ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ 11 страница

Мы с Жорой переглянулись, он кивнул: пора.

- Что ж, ab ovo! – сказал Юра.

Я вытер лоб платком. Это была пробная прогонка технологии клонирования в новых условиях. Ни Цезарем, ни Наполеоном или, скажем, Эйнштейном мы рисковать и не думали. Навуходоносор, Тутанхамон, Таис и Клеопатра, как впрочем, и Ленин сейчас еще не были востребованы.

- Могли бы взять на худой конец эту вашу… Тину…- говорит Лена.

- Ничего подобного! Ни у кого из нас даже мысли не мелькнуло, что нашу задумку можно начать с неё. Да и как? К её клонированию мы тогда не были готовы совершенно. Да и зачем? Чем она так уж славна, чтобы мы рисковали нашим первым блином? Стишки? Да мало ли… У нас был огромный выбор всех этих Петрарок, Шекспиров, Ронсаров и Байронов, Пушкиных и Фетов, и Маяковских с Есенинами, и даже Цветаевых с Беллами Ахмадуллиными. Преогромнейший! Евтушенко, Вознесенский, Рождественский… Кто ещё?... Нынешние? Так они даже… Нечего вспомнить! Некого! Как-то нам даже в голову не приходило, что какой-то поэт может ускорить наш путь к совершенству. А Тина – и подавно! И даже её «Я понимаю отчасти, Что происходит с нами: Я – причина отлива. Вы – причина цунами» никого из нас не только не насторожило, но и не вдохновило. «Вы – причина цунами»! Если бы мы тогда прислушались к этим пророческим словам, если бы мы только могли предположить… Куда там! Мы как угорелые спешили к своей величественной и божественной цели! Нам ведь нужен был явный успех – полноценный и, так сказать, полнокровный клон. Не такой, как нам подарила когда-то Аза. Мы уже были научены горьким опытом, и не могли позволить себе новых Гуинпленов.

Для тестирования нашей машины времени, мы довольствовались чьим-то завалящим ошкурком. Чтобы испытать наш новый конвейер по производству клонов достаточно было небольшого фрагмента высохшей кожи какого-нибудь фараона или его слуги, или даже мамонта, пролежавшего в зоне вечной мерзлоты в Сибири. Не говоря уж о членах Наполеона и Ленина! Да кого угодно, при условии, что эти клеточки можно было бы оживить.

- Вам удалось раздобыть отрезанное ухо Ван-Гога? – спросил Жора.

- Да-да, удалось, - сказала Ната, - правда от этого уха осталось всего-ничего…

- Ничего, - сказал Жора, - это как раз то, чего нам так недоставало. Клеточки проросли?

Ната кивнула, мол, проросли.

Жора тоже кивнул, мол, прекрасно! и подошел к Бриджит Буаселье:

- Вот видишь, - сказал он ей, - у нас все готово! Надеюсь, Бри, ты подаришь нам ген бессмертия? Хватит прятаться от людей! Да и мир заждался!

- Дело в том, - говорю я, - что эта самая секта раэлитов…

- Секта? – спрашивает Лена.

- Да, их окрестили сектой за свою скрытность. Тем не менее, им удалось добиться успеха по укорочению стареющей ДНК, и теперь…

- Значит, старость побеждена? – спрашивает Лена.

- Бриджит основала новую компанию «Stemaid», которую… А ранее созданная компания «Clonaid», как известно, уже проводит клонирование человека

- Ты скажи мне – старость побеждена? – снова спрашивает Лена.

- Похоже, - говорю я, - поскольку Бриджит дала нам согласие предоставить результаты своих исследований для дальнейшего участия в наших работах.

- Я же знал, что ты умница и прекрасница, - сказал Жора, обняв Бри за плечи, - да и как же ты без нас, верно?

Бриджит улыбнулась и произнесла:

- Ты кого угодно очаруешь и заставишь на себя работать.

- Это правда, - сказал Жора, целуя Бри в щеку, - только не на себя – на нас всех. А тебя я хвалю, хвалю…

- Вау! – воскликнула Бри, - твои похвалы – сироп в уши!..

Раздались даже аплодисменты.

- Puis-je vous demander…? (Можно попросить у вас…?, англ.) – вдруг услышал я за своей спиной детский голосок. Мне стало любопытно, кто же это мог быть, я повернулся… Ах, ты мой бог! Я всегда знал, что она… Та самая!.. Из-под той самой лавины! Я узнал её по бантам… И по глазам! Если бы она прознала об этом, она бы, надеюсь, согласилась со мной, с моим нежно-ласковым и как лилия снежно-белым, и, если хотите, даже блаженно-рассветным… Ли. Я не знаю, откуда знал её имя – Ли!..

Это как лилии на зеркальной глади воды в предрассветной дымке…

Я не верил своим глазам. Нет-нет, это невероятно! Этого не может быть! Я видел перед собой это чудо, это прелестное дитя, стоящее в метре от меня в небесно-голубой рубашонке с закатанными рукавами…

Но как она здесь оказалась?

Белые колготки подчёркивали стройность детских ножек, а белые с застежкой сандалии, едва касающиеся пола, создавали впечатление неизбежности скорого взлёта… Казалось, ещё мгновение и они оторвутся от пола…

Но что она в этот самый, пожалуй, ответственный для нас момент здесь делала?

Ошарашенный я тёр и тёр глаза кулаками: неужели не сон. Я слышал голос Жоры за спиной и понимал, что не сплю, что со мной всё в порядке, что я не сошёл с ума… Но эти растопыренные веером детские пальчики, словно отталкивающиеся от воздуха ангельские крылышки, будили в моей душе абсолютное смятение…

Невероятно! Мы были уже в шаге от победы в битве за совершенство, и вот в этот самый что ни на есть трепетный час, как снег на голову, как гром среди ясного неба, как… явилась вдруг Ли! Как расценивать это явление?

И, конечно, глаза… И глаза… Она смотрела на меня неотрывным взглядом своих серо-голубых ясных до боли глаз, завораживая, цепеня и обездвиживая меня, останавливая биение моего сердца и сводя судорогой горло… Я вдруг осознал и почувствовал, как в жилах моих стынет кровь, да, стынет и густеет, превращая мое тело в холодный студень, в ледяной столб… Я даже изморосью покрылся… Остолбенелый! Весь. С головы до ног…

- Podria pedirle…? (Можно попросить у вас…?, исп.), - повторила она.

Ошеломлённый я не мог взять в толк, что от меня хотят. И словно пытаясь привести меня в чувство, Элис сказала это по английски:

- Could I have…, please? (Можно попросить у вас…?, англ.).

Я тупо смотрел на этого ангела, даже не предпринимая попыток спросить, что ей от меня требуется – «…попросить у вас…?».

Да, пожалуйста!

Видимо, она тоже была поражена моей такой заскорузлой тупостью, иначе бы не стала повторять свой вопрос ещё и на польском, на чеченском, на арабском, на хинди и иврите, на….

Наконец, на русском:

- Можно попросить у вас…?

Я кивнул: я понял! Я улыбнулся: проси!

И когда я открыл глаза, её и след простыл.

- Жор, - повернулся я к Жоре, - ты видел?

- Да, - сказал Жора, - Бриджит прекрасно справилась! А ты упорствовал.

- Да нет, - сказал я, - ты…

Жора улыбнулся:

- Иди-иди… Отоспись. Завтра начинаем.

Я не мог сделать и шага. Жора хлопнул меня по плечу, мол, держись, брат.

Я держался как мог.

И зачем ей вдруг понадобилось солнце? Разве она солнцеед? Или энергия солнца ей необходима, чтобы подзарядить свои аккумуляторы, напрочь выхолощенные нашими угловатыми телодвижениями в погоне за совершенством?

Я не находил ответа…

- А что у тебя, Крейг, - обратился затем Жора к Крейгу Вентеру, - как поживает твоя искусственная жизнь? Ты готов предложить свои разработки для рождения новой Эры?

Крейг улыбнулся и кивнул, мол, всегда пожалуйста! А иначе и быть не могло! Мы столько лет шли вместе к созданию, я бы сказал, сотворению этой самой искусственной клетки! Получилось! Наконец-то нам удалось! И теперь эта кухня творения предлагает нам такие возможности, о которых никто и думать не мог!

- Какие же? – спрашивает Лена.

- Ой, - говорю я, - это трудно даже перечислить. А какие перспективы! Это и есть ноосфера в действии. Скоро лик Земли так преобразится, что прилетевшие к нам в гости инопланетяне Ее не узнают! Если бы я был писателем-фантастом… М-да!.. Уже сегодня разработаны умопорачительные проекты и заключены баснословные контракты… Да! Эре Греха, кажется, пришел капут! И Жора уже неоднократно провозглашал: «Мы на пороге рождения новой эры!». Какой? Пока он не придумал ей названия…

- Эры Преображения, - говорит Лена, - какой же еще? И что твоя Элис?

- Похоже… Человечество глухо и тупо ко всему новому, неожиданному… Сегодня никто, кроме, конечно, фантастов, не в состоянии предусмотреть перспективы развития и воплощения этого поистине величайшего открытия. Это – как соорудить колесо, открыть порох, выстрогать из дерева крыло или расщепить атом…

- Открыть Америку…

- Именно!

Но уже ясно, что то, что удалось сделать Крейгу, переоценить невозможно.

- Да, - соглашается Лена, - это ясно: переоценить невозможно… И что твоя Элис, она…?

- Итак, мы выбрали для пробы какого-то никому не известного жалкого завалящего фараонишку. Первым. Здесь нужно упомянуть вот о чем. Это – важно! Задолго до того, как пустить в ход, вернее дать жизнь этому пробному фараончику, мы тщательнейшим образом, как Авгий свои конюшни, вычистили от скверны геномы тех, кому доверяли строительство нового мира. Да! Все мы, все, и Юра, и Аня, и мы с Жорой, и Тамара, и Стас, и Шут, и, особенно, Ушков, да-да, особенно Ушков, сидели сутками, выжигая словно каленым железом из ДНК наших будущих апостолов все те участки, которые столько тысяч лет, целые миллионнолетия, держали человека в шкуре животного. Даже наш тишайший Валерочка…

- Ергинец что ли? – спрашивает Лена.

- Ага, он самый. Ты уже выучила его фамилию… ВИЧ! Он тоже…

- Вы и его с собой всюду таскали? Зачем? Ведь всякому ясно, что такие тихони как раз подставят ножку в самый трудный момент. Как известно, в тихом болоте…

- Ясно-то ясно… Такие как наш Валерочка, как Переметчик, Ушков… да многие… Оказалось без них… Ушков так и сказал однажды – «на таких как мы землеройках Земля держится». Так и есть: на таких, как Валерочка жучках-вонючках держится любое большое дело. Эти винтики-скрепки-булавки нам нужны, как соломинки в тесте самана, надо сказать – спасительные соломинки… Как цемент, крепеж. Многие, конечно же, как Валерочка, оказываются гнилыми, поэтому ухо нужно держать востро. Ну и - чтоб карась не дремал.

- Почему «ВИЧ»? – спрашивает Лена.

- Потому что они как вирусы СПИДА, как инфекция… Я ж рассказывал! Эта зараза жрет нас как… Моль!..

- А что это за история с «денежным деревом»? – спрашивает Лена.

- Это такой прекрасный цветок. Помню, Женя принесла его к нам еле живым. Он умирал… Цветы ведь как ничто другое, как никто помнят зло! Женя взялась его оживить… Вообще Женя – это целая страна в нашей Пирамиде, если хочешь, - еще один наш целебный родник. Если бы не Женя…

- Ты о ней еще ни слова не сказал.

- Знаешь, по правде сказать, в жизни так мало слов… Тех слов, что есть у меня никогда не хватит, чтобы рассказать о ней. Женя, Женька… Они с Настюхой… Так вот. История… Хлебное дерево… Принято считать, что этот цветок… Ну, ты понимаешь: хлеб – это хлеб. Женя его выпестовала. Она не жаждала от цветка денег, у нее и в мыслях не было, качать с него доллары или рубли, или… Нет. Врач, она по сути своей дарила себя всему живому. Она приводила в чувство не только людей, не только… Она прикасалась своими пальчиками к лепесткам выброшенной жухлой розы и те оживали. Она оживила и хлебный цветок. Он ожил, ожил!.. Все были потрясены! Да нет – все были как-то возбуждены и рады, и очень рады… Мы не верили, что цветок вернется к жизни, куда там! Он был так плох, сухой весь и коричнево-мертвый… И вот наша Женька!...

- У тебя даже сейчас ком в горле, - говорит Лена.

- Ага, судорога перехватывает… Об этом невозможно рассказывать, не содрогаясь. И Женя привела цветок в чувство. Одним дыханием своим, одним прикосновением своей славной ладошки.

- Что же было потом? – спрашивает Лена. – Что Эллис? Она…?

- Я был где-то далеко… Я не оправдываюсь. Я виноват только в том, что не почувствовал… Ну, не проникся… Будучи в отъезде, я… Валерочка уволил ее. Просто выгнал… Она до сих пор не может простить мне…

- Ты-то тут при чем?

- Он уволил ее, просто выбросил на улицу. Эта жаба… Вечно мнущаяся и заискивающая перед… И забрал цветок. Говорили, что в его кабинете только что оживший Жениными усилиями и неожиданно благодарно расцветший цветок, тотчас увял. Валерочка тут же унес его домой, где цветок и усох. Юра, зашедший по случаю к нему домой, был поражен: цветок был мертв. Скукоженный и скрюченный, он уже не дышал. Вот такая история с денежным деревом. Цветок – как тестер на доброту. Впрочем, это известный феномен: с ними нужно разговаривать и быть щедрым на ласку, и они отвечают тем же – цветут! Эти же упыри-вампиры вроде Валерочки…

- И что же их нельзя заменить? – спрашивает Лена.

- Можно. Хлопотно… Ведь на них потрачены годы…

- Значит – зри в оба…

- Хотя Ушкову можно, можно доверять. Хотя знаешь… Прав, прав был твой любимый Эфэм, - признался как-то мне Жора, - что некоторая тупость ума…

- Я же Достоевского терпеть не могу, - отпарировал я.

- Неправда, - сказал Жора, - я же видел, как ты с карандашом в руке и кончиком языка в уголке рта прорабатывал «Идиота».

- Я искал там «положительно прекрасного человека».

- Так вот, - продолжал тогда Жора, - «некоторая тупость ума, кажется, есть почти необходимое качество если не всякого деятеля, то, по крайней мере, всякого серьезного наживателя денег».

Он слово в слово процитировал Эфэм.

- Не считаешь же ты тупым Славика? – спросил я.

- Считаю серьезно жадным наживателем. И Славика, и твоего Валерочку, и твоего упыря Авлова… Да, собственно, все они… Бедные и больные люди. Ведь жадный – всегда больной.

Жора на стал продолжать, равнодушно махнув рукой.

Это был кропотливый, изнуряющий труд, работа до седьмого пота, без которой мы не могли, не имели просто права свежеиспеченному человечеству делать свой новый первый шаг. И Юля…

- Юля?! – спрашивает Лена.

- Да, и Юля каждый нами обновленный геном превратила в документ.

- Какой еще документ?

- Точка отсчета новой жизни и начало ее координат. Если хочешь – точка опоры!.. Для всей планеты! Рычаг! Который так неохотно и вяло искал Архимед. Мы и в самом деле…

- Да-да, я понимаю…

- С Юлей, надо признать, не всегда было так легко и просто, как хотелось бы. Человек одной цели и бесконечного множества путей ее достижения, она могла часами выслушивать нас с Жорой, соглашаясь или не соглашаясь и предлагая свои варианты, но в конце концов выбирала свое, подчас совершенно нелогичное и даже противоречивое решение, оказывающееся на поверку единственно верным. Однажды она, наперекор нашему желанию (мы не совсем принимали тайскую медицину), пригласила какого-то хилера и доверила ему чистку генома Конфуция своими тайскими пальчиками. Как так пальцами? Каким таким восточным биополем? Это был вызов! Геном Конфуция хранился у нас в одном-единственном посеве. Что если этот таец своим непоправимым вторжением нарушит его структуру? Это был вызов! Но вскоре ДНК-анализ твердо выявил: Конфуций чист, как стеклышко. Его геном свободен от всяких привнесенных временем примесей и отражает чистую китайскую линию. Этот таец с ученым именем Ли Фэйгань оказался не только родственником Ба Цзиня, но и представителем какой-то старейшей китайской династии, истоки которой восходят к временам допотопной эры. Он сам нам рассказывал, как, медитируя и погружаясь в прошлое, он колено за коленом, изучал свою генеалогию. Юля была так дружна с ним, что однажды, будучи в Индии, чуть было не...

- Что же ей помешало? – спрашивает Лена.

- Да-да, я отвлекся. Как только компьютер высветил номер ячейки, в которой хранился генный материал фараона, все тотчас облегченно вздохнули и согласились: пусть! Пусть будет хоть фараон. Фараона не жалко. Только бы он не наломал дров. Все шло хорошо, начали тринадцатого в семь утра, выждали несколько минут, чтобы сумма всех чисел, включая и всех присутствующих, составила единицу. Мистика мистикой, но числа, как известно, играют немаловажную роль в нашей жизни. Архимед ведь не зря чертил на песке свои теоремы. К примеру, если бы Иисус родился не седьмого января, а пятого или восьмого, мир был бы другим. И не только Иисус – каждый. Скажем, тот, кто воткнул наконечник копья под ребро Иисуса. Или те, что сожгли Жанну д’Арк и Джордано Бруно и заставили Галилея произнести свое «А все-таки она вертится». Или те, кто направили самолеты в небоскребы Нью-Йорка. Даже Вит и Лесик, не давшие миру ничего, чтобы брать. Известная формула «Do ut des (Даю, чтобы ты дал, лат.)» здесь себя не оправдала. Кто бы ни пришел в этот мир, тотчас спешит изменить его жизнь. Лицо мира в долгу перед каждым из нас, как и мы его должники. Если лик Вселенной неизменно вечен, то только лишь потому, что, преображая планету по своему усмотрению, человек не в состоянии обезобразить ее настолько, чтобы пошатнулась земная ось. Слава Богу до этого пока еще не дошло…

- До оси не дошло, - говорит Лена, - а вот… Разве так и оказалось: «Вы - причина цунами»?

- Если бы Тина тогда сказала нам, так сказать, это вживую, ну, прямо, тет-а-тет… Да мы бы ее засмеяли!

- Но она стала «Причиной отлива»?

- Признаюсь: мне тут же пришли на ум эти строчки, как только это случилось.

И ещё эта кроха-солнцеед…

Как она здесь оказалась?

Глава 22

Жора изо всех сил старался избегать даже ничтожных неточностей:

- Нам нельзя допускать ни малейшей оплошности, - повторял и повторял он, - ведь черт, как известно, таится в деталях.

Как потом оказалось, у него не было никаких проблем ни с чертом, ни с Самим Богом.

- То есть?

- И с тем, и с Другим Жора был на короткой ноге.

Не помню почему, но и от фараона мы отказались.

Было решено взять из нашей кладовой фрагмент кожи под номером 17131313, принадлежащий некогда знаменитому вождю, которого скальпировали его соплеменники. Это был подарок шамана, Жора привез эту кожицу из камчатской экспедиции.

- Пожалейте вождя, - взмолилась Тамара.

Вождя было не жалко.

- Людоеды, живодеры, вампиры…

Ася просто бросилась в слезы.

В последний момент Жора все-таки пожалел вождя и взял другой фрагмент. Лет триста тому назад он принадлежал какому-то кузнецу. Мы согласились: кузнец со здоровым геномом, прекрасным телом и крепким духом – это было то, что надо. Выбор был не случаен, и мы надеялись на хороший результат. Жора сам своими крепкими пальцами, вооруженными миниатюрным глазным пинцетом, сунул кожицу в камеру дезинтергатора и нажал кнопку. Нежно запел трансформатор, замигали лампочки термоконтроля, что-то запикало, засвистело, застонало… Лед тронулся, ожил большой экран на стене. У меня застучало в висках, глубоко вздохнул Стас. Прошло несколько томительных минут и раздался пронзительный писк зуммера: готово! Ткань кожи под воздействием одному Жоре известных дезинтегрирующих факторов через какое-то время рассыпалась на отдельные клетки. Они потеряли адгезивные свойства и стали свободны друг от друга.

- Что потеряли? – спрашивает Лена.

- Рассыпались, - поучаю я, - обрели свободу… Каждая стала независима от других. А адгезия – это слипание, соединение… Понимаешь меня?

Лена кивает: ещё бы!

Это была первая небольшая победа. Опасность была получить мертвые клетки, но Жора, кудесник, колдовал над ними так, что его лоб покрылся испариной, а белая шапочка съехала на затылок. Его ежик (скальп) иногда нервно дергался, обнажая из без того огромный лоб и выказывая напряженность в работе хозяина. Жора зачем-то время от времени смотрел на Юлю, как бы прося у нее поддержки. Но ее ресницы ни разу не моргнули. Ее лицо казалось мраморным, мертвым. О том, что она жива свидетельствовали глаза, ее дивные умные чарующие живые глаза. И ниточка пульса на мраморной шее, хладнокровно и ровно отсчитывающая удары сердца. На меня Жора ни разу не посмотрел. Все мы, выжидая и надеясь на лучшее, уставились на экран, где эти клеточки плавали в растворе во взвешенном состоянии. Сколько из них живых? - вот вопрос, на который теперь все ждали ответа. Это был главный вопрос, вопрос жизни и смерти. Это было «Быть или не быть?» нашего времени. Ответить на него мог только Юра.

- Давай, - Жора легонько толкнул Юру в плечо, - теперь ты наш Бог.

Юра не двинулся с места.

Мы все тоже стояли, не шевелясь.

- Слушай, - улыбнувшись, произнес Жора, обращаясь к Юре, - скажи мне все-таки: у тебя есть враги?

- А у кого их нет? – ответил вопросом на вопрос Юра и, поправив очки, сделал первый шаг.

О каких врагах шла речь, я понятия не имел.

Жора сиял! Всё у нас шло как по-писаному, всё ладилось… Жора кивком отзвал меня сторонку:

- Кажется, всё lege artis, - заговорчески проговорил он, - давай теперь…

- Сплюнь, - сказал я.

- Да я уже все углы оплевал.

- Чё вылупился, - сказал Жора, рассмеявшись. Затем, вдруг, прищурив глаза, произнес серьёзным тоном:

- Пора, мой друг, пора… Иначе – кырдык!

И хлопнул, как он это всегда делал, чтобы я не посмел возражать, хлопнул меня по плечу, мол, так-то, братец, пора – давай свою Тину на блюдечке!

Если бы я попытался расспрашивать о причинах такого решения, Жора бы просто рассмеялся мне в глаза. Он не любил повторяться. И не терпел возражений, если решение уже было принято.

- Dixi! – только и произнёс он.

Это – как контрольный выстрел!

Ладно…

Я всё ещё не мог взять в толк, почему без Тины нам нельзя обойтись. Но не стал возражать, лишь согласно кивнул в ответ: пора так пора…

И понятия не имел, как выберусь из этой ситуации.

Тинка просто виснем повисла!

Итак, Жора колдовал…

- Слава, а помнишь Абрамова? – спросил он Ушкова, - он сегодня великий человек… Он теперь…

- Абрамов никогда не будет великим, - отрезал Ушков и принялся тщательно протирать очки.

- А Рулько? Или как там его - Люлько?

- Этот удод, что ли? – спросила Инна, - этот…

- Юра, пора, - сказал Жора, подойдя к Юре, - ты же видишь, что…

- Вижу. Не слепой.

Кто такой великий Абрамов я тоже понятия не имел. А о Люлько и речи не могло быть. Этот напыщенный бычьим самодовольством ублюдок не стоит даже упоминания.

- Все у тебя ханжи и ублюдки, - говорит Лена.

- Разве?..

Почему вдруг пора, думал я, и что это Жоре взбрело в голову напоминать мне о своей Тине? Не помню, с чего началась моя охота за тенью, но точно знаю, что тень Тины до сих пор…

- И что же, - спрашивает Лена, - ты нашёл в конце концов вашу Тину? Где и как ты на неё вышел? Ты можешь мне рассказать?!

- Тебе-то зачем?

Охота за тенью…

Глава 23

- За твою голову назначено десять миллионов,- говорит Юлия.- Смотри, ты читал? Она отдает мне свежий номер газеты.

- Она этого не стоит,- говорю я.

- Тебя обвиняют в гибели сотен тысяч людей.

- А сколько бы ты дала за попытку создания новой религии?

- Тридцать сребреников.

Сегодня мы, наконец, уедем из этой страны. Как раз в день её рождения! Это – как подарок!

- Они уже понимают, - говорю я, - что Пирамида каждого из них прижмет к стенке, высветит их черные планы, заставит трепетать и бояться…

- Не забудь нацепить бакенбарды и свои ужасные усики,- говорит Юлия.

Каждый день я меняю свой облик. Ей не нравятся эти тонкие злые усы. А мне не очень нравится ее золотистый парик! Выбирать не приходится.

- Десять миллионов – это немало,- говорит Юлия.

- Это капля в море. Нашей же Пирамиде - нет цены.

- Помоги мне, пожалуйста…

- Не забудь свою сумочку…

- По мнению ученых,- говорит Юлия,- представители Homo sapiens изживут себя как вид, когда Земля отойдет от Солнца и остынет, от чего все живое просто…

- Надо спешить жить,- говорю я.

- Да,- соглашается Юлия,- от Апокалипсиса нас отделяют всего каких-то два с четвертью миллиона лет…

- Потому-то и надо спешить.

- Известна даже точная дата – 31 октября 2 252 006 года.

- От рождения Христа?

- Ну да!..

- Пирамида нужна нам как воздух,- говорю я.

- Да уж,- соглашается Юлия,- без нее мы столько не продержимся…

Собственно говоря, мы можем уже отправляться в новое путешествие. Здесь, в этом надоевшем зимнем северном городе, все, кажется, сделано. Остались мелочи, которые, если о них даже забыть, ничего в нашей жизни изменить не смогут.

- Завтра вылетаем,- говорю я.

- Правда?! Куда?

Юлия рада этому сообщению. Я тоже рад.

- Я подумала,- говорит она,- что встреча с этим узколобым клерком из Совбеза ООН ничего не изменит.

- Я решил,- говорю я,- с завтрашнего дня устроить для нас маленький отпуск.

- Правда?!.

Когда пуля, прошив оконное стекло, разносит вдребезги китайскую вазу, мне удается завалить Юлю на пол и подтянуть за руку к стене.

- Не шевелись,- говорю я,- не двигайся…

- Что ты собираешься делать?- спрашивает Юля.

- Не знаю,- говорю я, и прыткой ящерицей перемещаюсь к выключателю.

Как тихо!

- Не двигайся,- повторяю я.

В наступившей темноте сперва ничего не видно, но когда глаза привыкают, в свете луны можно различать и кровать, и стол, и стулья…

- Уходим,- говорю я,- ползи к двери…

- Моя сумка,- говорит Юлия.

- Я все возьму сам,- говорю я и вдруг неожиданно для себя читаю: «…дом у дороги… тихая речка… садик вишнёвый…»…

- Что-что? – спрашивает Юля.

- Не поднимай голову, - прошу я и продолжаю – «…садик вишнёвый… пёс у крылечка… вечер июльский пишет эскиз…».

- Что ты там бубнишь?

Хорошенький эскиз!

- С днём рождения! – говорю я.

- А, да-да, - говорит Юля, выползая из-под стола и не поднимая головы, - спасибо за подарочек! А где мои цветы?

В ответ на это - целая автоматная очередь. Инстинктивно мы распластываемся на животах, прикрыв голову обеими руками.

- Ты как?- спрашиваю я, когда снова воцаряется тишина.

- А ты?- ее вопрос.

Нам удается и на этот раз уйти от преследования. Незначительные порезы ладоней осколками стекла, небольшой испуг, потом минуты настоящего страха…

Отпуск отменяется?

«Садик вишнёвый… тихая речка…».

- Вечер июльский пишет стихи, - говорю я, бинтуя руку.

- Ты о чём? – спрашивает Юля, - давай помогу.

- Сам…

Глава 24

Прошло еще несколько напряженных минут. Юра медлил. Он стоял с пипеткой в правой руке и выжидательно смотрел на Жору. Тот молчал. Я был в полном недоумении: чего, собственно, они ждут? Вскоре пришла ясность: в этом молчании шла яростная борьба за выживание. Клеткам, чтобы заявить о своей воле к жизни, необходимо было выиграть какое-то время. Время, как известно, лечит и оживляет. Оживут ли наши клеточки? Условия для их жизни были предоставлены в полной мере: абсолютная потребность в строительном и энергетическом материале, разные там витамины, аминокислоты, простагландины и гормоны, и АТФ, и даже солевой баланс, всего этого было не в избытке, но в полном достатке. Этого было мало. Чтобы вдохнуть новую жизнь в эти крохотные беззащитные комочки, их необходимо одухотворить биополем! И теперь все зависело от меня. Но сначала провели отбор нужной фракции клеток. Здесь годятся только клетки ростковой зоны, молодые, красивые, мощные, с огромной потенцией и желанием жизни, клетки, готовые к борьбе с невзгодами. Это клетки, что называется, ad hoc (Для этой цели, лат.), из камбиального слоя кожи, вот как они выглядят на фото: роскошная оранжевая аура-опушка и красное, полное жизни ядро. Эти не подведут!

Прошло минут десять, Жора молчал. Чутьем экспериментатора он знал, что спешить тут нельзя. Я поступил бы неискренно, если бы не упомянул еще об одной Жориной привычке – абсолютному равнодушию к ожидаемому результату. В те дни весь мир ждал от нас потрясения! Жора же – ни одной своей клеточкой не выдавал интереса к происходящему. Для него шел очередной день его жизни, от которой он был не всегда в восторге, но и другой не искал.

- Не парься, - сказал он Нате, которая то и дело с нетерпением ждала его команды.

Все смотрели на него, не отрывая глаз, но ни один мускул не дрогнул на его сосредоточенном лице. У меня мелькнула мысль, что вот таким его увидят потомки, когда он будет изваян, вероятно, еще при жизни, из камня или бронзы и пополнит галерею великих. Весь в белом!

И Лисипп, и Фидий, и Пракситель, и Микельанджело многое дали бы за возможность позировать им. Как памятник Жора был великолепен. В мраморе! И только присмотревшись, можно было заметить, как время от времени вздымалась его грудь. Он жил, он дышал! Всей своей сосредоточенностью, казалось, он сам участвовал в оживлении наших клеточек. Телепатически, мысленно, вдыхая в них часть своей жизни. Прошло еще с полчаса. Жора наконец перевел взгляд на Юру и снова улыбнулся. Юра сделал было движение туловищем, но Жора только покачал головой из стороны в сторону: нет. Рано. Теперь он не смотрел ни на меня, ни на Аню, ни даже на Юлю. Казалось, никакая поддержка ему уже не нужна.

Мы сгрудились вокруг Жоры, сбились в стайку, напряжение росло. У Родена есть прекрасная на мой взгляд работа – «Жители Кале». Там застыли в бронзе (или камне?) его соплеменники в самых разных позах, в заботах о хлебе насущном, люди, живущие ожиданием счастья. Живущие в камне. (Или в бронзе). Мы сейчас были точь-в-точь как те люди, живущие ожиданием счастья, каменные, но живые.

- Да, - наконец произнес Жора, - можно… Велите дать лошадей!

Это значило, что мы тронулись.

- Похоже, - говорит Лена.

Глава 25

Поиск по сайту: