II. М.Хайдеггер: переход от метафизики к экзистенциализму

Тема языка в "фундаментальной онтологии" занимает ничуть не менее важное место, чем тема бытия, традиционно считающаяся главной в философии немецкого мыслителя М.Хайдеггера (1889-1976). В позднем творчестве Хайдеггератема бытия "приглушается", в то время как тема языка "доминирует". Это "доминирование" языковой проблематики объясняется следующим: 1) В поздней философии Хайдеггера наиболее отчетливо прослеживается та "позитивная негативность", при помощи которой и ведется обнаружение смысла бытия. Речь идет о деструкции, "методе", который позволяет проникнуть сквозь явления метафизики к предельным основаниям, причем не только к основаниям самой метафизики, но одновременно и к основаниям бытия.

Для Хайдеггераочевидно, что деструкция метафизики – это одновременно и прежде всего деструкция языка метафизики: метафизические принципы прежде всего закреплены в языковых процедурах. Анализ текстов и языка предшествующей философии позволяет Хайдеггеру выделить основные характеристики мышления метафизики и основные признаки языка метафизики. Гадамер в статье, посвященной анализу лекции «Что такое метафизика?» отмечает, что видя своей целью преодоление метафизики, Хайдеггер ставит по существу вопрос о языке метафизики, «до-спрашивает» язык метафизики; точнее, сам язык метафизики ставит себя под вопрос. Язык (тексты предшествующих мыслителей) является единственным полем деструкции, и его анализ является единственным способом обнаружения смысла бытия.

Отрекаясь от неподлинного метафизического языка, модусы которого (болтовня, двусмысленность, любопытство) Хайдеггер рассматривал в «Бытии и времени», философ пытается обнаружить аутентичные характеристики языка: его жизнь вне разделения на теоретическое и практическое, где не существует субъект-объектного противопоставления; метафоричность и поэтичность. Хайдеггер обращался к языкам дометафизических ("мифологических") обществ: древней Германии, древней Греции, к языку поэзии (в широком смысле слова, включающего в себя весь язык искусства) как наименее технизированным, менее всего метафизичным сферам человеческой культуры.

Хайдеггер понимает подлинный язык не как лингвистическое или историческое образование; язык, по Хайдеггеру, обладает онтологическим статусом (Хайдеггер даже пытается выявить предельные основания языка: неизменные, аутентичные, бытийные слова); язык напрямую связан с бытием, существует "изначальная принадлежность слова бытию". Более того, бытие как самое неуловимое (бытие в отличие от сущего не поддается предметному схватыванию), только и дает о себе знать, «просвечивает» сквозь язык. Именно поэтому философ называет язык «домом бытия».

Язык и проблемы языка приобретают решающее значение во всем последующем творчестве Хайдеггера. Язык – это то пространство, где бытие «чувствует» себя в безопасности; язык это «ближайшее». Именно как ближайшее, как самораскрытие бытия язык приобретает в творчестве последнего Хайдеггера основное звучание. Язык – это самостоятельная сила; не человек говорит на языке, говорит сам язык, самовластно, а через него и само бытие.

Таким образом, язык, по Хайдеггеру, это и "дом бытия", и "кров", "жилище самого человека", и самостоятельная смыслопорождающая сила, и единственное пространство, где обитает истина бытия. Язык становится главной темой творчества позднего Хайдеггера, которого справедливо называют не только философом бытия, но, наравне с этим, и философом языка: согласно Хайдеггера, "все пути мысли более или менее ощутимым образом загадочно ведут через язык".

Мышление Хайдеггера мифично по своей природе, так как оно нацелено на то, чтобы быть погруженным в бытие, в архаичные языки Древней Греции и Германии. Хайдеггер полагает, что изначально человек принадлежит некоему естественному (истинному) природному состоянию. Это состояние, по мысли Хайдеггера, характеризуется изначальной захваченностью человека бытием, его втянутостью в бытие, их взаимосвязанностью и взаимонеобходимостью, которые выражаются в термине Dasein – бытие-вот, нахождение в «просвете бытия». Отрицанием и разрушением этого "невинного" состояния выступает, согласно Хайдеггера, история западноевропейского мира, развитие цивилизации. Для преодоления этого "греховного" положения современной культуры Хайдеггер не предлагает снова "вернуться в пещеры".

Он строит проект приобщения к бытию через язык (слово) искусства. Сам факт построения этого проекта уже свидетельствует о внутреннем оптимизме ижелании подняться над предрассудками эпохи метафизики. Хайдеггер пытается встать на позицию надвременного абсолютного наблюдателя, который в силу своей и неисторичности обладает свободой, независимостью и объективностью суждения, а, следовательно, и истинным "знанием".

С одной стороны, Хайдеггеркритикует подобную позицию Декарта и всех представителей метафизики, но с другой, он сам постоянно оказывается влеком идеей очистить человека от социальности. То царство неподлинности, которое отвергает философ, мир das Man, миг усредненности, всеобщности, анонимности, мир повседневности и есть, по сути, та единственная реальность, которой обладает человек. Это то социальное, историческое, обусловленное местом и временем, эпохой, положение человека, та ситуация, в которую он изначально заброшен.

Дискредитация таких модусов человеческого существования как болтовня, двусмысленность, любопытство, которые являются неизбсжными элементами данной эпохи, общая критика и отрицание повседневности, профанного мира Маn ведет к отрицанию историчности человека. В растворении человека в непреходящей, априорной истине бытия виден аналог (правда, вывернутый наизнанку) просвещенческого идеала внеисторичного субъекта. Человеку в обоих случаях удается узурпировать, захватить центральное место в пространстве истины.

И если у Хайдеггера человек (в отличие от Декарта) не является автономным и автореферентным, самодостаточным субъектом, то, в своей принадлежности к бытию, он все же получает санкцию на истинность (истина бытия состоит в том, что человек осознает свою изначальную принадлежность бытию) и на выстраивание ценностей иерархии по отношению к самому себе как части этой истины. С другой стороны, Хайдеггер принадлежит к постметафизическим философам, "новым философам"-провокаторам. Можно согласиться с Фуко в том, что Хайдеггер является одним из тех, кто невольно санкционировал идею «смерти субъекта" и «смерти человека», так, например, в том же анализе das Мап Хайдеггер дает, пожалуй, самое точное описание современного существования как мира, так и человека. По мысли Хайдеггера, современность захвачена озабоченностью настоящим.

Основная черта подобной заботы – это нацеленность жизни, сознания и т.д. в практически-деятельных и теоретических моментах на наличные предметы, на преобразование мира. Эта нацеленность анонимна и безлика, таким образом, и современный мир становится безличным и анонимным. В современном мире человека Мап происходит отказ, исчезновение свободы, все строится на желании стать «как все», на практике отчуждения. В этом мире – все «другие», даже по отношению к самому себе человек является «другим»; личность умирает, индивидуальность растворяется в усредненности языка.

Поскольку, по Хайдеггеру, сущность человека покоится, прежде всего, в языке и при языке, то возвращение к подлинному существованию – это возвращение к подлинному языку.

Как же осуществляется возвращение к подлинному языку? Основной тезис Хайдеггера: язык – это самостоятельная сила; язык говорит сам, самовластно. Из этого следуют и требования, предъявляемые Хайдеггером к человеку: во-первых, молчать и позволить говорить самому языку, а через него и самому бытию; во-вторых, слушать, что говорит сам язык, и услышать, что было сказано. Хайдеггер дает практические требования к изменению языка, сформулировав их как молчание, уместность речи предпочтение слушания говорению, перечеркивание и разбиение на письме. В противовес многословию метафизического языка, Хайдеггер выдвигает для бытийного языка требования уместности говорения. Право говорить необходимо заслужить. И таким "чистилищем'' мысли и языка оказывается молчание. Причем, молчание оказывается не неким негативным отсутствием, а явлением позитивным и продуктивным. По Хайдеггеру, молчание имеет онтологический статус в качестве аутентичной бытийной речи, оно уже всегда есть наш ответ на вопрошание о сущности языка, только оно, молчание, и отсылает нас к языку. Молчание является для Хайдеггера последней опорой и надеждой на обретение нового подлинного языка бытия. Молчание это и есть язык бытия. Оно не просто выступает «мостом» для подлинного бытийного языка. В какой-то степени оно и представляет собой этот подлинный бытийный язык.

Вторым шагом на пути к подлинному языку выступает слушание. Приоритет слушания перед говорением вытекает из теории Хайдеггера: говорит сам язык, самовластно. Xайдеггеровское выражение скорее показывает, что возможность самого человеческого языка заложена не в монологической способности человека продуцировать осмысленные предложения, а в способности человеческого уха собирать и подхватывать все игровые возможности языка, которые в нем изначально присутствуют. Приоритет слушания и сам орган слуха – ухо – позволяет услышать, приблизиться к самой основе основ – смыслу бытия и смыслу языка, что дня Хайдеггера неотделимо друг от друга. Цель всей философии Хайдеггера заключается в том, чтобы сквозь мир явлений пробраться к сути, к глубинным основаниям.

Вслед за молчанием и вслушиванием, Хайдеггером выдвигается требование уместности и правильности речи. Прежде, чем говорить, надо знать, что говорить, как говорить и когда говорить. Наметив, таким образом, принципы и правила правильного обращения с языком, Хайдеггер ставит своей следующей задачей поиск тех характеристик, которые бы позволили понять существо языка.

Практически во всех поздних работах Хайдеггер «определяет» подлинный язык, негативно, "от противного", противопоставляя его языку метафизики. По его мысли, бытийный язык должен быть противоположен неподлинному языку информации. Он не должен выступать инструментом подавления, власти, он не имеет логической структуры: разделения на субъект и объект, не работает предикативная логика, нет ни синтаксиса, ни пунктуации.

В представлении Хайдеггера подлинный язык выступает, с одной стороны, языком молчания, не репрезентируясь в текстах современной культуры, но, с другой стороны, бытийный язык это все же язык, который "просвечивает" сквозь любой текст метафизики.

Если попытаться собрать воедино все разрозненные «позитивные» характеристики подлинного языка, которые вкраплены в работы позднего Хайдеггера, о подлинном языке можно сказать следующее:

1. Прежде всего, под Языком подразумевается речь «язык сам вплел нас в говорение», "Язык это «язык», исходящее из уст». Несомненно, что существует внутренняя связь речи и бытия. Речь, слово, говорение возникает из ничего, из пустоты, туда же, в молчание, слово и погружается, когда речь прекращается. Речь невидима, противоположна "наличности", неуловима, импульсивна, эмоциональна, мелодична и поэтична (то есть противоположна техничности), таинственно само рождение устного слова. Говоря о речи легче сохранить иллюзию подлинности, невключенности в механизм производства, которым так явно заражено письмо. По Хайдеггеру, существует некая внутренняя связь между речью и молчанием, с одной стороны, и бытием и ничто, с другой стороны.

2. Какая же это Речь? Простая и бедная. Хайдеггер выставляет требование бедности (немногословности, молчаливости) подлинного языка в противовес многословности, "болтливости" и двусмысленности современного языка и требование простоты. В силу своей бытийной принадлежности и невовлеченности в процесс производства современной культуры, этот бедный и простой язык должен избегать всех искушений и ловушек языка метафизики: схоластики, словесного декора, украшательства, за которым так часто, по Хайдеггеру, прячется пустота и отсутствие мысли. "Получить бедный ответ" – это, по Хайдеггеру, обнаружить тот необходимый минимум, который относит нас к самой сути мира (вещей, человека, языка), сфере незыблемых оснований, непреходящего.

3. Еще одну характеристику подлинного языка Хайдеггер показывает, анализируя текст Новалиса «Монолог»: «Заглавие указывает на тайну языка: он говорит один и наедине с самим собой». Эти характеристики (простота, бедность и монолог языка) указывают на то, чем бытийный язык является на самом деле. Подобный язык можно назвать «языком диалекта и языком мифа».

Подобное понимание языка как провинциального ландшафта, языка диалекта, основано на самой поздней концепции Хайдеггера, где человеческое существование рассматривается как мир «четверицы» (Geviert). Мир «четверицы», где самую важную роль играет элемент «земли» (почвы, основы), с его ландшафтным и «провинциальным» (без центра) пространством «близи» формирует скрытый, не видимый, а слышимый голос бытия, мир, в котором может и должен, по мнению Хайдеггера, строить, жить и мыслить постметафизический человек. Отсюда, и язык этого мира, с его характеристиками бедности, простоты, приоритета голоса перед взглядом и слуха перед голосом, провинциальности, язык корней, всей своей сутью принадлежащих «земле», основе, бытию. Отказ Хайдеггера от так называемого языка «взгляда» и предпочтение им нового языка «слуха» позволяет избежать практически всех следствий метафизики.

4. По Хайдеггеру, все характеристики и требования бытийного языка возможно обнаружить в языке поэзии. Именно язык поэзии остается невинным и наивным по отношению к современной культуре, неисчислимым рационально; в нем сохраняется образность мышления, метафоричность, где совершенно неприменимо референциальное истолкование языка, где властвует мир метафоры, многозначности слова. Метафора, по мнению Хайдеггера, изначально принадлежит поэтической сфере, первоистоку языка, где слово было открытым и многогранным. Метафора, являясь неотъемлемым свойством языка, показывает его мистическую сущность, изначальную онтологичность языка и человека.

Поиск по сайту: