ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ 13 страница

- Теперь – да.

- И как только я её оживил, ты заметила, клеточки тотчас дали рост, дали рост, ты заметила? Засветились, заиграли… Я даже слышал, как они рассмеялись, радуясь, радуясь… Ты заметила?

- Да, теперь – да!

- Вот видишь! А вы говорите…

И я снова думал о Тине…

Думал: как же я, Ти, без Тебя?

Живи уж… Пожалуйста!))

Vivre et laisser vivre (Живи и давай жить другим! Лат.).

- А что Аня?..

- А что Аня?..

«…и бабочка с помятыми крылами взлетит искать очередной огонь…».

Ооооооу!..

Глава 28

Только часам к шести вечера, солнце уже пробивалось сквозь жалюзи с другой стороны комнаты, мы увидели на экране вполне жизнеспособную яйцеклетку. Она напоминала ленивую живую каплю масла, взвешенную в мутноватой слегка опалесцирующей воде. При большом увеличении можно было видеть ее возмущенную волнующуюся поверхность.

- Как…

- Как…

- Как…

Мы точно зачарованные смотрели на это чудо жизни, призывая всю свою поэтическую силу и мощь, чтобы не обидеть ее недостойным эпитетом.

- Как головка еще спящей, но и пробуждающейся Эриннии, - едва слышно, словно боясь разбудить Эриннию, прошептала Нана.

И все мы как по команде кивнули: да! Как головка!..

- Oh, isn’t it lovely! (О, какая прелесть!) – пролепетала никогда не видевшая яйцеклетку Кэмерон.

Для меня же впечатление было такое, будто уснувшую медведицу силой вызволили из глубокого плена сладостной зимней спячки, и теперь она готова выплеснуть нам все свое недовольство. Реснички трепетали, словно стебельки ковыля. Она была окружена мерцающим красновато-оранжевым ореолом. Яйцеклетка жила! Об этом свидетельствовали все датчики, следящие за ее метаболизмом. Кислород и АТФ, и ГТФ, и…

Мы сидели теперь в креслах, с наслаждением жуя бутерброды и потягивая кофе, запах которого нравился, видимо, и ей, и ждали только одного – перетяжки. В обычных условиях она появлялась через несколько часов после проникновения в клетку спермия. Мы же ускорили процесс созревания биополем.

- Ну же, родимая, - не удержался Стас, - давай быстрей!..

- Дуйся, дуйся, - торопила Тисам.

Что давай-то, подумал я, сюда бы Ли, где Ли?.. Или Тинку!

- Festina lente (Cпеши медленно, лат.), - сказал Юра.

Желобок, образовавшийся по экватору зиготы, на наших глазах превращался в ров, словно тело нашей красавицы как раз по талии ловко заарканили лассо и затягивали до тех пор, пока перетяжка не разделила ее на две равные части - две клетки, из которых через известное время образовалось четыре…

- Как переспелая ежевичка,- сказала Янка.

Процесс пошел: морула, затем...

- Как ягода морошки,- сказала Тамара.

Я вдруг подумал, что вот так же, как Афродита из пены, могла бы вызреть и настоящая Тина, живая, смеющаяся, бойкая, рыжая-рыжая… Сперва Тина-клеточка, махонькая, почти невидимая, затем… Э-эхе-х… Пока мне не за что зацепиться… Ведь то, что мне иногда слышится или видится во сне… Тинин бред… Вернее, мой бред о Тине… Его ведь ни на какие ворота не намотаешь…

Эхе-хех…

Стас со своими искусственными матками и плацентами, хорионами и пуповинами и всей своей плодоносной кухней едва поспевал за усердно работающей Аней. Глядя на нее со стороны, нельзя было ею не любоваться. Прежде, чем поместить свеженькую зиготу в стенку такой матки, Юра тщательно изучал ее, зиготы, жизнеспособность по сиянию ауры. Эти огромные клетки, хранящие теперь ядра наших первенцев, плыли по фиолетовому полю экрана, как путеводные звезды по вечернему небосклону, и мы, как волхвы, устремились за ними в неизведанный новый мир с огромной надеждой на наших глазах сбывающейся мечты. Юра и сам был заворожен таким необычным удивительным зрелищем, выглядел торжественным и счастливым. Все зиготы светились по-разному, и это было в порядке вещей – каждая несла свой, так сказать, запас индивидуальности, но все они светились, сияли, блистали во всей красе своими жизненными красками, кружась в своем первом вальсе, смеясь и сверкая. В этом празднике рождества новой жизни Аня безоговорочно преуспела. Это, несомненно, ее заслуга, что наши клеточки задышали, заговорили, отвечая на наши вопросы. Ее и только ее. Все это понимали и Аня, может быть, впервые за многие годы была горда тем, что стала причастной к деяниям мирового значения, о масштабности которых в тот момент можно было только догадываться. Так глаза ее не блестели ни в Париже, когда мы бродили по Булонскому лесу, ни в том далеком счастливом, сверкающем молодостью подвале бани, когда она была по уши влюблена в меня…

- И Аня, и Юра, - продолжаю я, - с особой тщательностью относились к своему делу, и по всему было видно, что эта работа доставляет им огромное наслаждение. Каждый шаг, каждое их движение были выверены и грациозны, и можно было смело говорить, что их геномы (и они это признавали!) реализовались вполне. Так вот в чем смысл их жизни! Они светились, их глаза сверкали, они были счастливы. И было от чего: ведь мы совершили паломничество в неизведанную страну Творения. И та Анина угроза, когда мы с ней остались вдвоем («я надеюсь, у тебя хватит мужества признать, что твоя Пирамида может и не состояться»), мне казалось, вскоре забудется. Но утром при встрече Аня задала мне новый вопрос:

- И какой же стиль отношений ты теперь мне предлагаешь? – спросила она, когда мы встретились.

Если бы я мог знать! Но не мог же я разорваться!

О Тине я старался не думать. Я давно уже возвёл её в ранг Мастера, а сам прикинулся Маргаритой! Чтобы Мастер диктовал мне свои доводы и предложения… Свои наставления. Да хотя бы притчи, а что?! Кто-то ведь должен диктовать! Бог дал мне Тину! Так давно повелось в мире – кто-то Цезарь, а кто-то его Брут, кто-то Иисус, а кто-то Его Иуда… (или Его Магдалина), Македонский и Диоген… Дон-Кихот и Санчо Панса, Гаргантюа и Пантагрюэль… Мир пар! Пары мира! Ромео и Джульетта, Юнона и Авось… Да хоть тот же Галкин со своей Аллой! («Если бы не ты… Не ты… Не тыыыы…». Ах, ты, Господи, Боже мой!).

А мы с Тиной? Чем мы не пара?

Тина – Мастер? Дурацкий вопрос! Я и подался, и подвинулся в Маргариты, чтобы время от времени слышать её… Вдруг её голос:

«По поводу Маргариты – еще раз наденешь юбку и будешь строить свою Пирамиду сам!».

О, Святая Мария!..

Сам!..

Да как же я – сам?!.. Сам я – ничто… И Ты это точно знаешь!

- Я, что ли, - знаю? – спрашивает Лена.

- И ты тоже…

Сам!

«Топить в просторном просмолённом доме печь. Беречь тепло, слова, дрова и свечи. Ещё патроны надо поберечь. Иначе от тоски отбиться нечем…».

В ожидании Тины я законопатил все щели, просмолил и стены, и пол, и потолок, чтобы беречь и тепло, и слова, и дрова, и свечи… И приобрёл двустволку (калибр – 20. Вес 2,75 кг. Длина стволов - 725 мм, сверловка: правый ствол цилиндр с напором; левый - чок, длина патронника 70 мм, стволы не хромировались. Диаметр бойка 2,5 мм. Усилие спуска: передний спусковой крючок 2,75 кг; задний - 3,0 кг.), ящик патронов… Пристрелял прицел…

Чтобы точнёхонько бить в десятку, отбиваясь от тоски…

В ожидании Тины…

Сберегая для неё и тепло, и свечи…

И целый ворох совершенно непознанных, неизведанных слов…

Живя ожиданием…

Ба-бах!..

Раз уж я тебя оживил…

Глава 29

- Знаешь,- говорит Юлия,- твой Фукуяма, торжественно возвестивший лет пять тому назад о конце истории, недавно заявил, что говоря о конце истории, он имел в виду не совершившийся факт, а то, что ждет нас в ближайшем будущем. „Началась ли история опять?”- спрашивает сегодня он.

- Началась ли?- спрашиваю я.

- Либерализм, демократию и рынок он объявляет универсальными ценностями планетарного масштаба...

- Очередная сказка,- говорю я,- о бесконфликтном будущем человечества... Сегодня в моде уже Хантингтон. Он делит человечество на цивилизации по первичному признаку этно-конфессиональной идентичности и утверждает, что цивилизации обречены на конфликты.

- Все эти Рамзесы и Хаммурапи, Платоны и Аристотели, Македонские и Цезари, Макиавелли и Монтескье, Оуэны, Мальтусы, Локки, Фитхе и Беркли, Гегели и Гоголи, Кьеркегоры и Канты, Фрейды и Фроммы, все эти Марксы-Энгельсы-Ленины-Сталины, все эти...

- Именно!

- Что от них толку для человека?

- Толк очевиден – это движение мысли из пещеры к свету. И последняя зрелая мысль – любите друг друга!..

- Да,- говорит Юлия,- это шаги от зверя к Богу, но от этого во рту слаще не стало.

- Да,- говорю я,- все они только описывают то, что хотят видеть, не давая себе труда указать бесконфликтный путь развития... Что же касается рынка, где человек человеку – волк, то он, рынок, не может быть планетарной ценностью, скорее всего рынок – это бесконечная война, да, собачья грызня за кость планетарного масштаба...

- Значит...

- Да,- в сотый раз повторяю я, - спасение человечества в Пирамиде. Только повсеместная диктатура и селекция совершенства способны изменить его пещерное сознание. И без очередного плодоносного зачатия человеческую породу не осилить! Неужели не ясно?..

- А что ты думаешь о детях индиго?- спрашивает Юля.

Что я думаю о детях индиго? Ничего не думаю. Я просто знаю, что дети…

- Рестииик, э-ге-э-й! Ты где, ты куда пропал?

- Юсь, - говорю я, - представляешь…

- Ты не ответил.

Я забыл, о чем Юля спрашивала. А… все равно!

- Вот-вот, - говорю я, - надо усердно трудиться над тем, чтобы укротить бег собственной плоти и создать в себе тишину и покой...

- Ты говоришь, как какой-то философ.

- Я и есть философ.

- А мне по душе, когда ты стреляешь из рогатки в попытке сбить с дерева созревшее яблоко, не повредив его кожицы. Особенно мне нравится,- говорит Юля, - когда ты споришь с дельфинами о преимуществах Моцарта перед Вагнером.

- Они умнее людей.

- Но как с ними можно спорить?

- Они умнее людей…

Юля не отступает:

- А вчера ты говорил, что в результате глобального потепления Альпы лишатся трети горнолыжных курортов.

- Во всяком случае, здесь,- говорю я,- вот на этом самом месте, где мы стоим, через десять-пятнадцать лет будет глубоководное озеро.

- Живописное озеро у подножья Альп!..

- Да,- соглашаюсь я,- сначала озеро, а потом и потоп… Если они откажутся от строительства Пирамиды.

Мой скепсис непобедим.

- А знаешь, - говорит Юля, - если бы люди находились в равновесии с природой, то их, как и других, аналогичных по массе и весу животных, сегодня жило бы на Земле всего сто тысяч человек. Ты это знал?

- Вот они и жили бы в Пирамиде! - говорю я.

Юля молчит. Затем:

- Значит, Земле тяжело нести груз семи миллиардов?

- Ты сказала, - говорю я.

- В прошлую пятницу, 25 сентября, - говорит Юля, - Global Footprint Network сообщила, что наступил Earth Overshoot Day — день, когда человечество, израсходовав возобновляемые ресурсы, имеющиеся в его распоряжении, стало поглощать ресурсы, предназначенные для будущих поколений.

- Ну вот, - говорю я.

- Что «Ну, вот»? Человечество стало особенно прожорливым за последние десятилетия. В настоящее время мы расходуем на 40% больше того, что Земля может произвести. И если рост потребления не прекратится, то уже в 2050 году придется искать планету-близнец, чтобы использовать ее как сырьевой придаток.

- Ну вот, - повторяю я, - нам без Пирамиды…

- Я так и знала, что ты так ответишь!

- Ну вот…

Юля молчит и уже через минуту меняет тему:

- Ты мне так и не ответил: мы приглашены на церемонию вступления на престол принца Альберта?

- Там будет очень узкий круг.

- И Аня будет?

Я не знаю, что ей ответить. И думаю о том, что завтра уже Новый год! Как летит время!

- И Аня там будет?- снова спрашивает Юля.

Аня! Если бы Аня… Что я могу на это ответить?

- Нет,- говорю я уверенно,- Ани не будет.

Если бы Аня могла там быть!..

- А Тина? А Тина твоя там будет?

- Зачем ты так шутишь?

- Хорошие шуточки! Ты же без неё уже шагу ступить…

- Юсь, перестань… Перестань, пожалуйста. Хоть ты-то…

- Мы, наконец, едем ужинать? Ты ей звонил?

- Тине?

- Ане! Она просила…

- Непременно, - говорю я, - а как же!..

- Что?!.

- Едем, - говорю я, - ужинать…

И вручаю ей маленький пистолет.

- Что это?

- Новогодний подарок. Держи!..

Убей меня!.. Лучше убей…

«Нас не милуют боги, цари и знаки,

Не тряси цепями и не юродствуй…

Поджидает голодных с похлёбкой Иаков,

Чтоб жратвою меняться на первородство…».

Лучше убей…

Чем жратвою меняться…

Глава 30

Итак, прогонка с геномом кузнеца прошла успешно! Все обновленные яйцеклетки мы заморозили, а недельные зародыши пустили на банк стволовых клеток. Мы не имели права рисковать Эйнштейном, Леонардо да Винчи или тем же Лениным, нет! Мы принесли в жертву геном кузнеца, и кузнец сделал свое великое дело! И теперь вопрос встал ребром: кто же все-таки первый?! С того самого момента, когда у нас с Жорой появилась мысль о наполнении нашего поселения первыми горожанами мы, конечно же, не переставали мысленно вести отбор – кто?! Кому мы доверим эту громогласную честь? Требовался наш Гагарин!

Мужчине!

Не было никаких сомнений, что это должен быть только мужчина.

Первый фараон Аа, Гильгамеш, Навуходоносор?.. Или Ашшурбанипал?

Или все-таки Адам?

Имени Иисуса назвать не осмелился никто.

- Тутанхамон!..

Когда об этом зашла-таки речь, мы одновременно произнесли это имя. Тутанхамон стал самым известным из фараонов. Его мумия стала одной из доступнейших для исследователей, некоторые ученые пытались воссоздать его внешний облик и у нас, к тому же, был готов уже материал для клонирования. Как мы его добывали – это целая история. Тутанхамон был среди первых наших жителей, но не первый. Адам и Ева, Каин и Авель… Или Лилит? Первая из первых! Кстати, о Лилит. Все женщины вышли, как известно, из ребра Адама. Потому-то они и сладенькие такие… Как поджаренные в собственном соку бараньи рёбрышки… Ты же помнишь, какое это наслаждение, похрустывая сахарными косточками…

- Прям слюнки текут, - признаётся Лена, - мог бы и угостить.

- Вечерком! Потерпишь?

- От тебя дождёшься…

- Приглашаю, - торжественно произношу я.

- От тебя дождёшься, - не верит Лена.

- Так вот, - продолжаю я, - когда я спросил Тину о её родословной…

- Тину? Ты спросил?..

Лена не понимает, как я мог спросить Тину.

- Рест… Уже не смешно. Ты можешь хоть на время оставить Тину в покое?

- Она сказала…

- Интересно…

- Она так и сказала: «Я не…».

- Продолжай-продолжай… Смелее! Что ещё она тебе такого сказала, что ты так сладострастно уцепился за неё?

Сладострастно? Разве это заметно? Да нет никакой страсти! Есть дело, есть только дело, думаю я, которое без участия Тины (и только слепой уже этого не видит!) ни на шаг, ни на йоту не сдвинется с мертвой точки. Я это уже усвоил, несмотря на, казалось бы, явные первые успехи с геномом кузнеца. Тоже мне придумали – страсти!.. Хотя, правда… Если смотреть правде в глаза… Трудно глаза отвести. От Тины-то… Трудно-трудно!..

«Ты засыпаешь, нагим откровением, накануне рассвета.

А я становлюсь отражённым дыханием. Кофейным летом.

Стекаю росистыми каплями с ласковых маков.

И в сны твои запроста вхожа. И сны – одинаковы.

А там – галдящие толпы, быков табуны, легионы спартанцев

берут Колизей…».

Берут Колизей… И в сны мои – запроста, запроста!.. Мне кажется, что теперь я только и живу в своих снах. И мы там с Тиной там, в снах…

При чём тут сладострастие?!

- Так что же она сказала? – ещё раз спрашивает Лена.

- Я, - сказала она тогда, - не из ребра.

«Стекаю росистыми каплями... с маков…»

- То есть, – не понимает Лена, - из чего же? Из печёнки или из селезёнки?

Я молчу, затем:

- Не из глины, понимаешь? И не из человеческой плоти – из… гранита… если хочешь – из мрамора или хрусталя… Здесь значение имеет… твёрдость духа, понимаешь?

«Мы снова узнаем друг друга из тысячи тысяч, Из миллионов минутных случайных попутных…».

- Не-а, не понимаю. Понимаю, что не из глины… И какая разница – из глины или хрусталя? Скажи ещё - из обожжённого кирпича. Песок, глина, цемент и – пламя! Она ж у тебя рыжая, помнится? Твоя Тина напоминает мне…

«И взглядами встретимся…».

- Из хрусталя… Нет… Какой там хрусталь?! Тина - если хочешь – алмазная! Чистый углерод! Если хочешь!.. Бриллиант каратов эдак под…

- Да ясно мне, ясно… Тут уж хочешь – не хочешь…

«И где-то однажды сбудемся…»

- И уже не требуется никакая филигранная огранка, понимаешь? Бриллиант он и есть бриллиант! Поэтому Тина…

- С тобой всё ясно, - говорит Лена, - что там было дальше?

А что дальше, дальше известно:

- И где-то однажды сбудемся! – уверяю я.

Лена не понимает:

- То есть?

- Затем, - говорю я, - пришел очистительный Потоп, оставивший нам Ноя с женой и каких-то там тварей по паре… Этих мы оставили в покое. Не то, чтобы воссоздать их геном для нас оказалось непосильным делом, нет, но это требовало скрупулезной и тонкой работы в течение длительного времени, а нас уже поджимали сроки, и мы махнули на своих прародителей рукой. А зря! Как потом оказалось, и об этом твердит Библейская заповедь, родителей надо чтить в первую очередь.

Значит, Тутанхамон!

- Как бы нам не напороться на месть фараонов, о которой трубят все газеты! – осторожничала Тамара.

Мы прекрасно представляли себе, что первый наш блин не должен ляпнуться комом. Что первая Пирамида, какой бы она не оказалась кособокой, должна быть принята миром, как спасительный очаг, как соломинка в бурном потоке истории, как первая капля дождя в засушливое время года. Но и как отборное зерно, нашедшее благодатную почву. Да, как стержень жизни, как ее основа, как кость, на которой вскоре нарастет мясо новой жизни. В то же время нам хотелось спрессовать в Пирамиде историю, все эпохи и эры, все часы и века. Человек появился в эпоху голоцена? Прекрасно! Первый неандерталец? Прекрасно! Или кроманьонец? Прекрасно! Но не всех же перволюдей нужно совать в нашу Пирамиду. Не всех поголовно, но только тех, кто оставил заметный след в истории человечества.

Значит, Тутанхамон! А как быть с Эхнатоном и Нефертити? Эта достойная пара тоже требовала места под крышей нашей Пирамиды. Во-первых, этот Аменхотеп IV, назвавшийся Эхнатоном, впервые в истории предложил миру единобожие. Встать и сказать в те времена и во весь голос, что Бог один на весь свет, разве не в этом величие Человека! Правда, вскоре эту великую идею выбили из голов людей преемники Эхнатона, тем не менее, благодаря этой идее он остался в памяти потомков. Так бывает в истории, что безмозглые правители запоминаются своей тупостью. С Эхнатоном все было наоборот. И с тех пор никто не осмелился встать во весь исполинский рост и произнести эти великие слова во всеуслышание: Бог един!!! И едино Его создание – человек. Нет ни рас, ни религий, ни стен, разделяющих людей, нет разноголосицы и разногласий, кровь у всех одинакова – красная, как пожар в ночи, как свет солнца, ДНК – едина на всех, на весь мир людей. Кто-то может этому противиться? Разве что убогий недоумок, бездушный недотепа, упырь, жалкое отродье, гад, гной, навозная куча и собачье дерьмо.

- Твой Валерочка? Или Переметчик. Или, скажем, вся эта твоя шушера… Ваш отстойник…

- Какой ещё отстойник, Лен?

- Ты же сам говорил – ужи, ежи, кроты, жабы… Инфузории и планарии… Весь ваш вонючий планктон.

- Даже вот Папа, - говорю я, - недавно сказал-таки о единстве людей… Мало того – он признал инопланетян!

- Да ну!..

- Ну да!..

- Нет, правда?!

- Да! Да-да!. Он признал! Он сказал, что вполне вероятно, они давно приходили к нам с неба… Невероятно!..

Мы, конечно, мучились, мучились…

- Нам не обойтись и без Клеопатры,- заявил Жора,- определенно! Какая же без нее может быть эпоха Египта?

- Любишь ты древних баб,- произнесла Ната,- у тебя просто тяга к этим Нефертитям и Клеопатрам.

Жора расплылся в улыбке:

- И Клеопатрам. Особенно последней, седьмой. Пусть она не красавица, но какой стратег и какая сучка! Определенно! Притвора и хитрище…

- Значит, - сказала Тая, - мы признали-таки: красота спасет мир. Наша женская красота!

- Красота умрет, - сказал на это Жора, - ум же останется с нами до могилы.

Затем были греки, римляне…

И вот уже сам Цезарь спешит к нам на поселение. Рим! Великий Рим! В Цезаре вся его империя. И коль скоро Цезарь нашел у нас свое пристанище, то и Брут должен быть где-то рядом. Формула жизни «У каждого Цезаря есть свой Брут» не должна быть разрушена нашими принципами заселения Пирамиды.

- Ладно,- сказал Жора.

- Не много ли египтян и римлян? А вавилоняне, а шумеры?- заметила Нана,- история ведь начинается в Шумере! А раз так, то я бы предложила нам фараона Снофру. От него ведь мир впервые услышал о пирамидах.

- Ты напомнил им всем о Тине, - говорит Лена, - она же, кажется, у тебя из… Кто там у неё в родословной – кажется шумеры? Или ассирийцы?

- Кажется, - говорю я.

- Как интересно! – восторгается Лена. – Представляю себе – живой Хаммурапи! Или Шаррукин!

- Это ещё кто такой?

- Саргон, - уточняет Лена, - Саргон Первый. Ну, тот что «истинный царь», помнишь?

- Ах, Первый!.. Истинный!.. Конечно, помню!..

Потом мы перескочили на Гильгамеша.

- Но как же без Гильгамеша?! – воскликнула Дженни. – Нельзя нам без него, нет, мы без него…

- Угу, - сказал Жора, - без Гильгамеша мы не выживем. Да!

Бывало, что мы даже ссорились, если чья-либо кандидатура не набирала достойных баллов. Доходило до смешного - мы с вождей переходили на начальников.

- Здяка, Здяка, Здяказдя…здя… - заикаясь, пробормотал откуда-то вдруг вынырнувший Валерочка, и сняв очки, стал тщательно протирать стекла концом галстука.

- Ты где пропадал? – спросила его Ната.

- Болел… панкреатит… операция… Здяка возьмите…

Он стоял перед нами бледный и потный с синими полулуниями под глазами в дорогом белом костюме, прислонив ладонь левой руки к животу, а правой водружая дорогие очки на переносицу.

- Возьмете? – он смотрел на Жору молящим взглядом.

Жора молчал.

Здяк был Валериным прямым начальником, которому тот служил верой и правдой. Он, говорят, даже носил его портфель.

Жора молчал.

- А вы знаете, - вдруг с достоинством произнес Валерочка, - что тетрахлордибензопарадиоксин в шестьдесят семь раз ядовитее цианистого калия и потому…

- Как тебе удалось это проверить? – спросила Нана.

- Так что…

- Так что «что»? – Жора сушил глаза и скальп его уехал на затылок.

- Да нет, я так… - пробормотал Валерочка, - нет, ничего… Просто…

Помолчали… А что тут скажешь?

- И… и Переметчика, - робко произнесла Света Ильюшина, - вы просто о нем забыли.

На это все только улыбнулись. Повисла пауза, затем:

- Геометрия жизни, - тихо сказала Юля, - прежде всего. Я – категорична! Я настаиваю на том, что геном первого нашего жителя должен отвечать всем принципам нашей Пирамиды! Геометрия генома в том и состоит…

- А что это у тебя там, - Жора глазами указал на ее плечо, чтобы увести Юлю от её геометрии, - на плече-то?

- Рыбка, - сказала Юля, - Золотая рыбка, Gold fish.

- Почему на английском?

- Потому. Не перебивай…

Иногда ее категоричность меня просто пугала. По счастливой случайности Юлина «Геометрия совершенства» ни у кого не вызывала возражений, и вскоре привлекла внимание даже сильных мира сего.

- И вы взяли этого… Здяка, – спрашивает Лена, - Здя, Переметчика, Шуфрича, Шпуя, Авлова… Всех этих… ваших… я их уже не помню по именам… этих мокриц и планарий?...

- А как же! Для равновесия! Ведь у каждого Христа должен быть свой Иуда. Иначе мир рухнет.

Мы, конечно, всласть наслаждались своим ремеслом…

А вечером Жора позвал меня на пиво. Как в старые добрые времена мы пили банку за банкой, пробавляясь какой-то солёной сушкой и болтали, о чём попало…

- Интересно, - говорит Лена, - о чём? О бабах, конечно!

- О бабах! Конечно! О Еве и Нефертити, о Таис и Клеопатре… Аспазии и Суламифь… Мона Лиза и Лаура, и Беатриче… Даже об Анне Керн и Наташе Ростовой.

Когда сушки кончились, мы принялись за креветок... Как в старые добрые времена…

- Помню, помню я вас… алкашей…

- Стало светать. Мы уже пожали руки друг другу, чтобы поспать хоть немного, Жора задержал мою ладонь, крепко сжал, как капканом, заглянул в глаза:

- Да и вот ещё что…

Он дал волю моей ладони, прилепил себе на нижнюю губу сигарету и, прикуривая, так что я едва мог расслышать, пробормотал:

- Это край…

Я стоял и потирал ладонь о ладонь, не понимая, о каком крае он говорит.

- Тинка… - сказал он, выпустив первую порцию дыма мне в глаза, - Тинка… Знай это!..

Затянулся и даже закашлялся:

- Это – край… Эк-хе, эк-хе…

И тут вдруг начал декламировать:

- «Я в угрюмые сумерки рта слова пальчиками… Мол сидите там… Не вы пя чи вай тесь… Тесно. Рано? Рана. Рва… На… Я».

- Что-что? – не сразу понял я.

Это же её, Тинкины, стихи!

Он меня поразил!

- Рано? – спросил Жора, - нет – пора… Пора, мой друг, пора. Как думаешь? «…слова пальчиками…». А? А?!.

И не ожидая моего ответа, повернувшись на каблуках, ушёл не прощаясь.

Сон как рукой сняло…

Я заметил это совсем недавно - Жорины глаза в синих васильках…

Как рваная рана!..

Одно лишь упоминание о Тине тотчас ярко высинивало его глаза – яростная киноварь, прям индиго какое-то! И они просто выпадали… Из орбит…

«Не вы пя чи вай тесь…».

Поиск по сайту: