Прошли несколько минут

В конце концов, если его найдут, ничего плохого не будет: человек он свой, хоть в отряде не состоит, а, значит, может идти, где вздумается, лишь бы под пули не лезть. Только отрядцы всё равно не поймут: чего это он увязался за ними, да ещё с такой настороженностью, будто не своих прикрывает, а противника преследует. Как-никак, жизнь, в которой надо вечно скрываться, бояться превосходящих сил неприятеля, ждать, что кто-то, с кем ты за одним столом пьёшь из одного ковша, внезапно дрогнет, сдастся врагу, молчащая при виде успехов и не прощающая ошибок, должна научить: семь раз отмерь - один раз отрежь. А мерить часто приходится не только расстояние до цели...

Тишина. Ни звука, ни шороха, ни тихого голоса бойца, заметившего опасность или, напротив, сообщающего об её отсутствии. Ничего.

Медленно Снегирёв поднял голову, стараясь сквозь густые ветви скрывающей его калины разглядеть ищущих. Его не искали. Только что казавшийся вечно спокойным в своей мрачной угрюмости Косынка, выразительно что-то произнеся одними губами, потянулся за пазуху, вытащив оттуда "маньчжурку". Почти тут же Снежок ткнул его вбок, а Леший схватил его за локоть, и Валерий разглядел, как он так же, одними губами произнёс: "Потом!". Повертев сигарету меж пальцев, Косынка что-то сердито фыркнул в ответ, будто получив упрёк за то, чего он не совершал и совершать не собирался, после чего убрал "маньчжурку", а затем отряд вновь расположился в сидячем положении, начав что-то обсуждать. ""Беглеца" готовят, не иначе," - сообразил Снегирёв, глядя на то, как, зажав меж ног потёртый, казавшийся оттого рыжим, приклад трёхлинейки, солдат постоянно кивал на то, что ему, срываясь на переговоры меж собой, втолковывала вся оставшаяся пятёрка. Поглядев на сие действо ещё полминуты и убедившись, что о нём уже успели благополучно позабыть, он медленно двинулся дальше, но, на этот раз, чаще останавливаясь и оборачиваясь, пока отряд совсем не оказался за его спиной, а впереди, наконец, не показался край широкого оврага, по которому пролегала остывшая звериная тропа, где они ещё с живым Левашовым-старшим гнали кабана. Интересно, добрались ли до застреленной туши белобандиты, съели ли запасённое убитым ими охотником мясо? Съели, куда ж без этого, чего добру-то зазря пропадать?

И сколько ещё его друзей и близких убьют цепные царские волки? Их было четверо у него, четверо друзей. Одного убили почти на его глазах, о других двоих он знает лишь то, что насмерть стоят они в холодных водах Балтики супротив капиталистической агрессии, грудью в чёрном бушлате заслоняя Революцию, бьют белогвардейщину изо всех сил, да есть ли они, силы эти, бьётся ли сердце в их груди до сих пор или вытекло алой дорожкой из пулевого входного отверстия - ни слова больше он о них не слышал, лишь точно знал, что есть один, живой до сих пор, и снайпер шёл по остывшей звериной трапе, крадучись, вглядываясь в неподвижную, живущую своей жизнью природу, чтобы спасти комиссара, ещё одного своего друга, кроме него, Валеры, в глаза не видевшего остальных троих, и то, за что тот сражался так же, как сражался и он, Валерий Петрович Снегирёв, снайпер Рабоче-Крестьянской Красной Армии, за что сражались все они - пятеро друзей, за что сражаются Батька, Леший, Косынка, Снежок, Хамелеон, Зотов и весь этот смешанный отряд из красных и чёрных стражей рабочей воли, за что дерутся, дрались и будут впредь драться, вгрызаясь в горло своих угнетателей, откуда бы те не были родом, советские, финские, эстонские, немецкие и всего мира рабочие, за что сражался и погиб его отец - свободу, то, что всегда было истинно священно для любого человека в какой бы то ни было мере и степени.

Сторона, с которой снайпер собирался поближе подобраться к логову неприятеля, была самой каверзной в том плане, что лес там почти смыкался с изгородью единственного дома, стоявшего там - дома Собакевича, перешедшего семье Левашовых. Что осталось от него после набега белоказаков, Снегирёв знать не знал, но точно знал, что без внимания её оставить не могли: лес близко, народу - ни слуху ни духу, если по-тихому подбираться, то где ж ещё? С юго или северо-запада или юго или северо-востока по открытой местности триста метров брюхом поляну пахать под прицелом у пулемётов? Уж то, что в сторону тайги на каждом направлении глядит хотя бы один "максим", не вызывало у снайпера никаких сомнений, как и возможность наличия мин на "границе", не говоря уж об усиленной защите, где просто колючей проволокой вряд ли обойдётся. На рожон лезть было совсем не с руки, особенно, в такой момент, но не для того снайпер брался за задание, данное ему год назад, чтобы почём зря рисковать всем тем ему присущим, что он рассчитывал оставить на гораздо попозже, в особенности, жизнью. Геройствовать тоже надо обдуманно, когда видишь, что иного хода нет, когда те выходы, что есть кроме того, никуда не годятся. Даже в ту далёкую эпоху, когда не было ни большевистской, ни эсеровской партий, ни даже более-менее готовых к бою анархических групп, и лишь немногие отдельные смельчаки (а бывало, что и целые армии их) на свой страх и риск бросали вызов мракобесию самодержавного шовинизма, а тот вовсю отвечал пулями и кнутами жандармерии, казачества и извечных своих присных - буржуазной армии -, повстанцы хорошо знали, какова цена их жизни и когда цена эта становится равной пусть и малейшему, но значимому шагу на сближение с победой, хоть и не всегда, а только в среднем так выходило. Теперь же у Революции есть целые земли, очищенные ей, и армия, готовая её защитить, рвущаяся через Урал сюда, в Сибирь, а он должен был сделать всё, чтобы облегчить её приход, чтобы те крестьяне, что и права-то крепостного не знали, да вогнаны были в сырую землю белым сапогом, сбросили эту наглую подошву с натруженных плеч и приняли идущих им навстречу рабочих с запада России с распростёртыми объятьями. Но для этого надо было остаться в живых, и поэтому он всё так же осторожно шёл к месту, обговорённому с Косынкой, пока Родион навещал полумёртвого Пушкина в партизанском лазарете.

Вопрос был по-военному краток и ёмок: как, собственно, "языка" этого брали? Привычно прищурившись, будто высматривая нужную мысль средь многих, разложенных перед его глазами, Косынка изложил диспозицию:

- У них по всей этой линии обороны - мешки с песком и по сторонам света - три "максима", открыт только север, там - сама деревня. Там, похоже, раньше забор был, так вот, его они рванули крепко, да он-то им и без особой надобности. Подходы заминированы, коряги и прочие препятствия убраны. Из мин видели, разве что, фугасные, хотя кое-где даже "крокодилы" встречались.

- Они же все для прорыва заграждений делались только, - прищурился Снегирёв: что такое подло движущаяся прямо на тебя мина-"крокодил", он хорошо знал, втайне радуясь, что он был не на месте австрийца, с изумлением наблюдавшего за неведомой широкой шестипалой "зверушкой", заползавшей прямиком под густые витки колючей проволоки, и понятия не имевшего о том, что за ним, стиснув зубы - всего несколько мгновений до атаки - за многие сотни метров, накрытых удлинённым шнуром к "вэ-вэ", наблюдает точно такой же солдат, волею судьбы, а, точнее, её штабных вершителей, призванный быть сапёром.

- Ну, на безрыбье, как говорится...беляки ж не дураки: иной раз на посту и задремлешь, или ещё чего произойдёт, а тут - пожалуйста, авось, и стрелять лишний раз не придётся. Да, - взглянув на внешне безразличные к его умозаключениям мышцы лица Снегирёва, Косынка продолжил, - повозиться, короче говоря, пришлось. Как именно, вопросы к Снежинке: это он больше - по взрывотехнике, я-то с винтовкой наготове стоял, прикрывал, пока он там работал.

- То есть, - заключил снайпер, - работать лучше с северо-востока от этой точки?

- Около того, - кивнул Косынка, - наивно, правда, думать, что там до сих пор ничего не обнаружили и не заминировали всё снова.

- Так быстро - вряд ли, - покачал головой Валерий, - скорее, банки по разрыву протянут. Но спасибо, дальше посмотрим.

- А ты что, с отрядом пойдёшь туда?

- Молчок, - глаза снайпера вдруг точно превратились в две ледышки, которые со всей серьёзностью говорили куда больше, нежели их обладатель, - есть у меня дело.

- Да больно надо, - покачал головой Косынка, - парень ты свой, Батька тебя знает.

- А сам подозреваешь, - взгляд Снегирёва будто смягчился.

- Жизнь такая, - пожал плечами партизан, - недоглядишь оком - заплатишь боком.

- Где-то я уже это слышал, - повернувшись, снайпер направился восвояси.
То есть, ровно на то направление, с которого он собирался подобраться поближе к белогвардейскому лагерю. Это было его целью на данный момент. Целью конечной из целой их цепочки, которую он мысленно свил ещё в разговоре с Батькой, а распрямлять нужно было уже сейчас. И в этом порождении кузницы чекистского ума первым звеном была первоначальная разведка: подобраться на безопасное расстояние и с бинокля осмотреть описанные Косынкой окрестности участка, на котором когда-то стоял Левашовский дом. Интересно, осталось ли там от него хоть что-нибудь?

В радиусе двадцати метров вокруг не было ни одного лишнего звука: природа в прежнем темпе занималась своими проблемами, ряженые хвоёй ветви сосен иногда низко свисали, точно пытаясь потрепать по щеке снайпера, медленно шедшего, мягко пригнувшись с винтовкой наготове. Видимость была, каковая она обычно и бывает: никакая почти, то бишь. Где-то в просвет между тут и там выраставшими стволами деревьев ещё можно было взглянуть, почти как в анфиладу, на добрых пятьдесят шагов, и то если в очередную сосну взглядом не упрёшься, в иных случаях и на тридцать шагов рассчитывать не приходилось: не для боевых стрельбищ росла матушка-природа, не для войн поднималась тайга. Куда ей до людских забот?
Где-то в стороне вдруг послышались людские голоса, отражённые лесом. Не так далеко, но и не слишком близко, так что можно было отыскать взглядом укрытие и быстро ретироваться в эту сторону, улёгшись в складке бугристого овражьего берега, обильно покрытого мелкорослой травой и валежником, находившегося аккурат под разлапистой сосной, опавшая хвоя которой (кое-где - с целыми ветвями) окружила её могучие древние корни, и на этом фоне набитая теми же травинками и хвойными сосновыми ветками маскировочная сетка Снегирёва была малозаметна. Положив винтовку на сложенные руки и вскарабкавшись на верхушку бугра, Снегирёв стал ждать. Он, замерев, лежал в тени старого дерева, пережившего за свои долгие годы многих таких, как он, лежал, опустив голову на сложенные руки так, что в сторону подступавших сюда людей ему приходилось смотреть исподлобья, но, во всяком случае, обеспечить нужный угол зрения было в пределах возможностей его шеи, поэтому оставалось только ждать, не шевелясь даже в мыслях. Уже не первый раз такое приходилось пережить, особенно, в самые первый дни мая восемнадцатого года, ещё до того, как удалось помочь Новосёлову бежать. Приходилось лежать и такими же жаркими майскими днями, и в промозглую здешнюю осень, и в суровые зимние дни, коими испокон веков, хоть и среди злых языков, славится Сибирь. И каждый раз нет-нет, да рикошетом проскакивала мысль: а вот сместиться бы хоть на полпальца вбок, кровушку чуток разогнать. А вот поди ж ты: нельзя. Ибо так часто приходилось испытать на собственной шкуре, что очень обидные вещи начинаются с очень безобидных желаний.

Тем временем звук голосов приусилился, и Снегирёв заметил замаячившие меж стволов зелёные тени, почти под стать кронам местных деревьев, разве что чуть темнее. Временами его глаз выхватывал кусок белой кожи, временами - шеврон. Сомнений нет: патруль. Валерий лежал вдоль берега оврага, чётко видя перед собой шагах в семидесяти фигуры, будто выплывавшие из-за деревьев одна за другой, если бы не говорили, да не шелест кирзовых подошв по валежнику, и вовсе можно было бы счесть за призраков. Всего их было пятеро: трое рядовых, двое из которых шагали впереди с трёхлинейками наготове, один замыкал строй, ефрейтор и младший унтер-офицер, шедшие в центре. Говорили хоть и вполголоса редкими фразами, но, всё равно, как на прогулку вышли, и, всё же, Снегирёв знал этот тон ещё с империалистической войны: никакой расслабленностью в этом голосе и не пахло. Так говорят те, кто уже однажды видел смерть лицом к лицу и более остальных убедились в её неизбежности, а посему и ведут себя как ни в чём не бывало. Говорили, как раз, ефрейтор с унтером, рядовые молчали. Однако, не только им было немного не по себе: снайпер тоже нахмурился. А причина была проста: маловато их. Для дозора в тайге при постоянной угрозе партизанского налёта пятерых не хватает, должно быть, хотя бы, на одного больше. Наверняка ведь оставили одного-двух прикрывать в самой глубокой зелёнке, в тени. Враг - не дурак, в том числе и беляк. Вообще врага никогда нельзя считать глупее себя, даже если он, на первый взгляд, элементарных вещей не осознаёт. В последний момент всегда может всплыть за такой небрежностью либо хитрый замысел, либо такой вариант тактики, что и не поймёшь: то ли в уставе у врага так написано, то ли импровизирует, проще сказать, тоже - замысел и тоже - хитрый.

По коже неприятно заскребло: по щеке пополз муравей. Вовремя. И пот под глаза потёк. А залёг он слишком близко, даже язык неприметно не высунуть, а беляки всё ближе, и голоса всё явнее:
- Ваше благородие, может, всё-таки, впрямь срежем? - обращались явно к унтеру. - Чего почём зря бойцов по глуши гонять, а если нападут?

- Жор, - раздался грубоватый, точно в бою потрёпанный, хрип унтерофицера, высекший имя, точно ударом хлыста, - ты, вроде как, не вчера в армию пришёл, с Урала аж перевёлся, а блеешь, аки рядовой. Точно хоть по ранению перевёлся, али красных так испугался?

- Так то - на фронте. Красные-то - впереди, а в тылу - тишь да гладь, пока артиллерия у врага не подошла. А тут и в тылу до ветру не сбегаешь спокойно, ежели без компании, кто ж знает, где эти гады хоронятся...вон, помните, как прошлой ночью лихо сработали: часовых - по горлу, одного нашего увели, ищи теперь, свищи...

- Ефрейтор Поляков, - усиленный сокращённым расстоянием, голос унтера звучал тем более зловеще.

- Да, ваше благородие, - глухо отозвался ефрейтор.

- Если оберы передадут тебе такой приказ, ты будешь в каждую дозорную смену ходить вдоль этого оврага от и до и обратно, да ещё несколько раз перепрыгнешь с криком "Ура его высокопревосходительству!". Или что, забыл, за что мы воюем? Хочешь, чтобы всякая пьянь да каторжная сволочь с тобой жила в одном доме? Им Господом велено у тебя под пятой ходить, как вон тем, что по ямам нынче сидят. Кроме алкаголя, у них в голове ничего нету. Это они сейчас, вроде, шибко грамотные становятся, а, коли не добьём их, как думаешь, что удумают, коли война кончится?
- Грабить и пьянствовать, - всё так же отозвался ефрейтор.

- Вот так! И наоборот: пьянствовать и грабить! А ежели один такой жидок с тобой в одном доме поселится и сестру твою поимеет? Ты как хошь: чтоб задним числом всё прошло или пусть в устной форме объясняются? Что, покраснел? То-то же..., - судя по упавшему тону, унтер, видно, вспомнил, что вразумляет подчинённого слишком громко, поэтому решил закончить воспитательную речь, - так что смотри вперёд и отставить нагнетать панику! - в семнадцати шагах прозвучало очень отчётливо и пробирающе. Хорошо, что Снегирёв уже давно отделался от привычки по поводу и без отвечать: "Есть!" на любую глупость старшего по званию.

- Есть отставить нагнетать панику, - с безысходностью в голосе ответил ефрейтор.

Они подошли совсем близко: Снегирёв уже вжал голову лицом в землю, вздрагивавшую от ударов десяти подошв, и голоса чуть приглушённо доносились до него сквозь импровизированный маскхалат. Винтовку он подобрал глубоко под себя, привычно несколько беспокоясь за оптику, когда беляки только начали обнаруживать себя за деревьями, и делать это пришлось довольно споро: когда те выйдут на овраг, любое движение выдаст. Теперь же они стояли, буквально, над ним, вжавшимся в береговую выемку на внутренней его стороне. Лёгкие требовали воздуха, по спине невольно забегали мурашки: дышать приходилось медленно, но как подумаешь, что приподнимется спина, натруженная в таких походах и скрытая целым холмиком всякого лесного добра поверх сетки, так и дышать сразу - неохота.

- Вот так! А теперь нале...а, хотя нет, погоди, Жор, про "до ветру". Не хочешь?

- Не, ваше благородие.

- Что, со страху уже в штаны наделал? Ладно, бес с ним. Прикрой тогда, раз не хочешь, я лучше тут отолью.

Единственное, что мог сделать Снегирёв в такой ситуации - мысленно выразиться длинным забористым солдатским матом, и это - не столько от обидности ситуации, хотя и не без этого, сколько из-за того, что потом запашок от такого прокола демаскировать будет будь здоров. Накрылась разведка, закусил губу Снегирёв, большим медным тазом.

- Команду слышали? - обратился ефрейтор не терпящим возражения чуть нервным тоном к рядовым, - выполнять!

- Слуш, вашбродь! - отозвались те в один голос, и земля вновь вздрогнула: солдатики разбежались по позициям.

Снегирёву осталось только продолжать медленно втягивать и выпускать воздух из лёгких сквозь стиснутые зубы, вокруг повисла тишина. Сквозь сетку доносились только глухие покрикивания чибиса, да дятел где-то через длинную очередь вставлял одиночным по коре, выкуривая из древесной плоти паразитов...и короткий вжик раскрывшейся ширинки и шелест разошедшихся в удобную позу кирзовых подошв ещё одного паразита в погонах: в отличие от вечного таёжного врача, Снегирёв находился в кардинально противоположном положении, и оно его нисколько не радовало, и ему оставалось только потихоньку считать секунды, растянувшиеся на часы. Вновь повисла тишина...

Зашуршало. Справа. А унтер отчего-то медлил. "Мать твою за ногу..., - подумал Снегирёв, медленно вбирая воздух в лёгкие, хотя в рёбрах будто свился колючий нервный клубок, отчего горло рисковало дрогнуть, создав шум при выдохе, - из огня да в полымя. Кого там принесло, мыша, барсука? Ишь ты. Ну тычься, куда хочешь, посмотрим, чья возьмёт." Зашевелиться - значит, сдаться. А этого он делать не намерен. Слишком уж много было дел переделано, чтобы так просто всё провалить в единочасье. Все эти мысли в несколько секунд бичом захлестнули мозг Снегирёва, как и в любой такой раз до этого момента, и он продолжал вслушиваться. Всё шуршит и шуршит. Даже, как будто, по грязи ползёт. По грязи? Валерий снова мысленно выругался: да не было никакого мыша, это унтер просто повыше взял, после чего, едва сдерживая воздух, выдохнул окончательно, но уже - с облегчением.

Поиск по сайту: