ЗУБ ВРЕМЕНИ 2 страница

- Просто…

- И среди вас не нашлось ни одного Великого инквизитора, который бы еще раз задал свой черный вопрос: «Зачем же ты пришел нам мешать?».

- Не нашлось. На них мода кончилась. Да их просто и быть не могло в нашей Пирамиде. Даже Тина не произнесла ни звука.

Это была наша победа, если хочешь, - наш контрудар по невежеству и несправедливости и прорыв, да-да, и настоящий прорыв к совершенству. Это был Час Христа!

- А что, - сказал я Жоре потом, - он чем-то смахивает на тебя! Ты думаешь, тебе удалось ввинтить ему часть своих генов?

- Ты же видишь, - сказал Жора, - и лоб, и нос, и глаза… А кулак, ты видел его кулак?

Жора свил пятерню в кулак:

- Тютелька в тютельку! – сказал он и поднёс мне кулак под самый нос.

- Чем пахнет? – спросил он.

- Небом, - сказал я.

Жора самодовольно улыбнулся:

- Знай наших… А если копнуть поглубже, то отыщешь и посерьёзней…

- Что? – спросил я.

- Сам знаешь что!

- Чем же ты теперь намерен заняться? – спросил я.

- Ты задаешь вопросы, на которые нет ответов.

- Итак, мы Его воскресили, - заключил я.

- Скорее – воссоздали, - уточнила Тина.

- Тина?

- Да. Это был её взгляд на происходящее. Вскоре они с Жорой…

- Что?!.

До сих пор не знаю, как расценивать Тинино молчание.

- Спроси! Так спроси!

Для меня навсегда осталась тайной, как Юле удалось Его заснять.

Я, помню, тогда замерз… Как…

Как чёрт!

И как я мог это спросить?

Глава 3

- И если у нас все же родится девочка,- говорит Юля,- мы…

- Так-так,- говорю я, - мы…

- …мы назовем ее Пирамидой! Пира! Или Мида! Или…

- Чудесное имя,- говорю я,- по крайней мере – свежее, не…

- Не юли, - говорит Юля, - ты не возражаешь?

- Я – за!..

Юля нежно поглаживает свой округлившийся живот.

- А если все-таки мальчик?- спрашиваю я.

- А мальчика назовем знаешь как?

- Как?

Юля думает.

- Вот как: Сократом!..- восклицает она.

- Сократом?..

- Сократом!..

- Это в честь кого же?- спрашиваю я.

- В честь твоего Чуича! Кого же еще?..

- Чуича?!!

- Или Сенекой…

-?..

- Или, если хочешь, - Аристотелем… Если хочешь.

- В честь Жоры?

- Именно! В честь твоего пропавшего без вести Жоры.

- Хорошо,- соглашаюсь я,- назовем его, быть по-твоему, назовем его просто: Георгием!..

- Прекрасное имя!..

- Красное! Аж горячее… Крепкое, как Сократ!..

- Ты же можешь клонировать Жору,- говорит Юлия, - можешь, можешь!!! Если захочешь!!!

Я представляю себе: колонии клонов! Чуичи, Чуичи, Чуичи… Это невозможно себе представить – чуичичуичичуичичуичичуичичуичи…

Мне уже слышалась поступь вечности.

- Будь по-твоему,- соглашается Юлия, - Сократ так Сократ...

Я могу себе это только представить.

- Вот такая история…

Я рассказывал Лене историю за историей, как мне казалось, историю своей жизни, рассказывал торопясь, спеша от истории к истории, порой невпопад, все, что приходило в данный момент на ум, обычный поток сознания, мейнстрим, все, что, казалось, на мой взгляд, важным, то, чего нельзя не рассказывать, вернее нельзя забывать, рассказывал, не заботясь о хронологии и не подбирая красивых слов, сухо, а порой даже тошно было слушать: одно и то же, одно и то же, с дотошными подробностями и повторами, так, что хотелось затыкать уши, но и настойчиво, с завидным упрямством педагога, которому есть что сказать, вложить в голову слушающего то, что нужно вложить и так, чтобы это знание вскоре не выветрилось, осталось надолго, может быть, навсегда, рассказывал и рассказывал…

Лена слушала…

- Да ты просто чудик, чудак!

Я рассказывал.

- Кто в такое поверит? Да тебя засмеют!

Я рассказываю.

Затем мы задорно хохочем, рыдаем до слез, до болей в животе, до резей и колик...

- Ох-хо-хо…

- Ах-ха-ха…

- А ты напиши, напиши обо всем, об этом,- предложила Лена, едва сдерживая себя от очередной порции смеха,- о своей пирамиде, о вселенской любви, о генах… Во потеха-то!.. О Жорином клоне, о Тине…

Она так шутила, он так умно шутила.

- Конечно, конечно,- улыбаясь, отвечал я,- напишу, напишу…

- Напиши, напиши… Ты так здорово об этом рассказываешь. Вдруг прочтут и поймут…

- Напишу, напишу…

Потом, мы уже расходились в разные стороны, пятясь, как раки, с радостными лицами и улыбками на устах, она вдруг зачастила:

- Ну, пока, будь здоров, ну, пока… ну, пока…

- Ага, ну, пока… счастливо…

Пока она не споткнулась о камень или о какой-то бордюр, или пень, и тогда можно было слышать ее бурчание… И я опять рассмеялся. Шутка удалась.

А когда день прошел, пришла ночь, за окном загустели сумерки и погасли в доме напротив огни, я прислушался - в доме спали. Я тихонечко выбрался из-под теплого одеяла и по стеночке, не дыша и глуша полами халата стук собственного сердца, босиком…

- Ты куда?..

- Спи, я счас…

… босиком выполз в кухню. Без очков и в пупырышках по всей коже. Найдя на ощупь вчетверо сложенный лист бумаги и ручку, припрятанные еще днем под немытой тарелкой, и забравшись с ногами на ледяной табурет, я включил настольную лампу. Тишина. Я расправил лист, два-три раза черкнул по бумаге пером, чтобы убедиться оставляет оно хоть какой-то след, и немного подумал. Что ж, вперед, кто-то должен быть первым! Надо, нужно писать, думал я, чтобы не забыть, чтобы каждый знал, как там было вчера и вчера, и позапозавчера, и два года тому назад, и две тысячи лет, и три тысячи лет или даже семь, или даже все восемь тысяч лет назад, и давно-предавно, так, что даже не вспомнить, что там было тогда в начале всего – курица или яйцо, или крошечное зерно, или просто какая-то мировая пыль? Что там было в начале, в начале всего?.. Ничего? Пустота? Мрак и тлен? И мир, и покой! Или что?..

- В Начале было Слово,- прошептал я и прислушался, ожидая чего-то - тишина… И затем эту мысль перенес на бумагу…

В тишине только скрип пера.

Это были первые слова, которые увидели свет.

И пошло-поехало…

И пошло.

И поехало.

Так было положено Начало.

Всего…

- Да-да, ты рассказывал… Ты взял на себя роль…

- Рассказчика… Всего лишь рассказчика…

Как радостно время от времени воскресить в памяти прелестные мгновения молодости, когда жизнь казалась простой и беспечной и не требовала никакой платы за любопытство и наслаждения, которыми она щедро тебя одарила!

- А как сложились ваши отношения с Аней?

Да-да, наши отношения с Аней… Вот о чем бы я хотел еще рассказать. Как сложились? Я убежден, что как бы они ни сложились, это бы ничего не изменило. При мысли об этом сердце сжимается, как при виде пропасти, которая вдруг возникает на твоем пути.

- И Тина-таки…

- Да.

Оказалось – я рассказывал новую историю, новейшую, и даже не историю, а путь, новый путь, я бы сказал, алгоритм, алгоритм построения новой жизни, светлой, радостной, совершенной, да, Совершенной, Путь, который был указан давно, но так просто и четко не выписан, пошажно и посоразмерно и аж погенно (словцо-то какое), да-да, аж погенно… Каждому гену – свою тропку, которая вывела бы все-все гены Жизни на Дорогу Любви… Да!..

- Ты мне все уши прожужжал своим совершенством,- говорит Лена. - Ты бы лучше…

И эта история повторяется.

- Эта твоя философия неуспеха, не очень-то принимается современниками. Добиться успеха, стать знаменитым… Об этом только и твердят на каждом шагу.

С успехом не так все просто. Никакое скопление народа не должно, считаю я, мешать тебе приближать совершенство. Даже если перед тобой крепко запрут двери, его можно затащить через окно.

- Мир туп и сер оттого, что в нем закончились лампочки.

Нужно изменить сущность успеха, его формулу, кость... Нужно научиться стыдиться… Наконец, - sapere aude! (Решись стать мудрым! Лат.) И вскоре ветви деревьев начнут гнуться под тяжестью его плодов.

Мне не стыдно за Аню.

- И ни Жорин Иисус, ни Тина так и не смогли… Не успели?

- Успели!.. А как же!.. Всё сложилось, только вот…

В том памятном заснеженном январе, когда мир узнал о случившемся (цунами!), мы с Аней встретились на каком-то симпозиуме… Потом Юля пришла ко мне летом с рекомендательным письмом академика, был июнь или июль, а потом, в августе, мы отправились в первое свое путешествие на автомобиле. С ней я стал забывать прошлое, которое никак не отпускало меня… В ней я нашел, наконец нашел то, что так тщетно искал в других: мы срослись душами, срослись так, что заканчивали фразы друг друга…

- Я звонила Полу Пайака, - сказала Лена, - он теперь глава Global Language Monitor. Я спросила его, какие сейчас наиглавнейшие в мире слова. И знаешь, что он мне ответил?

- Какие?

- Беженец, цунами и Папа.

- И коллайдер… А теперь и 12.12.12… Или 21.12.12! Собственно, это уже не столь важно. Неделя туда, неделя сюда…

- Теперь – да!

- Это и есть картина, если хочешь – кристалл современного мира.

- Но в нем нет твоей Пирамиды.

- Наступивший год инкрустирует в кристалл мира и это слово. Слово и стиль... Да-да, стиль Новой Жизни – The Piramiden Way of Life...

- Думаешь, у него есть шанс пробить себе дорогу в этой сумасшедшей сутолоке наших дней? – спрашивает Лена.

- Это спасет мир...

- А как же так всеми ожидаемый конец света? 21.12.12!

- Ой, брось! Брось ты верить всей этой хрени собачьей!

- Но майя точно выверили…

- Майя, майя… Нострадамусы… Кейси… Глобы… Брось! Наш Путь…

- Ты считаешь, что это тот самый Путь, о котором не уставал говорить Иисус?...

- Призрак совешенства по миру кочует...

- А как же красота?

Если взять и вдруг незаметно уйти, думал я. Никто же не хватится. Какое-то недолгое время, мир, конечно, повздыхает, поахает… Но через неделю-другую о тебе никто не вспомнит. Жернова жизни перемелют и эту новость, из памяти мира выпадут все сведения о каком-то строителе, каменщике, строившем какую-то там Пирамиду (Новую Вавилонскую башню?), чтобы добраться до Неба…

- Красота в совершенстве. Бог творит ее из хаоса мироздания, и если ты совершенен, и у тебя есть глаза, чтобы видеть, ты обязательно увидишь ее. И никогда не разрушишь.

Нельзя уходить! Даже те минуты абсолютной прострации, которая наступает после жуткого напряжения, жадного поиска выхода из тупика, даже такие минуты приносят мне удовлетворение. C’est la vie! (Такова жизнь!, фр.). Ведь плодотворно только чрезмерное…

Выдохся, я просто выдохся…

- Чем же ты теперь занимаешься? – спрашивает Лена.

И, конечно же, потерпел неудачу!

- Теперь,- говорю я,- я кошу здесь в скверах траву, и моим ежедневным неотложным занятием является забота о чистоте. Скверов, улиц, мыслей и душ…

Я поймал себя на мысли, что, боясь признаться себе, всегда готовил смелый путь к бегству.

- Господи! Я так счастлив! Мой геном абсолютно реализован. И что может быть лучше запаха скошенных трав?..

Бежать? Но куда?! Нет! Нельзя уходить!

Лена тоже согласна – нельзя уходить:

- А как же твоя империя?!

Собственно, я не помню, как все произошло. Это ведь само собой разумеется: мы – пара! Мы просто лежим рядом, Лена курит, я вижу, как сизый дымок вьется от ее сигареты…

Вдруг мы узнаем: мы – пара… Вдруг оказалось, что совершенно не зная друг друга, мы стали приобретать новые знания друг о друге, которые по силе своих впечатлений, затмили все до сих пор существующие наши знания друг о друге. И это приобретение было сладостно-прекрасным!

- Обещаешь? – спрашивает Лена.

- Что?

- Что напишешь?

- Ага… Напишу-напишу… И будь что будет.

- Что ты имеешь в виду?

- Да так…

Вдруг я заметил: старею… Я мог бы перечислить тысячу признаков, обнаруженных в себе новых признаков, свидетельствующих о моих новых качествах, отнюдь не согласующихся с утверждением о том, что… Собственно, moi aujourd’hui et moi tantot, sommes bien deux (Я сегодняшний и я недавний – это уже двое, франц.). А тем более, давний! И тем более, - в молодости! В старости, правда, есть и свои прелести, скажем, никуда не надо спешить, чего-то там не успеть и время от времени не смотреть на часы. Но никто не сможет убедить меня в том, что вечно спешащая, торопящаяся и не все успевающая безрассудная молодость уступает этой созерцающе-надменной и надутой старости…

Никто!

Когда я говорю об этом Жоре, он смеется:

- Да ты, мальчик мой, совсем юн!

- Говоришь Жоре, – спрашивает Лена, - он же пропал без вести.

- Жора не может пропасть, - говорю я, - даже без вести.

Я не понимаю его.

- Никогда не думай о старости, - говорит он, - живи вечным сегодня, сейчас! И заглядывай только в будущее. Во вчерашнем же дне выискивай блёстки счастья. Ты был там хоть в чем-нибудь счастлив?

Этот вопрос застает меня врасплох.

- Где? – спрашиваю я.

- В Караганде.

- Я стал плохо спать…

- Работай же! Работай тридцать шесть часов в сутки и будешь спать как сурок.

- Жор, опять ты за своё. В сутках 24 часа.

- У кого как…

А как же твои зылысины, думаю я, как же твой белый пушок на голове?

- Плюнь на тело, - говорит Жора, заметив мое замешательство, живи духом. Только он животворит. На, хочешь?

Он достал из кармана бумажный белый пакетик.

- Что это? – спросил я.

- Фенаминчик… Помогает прекрасно!..

Я зачем-то ещё раз спросил его о нашем будущем. Жора молчал. Мы сидели в тени платана, Жора любовался парой каких-то южных птичек, попыхивая своей трубкой. Своим вопросом я прервал его мысли, он внимательно посмотрел на меня, выпустил облачко голубого дыма.

- Futura sunt in minibus deorum (Будущее в руках богов, лат.), - тихо произнес он, - и мы не можем его изменить, как бы не старались. Мы можем его только испортить своими телодвижениями. Как думаешь?

Я только согласно кивнул.

- Не соглашайся так безнадежно и быстро, - подбодрил меня Жора, - с нами теперь ведь и Иисус, и Тина… Они – наши боги, так что будущее и в наших руках.

Я ещё верил Жоре.

И возлагал большие надежды на Тину – она сможет!..

«Этот узел волос у неё на затылке

С беспомощной прядью на шее

Он ее не сумеет найти

А она найтись не сумеет…».

Ти, найтись сумей…

Найдись, а…

Сумей же…

А мне казалось, что Тина уже у меня в кулаке…

Как та синица…

Как перо Жар-птицы…

Глава 4

Конечно же, мы гордились своими достижениями!

- Ты посмотри, ты только взгляни на этого Эйни! – восхищалась Юлия. - Он же…

- Он не только лучше Македонского стреляет из лука,- сказала Инна,- он стометровку бежит за восемь секунд.

- Ровно?.. Ровно за восемь?- спросил Том,- это же рекорд…

- Ну, не ровно,- сказала Инна,- за восемь и семь, но эти семь десятых секунды ровным счетом ничего не значат.

Я не участвовал в этих разговорах, мне достаточно было это слышать.

- А Папа,- сказала Ната,- вы послушайте нашего Папу… Он же гений!

- Теперь он святой,- уточнила Инна.

- Его стихи уже вошли в школьную программу не только…

- Он выиграл почти все партии у Каспарова.

- И у машины,- сказала Ната,- машина сдалась…

- Машины не сдаются!- возразил Ушков.

И Ушков, и Ната, и Тамара, и даже Жора, думал я, кладя каждый по своему камню, строили, строили Новую Вавилонскую башню, торя дорогу в Небо. И Юра, и Том, и Тамара, и… Всех не перечислить!..

И Аня, и Аня!..

И Юля…

Надо всех помнить, всех до единого: Ната, Света, Жора, Юра, Алька, Тамара, Васька Тамаров, Лесик, Ушков, Маврин, Вит, Аленков, Ира, Ната, все Жорины Наты и Иры, и…

Архипов!..

Я никогда не забуду и… Нет – забуду. Забыть бы!..

Спасибо и Азе! Отдельное спасибо Азе! А Стас, Шут, Нана, Юта… Юленька! А..

- И ваш новый Иисус?...

- И Иисус, и Тина…

- И Тина… Ты так за неё ухватился! Да и Жора, и Жора… Что же, она так и не…

- Они… Все они…

Их худоликие лица с ввалившимися в черные глазницы глазами до сих пор…

Забыть бы!..

Я помню!..

Всех до единого!!! И Переметчик? А как же?!! И Валерочка Чергинец со своими… И все эти Иуды… Как же без них-то?

Да и как такое забыть?!.

Если просмотреть все Юлины кадры хроники и прослушать все ее записи, можно писать Новую историю.

- И я многое записала, - говорит Лена, - хочешь послушать?

Я мотаю головой – нет.

- Послушай, - говорит Лена, - разве нельзя было предусмотреть… Разве Ваши железные Нострадамусы и Мессинги, ваши Кейси и Глобы не смогли вас предупредить, предсказать именно такой ход событий, разве.. И Тина, и Тина!

- Стоп-стоп, - произношу я, - конечно, могли. И предсказывали, и предупреждали… И Тина, и Тина…

- А что Тина?

- Тина даже…

- Предупреждала?

- Ха! Попробуй остановить! Попробуй остановиться, когда тебе кажется, что у тебя в руке не только синица, но и тот самый журавль, да-да, и не только журавль – и Жар-птица, и борода Самого Бога! Ха! Мы ведь закусили удила! Мы пришпорили наших коней… О-о-о!... У нас слезились глаза, мы были просто ослеплены небесным сиянием нашей Пирамиды, мы стремились, мчались, слетались на ее свет, как ночные мотыльки на пламя свечи…

- И сгорели…

- Мы переспешили… Перепрыгнули через эту пресловутую punctum no return – точку невозвращения… И назад пути уже не было…

- Н-да… Я вас понимаю,- говорит Лена, - вовремя остановиться – это не всякому по силам. Я давно хочу тебя вот о чем спросить… Мир гудом гудит. Вот и книжки всякие пишут, смотри…

Лена берет с полки книгу, показывает мне, я читаю: «Время России».

- Почему Пирамида не в России? Здесь и Третий, и Четвертый Рим, и…

- Здесь даже не Третий Мир. Не четвертый, не пятый и даже не семнадцатый! Это даже не мир – гоголевское скопище ублюдков и упырей… Молох…

- Да, но…

- И все же я еще надеюсь: скоро, совсем скоро мы выберемся и из этой передряги. Теперь мы с Тиной …

- Думаешь, она…

«…возьмёт запястья в жёсткий плен,

Скользнёт ладонями, как впервые,

И брызнут алым на светлый пол,

Разбитых роз лепестки живые…».

- Уверен!

- Так что же во всем этом самое страшное?- спрашивает затем Лена.

- Самое страшное,- говорю я,- не знать под ногами земли.

И слышу голос Юлии: «Не давайте святого псам или свиньям…».

- Не убивайся ты так. Тебе надо отдохнуть, - говорит Лена, - едем в Турею?

До сих пор не верю, что все это было всерьез:

«Разбитых роз лепестки…».

Глава 5

…и они тараторили наперебой, словно у них это была последняя попытка оправдаться передо мной… Перед… Будто бы я их в чём-то обвинял. Каждый старался как только мог замолить своим высказыванием свое участие в этой гнусной и позорной сцене, свою вину, вымолить себе мое понимание и, возможно, прощение.

Если бы я смог им это простить. Будто бы такое можно простить.

Я не обвинял, обвиняло моё молчание. Но я и сам чувствовал себя виноватым. И не было никого, на кого я тоже мог бы наброситься со своими объяснениями, выплеснуть их в поисках оправдания.

Никого…

- Где же все были? – спрашивает Лена.

- Они меня окружили, взяв в плотное кольцо словно пленного… И галдели, галдели… Свора сорок… Но все – как гиены. Они готовы были меня загрызть, растащить на кусочки, по косточке, только бы я их выслушал… Заглядывали в глаза, тесня друг друга, толкаясь в сутолоке, оттесняя друг друга или подминая тех, кто рядышком под себя… Кто был посильнее… Тех, кто послабее… Как это бывает вокруг… Жуткое зрелище…

- Кто – они? – спрашивает Лена.

- Ну кто?! Все! Все эти наши… Ваши… И Ушков, и Валерочка, и Переметчик… Наши упыри… Уличенки и ухриенки… Помнишь, я о них вскользь как-то рассказывал…

- Хорошенькое «вскользь»! Ты их чехвостил на каждом шагу, при каждом удобном случае…

- Все эти здяки, шипящие и гавкающие… швецы, шапари, шматковы… швондеры и шариковы… Тебе сейчас трудно их вспомнить, но они…

- Ха! Трудно! Да ты унавозил ими каждое своё слово! От них просто смердит! И вся ваша пирамида провонялась их полноправным участием.

- Полноправным?

- Ты сам говорил: гвоздики, винтики, - говорит Лена, - ваш противовес для баланса?

- Да, они… Вполне полноправным. Но, как видишь, они перевесили нас… Планарии... шшш… шавки… шипящие и ползающие…

- Как же им удалось?

- Наши Бруты!.. И Волошин, и Авлов… Вся эта свора гиен… Оказалось - зряшное это дело – зудящие Здяки, Ергинцы, Переметчики… Рассчитывать на то, что вот они позудят-позудят и стихнут… Оказалось, они – несметная сила, полчище гиен, и имя им – легион…

- Моль?

- Моль! Моль, точно – моль… Тля… Они как…

- Остановись, Рест! Я тебя уже не первый раз спрашиваю, можешь ответить?

- Спроси ещё раз, - говорю я, - спрашивай!

Лена держит паузу. Затем:

- Смотри, - говорит она, - вот эти твои полчища гиен с твоими легионами вдруг все восстали… Так?..

- Я же сказал!

- Но поясни мне, пожалуйста: что же всё-таки произошло? Что вдруг такого случилось, что весь мир ринулся на вас, скаля зубы и пуча глаза? Где истоки и причины бунта можешь сказать?

- Причины, - говорю я, - истоки… Бунта! Неужели не ясно? Никаких причин и никаких истоков и никакого бунта! Ничего этого не было и в помине! Всё дело в том…

- В чём же?!.

Разве я так бестолково рассказываю, что Лена воспринимает весь этот хаос как бунт? Разве не ясно, что и без всякого бунта… Просто все вдруг уразумели, что дождались, дождались! Все вдруг осознали, что так яростно и свирепо предрекаемый всеми пророками и провидцами конец света – отменяется! Отменяется! Разве это не повод для вселенского ликования?! Жорино же распятие клонированным Иисусом – это чистой воды показуха! Иисус, чтобы привлечь внимание толпы, упаковал Жору в свои одежды, сделал из него агнца, по сути козла отпущения. Этим распятием он подлил масла в огонь! И вызвал небывалый интерес публики: зрелищ, теперь только зрелищ! Казалось, что хлебами уже все были сыты (хотя сыт был только «золотой» миллиард, остальные же жили впроголодь), а вот зрелища всегда были в фаворе. Вот он и кинул толпе кость: нате – подавитесь! Экзальтация толпы – как рычаг управления, как вожжи для зашоренной лошади…

- Хорошенькие вожжи, - говорит Лена

- Да уж… Как видишь – сработало!

- Распятие в двадцать первом веке… Конечно, это любопытно, - соглашается Лена! - Нонсенс! Это не какая-то там Мадонна! Не какой-то там Иосиф Кобзон с Лепсами и Розенбаумами…

- Как видишь, - говорю я, - Иисус знает своё дело! Это почище коллайдера! Так что никакого бунта и не было. Было всеобщее ликование: «Распни, распни его!». История повторяется на новом витке. Так что… вот…

- О, кей, - говорит Лена, - а где же в это время был ты?

- Я же рассказывал… А я… Я… Меня не было…

Лена только мотает головой.

- А кого же спасала Тина?

- Всех! Кроме Жоры. Жора сам согласился… Как жертва. Я же рассказывал. Ну, не совсем так, чтобы.... Это было бы слишком просто - жертва. Он проникся духом Иисуса. Он практически Им стал. И он понимал, что если народу нужен Бог – другого никого нет. Жора однажды примерил Его тиару - терновый венец – и уже её не снимал. И нечего душой кривить - она пришлась ему впору. И никого другого не нашлось, чтобы… Другого никого нет! Понимаешь – просто нет! Ведь Жора был пропитан Иисусосом, как… Так вот… Тина спасала…

Мысль о Тине…

«…эти мысли мои, увы, ниоткуда-туда,

у иуды с ладони взлетает мой голубь почтовый,

вызрел голос и пал, и безумья приходит страда,

бьётся сердца комок в тесно-рёберных жёстких оковах…».

У, Иуды…

- У Иуды с ладони взлетает мой голубь почтовый, - невольно произношу я.

Лена не понимает меня:

- Ты-ы-ы…

- А как же! - говорю я, - я не мог не отправить весточку Иуде! Я его предупредил. Никому не нужны теперь никакие поцелуи, понимаешь? Иуд сейчас развелось, как грязи…

Лена не понимает, о какой грязи я говорю.

- Мы просто все вываляны в грязи, - говорю я, - и Тина пришла, понимаешь, пришла, чтобы… Безумья страда! Время жатв, понимаешь!..

- Что посеешь?.. - говорит Лена.

Я киваю: точно!

- Понимаю, - говорит Лена.

Нет на свете ничего прекрасней, чем это её «понимаю»!

- Они его увезли, - продолжаю я. - Накануне. А я? Где-то был. Не провалился же я сквозь землю! То ли в теннис сражался с Хосе, то ли в шахматы состязался… убей не помню… Может, с Аней… Мы так и не выяснили… Да-да, мы как раз с Аней… Она меня спеленала, просто стреножила – прижала к стене! Когда мне удалось вырваться, я долго не мог прийти в себя: Жору взяли!.. Я узнал об этом от Юры и уже предпринимал попытки освобождения Жоры… Юля нашла меня…

- Ей тоже удалось?..

- Ты знаешь нашу Юлю. Помнишь, я рассказывал историю с Этной, когда Юля хотела выпрыгнуть из вертолёта?

- Из вертолёта?!

- Она же выпрыгнула! Со своей кинокамерой! Чтобы… Правда, в жерло ей угодить не удалось – она плюхнулась тогда в море, выловили рыбаки… Ну, помнишь?

- Не помню.

- Вот и сейчас ей удалось сбежать от Тины, и она тотчас бросилась на выручку Жоры. Как и я!

- Сбежать?! От Тины? Она что же - взяла вас в плен?

- Ну, не сбежать, не сбежать… Не придирайся к словам. Никакого плена не было.

- И выручила?

- Её тоже чуть не…

- У меня просто голова идёт кругом, - говорит Лена.

От такого волосы встанут дыбом! «…скоро мне перекроют последние вспышки огня…».

- Время, - говорю я, - вовсе не врач. Вот оно – пробирается мимо…

- Ты сегодня не выспался, - говорит Лена.

- И вот, - продолжаю я, - обо всём об этом мне и поведала Юля. Она сама была свидетельницей…

- Чего? – спрашивает Лена.

- Жора и сам этого хотел. Как жертва.

- Чего хотел-то?

- Ну ты помнишь, Юра рассказывал, как Тина дала Жоре волю…

- Волю?

- Ну не то, чтобы волю. Пойми, Тина никого не держит на поводке! И ни за кого не принимает решений! Она просто есть! Как воздух, как солнце! Она – как свет, понимаешь? Светит и всё. А ты сам принимай решение… Если видишь, если не слепой. Если ты не тень на её свету!..

- Понятно, - говорит Лена.

- Жора сам так решил, и Тина не противилась. Она и не настаивала…

- Слушай, Рест, с этой вашей Тиной столько загадок… Её так много, что…

- Да, - признал я, - есть немного…

- Расскажи…

- Давай по порядку…

Лена умолкает.

- С Юлей нам удалось спрятаться… Мы укрылись в каком-то бунгало… То, о чём она рассказала… Сперва Юра… О Жоре с Тиной… Теперь вот Юля… Я до сих пор не пойму, почему я оказался не у дел. Может быть, Тина, думал я, как-то меня отодвинула от происходящего… Как? Зачем? До сих пор не могу взять в толк. И Аня… Ты же знаешь её: прилипнет – не отклеишь…

- Рест, я вижу, тебе так и хочется повесить свое отсутствие на Тину.

- Да-да, ты права – хочется. Так проще! Но я понимаю, что дело не в Тине – во мне.

- Что же Юля?

- Они взяли Жору… Как Христа.

- То есть, – не понимает Лена, - кто они?

- Ну, наши же! Гильгамеши и Навуходоносеры… Вся эта свора… Ну, и все – мокрицы, планарии, жабы и кроты… Они объединились… Я же говорил!..

- Рест, ты о чём?! Какая свора?!

- Юля так и сказала: «Как Христа»!

- Навуходоносеры?.. Какая свора?!

- И Хаммурапи… И… Ну весь этот наш воскресший бомонд! О, это было…

- Ты хочешь сказать, что в распятии Жоры принимали участие и восставшие клоны?

- Лен, я ещё раз хочу сказать, что не было никакого восстания! То, что предпринял Иисус с этими навуходоносерами и гильгамешами, это – всего лишь дрожжи, затравка… Это как центр кристаллизации у моллюска… Жемчужина, так сказать, завязалась и вот росла и росла… И вот выросла… Ну, как…

- Как искра!

- Ну, да! Гильгамеши заискрились и… раздулся пожар. Понимаешь?..

- Не совсем…

- Мы сидели с Юлей всю ночь… У неё не просыхали глаза. Я никогда не видел, чтобы Юля плакала. Но она рыдала… Как ей удалось вырваться одному Богу известно! Ведь её тоже схватили… И вместе с Жорой хотели…

- Что «хотели-то», можешь сказать?! – злится Лена.

- … и когда Тина вывезла нас на свой Ковчег…

- Слушай, и ваша вездесущая и всемогущая Тина, и ваш Ковчег, - спрашивает Лена, - не много ли фантасмагорий?

- Не наш Ковчег, - говорю я, - Тинин.

- Тинин?

- И Тинин, и Тинин…

Я вот что должен сказать:

- Ковчег – это НЗ! Неприкосновенный Запас!

- Запас?

- Ну, да, говорю я, - энзэ Бога!..

- Эннн… Зэээее?..

- Ага, - киваю я, - Бога!

Лена задумывается. Вдруг:

- Фантастика, бред!

Бред! Я согласен: полный бред! Да! Но и НЗ тоже! И если Лена не может себе это представить, то и я тут беспомощен! Я и сам это признаю. Но давай по порядку…

- Я и сам… Понимаешь… Не совсем… Но Юля!.. Юле я не мог не поверить!

Поиск по сайту: