандалу, символизирующую и землю (основание), и воду (свод), и огонь (шпиль), воздух (вон тот зонтик), и даже небо – вон тот бельведер! Тринадцать ступенек шпиля – шаги к Нирване! Вся жизнь – как на ладони!

Мы обходим ступу вокруг ограды, поочерёдно вращая молитвенные барабаны… Затем – по террасам… Где-то здесь по этим ступеням спускается дух. Это фиксирует и наш сканер – окно индикатора просто огненное! Да и мы с Юлей набираемся свежих сил, чтобы бродить потом по магазинчикам и сувенирным лавкам…

Никакой усталости!

Много тибетских беженцев… Сидят группами не земле. Одинокий монах… Здесь и паломники, идущие из Тибета в Индию.

Затем были храмовые комплексы Сваямбунатх и Пашупатинатх. Юля пропала со своей камерой… Я сижу на ступенях, сгорбившись, обняв колени и сцепив пальцы рук. Передышка в беге по жизни. Яркий закат слепит глаза. Проще всего рассматривать носки кроссовок и ноги прохожих. Так я и делаю. Вот прошелестел оранжевый подол сари, вот прошуршали две пары одинаковых сандалий… Вот ещё одни сандалии с перепонкой между большим пальцем ступни и остальными… Остановились… Струйка небесного запаха околдовывает меня, дурманит до слепоты, да-да, до одури… Кто-то совершенно безликий (солнце в глаза!) положил на ступеньку монету… Рядом со мной. И удалился, звеня бубенцами на щиколотках… Я уже где-то слышал эти бубенцы… Да, у меня ведь слух абсолютный! Эти, и никакие другие: дзинь-дзинь!.. Уже в отдалении. Я закрываю глаза, прислушиваюсь – звук бубенцов растворился в воздухе. Я открываю глаза, ищу взглядом монету, нахожу… Старая, вытертая, с неровной поверхностью и едва различимыми символами… За такую и понюшку табака сегодня не купишь!

- Ах, вот ты где!

Это Юля.

И тотчас испаряется этот небесный дурман

- Подустал?

Затем снова ноги… ноги…

Меня вдруг осенило: бубенцы! Бубенцы!..

Тинка!

Я рыскаю взглядом из стороны в сторону, шарю глазами по голым щиколоткам… Вокруг множество людей с голыми щиколотками… Без бубенцов. Я прислушиваюсь – только шарканье, только шаркание сандалий… И какой-то гул, гул гор…

Тинка!?.

Я резво повожу носом по сторонам, втягивая воздух, как пёс, в поисках знакомого запаха её… Её запахов…

Тинка!..

Я же знаю, знаю до йоточки эти холодные с горчинкой флюиды, эту свежесть небесных высей и заснеженных неприступных вершин.

Знаю?..

Я бы только заглянул ей в глаза: Ти, ты?!.

Я дотягиваюсь рукой до монеты, беру её… Встаю, и подбросив монету высоко вверх, ловко ловлю её левой рукой и прихлопываю правой ладонью: орёл? Решка? Я загадываю желание: орёл – это её колокольчики! Тинкины! Я открываю монету – орёл! Поднимаю глаза:

- Тинка!..

Прохожие останавливаются, оглядываются, смотрят удивлённо.

Тины нигде нет. Никаких бубенчиков не слышно.

Орёл!

Я ещё раз разжимаю кулак, чтобы убедиться – орёл!

- Что случилось? – подойдя, спрашивает Юля.

- Орёл, - говорю я, - видишь.

- Что это?

Мне нечего на это сказать, я говорю:

- А ты слышала?

Она не понимает, что она должна слышать.

- Идём, - предлагаю я, - ладно…

Я бы только сказал ей: «Я не нищий! Я не нуждаюсь в твоих подаяниях!».

Вокруг одни только голые щиколотки!

Такое уже было со мной.

Плохи мои дела, думаю я, хотя слуховые галлюцинации вполне вероятны на такой высоте. Если бы не эта монета…

И эти запахи…

Юля намаялась со своей камерой, но на мой призыв отдать камеру мне категорически возражает:

- Нет! Я сама!

Да ради бога!

Жить бы здесь я не смог.

- Кумари, - говорит Юля, - Кумари обязательно!

Это живая Богиня, о которой мы узнаём совершенно случайно у продавца сувенирного лотка. Юля просто истязает его своим любопытством: кто она, что она, как её найти?..

Оказалось всё просто: по одной из легенд… Собственно, эта девочка из касты Шакья народов невары, не достигшая половой зрелости, после известных ритуалов поселяется во дворце Кумари Гхар и является единственной, кто даёт право королю королевствовать: поставить тикой на его лбу красную тилаку – точку. Это – как контрольный выстрел… на властвование в течение года.

Юля находит легенду и ритуал пуджи прекрасными! Кумари – это телесное воплощение богини Таледжу.

Я думаю и думаю… Только о Тине: зачем она здесь?

- И мы имеем возможность, - говорит Юля, направляя объектив камеры на нынешнюю Королевскую Кумари, - сопоставить и сравнить её биополе с биополем Иисуса. Богини и Бога! Будут ли отличия? Иисуса или Будды, или Аллаха, или даже самого Кришны, которым Юля последнее время просто пропитана.

Матани Шакья (эта самая Кумари) лишь согласно кивает.

Не думаю, что она знает русский.

Она сидит перед нами вся в красном, на голове красный чепец, лоб тоже выкрашен красным с большой чёрной точкой посередине. Губы тоже красные, а щёки – пунцовые.

Во взгляде – божественная пустота…

Я невольно бросаю взгляд на её щиколотки, но ноги её погребены золотистой парчой – длиннополым ритуальным халатом. Эти ноги не должны ходить по земле!

Я понимаю: Тина тут совсем ни при чём.

- Камеру давай, - снова предлагаю я, когда мы выходим из храма.

- На.

Как можно таскать на себе такую тяжесть!

- Представляешь, - говорит потом Юля, - с первыми менструациями эта богиня Теледжу внезапно покидает тело девочки и Кумари теперь живёт, как и все. Каково ей потом-то! Пойди, попробуй жить не богиней среди этих… Целую жизнь!

С этими менструациями в мире всегда были проблемы.

- Что ты сказал? – спрашивает Юля.

К вечеру мы изрядно проголодались, ели в ресторане.

Нет-нет: здесь бы жить я не смог! Ни жить, ни есть…

Меня мучает только одна мысль: этого не может быть!

Хочется расправить свои воображаемые крылья и – лететь…

Орёл!

Она приняла меня за нищего!

Кришну я так и не разглядел.

Нам здорово повезло с погодой – как раз кончилась полоса дождей. Для меня до сих пор остаётся загадкой, как Юле удалось договориться с властями. Мы тотчас стали спешно собираться в дорогу. Китайцы, как известно, народ несговорчивый. Нам пришлось убеждать их, что цель нашего посещения вполне мирная. Здесь не очень-то разбежишься – застава на заставе…

Бубенцы, бубенчики…

Так, так… Дзинь-дзинь…

Я знаю, что когда-нибудь это случится: наши с Тиной пути пересекутся…

В Катманду?

Каким ветром её сюда занесло?

И ещё эта монета…

Вот же она – орёл!

Моё смятение не имеет пределов.

Ти, я не нищий!

Вдруг слышу: «…это лидийская драхма из электрума, ей почти три тысячи лет… так, к сведению… как думаешь, такие монеты подают нищим?».
Я ошеломлён: чей же это голос?! Я думаю…

Я открываю глаза, осматириваюсь по сторонам. И теперь, как тот пёс, держу нос по ветру…

Хвост – трубой!..

И ещё: знаешь, эта, сверкнувшая молнией струйка её запахов, взорвавшая слизистую моего крупного тургеневского носа…

Я как тот пёс вынюхиваю её след…

Ти, Ты?!.

Глава 19

Как-то Жора поймал меня за рукав:

- Слушай, пробил час! Мне кажется, я нашел ту точку опоры, которую так тщетно искал Архимед.

Он просто ошарашил меня своим «пробил час!». Что он имел в виду? Я не знал, чего еще ждать от него, поэтому стоял перед ним молча, ошарашенный.

- Испугался? – он дружелюбно улыбнулся, - держись, сейчас ты испугаешься еще раз.

Я завертел головой по сторонам: от него всего можно ожидать. Что теперь он надумал?

- Нам позарез нужен клон Христа!

Мы все всеми своими руками и ногами упирались: не троньте Христа! Только оставьте Его в покое! Жора решился! Я видел это по блеску его глаз. Он не остановится! Он не только еще раз напугал меня, он выбил из под моих ног скамейку.

- Но это же… Ты понимаешь?..

Он один не поддался панике.

- Более изощренного святотатства и богохульства мир не видел!

Жора полез в свой портфель за трубкой.

- Ты думаешь?

Я не буду рассказывать, как меня вдруг всего затрясло: я не разделял его взглядов.

- Тут и думать нечего, - сказал я, - только безумец может решиться на этот беспрецедентный и смертоносный шаг.

- Вот именно! Верно! Вернее и быть не может! Без Него наша Пирамида рассыплется как карточный домик.

- Нет-нет, что ты, нет… Это же невиданное святотатство!

Я давно это знал: когда Жора охвачен страстью, его невозможно остановить.

- Конечно! Это – определенно!..

Он стал шарить в карманах рукой в поисках зажигалки.

- Что «конечно», что «определенно»?! Ты хочешь сказать…

- Я хочу сказать, что пришел Тот час, Та минута… Другого не дано.

У него был просто нюх на своевременность:

- Какой еще час, какая минута?..

- Слушай!.. Если мы не возьмем на себя этот труд…

Он взял трубку обеими руками, словно желая разломить ее пополам, и она так и осталась нераскуренной.

- Более двух тысячелетий идея Преображения мира, которую подарил нам Иисус, была не востребована. Церковь без стыда и совести цинично эксплуатировала этот дар для укрепления собственной власти, и это продолжается по сей день.

Я попытался было остановить его.

- Ты раскрой, - не унимался Жора, - пораскрой свои глазоньки: маммона придавила к земле людей своим непомерно тяжелым мешком. Золото, золото, золото… Потоки золота, жадность, чревоугодие… Нищета паствы и изощренная роскошь попов. Не только церковь – весь мир твой погряз в дерьме. Какой черный кавардачище в мире! Мерой жизни стал рубль. «Дай», а не «На» – формула отношений. И все это длится тысячи лет. Весь мир стал Содомом и Гоморрой. Эти эпикурейцы с сибаритами снова насилуют мир своими сладострастными страстями. Они не слышат и слышать не хотят Христа. Его притчи и проповеди для них – вода. Они не замечают Его в упор. Они строят свое здание жизни, свой карточный домик из рублей, фунтов, долларов… На песке! Это чисто человеческая конструкция мира. Спички у тебя есть?

- Держи.

Жора чиркнул спичкой о коробок и поднес огонек к трубке.

- Да,- сказал он, наконец, прикурив,- карточный домик. Это чисто человеческая конструкция мира,- повторил он,- в ней нет ни одного гвоздя или винтика, ни одной божественной заклепки, все бумажное, склеенное соплями.

Жора даже поморщился, чтобы выразить свое презрение к тому, как строят жизнь его соплеменники.

- И как говорит твой великочтимый Фукидид…

- Фукуяма, - поправляю я.

- Фукуяма? – удивляется Жора.

Я киваю.

- Не все ли равно, кто говорит – Фукидид, Фуко, Фуке или твой непререкаемый Фукуяма. Важно ведь то, что говорит он совершенно определенно: без Иисуса мы – что дым без огня.

- Я не помню, чтобы Фукуяма или Фукидид, - произношу я, - хотя бы один раз в своих работах упоминали имя Иисуса.

Жора не слушает:

- Только беспощадным огнем Иисусовых мук можно выжечь дотла эту животную нечисть. А лозунги и уговоры – это лишь сладкий дымок, пена, пыль в глаза… Верно?

Я пожал плечами, но у меня закралась едкая мысль: не собирается ли и он отомстить кому-либо камим-то особенным способом. Он уже не раз клеймил этот мир самыми жесткими словами, и всякий раз едва сдерживал себя, чтобы не броситься на меня с кулаками. Будто бы я был главной причиной всех бед человечества.

Его нельзя обвинять в чрезмерном усердии, у него просто не было выбора: без Христа мир не выживет! И каковы бы ни были причины, побудившие его сделать этот шаг, он искренне надеялся на благополучный исход. Что это значит, он так и не объяснил.

- Современный мир… В нем же нет ничего человеческого. Скотный двор и желания скотские. Ni foi, ni loi! (Ни чести, ни совести! Фр.). Его пещерное сознание не способно… И вот еще одна жуткая правда…

Жора посмотрел на меня, словно примеряя свое откровение к моему настроению. Затем:

- Я убью каждого, кто встанет на моем пути.

Он вперил в меня всю синеву своего ледяного взгляда в ожидании моего ответа. Я лишь согласно кивнул. Зачем тратить слова? Я ведь знал это всегда: Жора – враг этого человечества. Он давно уже был заточен на зачистку этого мира. Мне казалось, что его захватило чувство мести. Этого было достаточно, чтобы впасть в такую глубокую мрачность. Он просто потерял веру в человечество и был уверен в том, что близится конец этому племени. Он ждал и жаждал Нового мира! И всячески споспешествовал его рождению. Но он и предположить не мог, что на его пути к обновлению встанет весь мир.

Поиск по сайту: