Глава XIX. ВСТРЕЧА

Адмирал ушел, хлопнув дверью. Лорд Джулиан повернулся к Арабелле,

пытаясь улыбнуться. Он чувствовал, что неплохо держал себя в ее присутствии,

и от этого испытывал почти детское удовлетворение.

-- Вы все же согласитесь со мной, что последнее слово сказал я! --

самодовольно заметил он, тряхнув своими золотистыми локонами.

Арабелла Бишоп подняла на него глаза:

-- Какая разница, кто именно сказал последнее слово? Я думаю об этих

несчастных с "Ройял Мэри". Многие из них действительно уже сказали свое

последнее слово. А за что они погибли? За что потоплен прекрасный корабль?

-- Вы очень взволнованы, мисс Бишоп. Я...

-- Взволнована?! -- Она принужденно засмеялась. -- Уверяю вас, сэр, я

спокойна. Мне просто хочется знать, зачем испанец сделал все это? Для чего?

-- Вы же слыхали, что он говорил! -- Уэйд сердито пожал плечами, затем

коротко добавил: -- Кровожадность.

-- Кровожадность? -- спросила она в изумлении. -- Но это же дико,

чудовищно!

-- Да, вы правы, -- согласился лорд Джулиан.

-- Я не понимаю этого. Три года назад испанцы напали на Бриджтаун. Они

вели себя так бесчеловечно и жестоко, что этому трудно даже поверить. И

когда я сейчас вспоминаю об этом, мне кажется, что я видела кошмарный сон.

Неужели люди такие скоты?

-- Люди? -- удивленно переспросил лорд Джулиан. -- Скажите -- испанцы,

и я тут же соглашусь с вами. Клянусь честью, все это может почти оправдать

поступки людей, подобных Бладу!

Она вздрогнула, словно от озноба, а затем, поставив локти на стол и

опершись подбородком на ладони, уставилась перед собой.

Наблюдая за девушкой, лорд Джулиан видел, что она осунулась и

побледнела. Причин для этого было достаточно. Но ни одна женщина из числа

его знакомых не сохранила бы столько самообладания в таком тяжелом

испытании. Если же говорить о страхе, то за все время она не проявила и

малейшего признака его. Уэйд восхищался ее мужеством.

В каюту вошел слуга-испанец с чашкой шоколада и коробкой перуанских

сладостей на серебряном подносе, который он поставил на стол перед

Арабеллой.

-- Адмирал просит вас откушать, -- сказал он и, поклонившись, вышел.

Арабелла Бишоп, погруженная в свои думы, не обратила внимания ни на

слугу, ни на то, что он принес. Она продолжала сидеть, глядя прямо перед

собой. Лорд Джулиан прошелся по длинной и узкой каюте, свет в которую падал

сквозь люк в потолке и большие квадратные окна, выходившие на корму. Каюта

была богато обставлена: на полу -- роскошные восточные ковры, у стен --

книжные шкафы, а резной буфет из орехового дерева ломился от серебра. Под

одним из окон на длинном низком сундуке лежала гитара, украшенная лентами.

Лорд Джулиан взял гитару, нервно пробежал пальцами по струнам и положил

инструмент обратно на сундук.

В каюте воцарилась тишина, но ее вскоре нарушил Уэйд. Обернувшись к

Арабелле, он сказал:

-- Меня прислали сюда уничтожить пиратство. Но, черт возьми, простите

меня, мисс, я склоняюсь к мысли, что французы правы, желая сохранить его как

меру для обуздания этих испанских мерзавцев...

Прошло совсем немного времени, прежде чем эта резкая характеристика

получила веское подтверждение. Но пока дон Мигель относился к своим

пленникам достаточно внимательно и вежливо. Это лишь соответствовало

предположению, презрительно высказанному Арабеллой, что, поскольку их держат

для получения выкупа, у них нет основании опасаться за свою жизнь. Арабелле

и ее служанке-мулатке была предоставлена отдельная каюта, в другой каюте

поместили лорда Джулиана. Они могли свободно ходить по кораблю, и адмирал

пригласил их обедать вместе с ним. Однако о своих дальнейших намерениях он

продолжал хранить молчание.

"Милагроса" в сопровождении "Гильдальго", неотступно следовавшего за

ней, двигалась в западном направлении, а затем, обойдя мыс Тибурон, свернула

на юго-запад. Выйдя в открытое море, откуда земля казалась едва приметным

облачком на горизонте, "Милагроса" направилась на восток и попала прямо в

объятия капитана Блада, который, как нам уже известно, шел к Наветренному

проливу. Это событие произошло ранним утром следующего дня. Тщетные поиски

своего врага, которыми дон Мигель занимался на протяжении целого года,

закончились неожиданной встречей. Таковы странные дороги судьбы.

Но ирония судьбы состояла еще и в том, что дон Мигель встретил

"Арабеллу" в тот самый момент, когда она, оторвавшись от своей эскадры,

находилась в явно невыгодном положении. И дону Мигелю показалось, что

фортуна, так долго сопутствовавшая Бладу, теперь наконец отвернулась от

него.

Арабелла только что встала и вышла на шканцы подышать свежим воздухом.

Ее сопровождал галантный джентльмен -- лорд Джулиан. И тут они увидели

большой красный корабль, некогда носивший имя "Синко Льягас". Наклонив

вперед громаду белоснежных парусов, корабль шел им навстречу. На грот-мачте

его трепетал развеваемый утренним бризом длинный вымпел с изображением

креста святого Георга. Золоченые края портов [65] в красных бортах корабля и

позолоченная деревянная скульптура на носу ярко сверкали в лучах восходящего

солнца.

Арабелла Бишоп не могла, конечно, распознать в этом огромном корабле

тот самый "Синко Льягас", который она видела однажды в такой же яркий

тропический день три года назад у острова Барбадос. Судя по флагу, это был

английский корабль, величаво направлявшийся к ним. При виде его у нее

пробудилось чувство гордости за свою страну, и она даже не подумала о той

опасности, какая могла ей угрожать, если между кораблями завяжется бой.

Арабелла и лорд Джулиан взбежали на полуют. Захваченные открывшимся

перед ними зрелищем, они всматривались в приближавшийся корабль. Лорд

Джулиан, однако, не разделял радости Арабеллы, так как, побывав вчера в

своем первом морском сражении, чувствовал, что этих впечатлений ему хватит

надолго. Но я снова вынужден подчеркнуть, что этим фактом никак не хочу

бросить тень на его светлость.

-- Взгляните! -- воскликнула она, указывая рукой на корабль.

И лорд Джулиан, к своему величайшему удивлению, заметил, что глаза ее

заблестели. "Понимает ли она, что сейчас произойдет?" -- подумал он.

Но Арабелла тут же рассеяла его сомнения, закричав:

-- Это английский корабль! Он идет к нам! Его капитан намерен драться.

-- Помоги ему бог в таком случае, -- уныло пробормотал лорд, -- но он,

должно быть, не в своем уме. Идти в бой против таких сильных кораблей, как

эти?! Если им удалось так легко потопить "Ройял Мэри", то во что они

превратят этот корабль? Посмотрите на этого дьявола, дона Мигеля! В своем

злорадстве он просто отвратителен.

Адмирал шнырял взад и вперед по шканцам, где лихорадочно готовились к

бою. Заметив пленников, он махнул рукой, указав на английский корабль, и

возбужденно прокричал по-испански какие-то слова, смысл которых заглушил шум

на палубе.

Они подошли к перилам полуюта и стали наблюдать за суматохой. Дон

Мигель, подпрыгивая от нетерпения, распоряжался на шканцах, размахивая

подзорной трубой. Его канониры раздували фитили; часть моряков, бегая по

вантам, спешно убирали паруса, другие натягивали над шкафутом прочную

веревочную сеть для защиты от падающих обломков рангоута. Между тем

"Гидальго" по сигналу "Милагросы" уверенно выдвинулся вперед и, поравнявшись

с "Милагросой", находился справа от нее примерно на расстоянии

полукабельтова. С высокого полуюта лорд Джулиан и Арабелла Бишоп видели

суматоху на "Гидальго" и могли также заметить, что и на борту английского

корабля, приближавшегося к ним, готовились к предстоящему бою: на корабле

убирались все паруса, за исключением парусов на бизань-мачте и бушприте. Не

сговариваясь друг с другом, без вызова или обмена сигналами между собой, оба

противника будто заранее решили, что сражение неизбежно.

Убрав паруса, "Арабелла" несколько замедлила ход, но все же продолжала

идти на сближение и уже находилась в пределах досягаемости мелких пушек с

испанских кораблей. Испанцы ясно видели фигуры людей на баке и блеск медных

пушек. Подняв пальники, канониры "Милагросы" начали раздувать тлеющие

фитили, нетерпеливо посматривая на адмирала.

Однако адмирал отрицательно покачал головой.

-- Терпение! -- закричал он. -- Стреляйте только наверняка. Он идет

прямо к своей гибели -- прямо на нок-рею и к веревке, которая давно уж его

ожидает!

-- Порази меня бог! -- воскликнул лорд Джулиан. -- Этот англичанин,

должно быть, храбрец, если вступает в бой с такими неравными силами. Однако

осторожность иногда является лучшим качеством, чем храбрость.

-- Но храбрость чаще сокрушает силу, -- возразила Арабелла.

Взглянув на нее, его светлость заметил в лице девушки только

возбуждение, но ни малейшего признака страха. Лорд Джулиан уже больше не

изумлялся. Да, она не принадлежала к числу тех женщин, с которыми его

сталкивала жизнь.

-- А сейчас, -- сказал он, -- я вынужден проводить вас в безопасное

место.

-- Отсюда мне лучше видно, -- ответила она и тихо добавила: -- Я молюсь

за этого англичанина. Он и вправду очень смел!

Лорд Джулиан мысленно проклял смелость безвестного соотечественника.

"Арабелла" шла сейчас курсом, линия которого пролегала как раз между

двумя испанскими кораблями. Лорд Джулиан схватился за голову и воскликнул:

-- Ну конечно, ваш смельчак сумасшедший! Сам лезет в западню. Когда он

будет проходить между испанскими кораблями, они разнесут его в щепки.

Неудивительно, что этот черномазый дон не стреляет. На его месте я поступил

бы точно так же.

В это мгновение адмирал поднял руку. Внизу на шкафуте проиграла труба,

и вслед за этим канонир на баке выстрелил из своих пушек. И как только

прокатился их грохот, лорд Джулиан увидел позади английского корабля и

неподалеку от левого его борта два больших всплеска. Почти одновременно из

медных пушек на носу "Арабеллы" вырвались две вспышки огня. Одно из ядер

упало в воду, обдав брызгами дозорных на корме, а второе ядро с грохотом

ударилось в носовую часть "Милагросы", сотрясло весь корабль и разлетелось

мелкими осколками. В ответ "Гидальго" выстрелил по "Арабелле" из своих

носовых пушек, но и на таком близком расстоянии -- всего каких-нибудь двести

-- триста ярдов -- ни одно ядро не попало в цель.

И тут как раз носовые пушки "Арабеллы" дали залп по "Милагросе". На

этот раз ядра превратили ее бушприт в обломки, и, теряя управление, она

уклонилась влево. Дон Мигель грубо выругался. Едва лишь корабль испанского

адмирала резким поворотом руля был возвращен на свой прежний курс, в бой

вновь вступили передние пушки "Милагросы". Но прицел был взят слишком

высоко: одно из ядер пролетело сквозь ванты "Арабеллы", оцарапав ее

гротмачту, а второе ядро упало в воду. Когда дым от выстрелов рассеялся,

выяснилось, что английский корабль, идя тем же курсом, который, по мнению

лорда Джулиана, должен был привести его в западню, находился уже почти между

двумя испанскими кораблями.

Лорд Джулиан замер, Арабелла Бишоп ухватилась за поручни и задышала

часто-часто. Перед ней промелькнули злая физиономия дона Мигеля и

ухмыляющиеся лица канониров, стоявших у пушек. Наконец "Арабелла" полностью

оказалась между испанскими кораблями. Дон Мигель прокричал чтото трубачу,

который, забравшись на ют, стоял подле адмирала. Трубач поднес к губам

серебряный горн, чтобы дать сигнал стрелять из бортовых пушек. Но едва он

успел поднести к губам трубу, как адмирал схватил его за руку. Только сейчас

он сообразил, что слишком долго медлил и что капитан Блад воспользовался

этой медлительностью. Попытка стрелять в "Арабеллу" привела бы к тому, что

"Милагроса" и "Гидальго" обстреливали бы друг друга. Дон Мигель приказал

рулевым резко повернуть корабль влево, чтобы занять более удобную позицию.

Но и это приказание запоздало. "Арабелла", проходя между испанскими

кораблями, как будто взорвалась: из всех ее тридцати шести бортовых пушек

одновременно раздался залп в упор по корпусам "Милагросы" и "Гидальго".

Корабль дона Мигеля вздрогнул от носа до кормы и от киля до верхушки

грот-мачты. Оглушенная и потерявшая равновесие Арабелла Бишоп упала бы, если

бы не его светлость, оказавший пассивную, но реальную помощь. Лорд Джулиан

успел вцепиться в поручни, а девушка ухватилась за его плечи и благодаря

этому держалась на ногах. Палуба покрылась клубами едкого дыма, от которого

все на испанском корабле начали задыхаться и кашлять.

На палубу доносились со шкафута крики отчаяния, крепкая испанская

ругань и стоны раненых. Покачиваясь на волнах, "Милагроса" медленно

двигалась вперед; в ее борту зияли огромные дыры, фокмачта была разбита, а в

натянутой над палубой сетке чернели обломки рей. Нос корабля был изуродован:

одно из ядер разорвалось внутри огромной носовой каюты, превратив ее в щепы.

Дон Мигель лихорадочно выкрикивал какие-то распоряжения, тревожно

вглядываясь в густую пелену порохового дыма, медленно ползущего к корме. Он

пытался определить, что происходит с "Гидальго".

В рассеивающейся дымке показались неясные очертания корабля. По мере

его приближения контуры красного корпуса стали вырисовываться отчетливее.

Это был корабль капитана Блада. Его мачты были обнажены. Только на бушприте

смутно белел парус.

Дон Мигель был уверен, что "Арабелла" будет следовать своим прежним

курсом, но вместо этого она под прикрытием пушечного дыма сделала поворот

оверштаг и двинулась обратно, быстро сближаясь с "Милагросой". И прежде чем

взбешенный дон Мигель мог что-либо сообразить, послышался треск ломающегося

дерева и лязг абордажных крючьев, будто железные щупальца вцепились в борта

и в палубу "Милагросы".

Пелена дыма наконец разорвалась, и адмирал увидел, что "Гидальго",

накренившись на левый борт, быстро идет ко дну. До полного его погружения в

морскую пучину оставались считанные секунды. Команда в отчаянии пыталась

спустить на воду шлюпки.

Потрясенный этим зрелищем, дон Мигель не успел перевести быстрый взгляд

с "Гидальго" на "Милагросу", как на ее палубу с ревом ринулись вооруженные

пираты капитана Блада. Никогда еще уверенность столь быстро не сменялась

отчаянием, никогда еще охотник не превращался так быстро в беспомощную дичь.

А испанцы оказались именно в таком положении. Мгновенно проведенный абордаж,

последовавший за мощным бортовым залпом "Арабеллы", захватил их врасплох.

Немногие из офицеров дона Мигеля мужественно пытались дать отпор атакующим.

Но испанцы, никогда не отличавшиеся завидной храбростью в рукопашном бою,

сейчас растерялись еще более, так как знали, с каким страшным противником им

нужно было драться. Под натиском корсаров испанские моряки отступали со

шкафута на корму и на нос корабля, а пока этот молниеносный бой

свирепствовал на верхней палубе, группа корсаров прорвалась через главный

люк на нижнюю палубу и захватила канониров, стоявших около своих пушек.

Большая часть пиратов под командованием одноглазого, обнаженного до

пояса верзилы Волверстона устремилась на ют, где, окаменев от отчаяния и

бешенства, стоял дон Мигель де Эспиноса-и-Вальдес, адмирал Испании. Чуть

повыше его, на полуюте, находились лорд Джулиан и Арабелла Бишоп. Уэйд был в

ужасе от этой жестокой схватки, кипевшей на ограниченной площадке палубы.

Арабелла старалась держаться спокойно и невозмутимо, но, не выдержав

кровавого кошмара, с ужасом отпрянула от перил и на несколько мгновений

потеряла сознание.

Недолгий, но ожесточенный бой кончился. Какойто корсар своей абордажной

саблей перерубил фал, и флаг Испании соскользнул с верхушки мачты. Пираты

сейчас же овладели всем кораблем, и обезоруженные испанцы, как стадо

баранов, толпились на верхней палубе.

Арабелла Бишоп быстро пришла в себя и, широко открыв глаза, едва

удержалась, чтобы не броситься вперед. Но усилием воли она остановилась, и

лицо ее покрылось мертвенной бледностью.

Осторожно пробираясь среди трупов и обломков, по палубе шел легкой и

непринужденной походкой высокий человек с загорелым лицом. На голове его

сверкал испанский шлем, а кираса из вороненой стали была богато украшена

золотыми арабесками. На концах перевязи из пурпурного шелка, надетой поверх

кирасы наподобие шарфа, свисали пистолеты с рукоятками, оправленными в

серебро. Спокойно и уверенно поднявшись по широкому трапу на ют, он

остановился перед испанским адмиралом и отвесил ему церемонный поклон. До

Арабеллы и лорда Уэйда, стоявших на полуюте, донесся звонкий, отчетливый

голос человека, говорившего на прекрасном испанском языке. И его слова лишь

усилили восхищение, с которым лорд Джулиан давно уже наблюдал за этим

человеком.

-- Наконец-то мы встретились снова, дон Мигель, -- произнес высокий

человек. -- Льщу себя надеждой, что вы удовлетворены, хотя, быть может,

встреча происходит не так, как представлялась она вашему воображению. Но,

как мне известно, вы страстно желали и добивались ее.

Потеряв дар речи, с лицом, искаженным от злобы, дон Мигель де Эспиноса

выслушал ироническое приветствие человека, которого он считал виновником

всех своих несчастий. Издав нечленораздельный вопль бешенства, адмирал хотел

схватиться за шпагу, но не успел сделать это, так как его противник быстро

сжал его руку своими железными пальцами.

-- Спокойно, дон Мигель! -- сказал он твердым голосом. -- Не вызывайте

своим безрассудством тех жестокостей, которые допустили бы ваши люди,

окажись вы победителем.

Несколько секунд они стояли молча, не сводя глаз друг с друга.

-- Что вы намерены со мной делать? -- спросил наконец испанец хриплым

голосом.

Капитан Блад пожал плечами, и его твердо сжатые губы тронула слабая

улыбка.

-- Мои намерения уже осуществлены. Я не хочу причинять вам еще большие

огорчения, в которых повинны вы сами. Вы сами добивались встречи со мной. --

Он повернулся и, указывая на шлюпки, которые корсары спускали с талей,

сказал: -- Вы и ваши люди можете взять эти шлюпки, а мы сейчас пустим этот

корабль ко дну. Вот -- берега острова Гаити, вы доберетесь туда без особых

затруднений. И заодно примите мой совет, сударь: не гоняйтесь за мной.

Думаю, что я приношу вам только несчастье. Уезжайте домой, в Испанию, дон

Мигель, и займитесь там чем-нибудь, что вы знаете лучше, нежели морское

дело.

Побежденный адмирал молча и с ненавистью глядел на Блада, а затем,

шатаясь, как пьяный, спустился по трапу, волоча за собой побрякивавшую

шпагу. Победитель, даже не потрудившись обезоружить адмирала, повернулся к

нему спиной и увидел на юте Уэйда с Арабеллой. Если бы мысли лорда Джулиана

не были заняты чем-то другим, он мог бы заметить, как сразу же изменилась

походка этого смельчака, как еще больше потемнело его лицо. На секунду он

задержался, пристально рассматривая своих соотечественников, потом быстро

взбежал по трапу. Лорд Джулиан сделал шаг вперед, чтобы встретить

неизвестного капитана пиратского корабля под английским флагом.

-- Неужели вы, сэр, отпустите на свободу этого испанского мерзавца? --

воскликнул он по-английски.

Джентльмен в вороненой кирасе, кажется, только сейчас заметил его

светлость.

-- А какое вам дело и кто вы такой, черт возьми? -- спросил он с

заметным ирландским акцентом.

Его светлость решил, что невежливость этого человека и отсутствие

должного почтения к нему должны быть немедленно исправлены.

-- Я лорд Джулиан Уэйд! -- гордо отчеканил он.

-- Да что вы говорите?! Настоящий лорд? И вы, быть может, объясните

мне, какая чума занесла вас на испанский корабль? Что вы тут делаете?

Лорд Джулиан едва удержался, чтобы не вспылить. Вспыльчивость однако

была ни к чему, и он стал объяснять, что к испанцу они попали не по своей

вине.

-- Он взял вас в плен, не так ли? И вместе с вами мисс Бишоп?

-- Вы знакомы с мисс Бишоп? -- с удивлением воскликнул лорд Уэйд.

Однако невежливый капитан, не обращая внимания на слова лорда, низко

склонился перед Арабеллой. К удивлению лорда, она не только не ответила на

его галантный поклон, но всем своим видом выразила презрение. Тогда капитан

повернулся к лорду Джулиану и с запозданием ответил на его вопрос.

-- Когда-то я имел такую честь, -- сказал он хмуро, -- но, оказывается,

у мисс Бишоп очень короткая память.

Его губы исказила кривая улыбка, а в синих глазах под черными бровями

появилось выражение мучительной боли, и все это так странно сочеталось с

иронией, прозвучавшей в его ответе. Но Арабелла Бишоп, заметив только эту

иронию, вспыхнула от негодования.

-- Среди моих знакомых нет воров и пиратов, капитан Блад! -- отрезала

она, а его светлость чуть не подскочил от неожиданности.

-- Капитан Блад! -- воскликнул он. -- Вы капитан Блад?

-- Ну, а кто же еще, по вашему мнению?

Блад задал свой вопрос устало, занятый совсем другими мыслями. "Среди

моих знакомых нет воров и пиратов... "Эта жестокая фраза многократным эхом

отдавалась в его мозгу.

Но лорд Джулиан не мог допустить, чтобы на него не обращали внимания.

Одной рукой он схватил Блада за рукав, а другой указал на удалявшуюся фигуру

дона Мигеля:

-- Капитан Блад, вы в самом деле не собираетесь повесить этого

мерзавца?

-- Почему я должен его повесить?

-- Потому что он презренный пират, и я могу это доказать.

-- Да? -- сказал Блад, и лорд Джулиан удивился, как быстро поблекло

лицо и погасли глаза капитана Блада. -- Я сам тоже презренный пират и

поэтому снисходителен к людям моего сорта. Пусть дон Мигель гуляет на

свободе.

Лорд Джулиан задыхался от возмущения:

-- И это после того, что он сделал? После того, как он потопил "Ройял

Мэри"? После того, как он так жестоко обращался со мной... с нами? --

негодующе протестовал лорд Джулиан.

-- Я не состою на службе Англии или какой-либо другой страны, сэр. И

меня совсем не волнуют оскорбления, наносимые ее флагу.

Его светлость даже отшатнулся от того свирепого взгляда, которым обжег

его капитан Блад. Но гнев ирландца угас так же быстро, как и вспыхнул, и он

уже спокойно добавил:

-- Буду признателен, если вы проводите мисс Бишоп на мой корабль. Прошу

поторопиться -- эту посудину мы сейчас потопим.

Он медленно повернулся, чтобы уйти, но лорд Джулиан задержал его и,

сдерживая свое возмущение, холодно произнес:

-- Капитан Блад, вы окончательно разочаровали меня. Я надеялся, что вы

сделаете блестящую карьеру!

-- Убирайтесь к дьяволу! -- бросил капитан Блад и, повернувшись на

каблуках, ушел.

Глава XX. "ВОР И ПИРАТ"

На полуюте, под золотистым сиянием огромного кормового фонаря, где ярко

горели три лампы, расхаживал в одиночестве капитан Блад. На корабле царила

тишина. Обе палубы, тщательно вымытые швабрами, блистали чистотой. Никаких

следов боя уже нельзя было найти. Группа моряков, рассевшись на корточках

вокруг главного люка, сонно напевала какую-то мирную песенку. Спокойствие и

красота тропической ночи смягчили сердца этих грубых людей -- вахтенных

левого борта. Они ожидали, что вот-вот пробьет восемь склянок.

Капитан Блад не слышал песни; он вообще ничего не слышал, кроме эха

жестоких слов, заклеймивших его.

Вор и пират!

Одна из странных особенностей человеческой натуры состоит в том, что

человек, имеющий твердое представление о некоторых вещах, все же приходит в

ужас, когда непосредственно убеждается, что его представление соответствует

действительности. Когда три года назад, на острове Тортуга, Блада

уговаривали встать на путь искателя приключений, он еще тогда знал, какого

мнения будет о нем Арабелла Бишоп. Только твердая уверенность в том, что она

для него потеряна навсегда, ожесточила его душу, и, окончательно отчаявшись,

он избрал этот путь.

Блад не допускал даже мысли, что когда-либо встретит Арабеллу, решив,

что они разлучены навсегда. Постоянные думы об этом были источником его

мучений. И все же, несмотря на его глубокое убеждение в том, что эти мучения

не могли бы вызвать у нее даже легкой жалости, он все эти бурные годы носил

в своем сердце ее милый образ. Мысль о ней помогала ему сдерживать не только

себя, но и тех, кто за ним шел. Никогда еще за всю историю корсарства пираты

не подчинялись такой жесткой дисциплине и никогда еще ими не управляла такая

железная рука, никогда еще так решительно не пресекались обычные грабежи и

насилия, как это было среди пиратов, плававших с капитаном Бладом. Как вы

помните, в соглашениях, которые он заключал, предусматривалось, что во всех

вопросах они обязаны были беспрекословно повиноваться своему капитану. И

поскольку счастье всегда ему сопутствовало, он и сумел ввести среди корсаров

невиданную дотоле дисциплину. Как смеялись бы над ним его пираты, если бы он

сказал им, что все это делалось им из уважения к девушке, в которую он так

сентиментально был влюблен! Как злорадствовали бы они, если б узнали, что

эта девушка презрительно бросила ему в лицо: "Среди моих знакомых нет воров

и пиратов"!

Вор и пират!

Какими едкими были эти слова, как они жгли его!

Совершенно не разбираясь в сложных переживаниях женской души, он даже и

не подумал о том, почему она встретила его такими оскорблениями. Почему она

была так раздражена? Он не мог разобраться, да и не хотел разбираться в этих

естественных вопросах. Иначе ему пришлось бы сделать вывод, что если вместо

заслуженной им благодарности за освобождение ее из плена она выразила

презрение, то это произошло потому, что она сама была чем-то оскорблена и

что оскорбление предшествовало благодарности и было связано с его именем.

Если бы он подумал обо всем этом, то светлый луч надежды мог бы озарить его

мрачное и зловещее отчаяние, он мог, наконец, понять, что только сильная

обида, нанесенная девушке, или даже горе, причиной которого был он сам,

могли вызвать такое презрение.

Так рассуждали бы вы. Но не так рассуждал капитан Блад. Более того: в

эту ночь он вообще не рассуждал. В его душе боролись два чувства: святая

любовь, которую он в продолжение всех этих лет питал к ней, и жгучая

ненависть, которая была сейчас в нем разбужена. Крайности сходятся и часто

сливаются так, что их трудно различить. И сегодня вечером любовь и ненависть

переплелись в его душе, превратившись в единую чудовищную страсть.

Вор и пират!

Вот кем она считала его без всяких оговорок, забыв о том, что он был

осужден жестоко и несправедливо. Она ничего не знала об отчаянном положении,

в каком очутился он после бегства с острова Барбадос, и не считалась с

обстоятельствами, превратившими его в пирата. То, что он, будучи пиратом,

поступал не как пират, а как джентльмен, также не трогало ее, и она не нашла

у себя в сердце никакого сострадания. Всего лишь двумя словами Арабелла

вынесла ему окончательный приговор. В ее глазах он был только вор и пират.

Ну что ж! Если она назвала его вором и пиратом, то он и будет теперь

вором и пиратом; будет таким же беспощадным и жестоким, как все пираты. Он

прекратит эту идиотскую борьбу с самим собой, он не желает больше оставаться

в двух мирах одновременно -- быть пиратом и джентльменом. Она ясно указала

ему, к какому миру он принадлежит. И сейчас она получит доказательства, что

была права. Она у него на корабле, она в его власти, и он сделает с ней все,

что ему вздумается.

Блад издевательски засмеялся.

Но тут же он оборвал свой смех, и из его горла вырвалось нечто похожее

на рыдание. Схватившись за голову, Блад обнаружил на лбу холодные капли

пота.

Лорд Джулиан, знавший женскую половину рода человеческого несколько

лучше капитана Блада, был занят в эту же ночь решением странной загадки,

которую не мог разрешить и корсар. Я подозреваю, что это занятие его

светлости было вызвано смутным чувством ревности. Поведение Арабеллы Бишоп в

тех испытаниях, которым они подверглись, заставило его наконец понять, что

девушка даже без врожденной грации и женственности все же может быть еще

более привлекательной. Его очень заинтересовали прежние отношения Арабеллы с

капитаном Бладом, и он чувствовал некоторое стеснение в груди и

беспокойство, толкавшее его сейчас быстрее разобраться в этом вопросе.

Бесцветные, сонные глаза его светлости отличались умением замечать

вещи, ускользавшие от внимания других людей, а ум у него, как я уже

упоминал, был довольно острым.

Лорд Уэйд проклинал себя за то, что до сих пор не замечал многого или,

по крайней мере, не присматривался ко всему более внимательно. Сейчас же он

старался сопоставить все, что замечал раньше, с более свежими наблюдениями,

сделанными им в этот самый день.

Он, например, заметил, что корабль Блада носит имя мисс Бишоп, и это,

несомненно, было неспроста. Он заметил также странные детали встречи

капитана Блада с Арабеллой и те перемены, которые произошли с каждым из них

после этой встречи.

Почему она была так оскорбительно груба с капитаном? Вести себя так по

отношению к человеку, который ее спас, было очень глупо, а его светлость не

считал Арабеллу глупой. И все же, несмотря на ее грубость, несмотря на то

что она была племянницей злейшего врага Блада, к ней и к лорду Джулиану все

относились исключительно внимательно. Каждому из них была дана отдельная

каюта и предоставлена возможность свободно передвигаться по всему кораблю;

обедали они за одним столом со шкипером Питтом и лейтенантом Волверстоном,

которые относились к ним с подчеркнутой вежливостью. И вместе с тем было

ясно, что сам Блад тщательно уклонялся от встречи с ними.

Лорд Джулиан, продолжая свои наблюдения, связывал воедино разрозненные

факты, внимательно перебирая в уме все наблюдения, какими он располагал. Не

придя к определенному выводу, он решил получить дополнительные сведения у

Арабеллы Бишоп за обеденным столом. Для этого нужно было подождать, пока

уйдут Питт и Волверстон. Уэйду не пришлось долго ждать дополнительных

сведений. Едва лишь Питт поднялся из-за стола и направился вслед за ушедшим

Волверстоном, как Арабелла Бишоп остановила его вопросом.

-- Мистер Питт, -- спросила она, -- не были ли вы среди тех, кто бежал

с Барбадоса вместе с капитаном Бладом?

-- Да, мисс. Я тоже был одним из рабов вашего дяди.

-- А потом вы все время плавали вместе с капитаном Бладом?

-- Да, мисс, я его бессменный штурман.

Арабелла кивнула головой. Она говорила очень сдержанно, но его

светлость все же обратил внимание на ее необычную бледность, хотя в этом не

было ничего удивительного, если учесть все то, что ей пришлось недавно

пережить.

-- Плавали ли вы когда-либо с французом, по имени Каузак?

-- Каузак? -- Питт засмеялся, так как это имя вызвало у него в памяти

курьезные воспоминания. -- Да, он был с нами в Маракайбо.

-- А другой француз, по имени Левасер? -- допытывалась она, и лорд

Джулиан удивился, как она могла запомнить все эти имена.

-- Да, Каузак был лейтенантом на корабле Левасера, пока он не умер.

-- Пока кто не умер?

-- Да этот Левасер. Он был убит года два назад на одном из Виргинских

островов.

Наступило короткое молчание, а затем Арабелла Бишоп еще более спокойным

голосом спросила:

-- А кто его убил?

Питт охотно, поскольку не видел необходимости скрывать правду,

продолжал отвечать, заинтригованный таким градом вопросов:

-- Его убил капитан Блад.

-- За что?

Питт замялся, полагая, что история о гнусностях Левасера не для

девичьих ушей.

-- Они поссорились, -- коротко ответил он.

-- Эта ссора произошла... из-за женщины? -- неумолимо продолжала

Арабелла.

-- Можно сказать, что так...

-- А как звали эту женщину?

Питт удивленно поднял брови, но все же ответил:

-- Мисс д'Ожерон, дочь губернатора Тортуги. Она бежала с этим

Левасером... и... Блад вырвал ее из его грязных лап. Левасер был очень

скверный человек, мисс, и, поверьте мне, он получил от Питера Блада по

заслугам.

-- Понимаю. И... все же капитан Блад не женился на ней.

-- Пока нет, -- засмеялся Питт, зная полную беспочвенность тортугских

сплетен, в которых мадемуазель д'Ожерон называлась будущей женой его

капитана.

Арабелла Бишоп молча кивнула головой, и Джереми Питт, обрадованный, что

допрос наконец кончился, повернулся и хотел было уйти. Но, не желая так

заканчивать этот странный разговор, скорее похожий на допрос, он остановился

в дверях и поделился с гостями новостью:

-- Может быть, вам будет приятно узнать, что капитан изменил для вас

курс корабля. Он намерен высадить вас на Ямайке, как можно ближе к

ПортРойялу. Мы уже сделали поворот, и, если ветер удержится, вы скоро будете

дома.

-- Мы очень признательны капитану... -- протянул его светлость,

заметив, что Арабелла не намеревается отвечать. Она сидела нахмурившись,

печально глядя перед собой.

-- Да... вы можете быть ему признательны, -- кивнул Питт. -- Капитан

очень рискует. Вряд ли кто согласился бы так рисковать на его месте. Но он

уж всегда такой...

Питт вышел, оставив лорда Джулиана в задумчивости. Его светлость с

возрастающим беспокойством продолжал тщательно изучать лицо Арабеллы, хотя

бесцветные глаза его сохраняли все то же сонливое выражение. Наконец

Арабелла перевела на него взгляд и сказала:

-- Ваш Каузак, по-видимому, говорил правду.

-- Я заметил, что вы это проверяли, -- сказал лорд Джулиан, -- и ломаю

себе голову, к чему вам это знать.

Не получив ответа, он стал молча наблюдать за ней, перебирая пальцами

локоны золотистого парика, обрамлявшие его длинное лицо.

Арабелла в задумчивости сидела у стола и, казалось, очень внимательно

рассматривала чудесные испанские кружева, которыми была обшита скатерть.

Лорд Джулиан прервал молчание.

-- Этот человек поражает меня, -- медленно произнес он вялым голосом.

-- Изменить свой курс для нас?.. Удивительно! Но еще удивительней то, что

изза нас он подвергается большой опасности, решаясь войти в воды, омывающие

Ямайку... Нет, этот человек просто поражает меня!

Арабелла Бишоп рассеянно взглянула на него. Затем ее губы как-то

странно, почти с презрением, вздрогнули. Своими пальчиками она начала что-то

выстукивать по столу.

-- Меня гораздо больше поражает иное, -- сказала она. -- То, что он не

считает нас людьми, за которых можно взять хороший выкуп.

-- Хотя это то, чего вы заслуживаете.

-- Да? А почему?

-- Потому что вы оскорбили его.

-- Я привыкла называть вещи их собственными именами.

Тут лорд Джулиан взорвался:

-- Вы привыкли? Но я, чтоб мне лопнуть, не хвастался бы этим! Это

свидетельствует либо о крайней молодости, либо о крайней глупости. -- Он

помолчал секунду, чтобы вернуть себе обычное хладнокровие, и добавил: -- Это

также и проявление неблагодарности. Неблагодарность, конечно, человеческое

свойство, но проявлять ее... ребячество.

На щеках Арабеллы выступил слабый румянец.

-- Ваша светлость, вы огорчены моим поведением... Но я... я не понимаю

вас. К кому я проявила неблагодарность? И в чем, когда?

-- К капитану Бладу. Разве он не пришел и не спас нас?

-- Пришел? -- холодно переспросила Арабелла. -- Я не имела понятия о

том, что он знал о нашем пребывании на "Милагросе".

Его светлость позволил себе проявить чуть заметную нетерпеливость.

-- Как бы то ни было, а именно он освободил нас от этого испанского

мерзавца, -- сказал лорд Джулиан. -- Неужели в этой варварской части света

до сих пор не заметили того, что хорошо известно даже в Англии? Ведь капитан

Блад, по существу, воюет только против испанцев. И назвать его вором и

пиратом, как это сделали вы, по меньшей мере неблагоразумно и неосторожно.

-- Неосторожно? -- презрительно переспросила она. -- А какое мне дело

до осторожности?

-- Вижу, что никакого. Но подумайте тогда хотя бы об элементарном

чувстве признательности. Должен честно сказать вам, мисс Бишоп, что на месте

Блада я не мог бы так вести себя. Чтоб мне утонуть! Поразмыслите, сколько

мучений он претерпел от своих соотечественников, и вы, так же как и я,

удивитесь, что он еще способен отличать англичан от испанцев. Быть проданным

в рабство! Бр-р-р! -- И его светлость содрогнулся. -- И кому? Проклятому

колониальному плантатору... -- Он запнулся. -- Извините меня, мисс...

-- Вы, кажется, слишком увлеклись, защищая этого... морского

разбойника! -- Презрение Арабеллы перешло почти в озлобление.

Лорд Джулиан пристально посмотрел на нее, а затем, полузакрыв свои

большие бесцветные глаза и слегка наклонив голову, мягко заметил:

-- Меня интересует, за что вы его так ненавидите?

Он решил, что рассердил Арабеллу, потому что щеки ее вспыхнули, а в

глазах загорелся гнев. Но взрыва не последовало: она тут же взяла себя в

руки.

-- Ненавижу его? О мой бог! Как это могло прийти вам в голову! Я его

просто не замечаю.

-- А напрасно! Вам следовало бы его заметить, мисс Бишоп! -- Его

светлость говорил откровенно, именно то, что думал. -- Он стоит этого.

Человек, который может действовать так, как он действовал против этого

адмирала, был бы драгоценным приобретением для нашего флота. Он не напрасно

служил под командованием де Ритера. Ритер был гениальным флотоводцем, и,

будь я проклят, ученик достоин своего учителя, если я вообще в чем-либо

разбираюсь! Сомневаюсь, чтобы в военно-морском флоте Англии кто-либо мог с

ним сравниться. Подумать только! Умышленно втиснуться между двумя испанскими

кораблями на расстояние прямого выстрела и таким образом заставить их

поменяться ролями! Для этого нужны смелость, находчивость,

изобретательность! Он обманул своим маневром не только меня, плохого моряка.

Испанский адмирал разгадал его намерения слишком поздно, когда Блад стал уже

хозяином положения. Это великий человек, мисс Бишоп! Человек, которого стоит

заметить!

Арабелла уже не могла удержаться от сарказма:

-- Тогда используйте свое влияние на лорда Сэндерленда. Пусть он

посоветует королю предложить Бладу офицерское звание.

Лорд Джулиан с удовольствием рассмеялся:

-- О, это уже сделано! Его офицерский патент лежит у меня в кармане. --

И он коротко рассказал ей о цели своей поездки сюда.

Оставив ее в изумлении, лорд Уэйд отправился на поиски капитана, так и

не выяснив отношения Арабеллы к Бладу. Будь она к нему немножко

снисходительней, его светлость чувствовал бы себя счастливее.

Он нашел капитана Блада расхаживающим по квартердеку [66]. Капитан был

совершенно измучен своей борьбой с дьяволом, хотя его светлость даже и не

подозревал о таком занятии Блада. С обычной для него фамильярностью лорд

Джулиан, взяв капитана под руку, пошел рядом с ним.

-- Что вам надо? Это еще что такое? -- сердито спросил Блад, у которого

было отвратительное настроение.

Его светлость не смутили эти слова.

-- Я хотел бы, сэр, чтобы мы стали -- друзьями, -- вкрадчиво сказал он.

-- Весьма польщен! -- отрывисто бросил Блад. -- Очень снисходительно с

вашей стороны.

Лорд Джулиан не обратил внимания на явную иронию.

-- Удивительно, что судьба столкнула нас. Ведь я приехал в Вест-Индию

специально для того, чтобы вас увидеть.

-- Вы не первый, кому это удается, -- насмешливо ответил Блад. --

Однако другие в основном были испанцами, и им не так везло, как вам.

-- Вы не поняли меня, -- сказал лорд Джулиан, серьезно приступая к

изложению цели своей миссии.

Когда он закончил, капитан Блад, удивленно слушавший его, сказал:

-- На этом корабле вы мой гость, а от прежних дней я еще сохранил

какое-то представление о порядочном обращении с гостями, хотя и могу

считаться сейчас вором и пиратом. Потому не скажу, что думаю о вас. Умолчу и

о том, что я думаю о лорде Сэндерленде, поскольку он ваш родственник, а

также и о наглом предложении, которое вы мне сделали. Но для меня, конечно,

не новость, что один из министров Якова Стюарта считает возможным соблазнить

любого человека взятками и этим заставить его пойти на предательство тех,

кто ему доверился. -- И он махнул рукой по направлению к шкафуту, откуда

доносилась грустная песня корсаров.

-- Вы опять меня не понимаете! -- воскликнул лорд Джулиан, подавляя

свое возмущение. -- Ваши люди также будут взяты на королевскую службу.

-- И вы полагаете, что они будут охотиться вместе со мной за своими

товарищами из "берегового братства"? Клянусь, лорд Джулиан, это вы ничего не

понимаете! Неужто в Англии не осталось даже и тени чести? Но не будем об

этом говорить. Поговорим о другом. Как вы могли думать, что я приму от

короля Якова офицерское звание? Мне не хочется даже пачкать вашим патентом

свои руки, хотя это руки вора и пирата. Вы слышали, как мисс Бишоп назвала

меня сегодня вором и пиратом, то есть презренным человеком, отщепенцем. А

кто меня сделал таким человеком? Кто сделал меня вором и пиратом?

-- Если вы были бунтовщиком... -- начал лорд Джулиан.

Но его перебил капитан Блад:

-- Вы-то должны знать, что я не был бунтовщиком и вообще не участвовал

в восстании. Если бы это было так или если бы судьи просто ошиблись, то их

несправедливость по отношению ко мне я мог бы еще простить, но никакой

ошибки не было. Меня осудили именно за то, что я сделал, не больше и, не

меньше. Этот кровавый вампир Джефрейс, будь он проклят, приговорил меня к

смерти, а достойный его хозяин Яков Стюарт превратил меня в раба. А за что?

За то, что я, выполняя свой профессиональный долг, из сострадания, не думая

об убеждениях или политике, пытался облегчить муки другого человека, позднее

осужденного за измену. Вот все мое преступление. Это легко проверить по

документам. И за это я был продан в рабство! Видели ли вы хотя бы во сне,

что значит быть рабом?..

Блад внезапно умолк, и было заметно, как он боролся с собой, а затем

устало засмеялся.

От этого смеха легкий холодок пробежал по спине лорда Джулиана.

-- Ну, хватит, -- сказал капитан Блад. -- Похоже на то, что я пытаюсь

защищать себя, а всем известно, что это не входит в мои привычки.

Признателен вам, лорд Джулиан, за ваши добрые намерения. Да, да! Возможно,

вы поймете меня. Вы кажетесь мне человеком, способным меня понять.

Лорд Джулиан стоял не двигаясь. Он был глубоко взволнован словами Блада

и страстным взрывом его негодования. В нескольких коротких и ясных

выражениях Блад убедительно изложил причины своего озлобления и своей

ненависти, так же как и доводы в свою защиту и оправдание. Уэйд посмотрел на

энергичное, смелое лицо капитана, освещенное огромным кормовым фонарем,

тяжело вздохнул и медленно произнес:

-- Жаль, чертовски жаль! -- И, движимый внезапным хорошим чувством,

протянул Бладу руку. -- Надеюсь, вы все же не будете обижаться на меня,

капитан Блад?

-- Нет, милорд. Ведь я... вор и пират. -- Он невесело засмеялся и, не

обратив внимания на протянутую руку, ушел.

Лорд Джулиан постоял на месте, наблюдая за высокой фигурой, медленно

удалявшейся вдоль гакаборта. Затем, уныло покачав головой, он направился в

каюту.

В дверях коридора его светлость чуть не наткнулся на Арабеллу Бишоп,

идущую туда же, куда шел и он. Уэйд следовал за нею, слишком занятый мыслями

о капитане Бладе, чтобы поинтересоваться, куда она могла ходить.

В каюте он бросился в кресло и вспылил с необычайной для него силой:

-- Будь я проклят, если когда-либо встречал человека, который мне так

нравился бы! И тем не менее с ним ничего нельзя сделать.

-- Да, я слышала все, -- призналась Арабелла слабым голосом, склонив

голову и не отрывая глаз от сложенных на коленях рук.

Он удивленно взглянул на нее и, помолчав немного, сказал задумчиво:

-- Я вот о чем думаю... Не вы ли виновны в том, что произошло с

капитаном? Ваши слова гнетут его, он не может забыть их. Он отказался пойти

на королевскую службу и даже не захотел пожать мне руку. Ну что можно

сделать с таким человеком? Да, ему сопутствуют счастье, успех, удачи, а

жизнь он кончит на нок-рее. Сейчас же этот донкихотствующий болван из-за нас

подвергает себя смертельной опасности!

-- Как? Почему? -- взволнованно вскрикнула она.

-- Как? Да разве вы забыли, что мы идем к Ямайке, где находится штаб

английского флота? Правда, этим флотом командует ваш дядя...

Арабелла, подняв голову, прервала его, и он заметил, что дыхание ее

участилось, а широко раскрытые глаза тревожно взглянули на лорда Джулиана.

-- Боже мой! -- воскликнула она. -- Это не поможет ему. Даже и не

думайте об этом. В мире у него нет злейшего врага, чем мой дядя. Он ничего

не прощает. Я уверена, что только надежда схватить и повесить капитана Блада

заставила его оставить свои плантации на Барбадосе и принять пост

губернатора Ямайки. Капитан Блад этого, конечно, не знает... -- Она умолкла

и беспомощно развела руками.

-- Не думаю, чтобы Блад изменил свое решение, если бы даже узнал об

этом, -- печально заметил лорд Джулиан. -- Человека, который мог простить

такого врага, как дон Мигель, и так решительно отвергнуть мое предложение,

по обычным правилам судить нельзя. Он рыцарь до идиотизма.

-- И все же на протяжении этих трех лет он был тем, кем был, и сделал

то, что сделал, -- грустно сказала Арабелла без всякого намека на презрение.

Лорд Джулиан, как я полагаю, любил читать нравоучения и был склонен к

афоризмам.

-- Жизнь чертовски сложная штука, -- заключил он со вздохом.

Поиск по сайту: