Пронесло-таки

На какое-то время вновь повисла тишина, нарушаемая только хлюпом по правому флангу да увлечённой работой дятла по коре под испуганное "Чьи вы?!" чибиса.

Шуршать перестало. И тут Снегирёву по спине как кувалдой ударило: попал. Не так страшно, как если бы всё туда спустил, но таки попал. Здесь бы вздохнуть, а нельзя. И, всё же, такая беда - не беда, лишь бы больше не была.

- Вольно! - коротко гаркнул унтер, и снова пять пар ног с шелестом зашевелили валежник вокруг Валериной позиции.

Хруст лесного покрова вокруг снайпера стал мало-помалу затихать, и вскоре таёжные обыденные звуки вовсе скрыли шорох шагов белогвардейцев. Но не торопился Снегирёв поднимать головы, ждал: не могли беляки пройти так легко без прикрытия. Кто-то явно должен был следить за ними в тылу. Два стрелка, пулемётчик-"люйсист" или, может, даже другой снайпер, а это - самое худшее. Может, что и вообще - никого там, но так не бывает. Слишком уж златопогонники за свои позиции боятся, чтобы вот так почём зря дозоры спускать под раздачу свинцовых гостинцев, нет, надо подождать, и он ждал.
И тут в скуле дьявольски защипало: похоже, в страхе обнаружить себя перед врагом Валерий совсем забыл про муравья, попросившегося к нему в гости ещё до того, как треклятый унтер остановился у снегирёвского лежбища, и вот - пожалуйста. И вмиг так захотелось хоть руку под маскхалат просунуть, хоть лицом о землю плашмя ударить, согнать бы только гадину. Но снайпер, уже столько раз битый, познавая нелёгкую науку охоты на двуногого зверя, быстро подавил в себе губительное желание и, стиснув зубы, выдержал, вытерпел эту назойливую щипоту. Не раз приходилось, не раз придётся. Вот только противника всё не было.

Или нет?

Снегирёв внимательнее прислушался, вжался в землю, норовя уловить малейшее колебание, слабейший намёк на то, что противник никуда не делся, вот он, рядом, бродит и понятия не имеет, что его смерть временит с приходом лишь потому, что возникать сейчас - не в её интересах.

И нашёл: совсем отдалённо, едва уловимо обыденному слуху, раздался какой-то тихий шелест. Будто лисица куда-то направлялась по своим хищным делам. Звук мягких шагов нарастал, при этом, беляк ступал явно где-то дальше парней того унтера. Этот гад своё дело знает, подумал Снегирёв, лишней ветки подошвой не преломит. Нельзя ему шевелиться, ни за что нельзя. Уже прошли времена, когда в таких ситуациях сердце ходило ходуном, вырывалось из груди, готовое пробить лёгкие, выскочить через глотку и остаться лежать на земле, обильно орошая её кровью и уставившись в бездонное небо обрывками сосудов в остатках клетчатки, и давно уже дышалось ровнее, ибо положение вещей воспринималось яснее. А разум по-прежнему упорно трубит: не расслабляйся, замёрзнешь. Или от погодных условий, или остывший кусок свинца охладит пробитое сердце. Вот и лежал Снегирёв, упорно сжимая и разжимая пальцы ног, чтобы чем другим зря не шевельнуть, чтоб не понял враг, не взглянул на него в оптику. Ибо тогда уже будет не до фамильярностей: один выстрел - один труп. Пуля лишней не бывает.

Шелест, и без того едва слышный, начал постепенно затихать, существенно отдаляясь. Не то вновь остановился прикрывать, не то осматривает противоположный берег за спиной Снегирёва. В любом случае, отмирать ещё - не время. Предстояло самое главное и самое тяжкое: подождать. Так было на империалистической войне на открытом поле, так есть сейчас, в партизанской жизни на народно-освоодительной войне, и впредь так будет всегда, ибо то - вечный удел любого бойца, взявшего на себя вместе с винтовкой с оптикой извечную истину: терпение и правильная позиция, и только потом - прицельный выстрел, а не наоборот.

Щёку защекотало: ещё один муравей залез, перебирая тонкими лапками по коже, промасленной потом и специально использованной грязью. Глядишь, и другие подтянутся по ходу дела. Весёлая будет лёжка, ничего не скажешь.

Поиск по сайту: