И от этого воспоминания он вздрогнул, а в глаза точно раскалённого песку с размаху бросили

Больной на койке, увидев текущие по щекам Родиона слёзы, как будто очнулся: бледность на его лице приокрасилась, потрескавшиеся искусанные губы попытались изобразить подобие улыбки, и он сделал усилие, чтобы поднять руку, смахнуть слезинки с так рано повзрослевшего детского личика, но вдруг стиснул зубы, издав сиплый стон: помешала боль в плече. Он медленно повернул голову и столкнулся с напряжённым взглядом покрасневших от волнения глаз Хамелеона, после чего хрипло выдохнул:

- Письмо, Кость...и стихи, они тут, под рукой...я уже...не успею, поди..., - его лицо снова подёрнулось, поморщилось, голова чуть склонилась набок, вновь - в сторону Родиона.

- Да сам ты его напишешь! - воскликнул Хамелеон, вновь схватив того за оба плеча и отдёрнув руку, едва больной вздрогнул от боли, - и напишешь, и отошлёшь!

- Х-холодно мне..., - вновь вздрогнул Пушкин, пробуя пошевелиться под одеялом, зажмуривая глаза и прерывисто со стоном выдыхая, - холодно-о...

- Сань! - вскрикнул Костя, забыв о том, что кругом больные поворачиваются, чтобы взглянуть, что происходит с их боевым товарищем, и прижавшись всем телом к больному, шепча дрожащим голосом, - Сань, так теплее?

Родион подступил к ним и прикоснулся к Пушкину, с усилием выдавшему благодарную улыбку белеющими губами. Его тело содрогалось, будто поэт только что взглянул в глаза какому-то неодолимому противнику, неминуемо приближавшемуся к этой койке, к нему, сваленного в постель неравным боем с белоказаками, к склонившемуся над ним Хамелеону...и даже к нему...

- Ребята.., - гулко и одновременно отрезвляюще прозвучал над их головами голос Лодочника.

Хамелеон с Родионом взглянули на его внезапно посерьёзневшее лицо, вмиг утратившее любой намёк на сложившееся положение, и поняли, что ему, решительно настроенному на ещё одну попытку удержать костлявую на подходе к их товарищу, не стоит мешать.

Родион тяжело отступил, в последний раз бросив взгляд на партизанского поэта, бойца, даже будучи выведенным из строя, продолжавшего сражаться с белогвардейщиной за жизнь своих товарищей, за парней, таких же, как и он, таких же, как и сам Родион, потерявших матерей, отцов, друзей, а сейчас продолжавшего сражаться уже за свою жизнь, и сейчас его взгляд был целиком направлен на уже сорвавшего с него плед врача, вызвавшегося его поддержать словом и делом в этой неравной борьбе...

Лазарев отступил куда-то в тень, и Родион едва видел, как он, переминаясь с ноги на ногу, наблюдает за тем, как Лодочник пытается остановить пушкинский озноб. Поняв, что он здесь всё равно ничем не поможет, Левашов развернулся к выходу и вдруг увидел в дверном проёме стоявшую за несколько шагов от порога высокую фигуру дяди Валеры, тотчас же, хотя и неторопливо, направившись к нему.

Поиск по сайту: