У вольных стрелков. 15 страница

- Спасибо, - начал Сумароков, глядя на крепыша.

- Чего это? – удивлённо взглянул тот на Степан Алоновича.

- Я тебе таки жизнью теперь обязан, выходит, да, - медленно проговорил Степан, - кстати, зачем ты меня спас?

- Когда? – всё больше удивлялся крепыш.

- Когда я съезжать начал. Я ж, получается, и тебя, и вот этого, - кивнул Сумароков на бородача, - подставил, таки, считай.

- А…, - качнул головой крепыш, подобравшись, - ну так коли уж спасать взялся, так до конца. Мы вон, с Бородой, - кивнул он на бородача, - сами всё это придумали, а ты тут, как бы, за мной повёлся.

- Меня, вообще, Семёном зовут, - насупился бородач.

- Эвон как, - кивнул крепыш, - а по отчеству величать тебя как?

- Савельич.

- Семён Савельич…, - важно протянул крепыш, после махнув рукой, - будешь Бородой.

- А тебя-то как звать? – вклинился в разговор Степан Алонович.

- Иваном меня звать. Панфилычем. Новосёловым, - раздельно с улыбкой произнёс крепыш, повернувшись к Бороде, - можешь меня тоже как-нибудь обозвать, коли неймётся.

- Ванькой, - буркнул Борода.

- Что, сложнее не придумешь? – сощерился крепыш.

- А за глаза, - отмахнулся бородач.

- Ну ладно. А ты у нас кем будешь? – взглянул Иван Панфилович на Степан Алоновича.

- Сумароков я, - спокойно произнёс учитель, - Степан Алонович.

- Кстати, - вдруг спохватился Борода, глядя на Новосёлова в упор, - ты чего мне того солдатика кончить не дал? Он же нас с потрохами!…

- Ну и что? Всё равно дотумкали бы, - беразлично пожал плечами крепыш.

- А то, что сука эта, наверняка, мою подругу шомполом запорола! – повысил тон Борода.

- Что, девка таки есть, да? – взглянул на него Степан Алонович.

- Была, да вся вышла, - огрызнулся бородач, - спасибо кому-то вроде этого урода.

- Охолонись, Борода, - ровным тоном произнёс Новосёлов, - у меня эти твари прямо на глазах жену…нагайкой забили, – Иван Панфилович тяжело сглотнул, – детей забрали. Друзей моих они расстреляли…

- Что-то больно тихий ты, - вклинился Борода.

- А ты дослушай, - скрипнул зубами Новосёлов, и Сумароков заметил, как его мясистые, крупные кулаки сжались до побеления костяшек, - так вот, когда они всё это…делали…я смотрел на них…на тех, кто это делал, в смысле…и ничего в них не видел. Ни в них, ни на их немытых рожах. Ничего. Им сказали, а они, как волчары, все вожака своего слушают. А вожак этот, сволочь такая! – глаза Новосёлова налились кровью, - белобрысая сука с рожей, как коровья лепёшка, честное, мать его, слово! Вот его я хоть сейчас разорвать хочу, понимаешь? Когда эта сволочь в погонах стояла и с ухмылкой смотрела то на меня, то на мою Алёну, то на меня, то на Алёну. Тварь…и я смотрю то на Алёну, то на него. И ничего, сука, сделать не могу! – рявкнул он, - да я как вспомню, как он так вот ухмыльнулся, - лицо Новосёлова скривилось в уродливой гримасе, - и приказывает своим солдатикам сечь сильнее…мать их…а тот, кого мы отпустили, - вдруг словно вернулся он, - что он мог сделать? Чего с него взять? Такой же крестьянин, как и мы с вами, ребята. Только нас повязали, а его – под ружьё…

- Н-да.., - мрачно произнёс Сумароков, поднеся руку к переносице, чтобы поправить очки и…замер.

- Ты чего? – взглянул на него Борода.

- Ребята…, - медленно отняв руку, проговорил Степан Алонович, - да я ж очки свои в поезде оставил!

- Хе-хе, - фыркнул крепыш, - ну нет, обратно за вторыми твоими глазами мы туда точно не пойдём. Лучше уж, когда в город вернёмся, я тебе новые подыщу. Пойдёт?

- Да чего уж там, - махнул рукой Сумароков.

Внезапно что-то прошелестело где-то неподалёку. Все трое разом повернулись на звук. Пусто. Только где-то барсук пробежал, шелестя валежником…

- Ладно, как до Томска дойдём – потолкуем, - пробурчал Новосёлов, отряхиваясь, - пошли уж, аль чего?

- И то верно, - в тон ему произнёс Борода, - привалимся к печке, пожрём да похрапим, а то что-то белячки на харчи скуповаты.

Степан ничего не ответил… А потом вся троица встала и побрела в поисках удобного места для короткого ночлега, чтобы утром уже свободными вернуться в покинутый поневоле город…

И всё это время на расстоянии нескольких десятков шагов за тремя тающими в таёжной темноте спинами наблюдали два простых человеческих глаза, изрядно усиленных оптикой простого армейского бинокля…а потом их хозяин, подобрав замаскированную тёмно-зелёными полосами ткани трёхлинейку, тихо побрёл в свою сторону, плавно следуя по косым теням деревьев.

- Н-да…, - затянулся Томский, когда последняя опавшая еловая ветвь, задетая воспоминаниями, мягко хрустнула под ногой где-то в закоулках мозга, - таки весёлые были времена.

- Куда уж веселее, - хмыкнул Валерий.

- А почём знать, что он не за нос ведёт тебя, батя? – угрожающе подался вперёд Борода, показавшийся Родиону от этого ещё выше.

- А, между прочим, я тебя тоже припоминаю, Семён Савельич, - не оборачиваясь, произнёс Снегирёв, - только где же борода твоя?

- Борода? – выпятил глаза Борода.

- А ты думал, я так и поверю, что Бородою тебя нынче за чужую папаху честят? – улыбка едва тронула уголки рта Валерия, повернувшего голову в пол-оборота.

- Таки срезал он её, - с ухмылкой прервал допрос Томский, оставив своего товарища стоять с широко раскрытым ртом, что твой карась на солнышке, - ножом, да...

- Ага, - поддакнул партизан, наконец сдвинув челюсти, - а что прикажешь ещё делать, коли в засаде с этакою метлою на морде не лежится?

- Поди, тоже скоро придётся ножиком поработать немного, - провёл по широким чёрным усам Сыч, задрав карабин к плечу.

- А я всё одного не вразумею, - сощурился Леший, откинув чёрные вихры, - на кой тебе сподобилось состав караулить на железке?

- Тебе зачем? – раздельно спустя минуту выдал Снегирёв, медленно повернувшись к Лешему.

- А затем, что на поверку досюда чесать оттудова будь те на те! – нагло уставился в глаза снайперу разведчик, - стало быть, иль врёшь, иль за нами всё время рыщешь. А нам ни то, ни сё не с руки будет.

- И то верно, - встрепенулся Сыч, Борода, едва осаженный снайпером и батькой, попытался было вставить слово, но его опередил Томский:

- А почём-таки ему бегать за нами, Леший?

- А мне почём знать? – бросил разведчик взгляд на командира, - ты б спросил у тех казачков, что позавчера слетелись, как мухи на тухлятину!

- А потом, Лёшенька, что таки учёный твой шпиёнчик, - в спокойном голосе батьки тенью прозвенела усмешка, - и, коль не за поводырём шёл бы, то кто кого бы в лещине сцапал, ещё таки вопрос, да.

- Хе, да не нашёл он его тогда, - усмехнулся Сыч, - да и мы не заметили. Мы вон, - он кивнул на Родиона, от чего тот покраснел и отвернулся к дяде Валере, - ребятёнка усмотрели, а потом его там кто-то осадил, вот и подумали, что не только наш Хамелеоныч по кустам детишек водит.

- Да, да, да..., - точно вернувшийся, едва потерявшись, поддакнул Лазарев, хмуря широкий лоб и морща крупный нос, точно судорожно вспоминая что-то, вдруг выпалив, что твой обрез, на поражение, - а ведь за него ещё Юсуф ручается.

- Кто? – повернулся на него батька, и Хамелеон на миг сменил цвет кожи на более бледный, - Юсуф?

- Юсуф, - кивнул Лазарев одеревяневшим лбом, как китайский болванчик, утерев большой ладонью выступившие на мраморной от бледности коже капельки пота.

Родион взглянул на Томского. Лицо батьки слегка сморщилось, отчего стало похоже на неровную картофелину, плотный красный лоб с чёрными прорезями морщин точно раздулся от мыслей. А Томский-Сумароков и правда думал. Потому как, коли этот незнакомец, приведший пропавшего двое суток назад командира потерянной группы – подосланный, состряпавший годную байку, чтобы войти врагу в тыл, то таки можно было бы, улыбнувшись, повести за собой, а там, пока суд да дело, допросить и выяснить от и до: кто таков и какого чёрта. Но коли Юсуф, охотник, до того ни разу не подводивший товарища, признаёт в пришельце своего, стало быть, если смысл ему верить. И это было странно, да неспроста: чёртовы белые осадили каждый аршин земли, красные их там бить не торопятся, порой и в лесу бывает не продохнуть от соглядатаев, а тут прямо на тебя снайпер целый выходит, да ещё и пропавшего без вести привёл. Но Юсуф…

- Что, батько, домой, может? – взглянул на Томского Леший.

- Может таки, да, - кивнул Томский задумчиво, - может. Леший ведёт, я с Бородой – в хвост. Ну а Сычу с Хамелеоном, – Родион прочёл искреннее удвиление на лице Лазарева, – наши гости.

- Ладушки, - кивнул Леший.

- Сп-пасибо, - оторопело выдавил из себя побледневший Лазарев.

- На печке прятаться вздумал? – взглянул на него из-под очков Томский, - ишь какой бледный. Аль подцепил чего?

- Никак нет, батенька, что ты? – замотал головой перепуганный Хамелеон.

- Вы мне, товарищи, здоровенькими нужны. Все, - Томский оглянул всех присутствующих, после чего подошёл к стенке, ухватился за ножны – Родион только сейчас заметил, что у него какие-то совершенно не пропорциональные телу длинные руки – и стянул шашку с гвоздя, легко перебросив её в нужную руку.

- Левша? – без эмоций спросил Снегирёв.

- Какой есть, - в тон откликнулся батька, - тронули…

Когда они ступили на подвысохшую дневную траву, приятное тепло приближающегося июня немного развеяло сытую влажную прохладу тайги. Путь был довольно-таки короток (хотя, может, только по сравнению с тем, что пришлось отмахать от деревни до домика татарина-охотника), но поворотов да загогулин столько было, что ни в сказке сказать, ни обыденной речью изъясниться, ибо, углубившись в мысли, Родион дважды, если не больше, будто вырывался за невидимые пределы запутанной партизанской тропы, всё же, постепенно всё легче вливаясь в несколько спешное, но оттого не менее тихое движение под спокойный монотонный стук яркой алой головки дятла на угольно-чёрной шее.
Нашли они (вернее, наткнулись на) лагерь довольно быстро, хотя и прочесть удивление от скорого прибытия можно было только на сморщившемся лбу Родиона. Хамелеон же никак не изменился в лице то ли из-за того, что все такие кренделя в его нелёгком деле ему были уже давно знакомы, то ли оттого, что страх перед суровым спросом друзей с отряда до сих пор не сходил – можно было только додумывать. Дядя Валера, как всегда, и виду не подал, что хоть что-то заметил. Хотя удивляться, в общем-то, было, чему: поначалу они просто встали на месте, как вкопанные, посреди леса, остановленные молчаливым сигналом Томского, который сразу же после этого присел и достал что-то из-за пазухи и поднёс ко рту. Родион едва успел сообразить, к чему был этот жест, и тут же в изумрудную даль выстрелили две резкие громкие трели. В ответ раздался протяжный, недовольный, точно разбуженный, низкий звук, вышедший из чего-то более низкого по тембру, чем обычная свистулька, и тут же ещё одна трель, выпорхнувшая из Батькиной свистульки, загнала ворчащий бас обратно. Что-то вновь зевнуло в глуши, и, кивнув, Томский повернулся к остальным, сжав кулак и указав себе за спину: за мной.
Спустя несколько десятков шагов они вышли к крохотной опушке, мерцающей размытым зеленоватым светом, пробивающимся сквозь купол пушистых крон деревьев. Почти незаметная в толще валежника и мохнатых шуб обступивших её ёлок, укрытая пёстро-зелёным таёжным одеялом, точно боец в поношенной шинели, припавший к размытой дождём земле, перед путниками раскинулась широкая крыша большой землянки, словно избу по самый чердак в почву вогнали, и от неё в воздух шла тонкая белесая ниточка дыма.

- Греют что-то, небось, а мы в дозоре с утра стынем нежрамши, - облизнулся Леший.

- Чёрт побери, - хлопнул по широкому лбу Томский мясистой рукой, - говорил же: не днём, только под вечер или утром! Чёрт…

- Да ладно тебе, батько, - робко попробовал вставить слово Хамелеон, - вон, Юсуф в своей избушке на опушке свининку себе жарит, и ладно ему.

- По его шкуру «колчаки» не носятся, - отмахнулся Томский, - да и кто в этакую глухомань, где он хату держит, таки полезет, а?

- А кто хошь, знали б тропку, - вставил слово Леший. Лазарев оглянулся на него, радостно ухмыльнувшись, но старший дозорный смотрел в направлении изучающего лес впереди него чёрного зрачка винтовочного дула.

- Ладно, - буркнул Томский под нос, повернувшись к Родину со Снегирёвым, - заходите, гости дорогие! – и, для пущей серьёзности жеста широко махнув здоровенной рукой…взошёл прямиком на крышу и, запустив руку в гущу пушистого мха и выхватив оттуда кольцо люка, отвалил крышку и полез внутрь.

Один за другим дозорные, включая Лазарева, молчаливой цепочкой пошли за ним, как и прежде. Как и прежде, ничего не сказав, снайпер последовал за ними, а Родион хотел было рот раскрыть от удивления, да пожал лишь плечами: ну и что, что заходим, что твои домовые ночью? Вон, у Хамелеона тоже вход был – не сразу поймёшь, что, где и как…

Снайпер пропустил мальчика вперёд, а сам прилёг на скат крыши и припал к окуляру прицела, прицелившись в пустоту. Пожав плечами – и кого можно разглядеть меж густо переплетённых ветвей и вздымающихся меж мощных древесных стволов кустарников? – Родион взглянул под ноги и, увидев отходящую от «порога» ровную жёлто-серую полосу деревянной лестницы, пересечённую полосками ступенек, уверенно поставил ногу, ухватившись за направляющие, постепенно погружаясь в тёплый полумрак обжитой землянки.

- Я же просил: не жечь днём, - достиг ушей Родиона строгий голос Томского.

- Помилуй, батька! – в ответ раздался настолько знакомый голос, что от удивления Родион аж остановился на полпути, - детишек покормить надо.

- Вот нагрянут казачки! – более громко прибавил Леший, - и поделом нам всем вместе с детишками!

- Типун тебе на язык! – вновь воскликнул всё тот же голос. Забыв о том, что он повис на пятой ступеньке, Родион повернулся, чтобы получше разглядеть говорящего…

И тут нога предательски соскользнула с перекладины, и тело ощутимо потянуло вниз. Внутри разом всё перехватило, и все знакомые и незнакомые голоса из головы разом улетучились. Мокрыми от внезапно обильно смочившего ладони пота руками, болтая ногами, Родион попробовал ухватиться за ступеньку и встать на лестнице, чтобы продолжить спуск, но влажные пальцы соскользнули с дерева, а носки изношенных ботинок упорно долбились об опоры, о земляную стену, но никак не попадали в проём между ступеньками, и он ухнул вниз, грохнувшись на мягкий земляной пол.

- У-у-й, - тихонько взвыл Родион, потирая ушибленный зад и тут же застыв, разглядывая горницу и всех, кто сейчас, забросив недавно возникший разговор, с нелепыми улыбками уставились на него…

Низкий деревянный потолок навис над довольно просторной норой, если её можно было так назвать. По левую руку отдавало приятным теплом – то горел огонёк в сложенной из камней печке. Видимо, смекнул Родион, дым шёл оттуда. А справа от неё, перед Родионом, прямо по центру «залы», стояли всё те же лица: Батька, Леший, Сыч, Борода, Хамелеон и тётя Соня. И все, как один, застыли с ухмылками аж до ушей, глядя на свалившегося буквально с потолка мальчика. Левашов придирчиво осмотрел себя: н-да-а, с побитыми коленками, запачканными, как и рубашка, землёй, травой и мхом, с растрёпанными чёрными волосами, издали смахивающими на грубую мочалку, он и правда был похож на последнего домовёнка. Нелепо отряхнувшись и медленно поднявшись, Родион снова взглянул на беседовавших. Где-то в сторонке хихикнули присевшие в уголке малютки – мальчик только сейчас разглядел их – годами помоложе Левашова. И всё так же все улыбаются. Кроме тёти Сони…

- Родиоша! – всплеснув руками, она подскочила к нему и крепко прижала к себе.

- Тётя Соня…, - всё ещё не веря своим ощущениям, он обхватил руками её мягкое, как пуховая подушка, тело, от которого веяло таким знакомым, домашним теплом.

- Живой, дитятко моё, живой! – приговаривала тётя Соня, - да как же ты так? Да ты голодный, небось! А где Снегирь-то? – вдруг спохватилась она, - Валерка-то! Дядя Валера с тобой?

- А как же, - улыбнулся Родион.

- А где же?

- Лежит на крыше, в прицел смотрит. Сейчас спустится.

- Выслеживает кого? – удивилась тётя Соня, оглядываясь на Томского. Лицо её заметно помрачнело.

- Да нет, прикрывает просто, - махнул рукой батька, - грамотно сработал.

- Конечно. Дядя Валера по-другому и не может, - уверенно заявил Родион, отчего все, кто стоял рядом с ним в горнице, ещё шире улыбнулись, и мальчик сконфуженно буркнул: - ничего смешного.

Это было так. Родион и вправду считал дядю Валеру самым смелым, умным, сильным и тихим.

- Не умей бы я по-другому, то никак бы не умел, - следом за звуком захлопнувшейся крышки проговорил спуствишйся в землянку снайпер, - тяжело в учении – легко в бою, как говорил один известный златопогонник.

- Это точно, - хмыкнул Леший.

- Как обстановка? – спросил Томский.

- Порядок, - махнул рукой Снегирёв, - на семь вёрст ни белячка не видать.

- Понял, Валерий Петрович, спасибо, - кивнул Томский.

- Снегирь, Степан Алонович, просто Снегирь, - помотал головой дядя Валера. Леший-Сыч-Борода-Хамелеон едва заметно переглянулись.

- Ну как хочешь, Снегирь, - кивнул головой Батька.

- Так, слушайте, товарищи Батьки-Снегири! – немного возмущённым тоном произнесла тётя Соня, - пошли-ка мы все вниз жрать уже, а то, ей-богу, детки сейчас друг дружку грызть начнут, и так все, как на подбор, - кожа да кости!

- Хорошо бы, - одобрительно погладил свой приземистый живот Сыч, - а то с утра в желудке, как в колодце засохшем!

- Да! – радостно подхватил Батька, обращаясь к Снегирёву, - вы уж не серчайте, сегодня по-полевому, чтоб побыстрее. Обычно мы и рыбку в ручье ловим, и в лесу стреляем чего-нибудь.

- Да уж, знаешь, здесь особо-то и не разбежишься, - пожал плечами Снегирь. Левашов молча с ним согласился: даже в мирной, спокойной жизни в деревне у них еда тоже была простая: мясо, молоко да хлеб с базара.

Родион с облегчением вздохнул: на сей раз замысловатых путей для перехода этажом ниже не предвиделось, а была самая обычная лестница прямиком к большому деревянному столу, на которых стояли жестяные тарелочки.

- У меня ложка своя имеется, так что можете обо мне не волноваться, - тихо произнёс Снегирёв.

- А тут у всех по своей! – весело отозвалась тётя Соня, - нам Левша каждому настрогал, а у солдатиков и с фронта своя есть, оловянная.

- Здесь есть солдаты? – Родиону показалось, что Валерий удивлён.

- Коммунисты, - ответил батька, - в прошлом году пытались Советы спасти. А в этом с беляками схлестнулись. Много беляков было…

- А к вам как попали?

- Расскажут. Сейчас они на постах отлёживаются. А ты таки думал, кому я тут насвистывал…

- Так что, сгонять за ними? – подал голос Лазарев.

- А то как же. Сгоняй, - кивнул Томский.

Через пять минут Родион уже уплетал за обе щёки исходящую ароматным дымком гречку пополам с тушёнкой. И разве думалось тогда, после стольких часов ходьбы по прохладной тайге, что это райское кушанье – консервы?

- Я ж говорю: на рабочего дело найдётся, на голодного кус сыщется, - потрепала Родиона по всклокоченным волосам тётя Соня.

- А фо! – поддакнул с набитым ртом увлечённый обедом Леший, и кругом прыснули со смеху.

Родион оглядел присутствующих: по обе руки от него, как и прежде – дядя Валера да Хамелеон, рядом с последним – вся троица Сыч-Борода-Леший, рядом со снайпером – Батька да тётя Соня. Прямо напротив них – шестеро крепких парней в лёгких зелёных шинелях и в чёрных шапках, смешно и неприятно одновременно напоминающих мохнатые казачьи папахи, только с вертикальной красной полосой посередине, а рядом с ними рядком ютились с десяток ребятишек, стреляющих хитрыми взглядами меж поглощением каши в широко и добро улыбающуюся тётю Соню, в дядю Валеру, в батьку, и было во всём этом – в этом тепле разогретой печи, в тёте Соне, в этих переглядках – что-то неуловимое, почти забытое, домашнее, казалось, оставленное далеко позади….

Один мальчонка зыркнул на Родиона. Тот сконфузился, покраснев, и опустил глаза в тарелку, отправив себе в рот ещё один кусок волокнистого куска мяса. А потом робко приподнял один глаз. Ребятёнок, словно почувствовав условный сигнал, с готовностью вперился взглядом прямо в открывшийся ему зрачок. Родиону сначала стало несколько не по себе, он хотел вновь отвернуться и, наконец, добрать остатки всё ещё тёплого лакомства, но вдруг ему отчего-то стало смешно, и его грудь стала медленно трястись от подступающего хохота. Он ещё больше покраснел, опустил взгляд, потом вновь взглянул одним глазом на парня, которому, похоже, щекотливая смешинка тоже заскочила, судя по тому, как покраснели кончики его ушей и зашатались плечи, потом вновь уставился в тарелку…и захохотал так, что сразу же, следом за ним, залился и тот самый парень. Они смеялись, глядя друг другу в глаза, а на них с полным недоумением в глазах смотрели все остальные. Мелкие начинали похихикивать, партизаны – переглядываться. И тут внезапно спёрло дыхание, что-то неприятно заворошилось в горле. Родион закашлялся, его дёрнуло, он пригнулся к коленям, но злополучный кусок мяса сам выпрыгнул в рот, правда, теперь он слегка отдавал кислятиной. Разжевав и проглотив, мальчик хотел выдохнуть, но вместо этого вышло неловкое:

- Ой…

И тут захохотали остальные. Покраснев, Родион поднял глаза и робко оглянул их. Он думал, что смеются над ним, над его неловкостью, и втайне в нём заронилось чёрное зерно той лёгкой обиды, которая, в силу своей незаметности, легко укореняется на всю жизнь. Но все смеялись так непринуждённо и по-доброму, что парень сам не удержался, аж слёзы брызнули.
И внезапно хохот сменился синхронным кашлем. Особенно заливался Леший, в тот момент изрядно набравшийся каши, и теперь сплёвывая в миску то, что не успел проглотить.

- От поделом вам, хрюшки! – строго произнесла тётя Соня, - давайте-давайте, ешьте, чтоб чисто было! Ишь ты, свинячить удумали тут!

Хотя остатки накатившего, точно волна на приливе, смеха всё ещё малость трясли Левашова, но желание продолжать отпало, и он поспешил добрать несъеденное. И ложку облизал.

- Хороший вышел бы работничек! – потянувшись, хлопнула его по плечу тётя Соня, - не то, что всякие там Хамелеоны! – посмотрела она на Лазарева, тускло ворошившего в миске деревянной ложкой.

Опять грохнул короткий смешок, а потом Родион стал разглядывать дядю Костю. Тот сидел не живой не мёртвый, медленно и аккуратно укладывая в рот по небольшому кусочку, то с опаской поворачивая глаза в сторону Томского, то переводя их чуть вбок, на дядю Валеру, то вновь понуро глядя в миску. Перехватив пристальный любопытный взгляд Родиона, он уставился на него расширившимися тёмно-карими глазами:

- Ты чего?

Чёрные брови взметнулись на широком лице, судорожно пытаясь прижаться друг к дружке, мясистые крылья ноздрей расширились, втягивая дрогнувший воздух, а лоб сморщился толстыми складками. Лицо Лазарева превратилось в жуткую маску, и Родион на секунду почувствовал пронизывающий его чужеродный страх, как будто бы ясно отразившийся в тот момент на лице партизана. И он быстро отвернулся, уставившись в никуда.

- А, всё-таки, почему ты один? – возникнув из ниоткуда, прогремел над столом вопрос.

Родион не стал поворачиваться на голос: он знал, откуда сказали. Не взглянул он и на Хамелеона: судя по тому, как тот едва ощутимо поёжился слева от мальчика, хитрым взглядам малышей и мрачным – тех шести богатырей, что сидели рядом с ними, на бедного Костю сейчас смотрели все. Кроме дяди Валеры, по крайней мере, справа всё было также тихо. Самому же Родиону никуда не хотелось оборачиваться и что-то разглядывать. Он лишь почувствовал, как что-то вновь свилось холодным клубком в его животе, а голова, напротив, разом стала тяжёлой и горячей, настолько, что хотелось пригнуть её к столу, и в груди уже зарождался один-единственный звук, набатом отдававший в мозгу: «Ой-ой-ой…». Лоб уже потянуло к краю миски, но тут что-то большое и холодное накрыло его пульсирующую неприятным жаром руку. Он повернул голову и встретился глазами с двумя фонарями, отдававшими приятным мягким тёмно-зелёным светом. Помотав головой, Родион понял, что смотрит в глаза дяде Валере, и тот точно кивает ему. Ещё раз с силой закрыв и раскрыв глаза, Родион увидел, что снайпер по-прежнему смотрит в свою сторону, а он сидит, нелепо скрючившись вбок – посмешище одно.

- Где твои бойцы? – повторил Батька, и Родион, протрезвевший от его внезапного баса, мигом сел ровно, - я дал тебе в команду Кирзача, Щепку, Ворона и Лютика. Где они?

- В лесу…, - глухо отозвался Хамелеон.

- А ты почему здесь? Дёру дал? – насупился Томский.

- Добежал, - с глупейшим выражением лица выдал Лазарев.

- Дурак таки или прикидываешься? – повысил тон Батька, - где они?!

- Убили…

- Что?

- Убили.

- Твою ма!…

- Батя.., - тихо произнесла ласковым голосом тётя Соня, кивая на детишек, - малят пожалей.

- Хм-м-м.., - вздохнув, Томский поправил очки и тем же спокойным тоном, каким начал разговор, продолжил: - Хамелеон, ты, вроде, Хамелеон, а не Аист. Говорить можешь?

- Угу, - буркнул Лазарев.

- Так говори! – вдруг гаркнул Батька, - где твой отряд?

- Небось, «колчакам» спустил, а сам дёру дал, - мрачно хмыкнул один из тех, что в полосатых папахах. Родион тут же с неприязнью взглянул на того.

- Слышь, да пошёл ты, а! – вскинулся Лазарев, - пошёл ты! Небось, сам бы обделался, пока тебя казачки за ноги таскали. У-у, рожа красная!

- Ща по этой самой роже схлопочешь! – набычился крепыш, - и хрен я тебе в следующий раз винтовку ремонтировать буду, сам болтики пальчиком подкрутишь, прохвост!

- Во дураки, а…, - выдохнул Родион, настолько уставший от этого опостылевшего разговора, изрядно опошленного перепалкой, что ему не хватило сил даже обхватить голову руками, хотя очень хотелось.

- А малец дело говорит, - продолжил Батька, - тебя кто за язык тянул, товарищ Зотов?

- Я просто предположения высказал, товарищ Томский, - сконфуженным тоном ответил смешно вытянувшийся за столом задира.

- Вот что, Аркаша: в моём отряде, ежели проблема какая меж нами, я сам со своими парнями буду, - Томский кивнул на четвёрку мирно сидевших в ряд разведчиков, - предположения строить. А вы нам хоть и братья, да не с нашего двора. Я понятно таки выражаюсь, да?

- Так точно, товарищ Томский, - выдала "красная рожа", действительно покрасневшая.

- Так-то. А вообще, Костя, - повернулся Батька к Хамелеону, - ты б с того и начал. Поймали?

- Нет. Напоролись.

И рассказал Лазарев всё то, что до того слышал Родион в Хамелеоновой землянке на тёплом матрасе. Всё в точности до последнего слова…

В землянке повисло напряжённое молчание. Томский сидел, задумчиво склонив голову, витязи в зелёных шинелях переглядывались и что-то друг другу говорили вполголоса, детки скосили взгляды на них, разведчики мрачно вздыхали. А Лазарев всё также сидел с остекленелыми глазами. Леший встал и подошёл к нему. Хамелеон угрюмо повернулся. Ничего не сказав, командир разведки увесисто хлопнул его по плечу. Сыч, сидевший рядом с Хамелеоном, толкнул его в бок. Лазарев мрачно повернулся на ласковый тычок и увидел, как ему, улыбнувшись, кивнул Борода. И тут тётя Соня, поднявшись, подошла к Хамелеону и обвила его мягкими, тёплыми руками. Покраснев и опешив от такого, Лазарев положил голову ей на плечо и заплакал.

- В своей хате углы в помощь, - мрачно буркнул один из богатырей в папахах с краю, рядом с детишками.

- Чего это ты? – покосился на него Зотов.

- Как там моя Маринка в городе, вот чего.

- Не переживай, Лёха: - хлопнул его рядом сидящий, - вот прорвутся наши на Урале, и погоним мы беляков поганой метлой, вот увидишь!

- Таки это точно, да, - кивнул Томский, - я знаете, чего думаю? Может, конечно, неправ я таки, но мысль уж очень навязчивая.

- О чём? – спросил его самый первый – с самого побега-то – соратник Борода.

- Боятся они нас. Бесятся, гады! – блеснул огонёк под очками, - слышали ведь, чего нам Хамелеон только что поведал? Солдат они сюда приволокли, армию! Это вам не хухры-мухры, не казачков по полю гонять.

- Ну и чего с того? – не понял Сыч.

- Так ведь, - вставил слово Леший, - они ж, солдаты эти, крестьяне самые обычные, вроде нас. Люди им нужны, стало быть. Чтоб, хоть и неумеючи…

- Молодец! – воскликнул Томский, - всё-таки, надрали мы им задницы, ребята! Да так крепко, что с деревень рвать людей пришлось! А знаете, что это значит?

- Наши?.., – вдруг тихо, с робкой надеждой подал голос Зотов.

- Именно! Именно! – вскочил Батька со скамьи, - видать, крепко наши братья-коммунисты вдарили этим волчарам, зашатались они, пятиться стали! Думали здесь окопаться, да хрен им тут в зубы, мы тоже не лыком шиты! Боятся они нас, а? Молодец, Хамелеоша!

- Угу, - кивнул Лазарев головой. Даже несмотря на то, что только что ему сказали, что, может быть, скоро он вернётся домой, он всё ещё сокрушённо думал, что три дня назад он совершенно точно потерял троих товарищей убитыми и одного – пленным.

- Знаете, что я думаю, друзья? – всё так же возбуждённо проговорил Томский, - а врежем-ка мы этим уродам по самое оно!

- Сильно сказал, батька, - мрачно проговорил Зотов, - мы ж ни числа, ни оружия – ничего о них не знаем. Только вон, Хамелеон что-то там про армию пробубнил.

Поиск по сайту: