TOUR DE BABEL 3 страница

- Ты говоришь с ними,- сказала Инна,- как какая-то умная книжка… Даже мы не всегда тебя понимаем…

- Я понимаю, - прервал ее Миша, - эта игра перевернет мир. Я чую это своим нутром.

Мы так и назвали ее – «Пирамида».

Самым любопытным было, конечно, то, что Игра стала пользоваться у наших малышей большой популярностью. Среди всех программ подготовки и обучения они выбирали только ее и охотно тянулись «строить свой рай». Да и мы не отказывали себе в удовольствии. А вскоре Игра вошла в каждый дом.

- Но уже есть прекрасная воспитательная игра – «Сталкер» и еще целая куча, - говорит Лена.

- «Сталкеру» до «Пирамиды», как лампочкам Ильича до звезд. Каждый старался построить сверхновое общество и заслужить похвалу педагога. Как мы не учили их не ожидать пряник за успешное решение той или иной задачи, гены тщеславия нет-нет и проявляли свои свойства.

- Воспитание воспитанием, - сказал тогда Жора, - но, если корень сверх меры обрезан, гол и сух, как сук, не жди хороших плодов.

- Очень образно и наглядно.

- Сказано же: «Зри в корень». Вот коротко суть игры: я беру, скажем, свой генофонд и строю на нем свою пирамиду индивидуальной счастливой жизни, все ее составляющие… Ген – как начало координат жизни, как точка отсчета. Ген, геном, генофонд человека… Пирамида для семьи, для школы, для всех иерархических организаций вплоть до страны, континента, мира, всей Вселенной… до Самого Бога…

- Пирамида Бога – это Царство Божье…

- Вот-вот…

- Да, это ново, это…

- Потрясающе! Запомни: начинать строить новую жизнь, собственно, плясать нужно от потребностей гена.

- Это как?..

- И искать корреляции между ее составляющими.

- Например?

- Как например, скажем, цена нефти зависит от длины ног Шерон Стоун? Или…

- По-твоему, если цена будет то и дело расти, то ей нужно укорачивать ноги?..

- … что условная цена длины ног коррелирует с условной ценой на бензин. Есть коэффициенты корреляции… Понимаешь?..

Лена качает головой – не понимаю!

- Какие коэффициенты, какой корреляции? Ног с бензином? Господи, какой бредище!

- Ничего подобного!

Лена возмущена:

- Рест, не беси меня. И вообще – ты можешь когда-нибудь нормально кончить?

- Сейчас?

- Твой рассказ – это парад недомолвок. (Тина бы сказала: «Империя недосказанностей!»). Сказал «А» - говори «Б». А то ни «бэ», ни «мэ»… Всё время приходится самому дорисовывать картинку. И ты ведь понимаешь, что каждый слушающий дорисует её по-своему.

- В том-то и прелесть, что для каждого такого случая может быть сто тысяч решений. И только одно из них – верное! На это и расчёт!

- Хорошенькая пища для поиска…

- Корм для ума. Если, конечно…

- Это ясно… Проехали… Тоже мне – Эдисон!

Я продолжаю:

- Или, скажем, как зависит урожайность пшеницы в колхозе Ильича от размера озоновых дыр над Антарктикой?

- Или, скажем, чего будет стоить Меллу Гибсону недостаточное для жизни евглены зеленой содержание кислорода в водах озера Чад?

- Но это ведь повсеместное изучение всех составляющих всей жизни на планете?! Слежка КГБ!

- Да, тотальный аудит жизни, ее полная квантификация. До последнего гена.

Но это же абсолютный бред! Нельзя ведь…

- Жизнь уже давно разобрана на кирпичики, нужно их только сосчитать, упорядочить и выстроить из них Храм. Пирамиду жизни!.. Иисус на вершине, а вокруг – совершенство… Блеск!

- Утопия.

- По крайней мере, можно строить виртуальную модель такой жизни. Для этого и придумана эта игра.

- Да, недурно, - соглашается Лена.

- Да, умно… И очень серьезно. Игра стала тестом для оценки качества личности во всех сферах деятельности человека. Вскоре она стала столь популярна, что затмила все известные игры на свете. Она удовлетворила все человеческие страсти: войны, наркотики, погоню за богатством, казино, секс, охоту, спорт… Ведь для человека нет ничего интереснее, чем удовлетворение жажды собственного совершенства. Сравнить себя с Самим Иисусом – что может быть выше, слаще и благороднее?!.

Вот такая получилась игра. Как сама жизнь. Игра принесла в мир новый стиль жизни, моду на совершенство. Это был перелом в сознании…

- Ну вы, конечно, надо сказать, - говорит Лена, - и замахнулись…

- Ага! Но игра игрой… Теперь каждый старался работать над собой.

- Да, что будем делать с миром?!- восклицал султан.- Как его изменить, как улучшить?..

- Тебе-то зачем?- приставал к нему Вит.

- Но как ты не понимаешь,- возмущался тот,- он же болен, умирает жизнь…

Даже Жора удивлялся прозрению друга:

- Мне хочется плакать.

- Я так ждал этой минуты,- радовался султан.

- Что же делать?- спросил Юра.

- Изменить мозги!

- Как? Укол в мозг гена мудрости? Вставить новые? Как?!. Пересадка мозга?!.

- Чушь собачья! Пересадка сердца, чужого лица, чужих мозгов - это же двадцатый век.

- Так что же? Остается воспитание, образование, религия, вера в Бога?.. Девятнадцатый век. Но халва не станет слаще только от того, что…

- Не станет. Значит…

- Значит что?

- Менять корень. Стержень, кость, основание…Менять гены! Тем более, что только семь-восемь процентов генофонда человека используются в его жизни. Остальные – молчат. И среди этих восьми процентов только 223 гена по настоящему человеческие. Гены – это 90 процентов породы человеческой и только 10 процентов личности определяется воспитанием.

- Не знаю, не уверена.

- Это гибельные слова. Разве могут быть сомнения? Жить так, как до сих пор жило человечество – это война против самих себя, самоуничтожение.

- Вот-вот, - вмешался Жора, - человечество нуждается в очеловечивании! Джо, расскажи ты им, - обратился он к Джону Зерзану, - просвети…

- Ах, устал я, - улыбнулся Джо, сняв очки и привычно взяв свою короткую бородку в кулак.

- Нельзя уставать, - улыбнувшись, сказал Жора, - расскажи, расскажи им о своем примитивном человеке нашего будущего. Это же житель нашей Пирамиды?

Джон промолчал, надел очки и внимательно посмотрел на Жору.

- Хорошо, - сказал он, - что хоть ты это понимаешь.

- Что он понимает? – спросила Ната.

- А то, - сказал Джо, - что нам нужно как можно скорее вернуться в каменный век.

- Да?! Зачем же? Ты шутишь!

- Чтобы снова научить людей умению делиться, - тихо проговорил Джон, - чтобы это стало основной ценностью людей: делиться и отвергать иерархию. На это способен только каменный век.

- Ты открываешь нам Америку!

- Наши предки, - продолжал Джон, - не знали организованного насилия, им не нужны были никакие новые технологии, они не меняли орудий труда в течение миллионов лет, не знали таких явлений, как накопительство и обжорство, стяжательство было противно их природе, они были просто…

- Дикими, - сказала Света.

- …они были настоящими людьми, а не животноподобными существами.

- Правда?

- Ага, - сказал Джон, - их потребности были полностью удовлетворены самым необходимым, они не были бедны, хотя ничего не зарабатывали, не копили впрок, они и жили дольше нас… Наша цивилизация просто античеловечна, а зеленая технология – просто дурь человеческая. Жить и двигаться нужно в сторону Каменного века. Сегодня же никто, ни один самый влиятельный политик, ни самый богатый бизнесмен не в состоянии обуздать падение нашей цивилизации в бездну ада.

- Откуда ты знаешь?

- Все эти политические системы, все эти партии и прочее надуманное дерьмо являются абсолютными импотентами в преобразовании современного мира.

- Верно-верно, - сказала Юля, - продолжай-продолжай.

- Наши нужды никогда не будут удовлетворены, хотя мы и набиваем мешки деньгами, а дома - совершенно не нужным для нормальной жизни новейшим оборудованием и модным тряпьем.

- Откуда ты все это знаешь? – снова спросила Светлана.

- Знаю, - сказал Джон, - и вот еще, - он взял со стола свою книжку «Бег в пустоту» и протянул Свете, - вот… почитай.

- И вот, - сказал Жора, - почитай и эту…

И вручил Cветлане еще одну книжку – «Экономика Каменного Века».

- Ух, ты, – воскликнула Света, - вы такие книжки читаете!

- И пишем, - сказал Жора, - и пишем…

- Можно я дам Переметчику? Почитать…

И тут уже Иван не выдержал:

- Свет, - сказал он, - не смеши людей. Подари ему лучше фломастеры для раскрашивания картинок. Он же читать еще не научился.

- И уже не научится, - с грустью добавила Татьяна.

- Что вы, что вы, - заступилась за Переметчика Света, - он уже перестал ковыряться пальцем в носу.

- А в паху пальчиками перебирает? – едко спросила Лиля.

- В паху?! – удивился Джо.

- Зачем? – спросила Хелена.

- Не могу отучить, - с сожалением сказала Светлана, - уже говорила ему говорила… Даже мазала горчицей… И пока еще обкусывает ногти… Зато не курит и уже не сосет кончик воротника рубашки!

- А что сосёт?

- Соску…

Глава 9

Итак, что же это будет за мир? Апостолы росли быстро, поэтому требовалось срочно отвечать на главный вопрос бытия. На земле уже был Золотой век, во всяком случае человечество помнит такое устройство. Как тогда было? Ответить трудно. Можно ли смоделировать Золотой век, не зная посылок на его структуру. Людям, говорят, было хорошо, было здорово. Атланты, лемурийцы или как их там называли были довольны всем. Ни партий, ни забастовок, ни восстаний, ни революций… Скука серая? Никаких потрясений. Террор? Но зачем и кого терроризировать? Наркотики? Но они упивались живой жизнью. Войны?.. Борьба за власть не имела смысла, потому что за трон царя не боролись, не травили соперников, не убивали… Не было предвыборных битв между соперниками, никаких «стенка на стенку». На трон царя упрашивали воссесть самого достойного, увещевали, соглашаясь быть подвластным ему, как былинка ветру, но и не суля сладкой жизни. Царь, если вдруг соглашался взлезть в царское кресло, брал на себя труд управлять государством, не получая взамен никаких привилегий. С его стороны это была жертва. Но все эту жертву ценили. И боготворили царя. Говорят, что так было. Кто знает? Что если это только выдумка фантазеров-мечтателей. Но ведь это пришло кому-то в светлую голову! Это – было прекрасно. Говорят, Платон тоже придумал свою Атлантиду, чтобы удивить человечество новым стилем существования, чтобы там, в этой стране чудес могли жить без оглядки на мнение соседа такие узники совести как Сократы, как… Кого еще вспомнить, близкого по духу к Сократу? Не знаю. Не помню. Такие как Иисус. Как Мухаммед, как Будда… Конфуцианцы и даоисты, и зороастрийцы, и Заратустра? Наверное. Вот кого следовало бы клонировать в первую очередь, вот кто бы мог стать родоначальниками новейшей эры. Кто нам мешал это сделать? Никто. В чем тогда дело? Страх? Да нет. Просто нужно было пройти этот путь: от простого смертного до сверхчеловека. Можно было бы и от самых простых, но мы взяли, самых, на наш взгляд, выдающихся, самых избранных, знаменитых, успевших оставить свой след на земле. С ними - проще. Проще лепить шедевры из глины, чем из золота. Мы ведь замахнулись на то, чтобы род человеческий, люд, серый, мелкий, злобный и завистливый люд поселился на земле, как на Небе. Совершенство - штука архитрудная, и совершенствовать человека далеко не легко. Правда-правда, святая правда - архитрудно, сверхтяжело. Это – проверено, это закон, аксиома. Да это и так понятно… Царство Божие, одним словом, вот что должно стать предметом наших вожделенных мечтаний. Но за что ухватиться? Законы Божии, заповеди Христа? Да! Дадада! Но если понятно, что такое дебит и кредит, что такое валовый продукт, если известен эквивалент стоимости труда столяра, мясника и торговца рыбой, то какую экономику мы должны развивать в царстве духа? Сколько стоит совесть? А благодарность, а честь? А сколько стоит любовь? Какая цена добродетели? И другие вопросы… А ведь надо и есть. Ведь не духом единым жив человек. Так-то, так-то, да, так. Так! Вот и оказалось, что строительство государства, особенно сверхгосударства и особенно Града Божьего – это прецедент. Ну, какой там коммунизм с человеческим лицом, ну какая там рыночная экономика с осклабившейся звериной мордой? Никакая экономная экономика нас не спасала. Никакие базисы и надстройки, ни ни … Даже самые отчаянные кризисы не могли для нас стать благодатным полем для внезапного пышного расцвета экономики и ураганного роста валового продукта.

- Ты пойми, - сказал Жора, - ты только взгляни на этих… нынешних, сегодняшних! Ведь пришли дикие… Это же ковровая бомбардировка невежества и скупердяйства, да-да – неистовой немыслимой нещедрости. По нам прошлись танки, танки и асфальтоукладочные катки…

- Тогда что же? – спросил я.

- Мера. Мера всего во всем. Запомни и это: мера – всему голова! Да-да, как в Каменном Веке!

А пока нужно было придумать страну, заселить ее смелым народом веры и посеять первые зерна духа. Структурировать жизнь. Создать для нее кристаллическую решетку, матрицу. Когда есть структура, есть кристалл, алмаз жизни и ты можешь его ощутить кончиками пальцев, шлифовать его, править на оселке своих чаяний, ты легко растишь бриллиант, да-да, растишь бриллиант, камень жизни, сверкающей как бриллиант. Подбираешь потом для него оправу, подбираешь по цвету, по вкусу и запаху… И живешь в нем… В этом бриллиантовом мире. Ты его хозяин и раб.

Нас привлекла матрица жизни в форме египетской пирамиды. Мы старались отказаться от всего, чем кичится наша цивилизация.

- Сейчас трудно не попасть под колеса прогресса.

- Невозможно. Мы, конечно, взяли и компьютер, и ген, и атом… Без этого сейчас никуда. Но взяли во благо…

- Я давно хотела тебя спросить… Расскажи о...

- Слушай, слушай же!.. Смотри…

Глава 10

Ее Венеция!..

Три дня подряд мы, что называется, не вылезали из гондолы. Юля готова и ночевать в гондоле. Здесь не до рассказов! Уши заняты слушанием плеска воды. Вечером в китайском ресторанчике к нашему столику подходит француз. Он усаживается рядом с нею, не обращая на меня никакого внимания, ровным счетом никакого. Говорят они по-английски, она даже не представила нас друг другу, я слушаю их, не пытаясь вникнуть в суть разговора, потом встаю, оставив их наедине и иду к бару, не теряя ни на миг их из поля зрения... Только раз она, слушая француза, повернула лицо в мою сторону и, словно успокоившись, поправив левой рукой прическу, стала снова слушать француза. Коктейль, который я заказал, был отвратителен. Во всяком случае, я тянул его через трубочку, казалось, бесконечно долго. Когда француз ушел, она встала и подошла ко мне.

- Пойдем?- спросила она.

- Хочешь выпить?- спросил я.

- Охотно...

Мы уже лежали в постели, когда зазвонил ее телефон.

- Выключи,- попросила она.

Весь следующий день мы снова бродили по городу. Она ни словом не обмолвилась о французе, а телефон уже не звонил. Не знаю, почему я назвал его французом.

А Париж мне понадобился на какой-то час-полтора – неотложное дело! Но мы не улетели ни на следующий день, ни послезавтра… Мы бродили по знакомым мне улочкам, я рассказывал, а сам думал о том, как вот так же, не спеша и с огромным наслаждением, я бродил здесь совсем недавно, прошло каких-то три года или, может быть, пять, я бродил здесь с другой женщиной, которая тоже была в меня влюблена.

- Ты говоришь так,- сказала Юля,- будто был здесь только вчера.

Я тоже думал, что люблю ее, нет-нет, я любил ее, до последней минуты…

- Рано или поздно,- сказал я, - ты всегда возвращаешься туда, где однажды был счастлив.

- Да, тебе звонила некая Йоко. Кто это?

- Это ружье, которое уже не выстрелит.

- Ты можешь сказать хоть слово? – злится Юля.

На это я снова молчу.

А вскоре нам понадобился Рим. Рим, Рим, Рим… Великий могучий вечный Рим… Первый! Юле нравилось срываться с места вдруг, через час или два, бросив все, к чему успела привыкнуть, новые места, новые впечатления, голуби на площади, не дающие прохода, чопорная стража Ватикана…

Встреча с Папой меня не разочаровала, но и не изменила моего представления о путях совершенствования. Папа признал Пирамиду, да, слушал мой рассказ с нескрываемым любопытством, спрашивал, уточнял, кивая или заглядывая мне в глаза, иногда останавливался и, словно выискивая нотки фальши в музыке моих слов, щурил глаза и ждал, ждал, когда же прозвучит эта злополучная нота, и когда она-таки звучала, самодовольно улыбался, мол, вот, вот тут-то зацепка, дескать, как же вы преодолеете, как осилите в человеке это самое скряжничество, это самое скупердяйство – его жадность, его зависть, мол де, никому это еще не удавалось…

Я рассказывавл… Он слушал, слушал… Затем, коротко простившись с нами, ушел.

- Ну что, – спросила Юлия, - думаешь, он признал?

- Думаю, что он думал о Великом Инквизиторе, - сказал я.

- Я тоже о нем подумала, - призналась Юля и улыбнулась.

Затем были святые места Петра и Павла, Колизей, Via Appia antica… Затем Венеция, ее Венеция, Палермо, Милан, что-то еще, все второпях, проездом, бегом... Наутёк…

- Ну,- спрашиваю я,- кто же тогда выиграл?

- Я проиграла,- радостно сообщает Юля.

Проигрыши ее еще не смущают. А что по поводу проигрышей говорит Конфуций? Этого я вспомнить не мог.

Тогда в Дели, был уже вечер, за мной увязались два индуса, мне пришлось налысо остричься. Это был последний, как мне показалось, спасительный шаг – стрижка под ноль. Я до сих пор не могу дать объяснения этому решению: стрижка налысо, золотисто-зеленоватая мазь на кожу лица, чтобы не отличаться от окружающих, и эта одежда – не то простынь, не то портьера через плечо, да – сандалии, браслеты на запястья... Вынужденная мимикрия. Когда потом я увидел себя в зеркале, опасность была уже позади, я смеялся до колик в животе: вылитый Джавахарлал Неру! Я сам себя не узнавал, не то, что какие-то индусы...

Этот смех спас мне жизнь.

Она никогда не видела меня стриженным под „нулевку”.

- У тебя череп кроманьонца, но никак не Неру!

- Кроманьонцы дали миру человека разумного, а он уж на выдумку хитер.

- Ты так и не сказал мне своего мнения о потлаче, - говорит Юля. – Что ж до Конфуция, то он создавал свое величие, отдавая. Он благодарил каждого, кому мог хоть чем-то помочь!

Ее щедрость, я заметил, жила в каждом кончике ее славных пальчиков.

- Ты, в конце концов, можешь со мной поговорить? – снова наседает Юля. Она уже не выносит моего длительного молчания.

- Да сколько угодно!

- Ба! Да у тебя есть язык! Говори же!..

Я только улыбаюсь. Мне кажется, всё давно уже сказано.

Если не думать о белой вороне…

О Тине…

- Ээээ, - говорю я, - знаешь…

- Да ладно, - останавливает меня Юля, - не старайся ты так.

Я стараюсь только молчать.

Глава 11

И вот апостолы выросли…

Первым – Ленин!

Мы просто диву давались его способностям, эрудиции и возможностям. Он творил чудеса. И не только Ленин. И Соломон, и Македонский, и даже Аа, поразивший всех тем, как он играл в хоккей. А какие стихи писал Чемберлен! Этот афроамериканец… Удивлял и Эйнштейн: лепил из глины воробышек и бросал в небо – фрррр... А Цезарь, как не странно, подружился с Сократом. Особняком держался только Конфуций, а Леонардо да Винчи был без ума от Анджелины Джоли:

- Теперь и ее улыбка перевернет мир! Эти губы…

Надо сказать, что Эхнатон не очень-то настаивал на едином Боге. Дело все в том, что о Боге, как Едином и Всевластном Творце вообще говорили мало. О Нем не принято было говорить просто так, всуе Его имя никогда не произносилось. Им незачем было к Нему обращаться, так как они твердо знали, что живут у Него за пазухой, и в любой момент будут согреты Его ладонями. Среди них не было ни христиан, ни буддистов, ни мусульман, ни иудеев… Они ведь не знали никаких разделений. Если Он один, то какие же могут быть разделения? И Иоанн-Павел разделял эту точку зрения. Он вообще всегда был за единение и единство. И, кстати, был одним из лучших игроков в покер.

- В покер?

- Он был азартнейшим игроком. Между тем, это новое сообщество, этот новый народ, необходимо было организовать в новую страну, государство, каких свет еще не видел. Пришло время населять город горожанами, а страну гражданами. Наш султанат…

- Интересно было бы понаблюдать за ними. Как они росли?

- Как грибы! Сегодня они бегали в трусиках, а назавтра подавай им уже джинсы, платья…

- Это невозможно представить.

- Да-да, так и было… Парней стригли каждый день, а девчонки отрастили косы… Поскольку сначала были города-государства, точно так, как в старые добрые времена, нам не пришлось ничего выдумывать. Иерархическая организация власти была крайне проста: лидер - посредник – народ. И эта организация была, конечно, условна. В Пирамиде, как и предполагалось, должна царить абсолютная свобода выбора стиля жизни, полная демократия… А выбор определялся желанием быть счастливым, реализовать свой геном в полной мере.

План был таков: наполнить город людьми, как сосуд влагой. Их выпустили из питомников и предоставили полную свободу действий. Вскоре колонии клонов, как кораллы покрыли поверхность нашего архипелага жизни. Пирамиды, пирамиды… Тут и там… Не успел наш фараон встать на ноги, даже еще ползая по пляжу, стал лепить из песка пирамиду.

Город ожил, ожил…

- Город? Только один город?..

- Нет же, нет! Я имею в виду Пирамиду. Уже Пирамиду. Городов было множество, целая сеть небольших городов… Скажем, Астана! С Норманном Фостером тут уж мы постарались! Надо признать, что Назарбеков, да-да… Нурсултан – человек будущего! Без его яркого и горячего участия нам бы никогда не удалось воплотить здесь идеи нашей Пирамиды! Да! Дом мира и согласия, объединивший все религии мира и единый народ… Ассамблея народа! И вот что еще важно: единение душ, единство духа! Впервые на Земле! Назарбеков, и об этом надо кричать на весь мир! один из немногих правителей осознал важность генома! Я был в восторге от понимания и признания! Надо же! И не могу до сих пор назвать еще кого-либо, так глубоко понимающего нашу идею. Город ожил… Зашумели деревья, зажужжали кондиционеры, зашевелились на окнах занавески, засветились, засверкали брызги фонтанов и улыбки прохожих, пробудились к жизни запахи, запрыгали по стенам солнечные зайчики... Как будто все разом пробудились от спячки, поднялись из мертвых… Это была Антипомпея. Скажу вот как: это была воплощенная добровольная простота! Гениальная простота жизни! Мы были свидетелями Возрождения Феникса. И все знали что нужно делать, все были при деле и очень заняты и работоспособны. Дело влекло, требовало усилий и жажды познания, совершенствования… Такова власть хромосомы. Геном знал, где ему лучше и спешил реализоваться в сфере хлебовыпечки или парикмахерском деле, кто-то стал поэтом, кто-то бухгалтером. Не было только военных, милиции, силовых структур, хотя были и Спартаки, и Цезари, и Наполеоны, и Гитлеры… Правда, с Гитлером не все было гладко.

- А что, правда, Спартак стал художником? – спрашивает Лена.

- А Сципион, ты будешь смеяться, Сципион с самого мала объявил себя королем шахмат. Каспаров не выиграл у него ни одной партии.

Лена просто поражена:

- Какой Каспаров? Вы и его клонировали?

- Нет-нет – Гарри. Гарик Каспаров. Он со всем своим прямодушием был искренне восхищен Сципионом. Они оба были счастливы. Рыба ищет где глубже, а наши – где счастье по биофидбеку. Интуиция и любопытство сделали свое дело, каждый получил то, что хотел…

- Гарик проиграл, видимо, потому что…– предполагает Лена.

- Да, как только ты прилепляешься, примазываешься к власти, ты уже в проигрыше. Ты – вляпался! Все рыло в грязи! А значит – проиграл. Не так ли?..

Вот такая получилась компания… А вот Наполеон…

- И Атлант женился на Нефертити?

- С Лениным была уйма проблем. И с Наполеоном. Мы прилетели…

- Ленин же умер!.. – недоумевает Лена.

- Да, ему повезло. Умер первый, тот, пробный, но был же второй… И седьмой, и семнадцатый… Да!

А вот Наполеон… Меня привезли…

- Что Наполеон? – спрашивает Лена.

- Меня поместили…

Тина вертит в руках неразлучный свой телефон, ей должны позвонить…

- Слушаю, слушаю, - говорит она, - я тебя слушаю.

А я ведь знаю, что слушает она только телефон. Важный звонок.

- Важный звонок? – спрашиваю я.

Она кивает. Говорит:

- Куда поместили?

- Мне, - говорю я, - предоставили лучшие апартаменты, белы-белые… Как… Салатовые и палевые оттенки… Тихие, мирные тона…

Лена кивает, мол, прекрасно, что дальше?

Она усаживается поудобнее, сидит молча, мучая телефон.

- Что дальше-то? Где это было?

- Ой, знаешь… эти хилеры… На Филиппинах!

- Киллеры?

- Эти филиппинские врачи, которые режут без ножа, хотели проникнуть… Ну, ты знаешь, как они лечат!

- Знаю…

- С брюшной полостью – это ясно. Тут можно замылить мозги. Можно целую руку просунуть в брюхо и вытащить кусок лишней кишки или желудка… С печёнками-селезёнками – это ясно. Но они хотели проникнуть в мой мозг… Руками! Думаешь я дамся?!

- Нет!

- Так вот в тот же день, вечером, уже ближе к двенадцати…

А вот и звонок!

- Да, - говорит Лена, - да! Да… да… да… Конечно-конечно! Да-да-да… Обязательно!.. Не вздумай! Да! Конечно, да! Я же сказала… Да!

И ни одного «нет».

И вот телефон летит на сидение кресла. Молчит!.. Лена всё ещё там, в телефоне, поэтому я тоже молчу. И вот глаза её обнаруживают меня снова.

- Да, - говорит она ещё раз, - я слушаю. Так куда там тебя запроторили?

- Филиппины, - говорю я, - хилеры… Они хотели пролезть сквозь мою черепную коробку…

Лена смеётся. Это признак того, что ей удалось уговорить телефонного собеседника. Кто это был? Не всё ли теперь мне равно? Лена просто хохочет:

- Они не знали, с кем связались!

- Часы ещё не бабахнули полночь, - говорю я.

- Да, - всё ещё смеясь, - говорит Лена.

Я любуюсь её улыбкой! Жду.

- И вот представь себе вот что, - продолжаю я, - я пытаюсь в этом сам разобраться, не привлекая пока… Я даже тебя не хотел посвящать…

- В чём разобраться?

- Приходит вдруг и садится напротив…

- Кто и куда приходит и зачем садится? – спрашивает Лена.

- Знаешь, это такая тёмная штуковина… Я даже не знаю, стоит ли тебе… Ладно – рискну. Только не суди строго…

- Рест…

- О, кей… Слушай же, слушай… Кто бы мог… Я поясню… Всё дело в том, что…

- Ты рассказывай, я пойму, - настаивает Лена.

- Наполеон, - говорю я.

Хорошо! Раз ты настаиваешь… Что ж!.. Тебе и расхлёбывать!

- Приходит и садится…

Теперь тишина. Молчание.

- Иииии… - говорю я.

- Стоп! – говорит Лена.

Пауза.

Лена щурится, всматривается в мои глаза, что-то тихо бормочет.

Ты же настаивала, думаю я, так теперь имей терпение выслушать.

Лена словно читает мои мысли, киват, мол, ладно, говори.

Я говорю:

- Ну, кто бы мог подумать, что сам Марат, говорит Наполеон, съест дохлую собаку? И где? Какое-то забытое богом Тарутино! Язык отказывается произносить, а мозг просто вянет, не в состоянии принять это!..

Император в ярости отстраняет руку полкового врача:

- Оставь же меня!

- Наполеон? – спрашивает Лена.

Я киваю: Наполеон!

Ссадина на скуле уже не кровоточит, так что нет нужды ею и заниматься. Наполеон просто взбешён, он мечется по моим апартаментам из угла в угол, то и дело хлопая себя ладонями по бедрам, словно подгоняя себя. Куда он торопится? Чем он прогневан? Ниточка корпии, прилипшая к ссадине развевается как маленький победительный флаг, словно император звал за собою полки, а огонь свечи, вздрагивая, пугливо прижимается к огарку, ища у него защиты от разъяренного хозяина.

- Где же он, где он? Почему его нет до сих пор?

Вопросы повисают в воздухе дамокловыми мечами…

Кого ждёт император? И какую весть ему должны сообщить?

Наконец, входная дверь, заскрипев, отворяется, пропуская долгожданного гостя… Жора, не оглядываясь, произносит:

- Наконец-то…

- Жора? – спрашивает Лена.

- Жора, - киваю я.

Снова пауза тишины.

- Наконец-то, - повторяет Жора и раскуривает свою трубку.

Всем становится ясно, что…

- Мне не совсем ясно, - говорит Лена, - что значит ваше «ясно». И кого же дождался твой император?

- Жора, - говорю я, - давно бросил курить, и вот… не удержался. А ждали они, и Жора, и Наполеон, ждали… Собственно, это уже и неважно. Всё дело ведь вот в этой самой ниточке корпии, прилипшей к ссадине… С неё-то… Вот она… Куда же я её запроторил?

- Так бы и сказал, - говорит Лена, - теперь-то понятно! Ладно. Не ищи. Верю. Теперь понятно.

- Ага, вот она! – восклицаю я, - чёртова корпия… Нитка как нитка…

Что понятно?

- А эти хилеры так и не смогли, - говорю я, - установить диагноз. А кто бы мог? Ты веришь, что кто-то там понимает что-нибудь в моём мозге? Нет ну, ты скажи, ты можешь в это поверить?

- Никогда! – говорит Лена.

- На, держи! – говорю я, предлагая корпию Лене.

- Зачем?

- Чтобы поверить.

Лена встаёт и идёт к окну.

- Ладно, - говорит она, - верю. Спрячь! Ещё пригодится.

- Думаешь?

Лена закуривает. Думает.

Вот такая история с ниточкой!

Поиск по сайту: