Глава XXV. НА СЛУЖБЕ У КОРОЛЯ ЛЮДОВИКА

А примерно за три месяца до этих событий корабль капитана Блада,

гонимый сильными ветрами, достиг Кайонской гавани и бросил здесь якорь. Блад

успел прибыть в Тортугу несколько раньше фрегата, который накануне вышел из

Порт-Ройяла под командой старого волка Волверстона. В душе капитана Блада

царил ад.

Четыре корабля его эскадры с командой в семьсот человек ожидали своего

капитана в гавани, окруженной высокими скалами. Он расстался с ними, как я

уже сообщал, во время шторма у Малых Антильских островов, и с тех пор пираты

не видели своего вожака. Они радостно приветствовали "Арабеллу", и радость

эта была искренней -- ведь многие всерьез начали беспокоиться о судьбе

Блада. В его честь прогремел салют, и суда разукрасились флагами. Все

население города, взбудораженное шумом, высыпало на мол. Пестрая толпа

мужчин и женщин различных национальностей приветствовала знаменитого

корсара.

Блад сошел на берег, вероятно, только для того, чтобы не обмануть

всеобщего ожидания. На лице его застыла мрачная улыбка, он решил молчать,

потому что ничего приятного сказать не мог. Пусть только прибудет

Волверстон, и все эти восторги по поводу его возвращения превратятся в

проклятия.

На молу его встретили капитаны Хагторп, Кристиан, Ибервиль и несколько

сот корсаров. Он оборвал их приветствия, а когда они начали приставать к

нему с расспросами, предложил им дождаться Волверстона, который полностью

сможет удовлетворить их любопытство. Отделавшись от них, он протолкался

сквозь пеструю толпу, состоявшую из моряков, плантаторов и торговцев --

англичан, французов и голландцев, из подлинных охотников с острова Гаити и

охотников, ставших пиратами, из лесорубов и индейцев, из мулатов --

торговцев фруктами и негров-рабов, из женщин легкого поведения и прочих

представителей человеческого рода, превращавших Кайонскую гавань в подобие

Вавилона.

С трудом выбравшись из этой разношерстной толпы, капитан Блад

направился с визитом к д'Ожерону, чтобы засвидетельствовать свое почтение

губернатору и его семье.

Расходясь после встречи Блада, корсары поспешно сделали вывод, что

Волверстон должен прибыть с каким-то редким военным трофеем. Но мало-помалу

с борта "Арабеллы" начали доходить иные слухи, и радость корсаров перешла в

недоумение. Однако простые моряки из небольшого экипажа "Арабеллы" в течение

двух дней до возвращения Волверстона в разговорах со своими тортугскими

друзьями были все же сдержанны во всем, что касалось истинного положения

вещей. Объяснялось это не только их преданностью своему капитану, но также и

тем, что если Блад был повинен в ренегатстве, то в такой же степени были

виноваты и они. Их недомолвки и умолчания, однако, не помешали возникновению

самых тревожных и фантастических историй о компрометирующих (с точки зрения

корсаров) поступках капитана Блада.

Обстановка накалилась так сильно, что, если бы в это время не вернулся

Волверстон, возможно, произошел бы взрыв. Едва лишь корабль старого волка

встал на якорь, как все бросились за объяснениями, которые уже намеревались

требовать от Блада.

У Волверстона был только один глаз, но видел он им гораздо лучше, чем

многие видят двумя. И хотя голова Волверстона, живописно обвязанная пестрым

тюрбаном, серебрилась сединой, сердце его было юным, и большое место

занимала в нем любовь к Питеру Бладу.

Когда корабль Волверстона обходил форт, высившийся на скалистом мысе,

старый волк увидел "Арабеллу", которая стояла в бухте на якоре. Эта

неожиданная картина поразила его. Он протер свой единственный глаз, выпучил

его снова и все же не мог поверить тому, что видел. Но Дайк, ушедший вместе

с ним из Порт-Ройяла и сейчас стоявший рядом с Волверстоном, своим

восклицанием подтвердил, что он был не одинок в своем замешательстве.

-- Клянусь небом, это "Арабелла" или ее призрак!

Волверстон уже открыл было рот, но тут же захлопнул его и сжал губы.

Старый волк всегда проявлял большую осторожность, особенно в непонятных для

него делах. В том, что это была "Арабелла", уже не оставалось никаких

сомнений. Ну, а если это было так, то ему, прежде чем что-то сказать,

следовало хорошенько подумать. Какого черта торчит здесь "Арабелла", когда

ему известно, что она осталась в Порт-Ройяле? Продолжал ли Блад командовать

"Арабеллой" или же остатки команды ушли на ней, бросив своего капитана?

Дайк повторил вопрос, и на этот раз Волверстон ответил ему укоризненно:

-- У тебя же два глаза, Дайк, а у меня только один.

-- Но я вижу "Арабеллу".

-- Конечно. А ты чего ожидал?

-- Ожидал? -- Разинув рот, Дайк уставился на него. -- А разве ты сам

ожидал, что увидишь тут "Арабеллу"?

Взглянув на него с презрением, Волверстон засмеялся, а затем громко,

чтобы слышали все окружающие, сказал:

-- Конечно! А что же еще? -- Он снова засмеялся -- как показалось

Дайку, издевательски -- и отвернулся от него, занявшись швартовкой корабля.

Когда Волверстон сошел на берег, его окружили недоумевающие пираты. Их

вопросы помогли ему выяснить положение дел. Он понял, что либо из-за

недостатка мужества, либо по каким-то другим мотивам Блад не рассказал

корсарам о том, что произошло после того, как шторм оторвал "Арабеллу" от

других кораблей эскадры. Волверстон искренне поздравил себя с той выдержкой,

какую он проявил в разговоре с Дайком.

-- Уж очень наш капитан скромничает, -- глубокомысленно заявил он

Хагторпу и другим, столпившимся вокруг него пиратам. -- Он, как вы знаете,

никогда не любил хвастаться. А дело было так: встретились мы с нашим старым

знакомым доном Мигелем и, после того как потопили его, взяли на борт одного

лондонского хлыща, который не по своей воле оказался на испанском корабле.

Здесь же выяснилось, что этого придворного шаркуна послал к нам министр

иностранных дел. Он предлагал капитану принять офицерский патент, бросить

пиратство и вообще вести себя паинькой. Капитан послал его, конечно, ко всем

чертям. Но вскоре мы встретились с ямайской эскадрой, которой командовал

этот жирный дьявол Бишоп. Капитану Бладу и каждому из нас угрожала веревка.

Ну, я пошел к Бладу и сказал ему: "Да возьми ты этот паршивый королевский

патент, и ты спасешь от виселицы и свою шею и наши". Он, конечно, ни в

какую. Но я уломал его, и он меня послушался. Лондонский хлыщ сразу же выдал

ему патент, и Бишоп чуть не лопнул от злобы, узнав о таком сюрпризе. Но

сделать с капитаном он уже ничего не мог. Ему пришлось примириться. Ну, мы

уже как люди короля прибыли вместе с Бишопом в Порт-Ройял. Однако этот

чертов полковник не очень нам доверял, так как слишком хорошо знал нас. Не

будь там этого франта из Лондона, Бишоп наплевал бы на королевский патент и

повесил бы капитана. Блад хотел скрыться из Порт-Ройяла в ту же ночь, но эта

собака Бишоп предупредил форт, чтобы за нами хорошенько следили. В конце

концов Блад все же перехитрил Бишопа, хотя на это и потребовалось две

недели. За это время я успел купить фрегат, перевел на него две трети наших

людей, и ночью мы бежали из ПортРойяла, а утром капитан Блад на "Арабелле"

бросился за мной в погоню, чтобы поймать меня... понимаете! Вот в этом и

заключался хитроумный план Питера. Как ему удалось вырваться из порта, я

точно не знаю, так как он прибыл сюда раньше меня, но я и полагал, что Бладу

удастся его предприятие.

В лице Волверстона человечество, несомненно, потеряло великого

историка. Он обладал таким богатым воображением, что точно знал, насколько

можно отклониться от истины и как ее приукрасить, чтобы правда приняла

форму, которая соответствовала бы его целям.

Состряпав вполне удобоваримое блюдо из правды и выдумки и добавив еще

один подвиг к приключениям Питера Блада, Волверстон поинтересовался, что

сейчас делает капитан. Ему ответили, что он сидит на своем корабле, и

Волверстон отправился туда, чтобы, по его выражению, отрапортовать о своем

благополучном прибытии.

Он нашел Питера Блада одного, мертвецки пьяного, в большой каюте

"Арабеллы". В таком состоянии никто и никогда еще не видел Блада. Узнав

Волверстона, он рассмеялся, и хотя этот смех был идиотским, в нем звучала

ирония.

-- А, старый волк! -- сказал он, пытаясь подняться. -- Наконец-то ты

сюда добрался! Ну, что ты собираешься делать со своим капитаном, а? -- И он

мешком опустился в кресло.

Волверстон мрачно взглянул на него. Многое пришлось повидать ему на

своем веку, и вряд ли что-либо могло уже тронуть сердце старого волка, но

вид пьяного капитана Блада сильно потряс его. Чтобы выразить свое горе,

Волверстон длинно и сочно выругался, так как иначе никогда и не выражал

своих чувств, а потом подошел к столу и уселся в кресло против капитана:

-- Черт тебя подери, Питер, может быть, ты объяснишь мне, что это

такое?

-- Ром, -- ответил капитан Блад, -- ямайский ром. -- Он подвинул

бутылку и стакан к Волверстону, но тот даже не взглянул на них.

-- Я спрашиваю, что с тобой? Что тебя мучает? -- спросил он.

-- Ром, -- снова ответил капитан, криво улыбаясь. -- Ну, просто ром.

Вот видишь, я отвечаю на все... твои... вопросы. А почему ты не... отвечаешь

на мои? Что... ты... думаешь делать со мной? А?

-- Я уже все сделал, -- ответил Волверстон. -- Слава богу, что у тебя

хватило ума держать язык за зубами. Достаточно ли ты еще трезв, чтобы

понимать меня?

-- И пьяный... и трезвый... я всегда тебя понимаю.

-- Тогда слушай. -- И Волверстон передал ему придуманную им басню об

обстоятельствах, связанных с пребыванием Питера Блада в Порт-Ройяле.

Капитан с трудом заставил себя слушать его историю.

-- А мне все равно, что ты выдумал, -- сказал он Волверстону, когда тот

закончил. -- Спасибо тебе, старый волк... спасибо, старина... Все это...

неважно. Чего ты беспокоишься? Я уже не пират и никогда им не буду! Кончено!

-- Он ударил кулаком по столу, а глаза его яростно блеснули.

-- Я приду к тебе опять, и мы с тобой потолкуем, когда у тебя в башке

останется поменьше рома, -- поднимаясь, сказал Волверстон. -- Пока же

запомни твердо мой рассказ о тебе и не вздумай опровергать мои слова. Не

хватало еще, чтобы меня обозвали брехуном! Все они, и даже те, кто отплыл со

мной из Порт-Ройяла, верят мне, понимаешь? Я заставил их поверить. А если

они узнают, что ты действительно согласился принять королевский патент и

решил пойти по пути Моргана, то...

-- Они устроят мне преисподнюю, -- сказал капитан, -- и это как раз то,

чего я стою!

-- Ну, я вижу, ты совсем раскис, -- проворчал Волверстон. -- Завтра мы

поговорим опять.

Этот разговор состоялся, но толку из него почти не вышло. С таким же

результатом они разговаривали несколько раз в течение всего периода дождей,

начавшихся в ночь после возвращения Волверстона. Старый волк сообразил, что

капитан болеет вовсе не от рома. Ром был только следствием, но не причиной.

Сердце Блада разъедала язва, и Волверстон хорошо знал природу этой язвы. Он

проклинал все юбки на свете и ждал, чтобы болезнь прошла, как проходит все в

нашем мире.

Но болезнь оказалась затяжной. Если Блад не играл в кости или не

пьянствовал в тавернах Тортуги в такой компании, которой еще недавно

избегал, как чумы, то сидел в одиночестве у себя в каюте на "Арабелле". Его

друзья из губернаторского дома всячески пытались развлечь его. Особенно

огорчена была мадемуазель д'Ожерон. Она почти ежедневно Приглашала его к ним

в дом, но Блад очень редко принимал ее приглашение.

Позднее, по мере приближения конца дождливого сезона, к нему стали

обращаться его капитаны с проектами различных выгодных набегов на испанские

поселения. Но ко всем предложениям он относился равнодушно. Вначале это

вызывало недоумение, а когда установилась хорошая погода, недоумение перешло

в раздражение.

В один из солнечных дней в каюту Блада вломился Кристиан -- командир

"Клото" -- и с бранью потребовал, чтобы ему сказали, что он должен делать.

-- Знаешь что, пошел ты к черту, -- равнодушно ответил Блад, даже не

выслушав его.

Взбешенный Кристиан ушел. А утром следующего дня его корабль снялся с

якоря и ушел. Так был показан пример дезертирства, и вскоре от повторения

этого примера не могли удержать своих корсаров даже преданные Бладу капитаны

других кораблей. Но они не осмеливались пускаться в крупные операции,

ограничиваясь мелкими налетами на одиночные суда.

Иногда Блад задавал себе вопрос, зачем он вернулся на остров Тортуга.

Непрестанно думая об Арабелле, назвавшей его вором и пиратом, он поклялся

себе, что корсарством заниматься больше не будет. Зачем же тогда он торчит

здесь? И на этот вопрос он отвечал себе другим вопросом: ну, а куда же он

может уехать?

У всех на глазах Блад терял интерес и вкус к жизни. Раньше он одевался

почти щегольски и очень заботился о своей внешности, а сейчас на его щеках и

подбородке, прежде всегда чисто выбритых, торчала черная щетина. Энергичное

и загорелое лицо приняло нездоровый, желтоватый оттенок, а недавно еще живые

синие глаза потускнели и стали безжизненными.

Только Волверстон, который знал о подлинных причинах этого печального

перерождения Блада, рискнул однажды -- и только однажды -- поговорить с

Бладом откровенно.

-- Будет ли когда-нибудь этому конец, Питер? -- проворчал старый

верзила. -- Долго ли ты еще будешь пьянствовать из-за этой хорошенькой дуры

из Порт-Ройяла? Ведь она же не обращает на тебя никакого внимания! Гром и

молния! Да если тебе нужна эта девчонка, так почему ты, чума тебя задави, не

отправишься туда и не возьмешь ее?

Блад исподлобья взглянул на Волверстона, и в тускло-синих глазах его

блеснул огонек... Но Волверстон, не обращая на это внимания, продолжал:

-- Ей-богу, можно волочиться за девушкой, если из этого выйдет какой-то

толк. Но я лучше сдохну, чем стану отравлять себя ромом из-за какой-то юбки.

Это не в моем духе. Почему тебе не напасть на ПортРойял, если другие дела

тебя не интересуют? Ты, конечно, можешь сказать, что это английский город и

тому подобное. Но в этом городе распоряжается Бишоп, и среди наших ребят

найдется немало головорезов, которые согласятся пойти с тобой хоть в ад,

лишь бы схватить этого мерзавца за глотку. Я уверен в успехе этого

предприятия. Нам нужно только дождаться дня, когда из Порт-Ройяла уйдет

ямайская эскадра. В городе найдется немало добра, чтобы вознаградить наших

молодцов, а ты получишь свою девчонку. Хочешь, я выясню настроение, поговорю

с нашими людьми...

Блад подскочил, глаза его сверкнули" а побелевшее лицо исказила

судорога:

-- Если ты сейчас же не уберешься вон, то, клянусь небом, отсюда унесут

твои кости! Как ты смеешь, паршивый пес, являться ко мне с такими

предложениями? -- И, разразившись ужаснейшими проклятиями, он вскочил на

ноги, потрясая кулаками.

Волверстон, придя в ужас от этой ярости, не успел больше сказать ни

слова и выбежал из каюты. А капитан Блад остался наедине с самим собой и со

своими мыслями.

Но однажды в ясное солнечное утро на "Арабеллу" явился давний друг

капитана-губернатор Тортуги. Его сопровождал маленький, пухленький человечек

с добродушным выражением на любезной и несколько самоуверенной физиономии.

-- Дорогой капитан, -- заявил д'Ожерон, -- я прибыл к вам с господином

де Кюсси, губернатором французской части острова Гаити. Он желал бы

переговорить с вами.

Из уважения к своему другу Блад вынул трубку изо рта и попытался

протрезветь хотя бы немного. Потом он встал и поклонился де Кюсси.

-- Прошу вас, -- сказал он тоном любезного хозяина.

Де Кюсси ответил на поклон и принял приглашение сесть на сундук около

окна, выходившего на корму.

-- Вы командуете сейчас крупными силами, дорогой капитан, -- заметил

он.

-- Да, у меня около восьмисот человек, -- небрежно ответил Блад.

-- Насколько мне известно, они уже немножко волнуются от безделья.

-- Они могут убираться к дьяволу, если это им угодно.

Де Кюсси деликатно отправил в нос понюшку табаку.

-- Я хочу вам предложить интересное дело, -- сказал он.

-- Ну что ж, предлагайте, -- равнодушно ответил Блад.

Де Кюсси, чуть приподняв брови, скосил глаза на д'Ожерона. Поведение

капитана Блада было отнюдь не обнадеживающим. Но д'Ожерон, сжав губы,

энергично кивнул головой, и губернатор Гаити приступил к изложению своего

предложения:

-- Мы получили сообщение, что между Францией и Испанией объявлена

война.

-- Это не новость, -- буркнул Блад.

-- Я говорю официально, дорогой капитан. Я имею в виду не те

неофициальные стычки и неофициальные грабительские действия, на которые мы

здесь закрываем глаза. В Европе между Францией и Испанией идет война,

настоящая война. Франция намерена перенести военные действия в Новый Свет.

Для этой цели сюда идет из Бреста эскадра под командованием барона де

Ривароля. У меня есть письмо от него, в котором он поручает оснастить

вспомогательную эскадру и выставить отряд, не меньше чем в тысячу человек,

для усиления его эскадры. Мое предложение, с которым я прибыл к вам по

рекомендации нашего доброго друга д'Ожерона, сводится к тому, что вы, вместе

с вашими людьми и кораблями, поступите к нам на французскую службу под

командованием барона де Ривароля.

Блад взглянул на него уже с некоторым интересом -- правда, еще очень

слабым.

-- Вы предлагаете нам пойти на французскую службу? -- спросил он. -- На

каких условиях?

-- В качестве капитана первого ранга для вас и с соответствующими

рангами для ваших офицеров. Вы будете получать жалованье, положенное этому

рангу, и будете иметь право, вместе с вашими людьми, на одну десятую долю

всех захваченных трофеев.

-- Мои люди вряд ли сочтут ваше предложение заманчивым. Они скажут, что

могут сами отплыть отсюда завтра или послезавтра, разгромить какойнибудь

испанский город и оставить себе всю добычу.

-- Да, но не забудьте о риске, связанном с такими пиратскими

действиями. С нами же ваше положение будет вполне законным. У барона де

Ривароля сильная эскадра, и вместе с ним вы сможете предпринимать операции в

значительно более широком масштабе, чем те, какие осуществите сами. При

совместных действиях одна десятая часть трофеев, пожалуй, будет побольше,

чем вся стоимость трофеев, которые вы захватите одни.

Капитан Блад задумался. То, что ему предлагали, уже не было пиратством.

Речь шла о законной службе под знаменем короля Франции.

-- Я посоветуюсь со своими офицерами, -- сказал он и послал за ними.

Они явились немедленно, и де Кюсси изложил им свое предложение. Хагторп

заявил сразу же, что предложение приемлемо. Люди изнывают от затянувшегося

безделья и, несомненно, согласятся пойти на службу, предлагаемую де Кюсси от

имени короля Франции. Говоря это, Хагторп взглянул на мрачного Блада,

который в знак согласия кивнул головой. Ободренные этим, они приступили к

обсуждению условий. Ибервиль, молодой французский корсар, указал де Кюсси,

что доля трофеев, предложенная им, слишком мала. Только за одну пятую долю

трофеев, и не меньше, офицеры могли бы дать согласие от имени своих людей.

Де Кюсси расстроился. У него были точные инструкции, и превысить их он

не имел права или же должен был взять на себя очень большую ответственность.

Но корсары не уступали. Торг между ними и де Кюсси тянулся более часа, но

после того, как он все же решился превысить свои полномочия, соглашение было

составлено и подписано тут же. Корсары обязались к концу января быть в Пти

Гоав, где к тому же времени ожидали прибытия эскадры де Ривароля.

А вслед за этим на Тортуге наступили дни кипучей деятельности: суда

оснащались в дальний поход, заготавливалось мясо и другие продукты,

грузились различные запасы, необходимые для военных действий. Во всей этой

суматохе капитан Блад не принимал никакого участия, хотя прежде посвящал

такой подготовке все свое время. Сейчас же он держался в стороне равнодушно

и безучастно, согласившись участвовать в операциях под французским флагом,

или, говоря точнее, уступив желанию своих офицеров только потому, что новое

дело было обычной военноморской службой, непосредственно не связанной с

пиратством. Но служба, на которую он поступил, не вызывала у него никакого

энтузиазма. Хагторп пытался протестовать против подобного отношения к делу.

Но Блад ответил, что ему совершенно безразлично, отправятся ли они в Пти

Гоав или в преисподнюю, поступят ли на службу к королю Людовику XIV или к

самому сатане.

Поиск по сайту: