TOUR DE BABEL 2 страница

А пока…

Ведь если говорить о жизни на нашей планете, то ее кристаллизующим центром, ее стержнем, краеугольным камнем и началом ее координат является Его Величество Ген!

- Ты своими генами уже засррр… засеял, так сказать, все мозги…

- Только так! Sic et simpliciter! (Так, и только так! Лат.)

- Да ясно, что твоя капля любой камень раздолбает, - говорит Лена.

- Sic itur ad astra! (Так идут к звёздам! Лат.), - говорю я.

Можно спорить: и навозные куры, добывающие из кучи знаний о жизни какие-то зримые зерна, будут, конечно, кудахтать, мол, а как же быть с этим, а как же быть с тем… На то они и куры, чтобы копаться в говне. Ген – это ген! Иисус бы сказал: «Вы, Ген, – соль жизни». Если бы в те времена были Мендели, Морганы, Уотсоны и Крики. Люди просто не знали слова такого – «ген». В ходу были только колена. Я не зря пропел гену гимн. Все остальное, что есть на Земле – его свита, сервис, обслуга. Как короля играет его окружение, так и все живое отражает активность гена. Все законы жизни от законов наследственности до самых лучших конституций государств обеспечивают работу гена. Гену подвластны не только законы желудка (есть, пить, метаболизировать), но и законы экономики, экологии, социума. Простой пример: вода есть – воды нет. Вдруг не стало воды. Закричат, заорут, застонут все геномы земли. То же и с хлебом, с электричеством, нефтью и газом… Нет света – мир слепнет, нет нефти – мир цепенеет, нет газа – мир стынет. Вот и вся экономика. Биологическая обратная связь, biofeedbасk – движущее колесо всех законов и всех экономик. Деньги? Деньги – эквивалент работоспособности гена, мера его труда. Вся феноменология жизни от какой-то там бледной спирохеты до геобиоценоза, вся-вся-вся – это феноменология ее генофонда. Хочешь – спорь. От этого ничего не изменится.

- С тобой спорить, - говорит Лена, - что…

- Что?

- Нет, ну сегодня даже самый оторванный троешник знает, что ген – это…

- Мало знать, - говорю я, - надо эти знания превращать в жизнь.

Мы спрессовали историю так, что генам ее стало тесно. Она шла перед нашими глазами густыми рядами. Колонии клонов – как жар пожара… Когда численность населения нашей Пирамиды достигла критической массы, Жора нажал красную кнопку: стоп!

- Все,- сказал Стас,- это последний…

Веня облегченно вздохнул.

- Жор, шумит в голове, в ушах звенит…

- Выпей.

- Да нет, звон такой, что…

- Это уже не звон, а звоночек,- сказал Жора,- за тобой пришли.

Последним оказался Мунк со своим «Криком». Было и в самом деле о чем прокричать. Но это был не крик оголтелой толпы, не крик потерь и отчаяния, не крик, исказивший облик доведенного до крайности человека, и даже не последний вздох смертника, это был восторженный крик победителя. И клич Архимеда: «Эврика!». Да, мы нашли все то, что искали все колена планеты, ухватили Жар-птицу за хвост, отыскали свой «философский камень», изготовили эликсир бессмертия, вылепили из глины неверия своего Homo perfectus, высекли его из камня, что крепче Тунгусского метеорита. Крепче телом и особенно духом. Так нам казалось.

- О Гермесе так никто и не вспомнил? – спрашивает Лена.

- Куда там!... Было уже не до него!..

- И, конечно же, не до Переметчика?

- Хм!.. Мы дали возможность природе отдохнуть от него.

- На его детях?

- Какие дети?! Он же голубой! Хоть и крайне активно пассивный, но и пронзительно голубой! Как… Медный купорос. Аж сияет, аж светится!!!

- И кастрат!

- И кастрат! Это – всенепременно!

Каждый житель нашей чудной страны, мечтали мы, станет сильнее самого сильного и богаче самого богатого. Но никто не нарушит призыв: «Мы не должны быть сильнее самого слабого и богаче самого бедного».

Наконец-то! Настало время осознать наши принципы и приоритеты.

Теперь увесистый том Бенджамина Спока «Разговор с матерью» стал нашей настольной книгой.

- Прекрасно! – восклицает Лена.

- Мы отправились в путешествие, значение которого трудно переоценить.

- Рест, - улыбается Лена, - никогда не поверю, что вы…

- Что?!..

- Что вы…

- Что мы путешествовали с Переметчиком? С Авловым и Валерочкой? С ними в одной лодке? Ты об этом хочешь сказать?

- Без Тины…

Глава 5

Юлю огорчает лишь мысль о том, что какое-то время ей придется жить без телевизора и интернета. Телефон – вот спасение! Спасение от чего? Болтая с Вашингтоном (подруга замужем за афроамериканцем), она узнает, что в мире ничего существенного не происходит. В конце концов, сенсации не случаются каждый день. Даже в Америке, даже в Нью-Йорке… Разве что какой-то всемирный кризис…

- Кто, кто? – спрашивает она, - как ты сказала?..

И тут же, выслушав подругу:

- Обама? Ты сказала Обама? Твой муж что ли?!!

И тут же, повернувшись ко мне, прикрыв трубку рукой:

- Представляешь, президентом Америки стал-таки афроамериканец!.. Этот Барак!.. Или как там его?..

И снова в трубку:

- Слушай, теперь мы с тобой…

Затем долго молчит, слушая подругу. Затем, бросив трубку на столик:

- Слушай, этот Обама, говорят, сегодня популярнее, чем Иисус!

- Вот это-то меня и настораживает, - говорю я, - даже пугает.

Да-да, признаю я, - пугает! Я признаюсь в этом Юле. И дело тут вовсе не в трусости. Просто никто из нас, земных, не может быть популярнее Иисуса!

Юля молчит.

- Ты уже третий день не бреешься,- говорит она через полчаса.

- Да-да,- говорю я,- предсталяешь?..

- Скажи: что для тебя твоя Пирамида?

- Я уже говорил,- говорю я,- это моя мадам Бовари и моя Наташа Ростова, это…

- Ясно-ясно,- говорит Юля,- ты повторяешься.

Тем не менее, я добавляю:

- Пирамида – это я.

- Ах, ты мой Флоберушка!...

- А ты как думала, - говорю я.

И спешу в ванную комнату.

- А знаешь,- слышу я,- я сама убедилась в том, что твою Пирамиду читают в Гарварде, в Массачусетсе, да! И в Кембридже! Да-да! Но они так перевирают идею – ужас!.. Они толком не понимают, что такое духометрия и квантификация… Ты слышишь меня?.. А вот в Сорбонне уже восхищаются… Ты слышишь меня?

- Да,- говорю я, намыливая пальцами подбородок,- слышу…

- Можно сколько угодно говорить словами, - говорит Юля, - это все будет как об стенку горохом. Увидеть! Вот ведь что важно! Не слова, а действия… И узнать масштаб! Ты слышишь меня?..

Я думаю, что Обама как никто другой проникся идеей нашей Пирамиды.

- Верно! Поэтому всякие призывы и лозунги, всякие просьбы и даже притчи Христа – вода… И даже угрозы и насилие, и всякие там диктатуры и коммунизмы, - говорю я, - не в состоянии…

- Что же в состоянии? – спрашивает Юля.

Я не могу ответить, так как скоблю подбородок.

- Что же в состоянии? – спрашивает Юля еще раз.

Я просто мычу. Затем:

- Ты же сама сказала: расчет! Квантификация чести, совести, справедливости… Духометрия – вот Путь! Количественная христианизация жизни… Одним словом – формализация. Это-то ясно?!.

- Этого не поймут даже в Сорбонне.

- И стыд, всечеловеческий стыд! Написанный на каждом лице. Как клеймо. Что ж до масштаба Пирамиды, то она…

- Тавро!

Тинотавр! «Тинннн…».

Этот Тинотавр вдруг ударил мне в голову, как… Нет-нет, думаю я, его нельзя впутывать в наш разговор. Тинотавр! Как калёным железом по лбу!..

- Что ж до масштаба, - говорю я, - то…

Спасибо Юле, что хоть она не вспоминает про Тину!

- Да, - говорит Юля, - она – грандиозна! Как новая религия.

- Кто, Тина? – спрашиваю я.

- Рест, какая Тина? Ты снова объелся этого зелья?

Ничего я не объелся. Просто вырвалось… Шапка горит…

- Ничего нового. Новый виток понимания, - говорю я, а сам думаю о том, что понимание всегда приходит с опозданием. И радуюсь, что не опоздал с Обамой. Я на него рассчитываю.

И радуюсь ещё раз: что Юля пропускает мою Тину мимо ушей.

- Поэтому, - продолжает Юлия, - я и понимаю тщетность моих попыток донести суть. Именно поэтому я и пытаюсь делать кино о Пирамиде, и делать его так, чтобы даже тем, кому интересно жить как страусу, засунув голову в песок, было все равно интересно.

- Я ни на йоту не сомневаюсь!

- Я буду лукавить и изворачиваться, но донесу.

- Еще бы!

- И бог мне в помощь!..

- Да и я подмогну, - говорю я, выйдя из ванной. - Ты ж не против?

- Я отчаянно хочу пожелать вам удач и успехов на этом трудном пути к совершенству, и, знаешь…

- Нам, - говорю я, - нам, милая…

- Конечно-конечно… Нам, ну как же! И знаешь…

- Потом, - говорю я, беря ее на руки, - все остальное потом…

- Ты и пахнешь как бог! А что ты думаешь о потлаче?

Ни о каком потлаче сейчас я, конечно, уже не думаю.

- Ты, - говорю я, - сегодня мой ужин. Я тебя съем, просто сожру!

- Только сегодня? – улыбается Юля.

Не хватало мне сейчас только Тины!

- Ты же знаешь – всегда!..

Глава 6

Ураганный рост наших детей требовал и ураганного усвоения знаний. Отрадно заметить, что вся мировая история, на которую были, так сказать, способны наши няни и педагоги, усваивалась юными головами, как манная каша на крестьянском масле. Мы просто диву давались: мириады исторических дат, миллионы имен, сотни тысяч событий, правила математики, законы физики, химии, биологии… Скажем, закон биологической целесообразности принятия политических решений для них был так же прост и понятен, как закон повторяемости случайных событий. Любо было смотреть, как они управлялись с задачками по прикладной генетике, строя виртуальные образы тел гениев и каких-то там упырей с заданными свойствами. Не вызывал никаких трудностей поиск феноменологических проявлений сложных комбинаций растительных и животных генов. Они легко создавали всяких семихвостых и семидесятиглазых химер с пшеничными колосьями вместо бровей или с пальмовыми ушами, или русалок с рыбьим хвостом, циклопов с кактусами на голове, словом творили, кто во что был горазд. И все им нравилось. Генная комбинаторика оказалась самой излюбенной их игрой. Можно было просто с ума сдуреть от бесчисленных композиций генов, какими были забиты головы этих маленьких творцов и ваятелей. Эти хитроумные Франкенштейны и Леонардо да Винчи поражали на каждом шагу. Юркие умом, они нас и радовали, и настораживали – были проблемы с… трупами этих химер. Не могли же мы их впускать в нашу жизнь! Перерабатывали… Перемалывали… Обычное дело…

- Но хоть один из них вырвался из вашей резервации? – спрашивает Лена.

- Ты же знаешь… Я рассказывал тебе об Азе, о Гуинплене…

- Вы их нашли?

- Лучше бы не находили.

- А кроме Гуинплена кто ещё?

Чтобы не отвечать я прикуриваю сигарету.

- Как я уже говорил, - продолжаю я, - трудности с обучением были у Эйнштейна. Маленький Эйни не мог для себя уяснить, зачем забивать голову всякими химическими элементами, их атомными весами и электронными оболочками, если все их легко можно было отыскать вялым клюком на экране айфона.

- Эйнштейний, - говорил он, - вот смотри…

Справку об Эйнштейне, его краткую биографию, род занятий, основные научные работы и основные положения теории относительности маленький Эйни рассказывал без запинки. Ему нравилось рассказывать об этом больше, чем, скажем, о походах Александра Македонского и границах его царства. Нам это было понятно, но Эйни ведь не знал, что он сам Эйнштейн. Ему и не надо было это знать. Всему свое время. Хотя он мог подвергнуть генетическому анализу и свой геном, и легко установить, не только кто он, но и кто тут есть кто. Кто, например, этот самый Маркс? Или кто, скажем, эта кроха Нефи, на которую положил глаз дядя Жорж? Всем бросалось в глаза, что Жора покровительствовал не только Нефертити, но сам взялся за воспитание Сары и Таис. И Эйни, крохотный Эйни уже взревновал? Не думаю. Ревность, как свойство натуры, как человеческое качество была искоренена в каждом из них. Не только ревность, но и множество других качеств, скажем, зависть, злость… Их гены были напрочь зарепрессированы, а некоторые, скажем, гены жестокости и насилия, выжжены из генома каленым железом. И навеки вырезаны из генофонда народа. Да-да, навсегда, навеки… Жадность, невежество…

- Какого народа?

- Нашего! Природа не терпит насилия. Наш народ – народ Пирамиды, идет от сердца, от Бога, а не от шального ума строителей светлого будущего. Трудно было поверить, что то, что было задумано когда-нибудь сбудется. Я жил в постоянном страхе, что вот-вот что-то произойдет, случится непредвиденное, какой-нибудь страшный ливень или вулкан, землетрясение, эпидемия чумы или атипичного гриппа, да мало ли что может вдруг взять и свалиться на нашу голову. Бог миловал. Наши дети росли, планы сбывались. Бог миловал.

- Бог? – спрашивает Лена.

- А кто же ещё? Мы и сами, правда, лезли из кожи вон, чтобы…

- Да уж…

- И поскольку дети наши росли как грибы нужно было думать о воспитании. Воспитание и образование – два кита, без которых невозможно воплощение фенотипа личности. Гениальные, на наш взгляд, геномы теперь должны проявиться в качественных фенотипах. Зерно должно попасть в благодатную почву. В этом никого убеждать не надо, все это ясно, как день. Если ты хорошо образован и у тебя царское воспитание, то и царство твое процветает всемерно. Возьми Соломона. Даже тысяча женщин ему не в упрек. Но если ты ни ухом, ни рылом… Скажем, если бы Сталин, эта самая знаменитая, по словам Юры, самая знаменитая посредственность, крепко выучил «не убий», прочитал с пометками на полях Ксенофонта или хорошо усвоил правило золотого сечения, мир был бы другим. Ведь достаточно двух-трех слов («И ты, Брут?!.»), чтобы мир стал добрее. Может быть, он начитался Шекспира? Ведь театр его придуманной жизни – беспрерывная сплошная трагедия. Никто не может сказать убедительно, читал ли он «Витязя в тигровой шкуре». Да, чтобы править страной хорошо, нужно знать, чем уже дышала планета. Опыт жизни людей, поколений – неоспоримо краеугольная штука. Опыт жизни людей… Скажем, атланты. Беспрецедентный пример Атлантиды! Читал ли Сталин Платона? Или Бэкона? Беспримерно завистливый, разве он не завидовал царю атлантов?

- А ты, – спрашивает Лена, - ты завидуешь этому царю?

- Атлантов, что ли? Я же его в глаза не видел!

Лена только улыбается.

- На все эти вопросы, - продолжаю я, - мы должны были знать ответы. В третьем или пятом, не помню уже, кажется, в третьем, нет в четвертом, точно в четвертом эшелоне мы планировали клонировать и Джугашвили. Маленький веселый Сосо должен был появиться на свет. Как же без Сосо, как же, как же?! Кем он станет, наш славный Сосо? На этот вопрос мы не знали ответа.

- Священником,- предположила Тамара.

- Костоправом,- сказал Стас.

- Или верным заветам Ленина строителем коммунизма.

- А генералиссимусом, а вождем не хотите?

(Тина, кстати, обещала раскрыть мне личность Сталина, разложить по полочкам все его достоинства и недостатки, но вот пока только…Обещания… Подожду).

Мы боялись не успеть, опоздать. Все для нас было впервые. Как вбить в голову, растущего не по дням, а по минутам малыша основы физики, химии, математики, ознакомить его с техникой рисования, научить правильно держать нож или вилку, отличать «фа» от «ля», приучить делать гимнастику по Ушкову? С языками, правда, было полегче, они их изучали во сне. Крепкий сон был хорош и для запоминания хода истории, знаменательных дат, знаменитых имен. Когда был всемирный потоп, отчего вымерли мамонты, в эпоху ли голоцена появился человек и произошел ли он от обезьяны, все это было у нас на слуху, и мы сами многое узнавали впервые, и учились вместе со своими учениками.

- А когда был залит Тихий океан? – спрашивает Лена.

Так она уводит меня от темы.

- Что, - спрашиваю я, - пора?

- У тебя есть ещё полчаса, - говорит Лена.

- Ух, - говорю я, - ну держись, милая…

Полчаса пролетают как миг!

К рассказу я приступаю лишь на следующий день.

- Итак, значит, - говорю я, - да-да…

- Тихий океан, - напоминает мне Лена, - был залит… Ты так и не ответил.

Я помню, на чём я остановился – образование!

- И мы учились вместе с ними! Так молодая мама, - говорю я, - занимаясь с первоклашкой уроками, проходит очередной виток обучения со всеми его новинками и сложностями. По утрам можно было слышать разноязычные звонкие голоса, в которых нам ничего нельзя было разобрать, кроме звона восторга, но малыши наши с полуслова понимали друг друга и щебетали, как горлицы и чирикали, как весной воробьи. Мы не могли нарадоваться, а они росли на глазах.

Никто из них ведь не знал, что они двойники, что Напи – это Наполеон, ни Лео – Леонардо да Винчи.

- А Ленин? Как вы назвали Ленина?

- Воська! Смешно, правда? Воська! А Жора – Волей… С ним потом была куча проблем.

- С Жорой?

- С Волей. Он в полной мере, что называется, дал волю рукам, и нам пришлось сделать ему обрезание. Видимо, клеточки его крайней плоти…

- Брось!..

- А как можно еще объяснить эту его неусыпную тягу?

- А другие, Сократ, Эхнатон?

- Эхнатон делал гимнастику фараонов: ручонки в стороны на четыре секунды задержать дыхание и напрячь все мышцы, затем – руки вверх… А Ушков настойчиво лип к каждому со своей вращательной гимнастикой. По его мнению нет ничего более эффективного для поддержания здорового образа жизни, чем ежедневные упражнения для суставов. Он просто прилипал к каждому из нас со своими круговыми движениями головой, руками, ногами и тазом, и каждой фалангой каждого пальца на руках и ногах, и даже суставами копчика, донимал он, и если кто-то недоумевал – как это? – он тут же показывал на собственном примере. Нужно попеременно в обе стороны прокрутить от тридцати раз каждый сустав, считал он, и никакая болезнь к тебе не пристанет. И хотя каждый из нас волен был подобрать себе гимнастику по вкусу, мы очень старались потрафить Ушкову, и он этому был бесконечно рад.

- Слушай, ну а Переметчика вы своей Светлане клонировали? Кто он такой, этот Переметчик?

- Я же говорил: да, клонировали. О! Это воплощение…

- Не повторяйся, знаю уже! Но зачем же он так понадобился вашей Светлане?

- У кого что болит…

- И она с ним спала?

- Он же голубой! – возмущалась Кэт. – Как медный купорос! И спит с ним не ваша Светлана, а этот… узколобый рябой упырь… Ну тот, что…

- Что «что»?

- Тот, у которого лоб так узок, что нет места даже для одной складки.

- А Светка? Она спит с ним?

- С кем?

- С кем, с кем? Ну… с этим? Или она и с тем, и с этим?

- Слушайте, - не выдержал Жора, - не пошли бы вы в глубокую задницу со своими узколобыми и голубыми Переметчиками! И с их Светкой!

- Жора ваш очень щедр на глубокие задницы, - замечает Лена.

- Его хлебом не корми – дай послать туда кого-нибудь…

Умилительно было видеть, как день за днем, даже час за часом росли и крепли наши мальчиши-крепыши. Мы не успевали менять им сначала подгузники, а затем наряды. Новые джинсы, впервые свободно надетые вчера вечером, назавтра уже стесняли движение, поэтому в домашних условиях мы предлагали им легкие брюки или шорты одноразового использования. Так же часто менялись носки и кроссовки, рубашки и смокинги.

- Как быстро растут ногти! Едва успеваю стричь…

Мы просто сбились с ног в поисках достойного имущественного обеспечения то Цезаря, то царя Соломона.

- Вчера я свободно входил в эту низкую дверь, а сегодня чуть голову себе косяком не провалил…

Так возмущался тщедушный Эйни. Когда он подрос, Жора спросил его: что

есть Бог? Что такое религия? Эйни ни на шаг не отступился от своих генов.

- Слово «Бог», - сказал он, - для меня является не более, чем выражением и продуктом человеческой слабости, а Библия – коллекцией достойных, но тем не менее примитивных легенд, которые выглядят весьма по-детски.

В то время ему было уже три месяца.

- А что ты можешь сказать о своем народе, его религии? – спросил Жора.

Эйни был уже на полголовы выше Жоры.

- Для меня религия евреев, - сказал он, - как и все прочие, является воплощением самых детских суеверий. А еврейский народ, к чьему образу мыслей я испытываю глубокое уважение, для меня ничем не лучше других народов.

- А ты кто? – спросил Жора.

- Евреи ничем не отличаются от остальных, разве что они защищены от большинства бедствий своей слабостью.

- Ты – сильный? – спросил Жора.

- Не сильнее самого слабого, - ответил Эйни.

Вот такое сильное признание! Эйнштейн уже тогда был жителем нашей Пирамиды. Что же касается взаимоотношений науки с религией, он сказал:

- Наука без религии является хромой, а религия без науки – слепой.

Можно ли было с ним спорить?

Глава 7

Беспримерную работу по воспитанию и образованию растущих апостолов проводил Лесик. Его талант наставника и учителя не пропал зря. Каких только методов он не придумал, чтобы мировой запас знаний и практических навыков как можно плотнее заполнил стремительно растущий мозг ребенка. Например, курс всемирной истории сотрудники его школы проводили на миниатюрной натуре – в музее «живых», так сказать, макетов мировой славы. На площади в 17 гектаров по его проекту были созданы самые известные здания и сооружения, без которых историю мира невозможно теперь представить. Ученическая тропа начиналась с пещер неандертальцев и по мере движения по лабиринтам истории ученики в течение урока, словно в машине времени, перемещались из одного века в другой за считанные часы. Не хватит бумаги, чтобы подробно перечислить все эти пирамиды и Геркулесовы столпы, сады Семирамиды и Эйфелевы башни, замки Иф и Бастилии, Стоунхеджи и Гонконгские аэропорты.

Лев предложил систему воспитания и образования наших клонов, основанную на предварительном тестировании потенциальных возможностей их генома. Эти тесты помогали составить образ будущей личности и обозначить границы ее профессиональных возможностей. Уметь в превосходной степени реализовать свой геном – значит знать предназначение человека, распознать его божий дар. Это ли не оправдательный смысл существования науки!

Конечно же, программа Лесика включала все общеобразовательные предметы, знания, которые хороши для всех людей, но стержнем программы было изучение таких законов состояния Вселенной, без которых шествие по планете человеческих добродетелей было бы невозможно. И Коменский с его дидактическими принципами, и Эразм Роттердамский с его Похвалой глупости и Домашними беседами и даже Сухомлинский с его “Педагогическими сочинениями” - все были привлечены с их идеями для воспитания наших младенцев.

- Сократ, Аристотель, Сенека, Спиноза…

- Да, это ясно…

- Макиавелли с его “Государем”…

- Да-да…

- И эти злые безжалостные фараоны замучили сотни рабов для строительства своих пирамид?!- возмущался маленький, не по годам любопытствующий, Эхнатон.

- Сотни тысяч,- отвечала Тина,- но не рабов, а профессиональных строителей.

- Какая Тина, - спрашивает Лена, - вы-таки её нашли?

- Да нет, не та Тина, а Тина, - говорю я, - Кандалаки, Тина Кандалаки. Эта брызжущая умом и энергией обрусевшая грузинка своей холодной безжалостной красотой богини соперничала с самой Нефертити, и уже успела испепелить не одно безутешное сердце. Малыш Эхнатон тянулся к ней всей душой, на что Жора дружелюбно заметил:

- Эх! Твои капризы меня вовсе не тешат…

Эх – это краткое имя Эхнатона, с которым Жора обратился к малышу, тот же час было ему и присвоено.

- Эх, ты не съел свои витаминки…

- Эх, у тебя же кривая линия…

- Эх, была-не-была,- сказал Юра и выстрелил из своей винтовки в то, что он сотворил. Что у него не склеилось.

Не менее любопытным был и маленький Леонардо. Он ненавидел законченность.

- Как и ваша Тина! – Лена даже всплеснула руками, - надо же!

- Откуда ты знаешь?

- Не знаю… Ты рассказывал!

Не припомню. Не помню. Тина? Наша Тина? Не знаю, не знаю…

- И все делал вполдела, - говорю я, - Леонард…

- Леонардо, - подсказывает Лена.

- Леонардо… А кто же!? Сторонился… И жил изгоем.

Впрочем, все они проявляли не по-детски завидную любознательность по всем преподаваемым предметам. Видимо, любопытство как раз и есть то отличительное качество человека, которое не только обусловило существующий прогресс человечества, но и ведет его к неминуемому самоуничтожению. Оно подавляет, просто сжирает инстинкт самосохранения. Азарт познания питает наши жаждущие ненасытные корни и таит в себе могучую силу, готовую, пренебрегая осторожностью, преодолевать любые преграды, встающие на ее пути. Страсти, страсти неизведанного, непобедимые страсти открывания… Возгласы отчаяния, но и победоносные кличи успеха…

- Да уж, - говорит Лена, - когда вожжа попадёт вам под хвост…

Мы – такие!

- Эврика! – вдруг выкрикиваю я.

Кто может удержаться, чтобы не прокричать это во все свое горло: «Эврика!» Уже тысячи лет сотнями тысяч глоток наша планета, вздув на шее синие вены, сжав до хруста в суставах дрожащие пальцы, оглашает Вселенную этим зычным ором: «Эв-р-и-и-и-и-к-а-а-а-а-а-а-а-а!..».

И вот вам атомная бомба!

Эврика!

И нате вам тот же клон!

Чем заткнуть эту стотысячеголосую глотку? Если пройтись по истории, многое покажется просто смешным. Нам было не до смеха.

- Какой уж тут смех! – говорит Лена.

Нам даже в голову не могло прийти, поскольку все они, наши апостолы еще в утробах искусственных маток были осенены Святым Духом и еще не появившись на свет уже были нравственно безупречны, нам даже не о чем было спорить: натаптывать ли их детские головы разными там дидактическими принципами познания мира, основами педагогики, лепить ли из них стоиков или эпикурейцев, бойскаутов или юных ленинцев. Конечно, натаптывать, конечно, лепить! Да, христианских ценностей для утверждения на земле справедливых принципов жизни с головой хватит каждому, кто попытается заселить ими бесконечное поле вражды и невежества. С головой. Но укоренить эти принципы невозможно без решения основного вопроса этики. Как нам строить счастливую жизнь – мудрствуя или наслаждаясь?

- Хо! – выкрикивает Лена, - конечно, - наслаждаясь!

Стоики или эпикурейцы – кто из них прав в выборе жизненного пути? Может быть, слить воедино наслаждение с мудростью? Как? А что скажет по этому поводу всемирно признанный акушер идей? Где золотая середина, истина где? Мудрость, говорит Сократ, скреплена крепкими нитями человеческих уз с теми законами, из которых построен наш мир и которые миром правят. Но ведь человек тянется к мудрости лишь потому, что и она доставляет ему неслыханное наслаждение, море удовольствия. Море! Это много? Но сколько? А может быть мало? Где мерило этого удовольствия? Нужна мера, квант! Вот, вот где нужно копать наш колодец! Квант мудрости, квант удовольствия!

- Вы растыкали свои колодцы по всей земле! – восхищается Лена.

- Если их сформулировать, - говорю я, кивнув, - найти, обозначить…

- Колодцы?

- Кванты! Кванты мудрости и удовольствия…

- Как это?

- Значит, можно вывести формулу счастья. Значит, можно формализовать любые тело и психодвижения жизни вообще и найти тот единственный путь, который приведет человечество к совершенству.

- Закрутил ты, - говорит Лена, - накопал, нарыл своих колодцев.

- И гармония мира не заставит себя долго ждать. Она упадет к ногам всей Вселенной и наступит, наступит-таки Царство Божие и на земле.

- Обязательно наступит, - говорит Лена, - на горло…

- Вот такая нас ждала перспектива, вот чем мы жили все эти годы.

«Миру – мера!» – это хороший клич для людей. И здесь как нигде нужен потлач.

- Слушай, - говорит Лена, - эта твоя арифметика жизни… Знаешь ли… Думаю, что не всякому по силам.

- Не всякому, - соглашаюсь я, - но каждому, кто хочет.

- Если ты даже напишешь книжку об этом, кто её станет читать? Эти твои кванты и меры, эти твои формулы… Кому они нужны?

Да-да, думаю я, всё верно: для понимания нужна золотая середина.

А что Тина бы сказала о наших квантах?

- Кандалаки, – спрашивает Лена, - Тина Кандалаки?

- Да при чём тут твоя Кандалаки? Эта только и знает, что…

- Что «что»?..

- Лен, отстрянь, а? Со всеми своими Тинами… И без них…

- Ты сам о ней вспомнил!

- Да лучше бы я… Отстрянь, а?

- Ты, я смотрю, тоже от них недалеко убежал, - говорит Лена.

- От кого?

- От своей Тины и от Леонардо…

- То есть?!.

- От тебя ведь никогда не добьёшься никакой законченности. Каждая твоя фраза виснет в воздухе, как парашют.

Я этого не замечал.

- Можешь ты мне хоть раз толком рассказать… О Тине своей… в квантах?

Ха-ха-ха! В квантах! Тина в молекулах! Во придумала-то! Тинка в капельках!..

- Приземляйся, - говорю я, - складывай парашют.

Тина в квантах! Скажет же!

Да от этой скалы ни один Пракситель, ни один Микельанджело ни кусочка не отколупнет! Ни одну искорку не высечет!..

Скажут же!..

Глава 8

Мы предложили создателям «Googlе’а» разработать компьютерную игру в Пирамиду, и они это сделали с блеском. Мишка и сам был в восторге от этой идеи.

- Если мы выиграем тендер, реализуем проект и посеем интерес среди широких масс…- убеждал его Жора.

Поиск по сайту: