У вольных стрелков. 8 страница

Голоса, заслышанные ещё в лесу, становились громче: преследователи, кто бы они ни были, постепенно приближались, их речь всё больше становилась отчётливой. Раздавалась она не ежесекундно, резко, отрывисто, но достаточно ясно. По крайней мере, для пацана, вжавшегося в землю так плотно, что через некоторое время заныли затёкшие ноги. Хотелось вскочить, энергично встряхнуться, разогнать кровь, но то ли тупой страх так придавил его к земле, то ли слова дяди Валеры…а, может, всё сразу – в любом случае, пошевелиться он не смел.

Первым показался какой-то тощий силуэт в форме защитного цвета, чёрное дуло ружья, очень похожего на то, из которого стрелял папа в последнем бою, посматривало из стороны в сторону. Едва он ловко сошёл по спуску, и носки его сапог коснулись травы, вслед за ним мало-помалу стали появляться ещё такие же фигуры: всего Родион насчитал их девять, все были почти одинаково одеты за исключением последних четырёх, замыкавших цепь, в которую растянулись пришельцы. Последний, разглядел парень, нёс в руках что-то тяжёлое с большим диском поверх ствола с широким раструбом на конце. Кажется, вспоминал Левашов-младший, папа рассказывал о таких штуковинах. Он называл их «льюисами» вроде как. Ведь так, спрашивал он у своей памяти. А и ладно, пускай будет «льюис»…

- Господин урядник! – донеслось до Родиона. Он присмотрелся: к тощему, медленно шедшему к ручью, очертившего дорогу перед ним в считанных десятках шагов от убежища мальчика, подбежал кто-то из шагавших чуть позади него.

- Чего тебе, Подмёткин? – грубо откликнулся тощий с автоматом.

- А вот мне интересно: что мы будем делать, если эту суку красную когда-нибудь сцапаем? – раздался задорный вопрос.

- Ты что, Подмёткин, никогда на войне не был, что ли? Приведём его к атаману, а там с ним и будут выяснять: кто таков на самом деле, да один ли здесь, в лесах прохаживался, аль есть с ним кто. Ну, попытают его…хм…малость.

- А если не расколется?

- Ну а коли не расколется, ну или лень пытать его будет, так мозги вышибем. Весело смотреть, как эти краснопузые дохнут, знаешь, да? – лицо «господина урядника» рассекла уродливая усмешка, оставшаяся с ним до самого конца.

Выстрел!

Родион уже однажды слышал этот звук, громкий, хлёсткий, даже немного мягкий на слух. Он слышал это на охоте, когда они на кабана ходили вместе с дядей Валерой. И вот, это случилось вновь.

Урядник, шагавший впереди всех, застыл, дрогнул, качнувшись, точно его с силой в спину толкнули…и упал, точно чучело, распластавшись по траве, уткнувшись лицом в берег спокойно звеневшего на солнце ручья.

Прошло около секунды…

- Отходим! – крикнул тот, кого тощий, ныне валявшийся мордой в землю, назвал Подмёткиным.

- Отходим! – подхватили остальные, и, повернувшись, неопределённо паля куда-то в сторону леса, стянувшись колонной, побежали назад.

Шедший сзади крепыш с «льюисом» залёг в траве, толстый ствол пулемёта подёрнулся, бледная вспышка осветила раструб, с оглушительным грохотом выплюнувший длинную очередь чуть правее места, откуда они с дядей Валерой вышли сюда. Свинцовый поток взрезал землю, поднимая струйки пыли, срывал кору с сосен, вгрызаясь в их плоть, жалобно застонавшую от такого яростного насилия над ней, срубал ветви.
Лес недовольно, тяжело вздохнул…и «льюис» умолк. Родион пригляделся: пулемётчик по-прежнему лежал в траве, не шевелясь, как и он. Только трава, колыхнувшаяся от таёжного вздоха…или от того, как дёрнулся убитый…окрасилась в цвет брызнувшей из смертельной раны крови.

Бежавший наравне с пулемётчиком солдат в тёмно-зелёной форме отскочил, как ошпаренный, и тут же бросился ничком под труп, потянувшись к пулемёту. Остальные, поправив направление огня, пытаясь навскидку палить в одну сторону, стали отступать, всё больше приближаясь к лесу. Один из них потихоньку отходил к трупу урядника, видимо, чтобы забрать ружьё-пулемёт.
Родион приподнялся в укрытии, вглянувшись: куда же они все метили? Ответ нашёлся сам собой: чуть правее от тех самых сосновых ворот, сквозь которые они с дядей Валерой и прошли сюда, на это поле, обагрившееся белогвардейской кровью, лес постепенно спускался вниз, расстилаясь хвойно-лиственной волной по своему простору и вновь взбираясь наверх за спиной Родиона. Но край пригорка, с которого шёл тот самый каменистый спуск, шёл почти вровень с деревьями, едва сгибаясь плавной дугой и указывая тёмно-зелёным пальцем прямо в это поле. Видимо, оттуда дядя Валера сейчас и стреляет…

Тем временем залёгший под труп собрата по оружию солдат потянулся к «льюису». Тайга только лишь презрительно фыркнула в ответ на эту попытку – и незадачливый боец так и остался лежать прямо под мёртвым телом крепыша.

Солдаты, до того осторожно отступавшие вбок, теперь почти что побежали, поминутно поворачиваясь и пуская пулю-другую в сторону указующего перста природы. Один из них, отбившись от группы, прыгнул к трупу командира, бросив толстую, короткую винтовку и подхватив ружьё-пулемёт, упав на колено и выстрелив в сторону бугра. Родион вслушался: длинной очередью вылились шесть пуль – и тут же раздался подлый щелчок: патроны кончились. Сматерившись, безумец бросил автомат, рванув за ремень брошенную винтовку и сделав то, чего Родион никак не ждал: перескочив через ручей, боец опрометью понёсся прямо к той купе, где хоронился мальчик. Родиона бросило в дрожь, он чувствовал, как спина противно намокает, холодея, как словно взорвался внутри какой-то пузырь, и содержимое его желчью растекается по внутренностям. Он в панике пополз назад и уткнулся ногами в крепкие стволы елей. Это конец. Он обхватил голову руками и вжался в землю: сейчас этот гад сюда прыгнет, наткнётся на него, и пиши пропало: его убьют. Он хотел закричать, но ему словно сдавило горло: было трудно дышать, и из его глотки, обезумевшей и жившей, казалось, отдельной жизнью, вырывалось только спёртое: «Нет, нет, нет, пожалуйста, нет…»

«Нет!» - громко и сурово отрезала тайга, раздался шлёпающий звук опустившегося плашмя тела, и Родион, подняв голову, закрыл рот рукой, до боли прикусив палец: на него смотрела уродливо оскалившаяся рожа убитого убийцы. Что-то было в этом жутком взгляде притягивающее: мальчик впервые видел убитого так близко, на глаза его пала рябь, и он едва заставил себя оторваться от трупа и смотреть в другую сторону.

Солдаты почти скрылись в лесу, злые, их разъярённые голоса, вроде: «Заходи справа!», «Он где-то там!», «Не сбиваться в кучу – рассыпаться!», утихали с каждой секундой. Последний призадержался, лишний раз прицелившись в сторону укрытия дяди Валеры.

«Тьфу ты,» - раздражённо сплюнул пригорок, и солдат опрокинулся навзничь. А потом лесной палец как будто бы слегка приподнялся и тут же опустился. Или что-то просто стекло по нему…а потом в лесу раздались приглушённые, слабые хлопки, очень похожие на выстрелы из нагана…
Родион хлопнул себя по лбу: это ведь и был дядя Валера! Но зачем он стрелял из револьвера, ведь до ручья из лесу довольно далеко? Он ведь отвлекает их, догадался мальчик. Но зачем, подскочило в груди и сжалось до боли, его же убьют! Найдут и начнут пытать, а потом мозги вышибут, или чего там говорил этот проклятый тощий? Родион снова напоролся взглядом на оскаленную морду едва не обнаружившего его солдата и поперхнулся. Нет, нет, дядя Валера не может умереть. Он ведь леший. А лешие в сказках всегда долго живут. Но так то сказка, а в жизни что? Эх, нет у него тарелочки с яблочком: посмотреть, как там дядя Валера, жив ли, бегает ли до сих пор, или валяется там, среди мрачных сосен, убитый…или просто бы яблочка: так есть хотелось…

В напряжённом ожидании прошло полчаса…или час – Родион не знал. Голоса стихли совсем, не слышно было даже отдельных слов. Только изредка эхо доносило звуки, отдалённо похожие на выстрелы или крики, иногда даже предсмертные – их ни с чем не спутаешь. Значит, жив ещё дядя Валера, ещё стреляет, ещё бьёт этих гадов…
Внезапно выстрелы стали всё чётче. Это были уже не гулкие винтовочные пули, то выстреливали маленькие револьверные пульки. Криков больше не было, револьвер стучал то громко, то тихо, но всё время, казалось, с одних и тех же сторон, никуда не отклоняясь. Похоже, что их было двое: дядя Валера и кто-то ещё, в любом случае, последний из вышедших на поле солдат.
Родион медленно подался вперёд в своём укрытии, когда на поле из-за деревьев, тяжело дыша, кто-то выскочил. Мальчик узнал его: это был тот самый, кого назвали Подмёткиным, тот самый, который интересовался, что же делать с дядей Валерой, когда они его найдут. И теперь он стремительно, сломя голову, убегал от него, как от огня. Мальчик едва не рассмеялся: хотелося лося, да не удалося, как пошучивали над незадачливыми охотниками в деревне.
Казак, оглянувшись и хищно улыбнувшись, побежал дальше: значит, оторвался.

«Нет!» - снова безжалостно отозвался лес на эти мысли, и Подмёткин громко вскрикнул, свалившись в траву: из его икры хлестала кровь. Он попробовал ползти, наматывая на кулак траву, словно волосы пойманной рабыни. И тут за его спиной буквально из-под земли вырос…дядя Валера, всё такой же чумазый, измазанный маскировочной краской, как индеец. Только рюкзак его куда-то делся. И накидка.
Как он возник, Родион и не увидел. Зато хорошо увидел, как снайпер пинком под рёбра перевернул солдата на спину, ухватив его за ремень, пересекавший грудину, оттащив в сторону и уложив его под тонким стволом ивы, усевшись ему на грудь и что-то ему усердно заговорив, потрясая перед ним ножом. Подмёткин подался вперёд, сощурившись и что-то сказав Валерию. За что был награждён ударом рукояткой ножа в скулу.

- Ты со мной играться вздумал, сукин сын?! – донеслось до Родиона, - я ведь тебя помню, урод! Это ты в бабу с горящими ребятишками палил! Думал, сменил трёхлинейку на «бур», и теперь я тебя не узнаю, сучара?! Говори, сколько вас, скотина бледнорожая!

- На сотню потянем, - хрипло проговорил казак.

- Опять врёшь! – снайпер занёс нож.

- Правду говорю, матку-правду, только правду…

- Короче!

- «Короче» у тебя в башке будет! – дал петуха казак, - за тобой охотятся! Немцы!

- Опять врёшь, сука...., - лезвие ножа почти легло на переносицу Подмёткина.

- Да не вру! – вновь проблеял солдат неудачи, - офицер наш стрелка нанял немецкого, он с нами сюда отправился. Так что недолго тебе тут гулять осталось, снайпёр, - и из его глотки раздался хриплый, каркающий, клокочущий хохот после того, как он намеренно исковеркал слово, обозначавшее род занятий дознавателя.

- Тебе тоже, - прошипел ему в ответ Валерий.

Родион едва уловил, как двинулся локоть дяди Валеры…а потом чётко увидел, как откинулось побледневшее «до посинения» лицо Подмёткина, уставившись безразличным взглядом в помрачневшее небо. Снайпер вытащил нож из груди казака, аккуратная дырка на кителе защитного цвета стала медленно расплываться большим мутным пятном. Вытерев клинок о живот убитого, снайпер поднялся и подбежал к купе, раздвинув еловые лапы.

Едва завидев ставшее таким родным лицо дяди Валеры вблизи, мальчик вскочил на затёкшие, похолодевшие ноги, не удержавшие его в первый раз, упал, снова поднялся, вновь упав, во второй раз встав и бросившись снайперу на шею.

- Ну-ну-ну, Родиоша, - похлопал его по спине дядя Валера, присвистнув, - да, дружище, крепко тебе досталось. Ну да ладно, пойдём-ка мы назад, заберём рюкзак: я его там оставил, на пригорке.

- Дядя Валера, дядя Валера, - теребил его за рукав Родион: столько вопросов его распирало в этот час: он по-прежнему не верил, что остался жив, что он так сильно боялся, а его так и не нашли, что дядя Валера по-прежнему с ним, и он, Родион, не один, как каких-то несколько минут назад.

- Потом-потом, Родиоша, потом, - осадил его снайпер, - по пути, ладно? Идём же…

Солнце вновь властно простирало широкие лучи цвета благородного золота над очнувшейся после затяжного боя природой. Где-то шуршала трава, разгоняемая преследующей грызуна лисицей.
Снайпер по-прежнему молча шёл вперёд по-собачьи чутко, всё также присматриваясь к малейшей детали, поглядывая иногда назад, на шедшего за ним Родиона, старавшегося не ступать громче, чем это делал дядя Валера, но редко у него выходило, как было задумано. Но он чувствовал исходящую от своего защитника силу, чувствовал, что он его не бросит, не оставит на растерзание белым, чувствовал уверенность и в себе, думая, что когда-нибудь он вырастет и станет таким же, как дядя Валера – храбрым, сильным, ловким, добрым и умелым, как настоящий опытный охотник, каким был и дядя Валера, каким был и прежний хозяин уже разрушенного дома, в котором он когда-то жил…каким был и его отец…
Мальчик угрюмо вздохнул, устало отгоняя покрасневшей ладонью набежавший пот и отмахивая пальцем навернувшуюся слезу, и вновь последовал за Валерием…

Дуэль.

«Ты и нынче та же – день и ночь на страже в пограничной полосе.
След мы видим вражий, ловим шорох каждый, знаем мы врага уловки все,» -

А. Лугин. («Бей, винтовка!»)

Родион без задних ног свалился на берегу небольшого озера, крытом от посторонних глаз высокой травой сибирского ириса, накрывшись шинелью Снегирёва, примостившегося рядышком. Ночь выдалась безлунная ровно настолько, насколько позволяли плотно сбившиеся иссиня-чёрные тучи, в мгновение ока перебившие серебристо-белую сеть лучей полумесяца, отбившего было свои позиции на небе у золотисто-красного солнечного фронта, убравшего свой сверкающий меч в мглисто-чёрные ножны горизонта. Где-то вдалеке шуршала, преследуя очередного грызуна, лисица, мощно ухал басистый крик совы, наблюдавшей за охотой и самой готовившейся камнем упасть на проползавшую, вжимаясь в землю, дабы избежать мучительной смерти от зубов рыжей хищницы, мышь – жизнь не останавливалась ни на секунду, несмотря на отчаянное вмешательство двуногих паразитов, быстро устранённых таким же двуногим макрофагом.
Наполненный в пределах нормы желудок довольно переваривал пищу: на закате озерцо, на берегу которого они остановились, затянулось лёгкой мутной дымкой, накрывшей и лес вокруг него тоже, обратив листву сплошной тёмно-изумрудной пеленой, в которой разглядеть было решительно нечего – именно при таком состоянии природы они и решили поужинать. Еды в рюкзаке Снегирёва почти не осталось, кроме нескольких крохотных чёрствых сухарей, оставленных про запас, а костерок им был сейчас нужен позарез, хотя даже маскированый он мог вызвать нежелательных гостей, ибо запах ничем не скроешь, но желудок требовал своего, а потому действовать приходилось на свой страх и риск, собирая сухой валежник ещё по пути, чтобы, едва присев, заняться плотной его очисткой ото всякой шелухи – коры, грязи, иной какой трухи – словом, ото всего, что могло вызвать слишком много дыма, пусть даже он и рассеивался бы частично в такой туманистой мгле, работая ножами – у Валерия при боевом на своём постоянном месте и запасном, припрятанном в одном из карманов рюкзака, с обеспечением рабочего инвентаря проблем не было.Был запасён и хворост – тонкие, с полпальца толщиной обвалившиеся веточки, тщательно очищенные ото всякого тёмного покрова.
Встав, дядя Валера подошёл близко к покатому спуску к чистой воде, зачерпнув оттуда флягой и протянув сразу же Родиону. Выхватив питьевую ёмкость из рук солдата, мальчик жадно глотнул. Свежая сладкая водяная струя растеклась по горящим от сухости щекам, приятно охлаждая их и, казалось, потрескавшееся от жажды нёбо, продолжая свой путь в горло, и вместе с влагой в мальчика влилисьновые силы и неиспытанное дотоле облегчение, он несколько раз тяжело выдохнул, утерев стекавший по лицу горячий вязкий пот, поднявглаза, в которых ещё щипало, на дядю Валеру и увидев на его лице лёгкую усмешку, тронувшую его почерневшие от долгого лежания губы, после чего снайпер слез по спуску, окунув голову в воду и начав тщательно растирать лицо, удаляя все инородные наслоения на коже. Родион пополз вслед за ним и, отложив флягу, взглянул на прозрачную гладь озёрного покроя, сквозь который виднелось золотистое песчаное дно и несколько круглых ровных камешков, меж которых суетилась, повиливая блестящим хвостом, юркая рыбка. Задержав дыхание, мальчик опустил лицо в этот крохотный мирок, почувствовав, как его приятные прохладные объятия накрыли его голову, тонкими ласковыми пальцами проникнув меж его волос. Он попробовал открыть глаза и вновь взглянуть на этот новый, вдруг столь заинтересовавший его мир, скрывающийся под водяной поверхностью, веществом, более плотным и опасным, чем воздух, но таким приятным, когда его так не хватает, жаль, дышать им нельзя простому человеку…всё, что он увидел – мелькнувший в сторонке белёсый хвост уплывающей в спешке рыбки, затем по глазам словно что-то сильно резануло, веки будто потолстели, стали полнее, и он быстро вытащил голову из-под воды, отплёвываясь и отряхиваясь, пытаясь протереть глаза.
Его плечи охватили две железные ладони. Мальчик попытался дёргаться, крик ужаса рвался из груди, но в последний момент он вспомнил, что, кроме него и дяди Валеры, никого кругом нет, они оторвались далеко от врагов, и вряд ли они застанут их здесь, на берегу озерца, которого и на карте дяди Валеры не нашлось, и вышли они на него, лишь свернув с намеченного пути, просто потому, что снайпер решил в очередной раз, аккуратности ради, сменить направление, хоть и на свой страх и риск, как могло показаться на первый раз, лишь потом Родион понял, что это был не опрометчивый шаг любителя приключений, а отработанный рассчитанный шаг профессионала…
Ладони встряхнули его разок, и парень открыл глаза. На него смотрело удивительно чистое лицо Валерия Петровича Снегирёва, дяди Валеры, «товарища зоркого глаза», как говорил папа…

- Живой? – в упор взглянул он на него, затем, не дав сказать ни слова, - скажи что-нибудь.

- Да живой я, - сплюнув последние капли, выдохнул парень, - живой…

- Живой? Ну смотри…, - снайпер потянулся к отложенному в сторону рюкзаку, откручивая от него короткую походную лопатку.

- А это зачем? – удивлённо взглянул на него Родион. Снайпер повернулся и присел на траву, не отпуская рукоятки.

- Костёр жечь будем. Дакота, - произнёс он какое-то странное слово.

- Чего-та? – удивлённо уставился на дядю Валеру мальчик.

- Дакота, - флегматично повторил снайпер загадочное, повеявшее чем-то колдовским, словцо, - это как у индейцев. В книжке читал.

- И как? – всё ещё не понимая ситуации, задал логичный вопрос младший Левашов.

- Пальчики оближешь, - улыбнулся Валерий, продолжив своё занятие и открутив, наконец, лопатку, - сейчас сам всё и увидишь, и почувствуешь, и попробуешь. Терпи, охотничек, дольше проживёшь, - и, отвернувшись, дядя Валера снова принялся за работу.

- Понятно, - только и мог произнести Родион, исступленно глядя на занимавшегося готовкой ужина снайпера.

Он поднял глаза в нежно-розовую высь со вспухшими золотыми жилками солнечных лучей в сиреневых облаках, охватывавших небеса, словно натруженные руки – покрасневшую от долгого физического труда голову, сбоку, со стороны озера, дул лёгкий ветерок, холодивший плечо, отзывавшееся, как и всё тело, лёгким побаливанием от долгой ходьбы, переходившей то на бег, то на медленное брожение в полуприсеве с ежеминутной оглядкой. Желудок требовал своего, но, успокоенное испитой водой, тело требовало попросту откинуться на мягкую высокую траву и закрыть глаза, забыв, что где-то далеко позади в родной деревне засели белые грабители, по их следу ходит какой-то стрелок, а наши затерялись где-то впереди, и дойти до них удастся ох, как нескоро. Однако несший больший груз на себе и прошедший то же расстояние, пусть и имевший больше опыта, дядя Валера, чувствуя наверняка те же трудности, не спешил поддаваться инстинктам, больше уделяя внимание несколько иным потребностям организма, стараясь не только, а, может, и не столько для себя, сколько для Родиона, исступленно уставившегося непонимающим взглядом ему в спину – при всей простоте сути процесса, самих деталей мальчик не мог разглядеть и понять, да и попросту не хотел этого, ибо хотел он совсем иного.

А тем временем снайпер уже вовсю работал лопаткой, прокопав яму с широким входом, активно счерпывая землю уже внутри неё, затем, спустя некоторое время упорной работы, поднялся, утерев пот со лба и отряхнув руки, затем отступил на шаг в подветренную сторону, присев, обнажив нож и снова начав работать по земле наискось на некотором расстоянии от вырытой уже ямы. Длинный клинок яростно вгрызался в почву в сторону уже проделанного в ней углубления, рука снайпера всё глубже уходила в проделываемый сжимаемой ею длинным зубом тоннель, крупные куски земли всё чаще выходили из-под локтя солдата, и вскоре дядя Валера, вытерев нож о траву, убрал его, пересев уже спереди от Родиона, просунув руку внутрь коридорца, затем поднял глаза на парня и усмехнулся. Мальчик с немым вопросом в глазах поднялся и подошёл к снайперу, опустив взгляд под ноги и увидел там раскрытую блестящую от пота мозолистую ладонь солдата, от удивления отскочив прочь. Рассмеявшись, дядя Валера вытащил руку из проделанного колодца, отирая рукав.
- Не боги горшки обжигают, - задумчиво бросил он, направившись к воде.

Родион, проводив его взглядом, нагнулся и осмотрел яму, продев туда руку и удивился, когда костяшки его руки коснулись мохнатой изнанки земли: изнутри колодец был неглубоким, но гораздо шире, чем снаружи!

- Ревизия, да? – внезапно услышал он над ухом тихую усмешку, пошатнулся, - эй-эй! – что-то твёрдое быстро легло под его грудь и быстро отставило в сторону, перед младшим Левашовым вновь возникло лицо Снегирёва, - этак чебурахнешься прямиком в очаг и края сомнёшь – и как я, спрашивается, нам поесть приготовлю? Соображал бы хоть, малец…чёрт побери, чуть не измазался, в самом деле, - он разжал ладони, все покрытые чем-то мутно-голубым.

Помотав головой и смерив мальчика укоризненным взглядом, дядя Валера вновь подошёл ко второму колодцу, опустившись перед ним и продев руку в тоннель, начав водить ею из стороны в сторону, всячески выворачивая и выгибая локоть, потом сменил позицию, заходя уже со стороны первой ямы, работая всё с тем же коридором, и так он беспрестанно пересаживался с место на место, пока не встал, наконец, и не побрёл вновь в сторону воды. «Опять за этим,» - смекнул Родион и, как неприкаянный, пошёл за снайпером.
Вновь спустившись по покатой протоптанной тропке, солдат протянул к воде почерневшие от мокрой земли ладони. Мальчик как бы невзначай присел рядом, наблюдая за ним, а тот словно бы и не замечал, чем занимается его десятилетний попутчик, тщательно оттирая руки от налипшей на них грязи и вдруг взглянув на Родиона посреди процесса. От неожиданности Левашов даже приподнялся, вопросительно и чуть испуганно глядя на друга покойного отца.

- Жаль, - спокойно, в контраст взгляду проговорил дядя Валера, - что озерцо-то не проточное, этак позицию менять придётся уже сегодня – водичку-то я уже порядком изгадил своими манёврами, а всё ради чего? Да вот, чтобы самому остаться чистым…вот коли б мог я воду эту многострадальную отмыть…

Он отрешённо взглянул на свои красные от интенсивного натирания, местами чёрные от остаточной грязи, ладони, застыв в такой молчаливой позе с совершенно непонятным выражением лица, затем столь же внезапно, сколь и закончил, вновь продолжив умывать руки. Родион хмыкнул и отвернулся было, но очередное действие снайпера заставило его испытать немалый интерес.

Рука солдата вдруг исчезла под водой чуть выше запястья, и по поверхности воды рядом с ней стало медленно расплываться сизовато-голубое облако, становившееся спустя каждые несколько секунд более густым, скрывая полностью с глаз долой илистое дно. Немного повозившись, дядя Валера сделал черпающее движение, и из воды высунулась его ладонь, сжимавшая комок всё той же серой вязкой массы, по обеим сторонам руки стекали мутно-голубые струйки. Сделав едва слышный выдох, солдат поймал непонимающий взгляд мальчика, и его губы вновь тронула усмешка:

- Да ты что, глины никогда не видел? Чудак.., - поднявшись и слегка зевнув, накрыв рот рукавом, которым тут же утёр выступивший на поалевшем лбу пот, Снегирёв вновь направился к старательно обживаемой яме.

Пресно посмотрев ему вслед, мальчик пододвинулся ближе к белесому водяному пятну, окунув туда ладошку и пощупав подводную береговую землю, и его пальцы сразу попали в небольшое неровное углубление, увязнув в чём-то клейком, сразу расходившемся под оказываемом на него силовым воздействием. Набрав в кулак побольше этого странного вещества, мальчик зачерпнул его и вытащил из глубин вернувшегося к нему ненадолго придонного мира горсть той самой голубовато-сизой жижи, частью расплывшейся уже наверху и крупными вязкими каплями упавшей на прибрежную траву. Он немного помял в руке найденное, и оно облепило все его пальцы, осев, медленно застывая, на ногтях.

- Вот уж правда, гляди глазами, да не трожь руками, - голос дяди Валеры вновь неожиданно прозвенел над головой Родиона, и тот попытался резко повернуться и встать, но, провалив оба действия, вместо этого подкосился на корточках и осел на землю, размазав глину частично по земле, тут же поймав на себе взгляд Снегирёва, - иди смывай, горе луковое, а то застынет, потрескается – будешь потом соскребать и жаловаться, чай, не бальзам. Иди-иди, - а сам, присев и снова какое-то время сплеснув грязь с рук, зачерпнул ещё порцию жижи и направился к своей подземной конструкции.

Пока Родион скурпулёзно счищал эластично растёкшуюся по руке массу, медленно, но верно стекавшую с кожи, дядя Валера снова вернулся спустя некоторое время, на сей раз не покушаясь на богатства прибрежных почвенных глубин, попросту очистив кисти рук от последнего слоя налипшей земли, затем медленно поднявшись и, поглядывая на выросшую на противоположной стороне озера стену деревьев, медленно куда-то побрёл вдоль берега…

Наконец, избавившись от последней частички глины на ногтях, Родион, полностью очищенный, казалось, не только физически, но и как-то на уровне подсознания, вернулся к их крохотной стоянке, усевшись около ямы. Лопата была воткнута в шаге от края основного углубления, рюкзак аккуратно уложен в траву, ближе к деревьям, укрытый сеткой. Рядом аккуратной кучкой лежал собранный хворост и несколько более толстых палок. Он сидел и непонимающе осматривал весь разбросанный по земле инвентарь: дядя Валера собрался жечь костёр здесь? Но зачем? Всё, так или иначе, будет заметно, мальчик знал не понаслышке, что есть костёр: кроме тепла, света и, возможно, приготовленной еды, это, как минимум, – запах и дым, которые ничем не скроешь. Дакота…ну и странные названия у всего этого военного – снайпер, «бур», дакота всё та же…хотя тот крошечный опыт, что он нажил в деревне, и говорил ему, что старший потому и прожил долго, потому что знал много, и без всякого рода подобных вещей долго на свете не протянешь, коли не будешь знать, как выкрутиться в нелёгком поединке с природой, которая отнюдь не всегда позволяет человеку своевольничать, он всё равно многого не мог осмыслить и пытался вникнуть, хотя и тщетно. «Потому что так надо.» уже давно не было для него объяснением. Особенно, с тех пор, как ему пришлось оставить папу и уйти сюда, в самую глушь леса, с которой так часто сталкивался его отец, казавшуюся ему совсем чужой вопреки всем словам о преемственности поколений. Он прикрывал глаза, упираясь худым подбородком, рассечённым посередине, в подогнутые колени, сквозь щёлочку полузакрытых век глядя на тёмную изумрудную дымку, окутывавшую тайгу, постепенно всё больше темневшую, мышцы глаз расслабились, размытый взгляд зрачков беспутно упёрлся в окутавшую их мглу, разрывавшуюся то и дело возникавшими и маячившими туда-сюда бесноватыми, невнятными силуэтами, и сквозь эту сонную мутную плёнку ему внезапно зловеще оскалилось в кровавой ухмылке лицо казака с поднятым штыком и произнесло раскатистым голосом: «Недолго тебе гулять здесь!» и громко, шипящим хрипом расхохоталось, и каждое его «ха!» словно дробилось, гремя крупными осколками повсюду окрест него, крохотной двуногой песчинки посреди тёмно-зелёного океана сибирской чащобы…

Он моментально приподнял голову и помотал ею, осматриваясь. Никого. Ни слухом, ни духом, а, между тем, солнце уже вовсю теснила сгущавшаяся на отдалённых границах неба, сплошь пустившего тёмную синеву сквозь сиреневый покров, тьма, угрожающе подбиравшаяся прямо к кострищу, державшая, тем не менее, пока ещё приличную дистанцию. Лениво потянувшись, Родион приподнялся и окинул берег сонным взглядом через полусжатые веки. Ни следа человека, лишь прибрежные кусты ириса слабо подрагивали под лёгкое дуновение прохладного озёрного ветерка. Мальчик вскочил, глаза широко раскрылись, он стал скурпулёзно, застыв на месте крошечным похолодевшим изваянием, до рези в глазах вглядываться в колыхавшиеся кусты, ведя глазами по покачивавшимся верхушкам вплоть до самой границы леса. Бесполезно. Дядя Валера вновь словно исчез, растворился в шелесте листьев и свисте продувавшего меж ними ветра, не успокаивало даже то, что снайпер проделывает это уже далеко не в первый раз – страх вновь остаться в одиночестве, в полной беспомощности перед ужасами дикой природы, на прицеле у немецкого стрелка, а может, и у отряда белогвардейцев в лапах, вновь терзал ледяными когтями трепетавшие в сильном возбуждении нервы. Как было неприятно в который раз ощутить на лбу медленно стикающий по вискам холодный пот…

- Чего застыл? – спокойно произнёс басовитый голос сбоку. Внутри что-то подскочило, Родион резко развернулся и сел в траву, ошалев: дядя Валера стоял перед ним, скособочив голову в удивлённом взгляде сверху вниз, но всё также в какой-то напряжённой позе: глаза посматривали куда-то в сторону, он снова был готов к прыжку, рассеявшему бы его столь же быстро, как он появился здесь, сейчас.

Поиск по сайту: