Глава 18. Несмотря на недавнее исчезновение одного из носильщиков, Лэнгли отправился к реке побриться

Несмотря на недавнее исчезновение одного из носильщиков, Лэнгли отправился к реке побриться. Мбунди и я на рассвете прошли немного вперед, и по возвращении я заметил четкий отпечаток когтистой лапы. Леопард, причем крупный. Держась по ветру, я пошел по следу. Через некоторое время я заметил пятнистую шкуру и выстрелил как раз в тот момент, когда зверь прыгнул. Он умер еще в прыжке, и, упав, задел лапой сапог Лэнгли. Я еще никогда не слышал такого жуткого душераздирающего визга, какой издал Лэнгли. Надеюсь, и не услышу.

Из дневников капитана Беннета Вулфа

– Мы вернулись к розам? – спросила Филиппа, когда Барнс открыл дверь и на пороге появился широко улыбающийся Беннет Вулф с огромным букетом.

– Они розовые, – ответил он, передавая девушке цветы. – Я консультировался. Розовые означают нежность и восхищение.

Филиппа хихикнула.

– Они очень красивые. Спасибо.

– Я старался доставить тебе удовольствие.

Беннет заглянул в дверь и огляделся. Филиппа проследила за его взглядом.

– Что?

– Я думал, твой отец поджидает меня где-нибудь с пистолетом.

В общем, он был недалек от истины.

– Я же сказала, что все улажу. Я объяснила, что вы с Керо защищали ее честь.

– Чудесно! Теперь я не только нецивилизованный дикарь, но и абсолютно безумный.

– Уверена, что он так не думает. – По крайней мере, она на это надеялась. – Он бы хотел поговорить с тобой, но сейчас у него встреча. Я сказала, что ты придешь после пикника.

– Я это сделаю. – Он еще несколько мгновений пристально смотрел на возлюбленную, потом предложил ей руку. – Мы можем ехать?

Филиппа отдала розы Барнсу.

– Проследите, пожалуйста, чтобы цветы поставили в воду. И пошлите вниз Мэри.

– Конечно, миледи.

Беннет свел ее вниз по ступенькам, после чего заставил затаить дыхание, когда обнял за талию и посадил в коляску. Еще несколько недель назад Филиппа искренне считала, что любовные переживания явно переоценивают. Ха! Теперь ее бросало в дрожь всякий раз, когда она смотрела на этого мужчину. Часть ее существа все еще не верила, что он выбрал именно ее.

– Гайд-парк? – спросил он, помогая Мэри сесть на узкое сиденье в задней части коляски. Потом он уселся сам.

– Могу я предложить что-нибудь другое? Беннет кивнул:

– Ты можешь выбрать любое место.

Филиппа улыбнулась, хотя все же ощущала легкую нервозность. Она собиралась отвезти его в такое место Лондона, где было действительно интересно. Это была несколько своеобразная попытка подкупа – показать, что в Лондоне тоже есть, чем заняться. Может, тогда и не надо ехать в Африку?

– Британский музей.

– Мы можем отправиться туда без предварительной договоренности?

– Да. Они меня знают, я там часто бываю.

Беннет щелкнул поводьями, и красивая черная кобыла тронулась с места.

– Значит, сегодня мы едем ради меня.

– Во-первых, не стоит сердиться на меня раньше, чем увидишь, куда я тебя везу. Во-вторых, я же сказала, что часто там бываю. Это подразумевает, что мне там нравится.

Его губы скривились.

– Очень хорошо. Считай, что я унижен и усмирен.

– Я могу только считать тебя наказанным. Не думаю, что ты когда-нибудь бывал униженным или усмиренным.

Беннет весело расхохотался. О, как ей нравился его смех! Он заставлял ее душу петь. Филиппа сразу начинала чувствовать себя красивой и любимой. Не сдержавшись, она погладила его руку.

– Не отвлекай меня, – сказал он. – Я же не знаю, куда ехать.

– Поверни здесь, – показала она, – на Оксфорд-стрит. – Через несколько секунд Филиппа снова довольно заулыбалась. – Значит, я тебя отвлекаю?

– И даже не представляешь, как сильно. – Он придвинулся к ней ближе. – Хочешь взять вожжи?

– Я же говорила, что не умею править коляской.

– Я буду рядом. Кстати, у Усику на редкость спокойный нрав. Поэтому я ее и выбрал.

Филиппа вопросительно взглянула на него.

– Ты выбирал кобылу так, чтобы я могла с ней справиться?

Губы Беннета скривились в усмешке.

– Поскольку у нас будет общее хозяйство, я решил, что так разумнее.

Филиппа почувствовала, как в груди разливается удивительно приятное тепло. Одна часть ее души ликовала, другая – ощущала глубокую тревогу.

– Надеюсь, ты не отказался от мысли отыскать свои дневники?

– Нет. Я постоянно, даже сейчас, пока мы разговариваем, разрабатываю стратегию поисков. Но уж извини меня, если я нашел нечто в данный момент более важное.

– Когда ты вернешь дневники, – сказала она, – то напишешь другую книгу? Которая затмит книгу Лэнгли? Уверена, есть множество открытий, о которых он даже не упомянул. Ваша экспедиция не могла быть всего лишь чередой героических поз. Она же рассчитывалась не как игра на публику?

– Такой она была для него, – ответил Беннет. – Но я ничего больше писать не стану. Если не считать деталей относительно того, кто что сделал, или сугубо научных наблюдений, о которых никто не станет читать, моя книга, по сути, была бы такой же.

– Из этого я могу сделать вывод, что ты хочешь использовать дневники только для шантажа ассоциации, а вовсе не для того, чтобы заставить Лондон снова уважать тебя.

Беннет пожал плечами.

– Я исследователь. И не мое дело, верит мне кто-то или нет. Пусть ученые мужи спорят. А дневники для меня важны, во-первых, потому что они мои, а во-вторых, потому что только они могут воздействовать на тех, кто решает судьбу следующей экспедиции.

– А мне все же кажется, что это позор, – спокойно проговорила она. – Я с таким удовольствием читала твои книги. Мне даже казалось, что я чувствую, как солнце обжигает кожу, когда читала о твоем первом путешествии к пирамидам.

– Ты же знаешь, я мог бы взять тебя с собой, чтобы ты увидела их своими глазами.

Филиппа нервно вздрогнула. Могла бы она отправиться в Египет переживать песчаные бури, сражаться с бандитами и страдать от жажды, для того чтобы увидеть столь потрясающее зрелище? Она сделала глубокий вдох и зажмурилась. Снова открыв глаза, она увидела устремленный на нее пристальный взгляд.

– Ой, здесь же надо повернуть, – поспешно заговорила она, хотя для выполнения этого несложного маневра еще было достаточно времени. – По Тоттнем-Корт-роуд, а потом прямо на Грейт-Рассел.

Когда они вошли в музей, Беннет больше не заговаривал о путешествиях, хотя Филиппе казалось, что именно эта тема незримо присутствует в любой их беседе. Ну почему за ней начал ухаживать именно величайший путешественник Англии?! И почему она постоянно тревожится, что разочарует его? С книжками все намного проще.

– Я никогда не был в Греции, – сказал он, вырвав ее из глубокой задумчивости.

Они находились в галерее Эльгинского мрамора^[4].

– Мне нравится смотреть на эти скульптуры, – ответила она. – Но ты бы, наверное, оставил их в Парфеноне?

– Не знаю. – Беннет пристально уставился на ближайшую скульптуру. – Возможно, я бы прихватил с собой парочку. Они действительно очень красивы.

Филиппа взяла его под руку, и они медленно пошли по залам музея.

– Что это? – спросил Беннет, остановившись перед большим черным камнем с вырезанными на нем буквами и иероглифами.

– Это Розеттский камень. Его нашли люди Бонапарта. Многие пытались перевести надписи, но они сделаны, по меньшей мере, на трех различных языках, а расшифровать удалось приблизительно одну из них.

– Знаешь, это очень похоже на те проклятые декреты, которые обычно вывешивались в Испании. Те же приказы, повторенные на испанском, английском и французском. Только многословнее.

Один из стоявших вблизи мужчин издал возмущенный возглас и стал что-то возбужденно говорить своим коллегам. Филиппа старательно прислушалась – ей было в высшей степени любопытно, – но Беннет повел ее дальше, к африканской коллекции. Он быстро перечислил племена, которым принадлежали выставленные копья, – масаи, зулусы, туркана и самбару.

– А какое копье ранило тебя?

– Племени нгола, но я не сохранил это копье. – Он внимательно осмотрел копья. – Думаю, оно больше всего похоже на это, – указал он на выглядевший очень острым наконечник копья туркана.

– Бог мой! Я даже представить боюсь, как тебе было больно. – Ее глаза наполнились слезами. Одно дело – читать о вонзившемся в тело копье, и совсем другое – видеть это орудие. Оно было частью не книжного мира, а жестокой, чудовищной реальности. Только теперь Филиппа поняла, что могла бы никогда не встретиться с Беннетом.

– Не плачь, – шепнул он.

Ее сердце сделало какой-то странный кульбит.

– Как же мне хочется тебя поцеловать, Беннет! – воскликнула она.

– Я не собираюсь тебя останавливать.

Да черт с ними, с приличиями! В конце концов, это такая глупость! Она поднялась на цыпочки…

– Леди Филиппа! – возмущенно завопила Мэри. Филиппа подпрыгнула. Она совершенно забыла о присутствии горничной. Беннет постарался придать своему лицу невозмутимое выражение, хотя глаза его смеялись. Он протянул руку и поправил перчатку своей спутницы.

– Чертовски стыдно, – заявил он.

Беннет снова ругался в ее присутствии, но на этот раз Филиппа была с ним полностью согласна.

– Возможно, нам следует найти парк и все же устроить пикник, – сказала она.

– Только если ты попробуешь вести коляску.

– Согласна. – В конце концов, управлять коляской – менее устрашающая перспектива, чем путешествие на другой континент. Или потеря Беннета Вулфа, который не сможет отказаться от своих путешествий, а она слишком большая трусиха, чтобы его сопровождать.

Ему следует немого притормозить. Он слишком торопится. Беннет дал оставшееся яблоко Усику, глядя над головой кобылы на Филиппу, сидевшую на месте кучера. Она изо всех сил натянула поводья, как будто боялась, что кобыла улетит, стоит ей хотя бы чуть-чуть ослабить хватку.

– Не надо так напрягать пальцы, – инструктировал Беннет. – Я же держу ее под уздцы. Она никуда не денется.

– Я сумела довести коляску до парка и никого не убила. Ты уверен, что хочешь и дальше испытывать свое счастье? – спросила Филиппа, хотя уголки ее губ то и дело поднимались в довольной ухмылке.

– Только если ты хочешь. Честно говоря, я слегка удивлен, что Усику еще не перегрызла удила и не спаслась бегством.

– Очень смешно.

Внезапно Беннет почувствовал, как по спине побежали мурашки. Когда же он снова поднял глаза, Филиппа смотрела мимо него, а ее розовые щечки побледнели.

– Лэнгли, – выдохнула она.

Беннет обернулся. Лэнгли верхом на красивом гнедом скакуне направлялся прямо к нему.

– А, Беннет, – растягивая слова, проговорил он и на всякий случай остановился в некотором отдалении, хотя и был не один. Он всегда обладал обостренным чувством самосохранения. – Представь меня своей очаровательной спутнице.

– С удовольствием, если ты мне окажешь такую же любезность. – Отпустив Усику, он сделал несколько быстрых шагов и остановился возле колеса коляски, оказавшись между Лэнгли и Филиппой.

– Ах, да, ты же недавно приехал в Лондон. – Лэнгли указал на широкоплечего мужчину, очень уверенно сидевшего в седле. – Брэдли, лорд Фриззел. А это лорды Луис Хеджес и Уоррен Гастингс.

– Леди Филиппа Эддисон.

Итак, Лэнгли привел с собой стаю лордов. Здесь Дэвид наверняка занимает самое высокое положение – только этим можно объяснить его высокомерный вид. Беннет хорошо понимал динамику стаи и законы иерархии. Они действовали везде и для всех биологических особей. А, будучи человеком, часто действовавшим под влиянием эмоций, он также понимал выражение глаз Лэнгли. Одержанной накануне победы в Африканской ассоциации ему было недостаточно. Он жаждал большего.

– Вы были с ним, когда Вулф и его зверь напали на меня.

– Он обещал представить меня вам, – ответила Филиппа с восторгом в голосе. – Но обстановка оказалась неподходящей. О, я вижу у вас синяк под глазом. Больно?

Лэнгли надулся как павлин.

– Не слишком. Вы сегодня будете на балу в «Олмаке», леди Филиппа?

Лорд Фриззел что-то прошептал ему на ухо, но Лэнгли отмахнулся. А у Беннета едва не отвисла челюсть от изумления.

Филиппа хихикнула – весьма привлекательный, хотя и несколько тревожный звук.

– Непременно, если и вы там будете, капитан.

– Тогда оставьте для меня первый вальс. – Лэнгли кивнул, улыбнулся – правда, его глаза оставались холодными – и увел свою стаю.

Дождавшись, когда они скроются из виду, Беннет резко обернулся и изумленно уставился на Филиппу.

– Что, черт возьми, это было? – требовательно вопросил он, забрался на сиденье и отобрал у нее поводья.

Филиппа принялась обмахивать руками горевшее лицо.

– Как ты думаешь, он мне поверил? – спросила она. Ее голос дрожал и срывался от волнения.

– Поверил во что? Что ты свихнулась? Совсем разум потеряла? – Беннет щелкнул поводьями и направил Усику в сторону Эддисон-Хауса.

– Но я старалась подражать Ливи! Разве получилось непохоже?

– Совершенно непохоже! Уверяю тебя!

– Ты же понимаешь, что я не всерьез флиртовала с ним. Просто мне пришло голову, что дружеские отношения дадут нам больше информации, чем удары по носу.

Беннет резко натянул поводья.

– Надеюсь, ты не собираешься соблазнить его, чтобы узнать, куда он дел мои дневники?

– Я определенно попытаюсь это сделать, – ответила она. – Только мне надо попросить совета у Ливи. У меня нет опыта во флирте.

Ревность охватила Беннета с такой силой, что скрутила все внутренности, не давая дышать.

– Я не хочу, чтобы ты приближалась к нему, Филиппа. И, между прочим, мне очень нравится, как ты флиртуешь.

– Спасибо. Но я считаю это очень хорошей идеей. Надо сказать, у меня не было времени все, как следует обдумать, поскольку она пришла мне в голову, только когда я увидела его в компании этих заносчивых молодых людей.

– Нет, нет и еще раз нет. Филиппа погладила его по руке.

– Но дневники тебе необходимы. А у меня больше шансов выяснить их местонахождение, чем у тебя.

Беннет открыл рот, чтобы в очередной раз выразить свой решительный протест, и тут же закрыл. Как Филиппа уже не раз говорила, ей нравится все улаживать. И как бы легкомысленно она ни относилась к обсуждению приключений – прошлых и будущих, – вполне возможно, что эта маленькая эскапада пойдет на пользу скорее ей, чем ему.

– Лэнгли будет счастлив, – сказал он, отбросив ощущение, что еще очень пожалеет об этих словах, – если мы дадим ему понять, что он увел тебя у меня. – Он поднял ее голову так, чтобы смотреть ей прямо в глаза. – Чего он, разумеется, не сможет сделать.

Прелестные карие глаза заглянули ему прямо в сердце.

– Конечно, не сможет, – согласилась она.

– Кроме того, он опасен.

– Возможно, он был опасен там, в Африке, но что он может сделать здесь? Он уже нанес ущерб твоей репутации и имеет все основания испытывать удовлетворение. Теперь он должен сделать следующий шаг – направить все свои силы на то, чтобы завоевать меня.

– Ты тоже изучала поведение биологических особей в естественных условиях, – хмуро признал Беннет.

– Я читала твои книги.

Некоторое время они ехали в молчании. Беннету все это решительно не нравилось. Все его существо противилось такому развитию событий. Он рвался к Филиппе, хотел обладать ею и защищать ее. И если это по-джентльменски: отойти в сторону и позволить женщине, которую обожаешь, совершить поступок, способный повредить ее репутации или даже безопасности, – тогда он предпочел бы остаться негодяем и дикарем.

– А как ты поступишь, если он попытается тебя поцеловать? – в конце концов, прорычал он.

– Настоящая женщина никогда не подарит джентльмену поцелуй до помолвки.

– Вот как?

– Конечно. Правда, Мэри?

Сидевшая позади горничная энергично закивала:

– Да, леди Флип. Никаких прикосновений. Можно только подать руку, чтобы помочь сесть в экипаж или выйти из него.

Филиппа с некоторым опозданием чопорно сложила руки на коленях. Проклятые компаньонки.

– А что, если я скажу, как высоко ценю все, что ты собираешься сделать, но потом ты этого делать не станешь? – с надеждой спросил он.

Филиппа покачала головой:

– Нет, я должна попытаться. Если он… если сегодня ничего не получится, тогда, конечно, мы придумаем что-нибудь другое. Но я…

– Пообещай мне одно, – сказал он. – Если почувствуешь дискомфорт или если какие-то его слова убедят тебя в том, что у него появились подозрения, ты дашь мне знак.

– Знак? Я должна выстрелить в воздух?

– Не шути. Просто заправь волосы за левое ухо. Вот так. – Он осторожно взял прядь ее каштановых волос и заправил за ухо, проигнорировав возмущенное кудахтанье горничной.

– Как же ты заметишь этот знак?

Как будто он мог удалиться от нее этим вечером больше чем на десять футов.

– Я замечу. Договорились?

– Да, если я почувствую, что все пошло не так, я заправлю волосы за левое ухо.

Поиск по сайту: