Глава XXVII. КАРТАХЕНА

Французская эскадра, сдерживаемая сильными встречными ветрами,

пересекла Карибское море и только в начале апреля смогла лечь в дрейф в виду

Картахены. Для обсуждения плана штурма де Ривароль созвал на борту своего

флагманского судна капитанов всех кораблей.

-- Внезапность -- первое дело, господа, -- заявил он собравшимся. -- Мы

захватим город до того, как он сможет приготовиться к обороне, и таким

образом не дадим испанцам возможности увезти в глубь страны находящиеся там

ценности. Я предполагаю сегодня с наступлением темноты высадить к северу от

города отряд, который сможет выполнить это задание. -- И он подробно изложил

детали разработанного им плана.

Офицеры де Ривароля выслушали его почтительно и с одобрением. Блад не

скрывал своего презрения к этому плану, потому что был единственным

человеком среди присутствующих, который точно знал, что надо делать. Два

года назад он сам намечал налет на Картахену и произвел обстоятельную

рекогносцировку. А предложения барона основывались только на знакомстве с

картами.

В географическом и стратегическом отношении город Картахена расположен

очень своеобразно. Он представляет собой четырехугольник, выходящий своей

южной стороной к внутреннему рейду, являющемуся одним из двух морских

подступов к городу. С востока и севера город прикрыт холмами. Доступ на

внешний рейд проходит через защищенный фортом узкий пролив, известный под

названием Бока Чика, или Маленькая Горловина. Длинная, узкая коса, покрытая

густым лесом, выдается на запад и служит естественным молом Картахены. А

ближе к внутреннему рейду лежит еще одна полоска земли, расположенная под

прямым углом к естественному молу, и тянется на восток по направлению к

материку. Неподалеку от материка эта полоска обрывается, образуя очень

узкий, но глубокий канал, который служит своеобразными воротами в безопасный

внутренний рейд. Проход защищен сильным фортом. К востоку и северу от

Картахены лежит материк, не представляющий для нас никакого интереса. Но на

западе и северо-западе город, так хорошо охраняемый с других сторон,

непосредственно выходит к морю и, помимо невысоких каменных стен, не имеет

других видимых укреплений. Однако эта видимость была обманчивой, и де

Ривароль, составляя свой план, был полностью введен в заблуждение этой

видимостью легкого захвата города с ничем не защищенной стороны.

Когда барон сообщил, что корсарам предоставляется честь быть первым

отрядом, штурмующим город по разработанному им плану, Блад вынужден был

объяснить ему, с какими трудностями им придется встретиться.

Капитан саркастически улыбался, слушая сообщение де Ривароля об

оказании такой чести корсарам. Это было именно то, чего он и ожидал.

Корсарам доставался весь риск, а Риваролю -- весь почет, слава и вся добыча.

-- Честь, которую вы так любезно нам оказываете, я должен отклонить, --

холодно заметил капитан.

Волверстон что-то буркнул в знак одобрения, а Хагторп кивнул головой.

Ибервиль, так же как и все, возмущался высокомерием своего соотечественника,

никогда не ставя под сомнение правоту своего капитана. Присутствующие

французские офицеры с высокомерным удивлением уставились на вожака корсаров,

а де Ривароль спросил вызывающе:

-- Что? Вы отклоняете? Вы говорите, что отказываетесь выполнить мой

приказ?

-- Как я понимаю, господин барон, вы созвали нас обсудить план штурма.

-- О нет, господин капитан. Я вызвал вас для получения моего приказа.

Мной все уже продумано и решено. Надеюсь, что теперь вы понимаете?

-- Да, я-то понимаю! -- засмеялся Блад. -- А вот понимаете ли вы? -- И,

не давая барону возможности задать вопрос, Блад продолжал: -- Вы все уже

продумали и все решили? Но, если ваше решение не основано на желании

погубить большую часть моих людей, вы сейчас же измените его, как только

узнаете то, что известно мне. Картахена кажется вам очень уязвимой с

северной стороны, где она выходит к морю. А не возникал ли у вас, господин

барон, законный вопрос: почему испанцы, строившие этот город, постарались

так укрепить его с юга и оставили его таким незащищенным с севера?

Де Ривароль ничего не ответил, потому что в самом деле вынужден был

задуматься.

-- Испанцы совсем не такие уж болваны, какими вы их себе представляете,

-- продолжал Блад. -- Два года назад, готовясь к рейду на Картахену, я

провел рекогносцировку города. Вместе с несколькими дружественными

индейцами-торговцами, переодевшись индейцем, я явился туда и провел в городе

целую неделю, досконально изучая все подходы к нему. С той стороны, где

город кажется таким соблазнительно доступным для штурма, испанцы защищены

мелководьем. Оно простирается более чем на полмили от берега и не дает

возможности кораблям приблизиться настолько, чтобы огонь их пушек мог

нанести ущерб городу.

-- Но мы высадим десант на каноэ, пирогах и плоскодонных лодках! --

нетерпеливо воскликнул один из офицеров.

-- Даже в самую спокойную погоду прибой помешает осуществить вам такую

операцию, -- возразил ему Блад. -- И следует также иметь в виду, что мы не

сможем прикрывать наш десант огнем корабельных пушек. Людям будет угрожать

опасность от своей же собственной артиллерии.

-- Если мы проведем атаку ночью, ее не придется прикрывать огнем пушек,

-- сказал де Ривароль. -- Ваш отряд будет на берегу еще до того, как испанцы

успеют опомниться.

-- Вы исходите из того, что в Картахене живут только ослы и слепые.

Неужели вы полагаете, что они уже не сосчитали наши паруса и не задали себе

законного вопроса: кто мы такие и зачем сюда пожаловали?

-- Но если они считают себя в безопасности с севера, как вы

утверждаете, -- нетерпеливо воскликнул барон, -- то это чувство безопасности

и усыпляет их!

-- Оно не усыпляет их, барон, а напротив -- не обманывает. Всякая

попытка высадиться с этой стороны моря обречена на неудачу самой природой.

-- И все же мы сделаем такую попытку! -- упрямо настаивал барон, так

как его высокомерие не позволяло ему уступить в чем-либо в присутствии своих

подчиненных.

-- Ну что ж, -- сказал капитан Блад, -- если вас не убеждают мои слова,

действуйте. Это, конечно, ваше право. Но я не поведу своих людей на верную

смерть.

-- А если я прикажу вам... -- начал было барон.

-- Послушайте, барон! -- бесцеремонно прервал его Блад. -- Нас

привлекли на службу не только из-за тех сил, которыми мы располагаем, но и

учитывая наши знания и опыт в военных действиях такого характера. Я

предоставляю в ваше распоряжение мой личный опыт и знания и добавлю еще, что

в свое время я отказался от намеченного мною нападения на Картахену, так как

не располагал достаточными силами, чтобы захватить гавань -- единственные

ворота города. Теперь же наши силы делают выполнение такой задачи возможным.

-- Да, но пока мы будем заняты этой военной операцией, испанцы вывезут

из города большую часть богатств. Мы должны напасть на них внезапно.

Капитан Блад пожал плечами:

-- С точки зрения пирата, ваши соображения, конечно, очень убедительны.

Так в свое время думал и я. Но если вы заинтересованы в том, чтобы сбить

спесь с испанцев и водрузить флаг Франции на фортах этого города, то потеря

части богатств не должна серьезно вас беспокоить.

Де Ривароль прикусил губу. Мрачно и с ненавистью он посмотрел на

корсара, который так независимо держал себя.

-- А если я прикажу действовать вам? -- спросил он. -- Отвечайте мне на

этот вопрос! Кто, в конце концов, командует этой экспедицией -- вы или я?

-- Ну, знаете, вы мне просто надоели, -- сказал капитан Блад и быстро

повернулся к де Кюсси, который чувствовал себя очень неловко и сидел как на

иголках. -- Господин губернатор, подтвердите наконец генералу, что я прав!

Де Кюсси очнулся от своего унылого раздумья:

-- В связи с тем, что капитан Блад представил...

-- К черту! -- заревел де Ривароль. -- Выходит так, что вокруг меня

одни только трусы. Послушайте, вы, господин капитан! Вы боитесь вести эту

операцию, и поэтому командовать ею буду я. Погода стоит хорошая, и мы

успешно высадимся на берег. Если это будет так -- а это так и будет, -- то

завтра вам придется выслушать кое-что малоприятное. Я слишком великодушен,

сэр! -- Он сделал величественный жест рукой. -- Разрешаю вам удалиться.

Де Риваролем руководили глупое упрямство и тщеславие, и он, конечно,

получил вполне заслуженный урок. Во второй половине дня эскадра подошла

поближе к берегу. Под покровом темноты триста человек, из которых двести

были неграми (то есть все негры, участвовавшие в экспедиции), отправились на

берег в каноэ, пирогах и лодках. Де Ривароль вынужден был взять на себя

личное командование десантным отрядом, хотя это совсем не прельщало его.

Первые шесть лодок, подхваченные прибоем и брошенные на скалы,

превратились в щепки еще до того, как находившиеся в них люди смогли

броситься в воду. Грохот волн, разбивающихся о камни, и крики утопающих

послужили убедительным сигналом для экипажей других лодок. Командующий

десантом барон сразу же отдал приказ уходить из опасной зоны и заняться

спасением утопающих. Эта авантюра обошлась недешево: погибло около

пятидесяти человек и было потеряно шесть лодок с боеприпасами.

Де Ривароль вернулся на свой корабль взбешенным, но отнюдь не

поумневшим. Он не принадлежал к числу тех людей, которые становятся мудрее в

результате жизненного опыта. Он гневался на все и на всех и от огорчения тут

же завалился спать.

На рассвете его разбудили раскаты пушечных залпов. Выбежав на корму в

ночном колпаке и в ночных туфлях, барон увидел странную картину, от которой

его ярость удвоилась. Четыре корсарских корабля, подняв все паруса,

совершали непонятные маневры, находясь приблизительно в полумиле от Бока

Чика и почти на таком же расстоянии от французской эскадры. Временами,

окутываясь клубами порохового дыма, они обстреливали залпами большой круглый

форт, защищавший узкий канал -- вход на рейд. Пушки форта отвечали

энергично, однако корсары маневрировали парусами и стреляли с такой

исключительной точностью, что их огонь накрывал защитников форта в тот самый

момент, когда они перезаряжали пушки. Произведя залп, корсарские корабли

круто поворачивались, так, что канониры форта видели перед собой движущуюся

мишень в виде кормы или носа кораблей противника. Маневрирование это

производилось настолько искусно, что за одну-две секунды перед самым залпом

испанцев пиратские корабли выстраивались только в перпендикулярной позиции к

форту, так, что мачты кораблей сливались в одну линию.

Бормоча под нос проклятия, де Ривароль наблюдал за боем, по собственной

инициативе начатым Бладом. Офицеры "Викторьез" столпились здесь же, на

корме, и, когда наконец к ним присоединился де Кюсси, барон уже не мог

больше сдерживать душившее его негодование. Собственно говоря, де Кюсси сам

навлек на себя эту бурю. Он подошел к барону, потирая руки и всем своим

видом выражая удовлетворение энергичными действиями тех, кого он привлек на

службу.

-- Ну как, господин де Ривароль, -- засмеялся он, -- не находите ли вы,

что этот Блад блестяще знает дело, а? Он водрузит знамя Франции на этом

форту еще до завтрака.

Барон с рычанием резко повернулся к нему:

-- Вы говорите, что он знает свое дело, да? У вас не хватает ума

понять, что его дело -- выполнять мои приказы! Разве я отдавал такой приказ,

черт возьми? Когда все это кончится, я разделаюсь с ним за его самочинство.

-- Позвольте, господин барон, но его действия будут полностью

оправданы, если принесут удачу.

-- Оправданы? О дьявольщина! Да разве можно оправдать самовольные

поступки солдата?! -- вспылил барон, взглянув на своих офицеров, также

ненавидевших Блада.

А сражение корсаров с испанцами продолжалось. Форт получил серьезные

повреждения. Однако и корабли Блада, несмотря на свои искусные маневры,

сильно пострадали от огня форта. Планшир правого борта "Атропос" был

превращен в щепки, и одно из крупных ядер разорвалось в кормовой каюте

корабля. На "Элизабет" была серьезно повреждена носовая часть, а на

"Арабелле" сбита грот-мачта. К концу боя и "Лахезис" вышла из строя.

Барон явно наслаждался этим зрелищем.

-- Молю небо, чтобы испанцы потопили все эти мерзкие корабли!

Но небо не слышало его молитв. Едва он произнес эти слова, как раздался

ужасный взрыв, и половина форта взлетела на воздух. Одно из корсарских ядер

попало в пороховой погреб.

Часа через два после боя капитан Блад, спокойный и нарядный, будто он

только что вернулся с бала, ступил на квартердек "Викторьез". Его встретил

де Ривароль, все еще в халате и в ночном колпаке.

-- Разрешите доложить, господин барон, что мы овладели фортом на Бока

Чика. На развалинах башни развевается знамя Франции, а эскадре открыт доступ

в гавань.

Де Ривароль вынужден был сдержать свой гнев, хотя он почти задыхался от

него. Его офицеры так бурно выражали свой восторг, что разносить Блада ему

было просто неудобно. Но глаза его по-прежнему сохраняли злобное выражение,

а лицо было бледным от ярости.

-- Вам повезло, господин Блад, -- сказал он, -- что бой выигран. В

случае неудачи вам пришлось бы жестоко поплатиться. В другой раз извольте

ждать моих приказов, так как может случиться, что у вас не будет таких

хороших оправданий, как сегодня.

Блад улыбнулся, сверкнув белыми зубами, и поклонился:

-- Сейчас я был бы рад получить ваш приказ, генерал, чтобы развить наше

преимущество. Надеюсь, вы понимаете, насколько важна в данный момент

быстрота действий.

Ривароль растерянно взглянул на него: в своем гневе барон совершенно

забыл о том, что необходимо руководить развертывающимися операциями.

-- Зайдите ко мне в каюту! -- властно приказал он Бладу, но тот

остановил его.

-- Я полагаю, генерал, что нам лучше переговорить здесь, когда перед

вами, как на карте, открыта вся сцена наших предстоящих действий. -- Он

указал рукой на лагуну, на окружающую ее местность и на большой город,

расположенный в некотором отдалении от берега. -- Если это не будет

расценено, как моя самонадеянность, я хотел бы сделать предложение... -- Он

умолк.

Де Ривароль пристально посмотрел на него, подозревая насмешку, но

смуглое лицо корсара было невозмутимым, а его проницательные глаза --

спокойными.

-- Ну ладно, послушаем, -- милостиво согласился барон.

Блад указал на форт при входе на внутренний рейд, башни которого

скрывались за пальмами, качавшимися на узкой полосе земли. Он заявил, что

этот форт вооружен значительно слабее, чем внешний форт, который они уже

захватили. Но вместе с тем и канал здесь сужается, и чтобы пройти по каналу,

необходимо захватить это укрепление. Он предложил, чтобы французские

корабли, войдя на внешний рейд, начали оттуда бомбардировку форта, а тем

временем триста корсаров с пушками высадятся на восточном берегу лагуны

позади острова, густо заросшего душистыми деревьями. Как только начнется

бомбардировка с моря, пираты бросятся на штурм форта с тыла. Блад полагал,

что испанцы не смогут долго сопротивляться. После этого отряд де Ривароля

останется в форту, а Блад со своими людьми продолжит наступление и захватит

церковь Нуэстра Сеньора де ля Попа, стоящую на высоком холме к востоку от

города. Захватив эту возвышенность, они будут контролировать единственную

дорогу из Картахены в глубь страны и отрежут путь испанцам, которые не

смогут вывезти из города ценности.

Как Блад рассчитывал, так и произошло: последний аргумент оказался для

Ривароля самым убедительным. До этого барон надменно слушал корсара,

намереваясь раскритиковать его предложение, но здесь он, приняв озабоченный

вид, снизошел до того, что похвалил план Блада и приказал немедленно начать

бомбардировку форта.

Нам нет нужды описывать здесь все подробности этой операции. Из-за

ошибок французских командиров она прошла не совсем гладко, и пушечным огнем

форта были потоплены два французских корабля. Но к вечеру, благодаря

неукротимой ярости пиратов при штурме с тыла, форт сдался. Еще до

наступления ночи Блад вместе со своими людьми захватил господствующую над

городом высоту Нуэстра Сеньора де ля Попа и поставил там несколько пушек.

К середине следующего дня Картахена послала де Риваролю предложение о

капитуляции.

Надувшись от гордости за победу, которую он целиком приписывал себе,

барон продиктовал условия капитуляции. Он потребовал сдать все деньги,

товары и все общественные ценности. Жителям была предоставлена возможность

либо остаться в городе, либо уходить, но те, кто хотел уйти, обязаны были

полностью сдать все свое имущество, а оставшиеся сдавали только половину и

становились подданными короля Франции. Де Ривароль обещал пощадить

молитвенные дома и церкви, но потребовал, чтобы они представили ему отчеты о

всех имеющихся у них суммах и ценностях.

Картахена приняла эти условия, так как другого выхода у нее не было. На

следующий день, 5 апреля, де Ривароль вошел в город, объявив его французской

колонией и назначив ее губернатором де Кюсси. После этого он проследовал в

кафедральный собор, где в честь победы была отслужена благодарственная

обедня. Все это было только передышкой, так как после этих церемоний де

Ривароль приступил к грабежу. Захват Картахены французами отличался от

обычного пиратского налета только тем, что солдатам под страхом строжайших

наказаний было категорически запрещено заходить в дома горожан. Однако в

действительности этот гуманный приказ был издан не для защиты личности и

имущества побежденных. Де Ривароль беспокоился о том, чтобы какой-либо

дублон из огромного потока богатств не уплыл в карман солдат. Но едва лишь

этот поток золота прекратился, как барон снял все ограничения и отдал город

на разграбление своим солдатам. Они растащили имущество и той части горожан,

которые стали французскими подданными, хотя де Ривароль обещал им

неприкосновенность и защиту.

Добыча была колоссальной. На протяжении четырех дней более ста мулов

перевозили награбленное золото из города в порт, и оттуда оно переправлялось

на корабли.

Глава XXVIII. "ЧЕСТНОСТЬ" ГОСПОДИНА ДЕ РИВАРОЛЯ

Капитан Блад во время капитуляции и после нее занимал возвышенность

Нуэстра Сеньора де ля Попа, ничего не зная о том, что происходило в

Картахене. Пираты отлично понимали свою роль во взятии города, в котором

оказалось так много богатств. И тем не менее капитана даже не пригласили на

военный совет, где барон де Ривароль определял условия капитуляции.

В другое время Блад не стерпел бы такого пренебрежения. Но сейчас,

порвав с пиратством, он довольствовался тем, что свое презрение выражал

насмешливой улыбкой. Однако его офицеры, а тем более матросы, продолжавшие

оставаться пиратами, были настроены совершенно иначе. Блад смог успокоить

корсаров лишь обещанием немедленно переговорить с бароном де Риваролем.

Он нашел генерала в одном из больших домов города, гудевшем, как

пчелиный улей. Это была созданная бароном канцелярия, регистрировавшая

доставленные сюда ценности и проверявшая кассовые книги торговых фирм для

точного определения сумм, подлежащих сдаче. Окруженный клерками, де

Ривароль, рассевшись, как купец, проверял гроссбухи и подсчитывал цифры,

чтобы убедиться, не утаили ли побежденные хотя бы одно песо. Это занятие,

откровенно говоря, мало подходило для командующего королевскими сухопутными

и морскими силами Франции в Америке, но де Ривароля эти торгашеские операции

увлекали гораздо больше, нежели военные. С нескрываемым раздражением он

вынужден был прервать их, когда в канцелярии появился капитан Блад.

-- Здравствуйте, господин барон! -- приветствовал его Блад. -- Мне

нужно откровенно поговорить с вами, как бы это ни было вам неприятно, мои

люди на грани бунта!

Де Ривароль высокомерно приподнял брови:

-- Капитан Блад, я также должен откровенно поговорить с вами, как бы

это ни было неприятно вам. За бунт будете отвечать лично вы и ваши офицеры.

Кроме того, вы ошибаетесь, разговаривая со мной тоном союзника. С самого

начала я дал вам ясно понять, что вы только мой подчиненный. И пустых

разговоров, как вы знаете, я не терплю.

Капитан Блад с трудом сдержал себя. Но он отлично понимал, что рано или

поздно ему придется сбить спесь с этого высокомерного петуха.

-- Вы можете определять мое положение, как вам заблагорассудится,

генерал, -- сказал он. -- Пустые разговоры меня тоже не интересуют. Речь

идет о соглашении, подписанном двумя сторонами. Мои люди не удовлетворены.

-- Чем они не удовлетворены? -- спросил барон с презрением.

-- Вашей честностью, барон де Ривароль.

Пощечина вряд ли оказала бы более сильное действие на барона. Он

вскочил из-за стола, глаза его засверкали, лицо побледнело. Клерки за столом

с ужасом ожидали взрыва. Молчание продолжалось несколько минут. Наконец де

Ривароль, едва сдерживаясь, воскликнул:

-- Вы сомневаетесь в моей честности? Вы и грязные воры, которые

окружают вас! Вы ответите мне за это оскорбление, хотя дуэль с вами была бы

для меня просто бесчестьем!

-- Напоминаю вам, -- спокойно сказал Блад, -- что я говорю не о себе

лично, а от имени своих людей. Мои люди недовольны. Они угрожают, что если

их требования не будут удовлетворены добровольно, то они удовлетворят их

силой.

-- Силой? -- воскликнул де Ривароль, содрогаясь от бешенства. -- Пусть

попытаются и...

-- Не будьте опрометчивы, барон. Мои люди правы, и вам это известно.

Они требуют, чтобы вы ответили им, когда будет произведен раздел добычи и

когда они получат свою пятую часть в соответствии с соглашением.

-- Боже, дай мне терпение! Как мы можем делить добычу, если она еще не

собрана полностью?

-- Мои люди не без основания считают, что вся добыча уже собрана. Кроме

того, они с законным недоверием относятся к тому, что она целиком находится

на ваших кораблях и в полном вашем распоряжении. Они утверждают, что не в

состоянии определить из-за этого объем добычи.

-- О силы небесные! Но ведь все записано в книгах, и любой может их

видеть.

-- Они не будут проверять ваши книги, тем более что мало кто из моих

людей вообще умеет читать. Но им хорошо известно -- вы заставляете меня быть

резким, -- что ваши подсчеты фальшивые. По вашим книгам стоимость добычи в

Картахене составляет около десяти миллионов ливров [72]. В действительности

же стоимость добычи превышает сорок миллионов ливров. Вот почему мои люди

требуют, чтобы ценности были предъявлены и взвешены в их присутствии, как

это принято среди "берегового братства".

-- Я ничего не знаю о пиратских обычаях! -- презрительно сказал де

Ривароль.

-- Но вы быстро их освоили, барон.

-- Что вы имеете в виду, черт побери? Я -- командующий армией солдат, а

не грабителей!

-- Да? -- Блад не мог скрыть иронии. -- Но кем бы вы ни были,

предупреждаю, что если вы не удовлетворите наших требований, у вас будут

неприятности. Меня не удивит, что вы вообще застрянете в Картахене и не

сможете отправить во Францию хотя бы одно песо.

-- А-а! Вы еще и угрожаете мне?

-- Ну что вы, барон! Я просто предупреждаю о неприятностях, которых при

желании можно легко избежать. Вы не подозреваете, что сидите на вулкане. Вы

еще не знаете всех корсарских обычаев. Картахена захлебнется в крови, и

король Франции вряд ли получит от этого пользу.

Де Ривароль сообразил, что дело зашло слишком далеко, и постарался

перевести спор на менее враждебную почву. Он продолжался недолго и наконец

закончился вынужденным согласием барона удовлетворить требования корсаров.

Было очевидно, что генерал пошел на это только после того, как Блад доказал

ему опасность дальнейшей оттяжки дележа добычи. Вооруженное столкновение,

возможно, могло бы кончиться поражением пиратов, а возможно, и нет. Но если

бы даже де Риваролю удалось справиться с пиратами, то эта победа обошлась бы

ему очень дорого -- у него не осталось бы достаточно людей, чтобы удержать

захваченную добычу.

В конце концов де Ривароль обещал немедленно уладить недоразумение. Он

дал слово честно рассчитаться. Если капитан Блад со своими офицерами завтра

утром явятся на "Викторьез", им предъявят и взвесят в их присутствии все

золото, все ценности, а затем они смогут доставить на свои корабли

причитающуюся им одну пятую долю добычи.

В этот вечер корсары веселились в ожидании завтрашнего богатого дележа

и ядовито посмеивались над неожиданной уступчивостью де Ривароля. Но едва

лишь рассвет забрезжил над Картахеной, причины этой уступчивости стали

понятны. В гавани на якоре стояли только "Арабелла" и "Элизабет", а

"Лахезис" и "Атропос" сохли на берегу, вытащенные туда для заделки

повреждений, полученных в бою. Ни одного французского корабля на рейде не

было. Поздней ночью они бесшумно ушли из гавани. Только три маленьких, чуть

заметных паруса в западной части горизонта напоминали о французах и де

Ривароле. В Картахене остались с пустыми руками не только обманутые им

корсары, но и де Кюсси вместе с добровольцами и неграми с острова Гаити.

Дикая ярость объединила пиратов с людьми де Кюсси.

Предчувствуя новые грабежи, жители Картахены испытывали еще больший

страх по сравнению с тем, что им пришлось перенести со дня появления эскадры

де Ривароля.

Только капитан Блад внешне оставался спокойным, но это нелегко ему

давалось, он с трудом сдерживал кипевшее в нем негодование. Ему хотелось в

минуту расставания с подлым де Риваролем полностью рассчитаться за все обиды

и оскорбления. Однако это свидание не состоялось.

-- Мы должны догнать его! -- сгоряча объявил он.

Вначале все подхватили его призыв, но тут же вспомнили, что в море

могут выйти только два корабля, да и на тех не было достаточных

продовольственных запасов для дальнего похода. Капитаны "Лахезис" и

"Атропос" вместе со своими командами отказались принять участие в погоне за

де Риваролем. Успех этой погони был гадательным, а в Картахене еще

оставалась возможность собрать немало ценностей. Поэтому они решили чинить

свои корабли и одновременно заняться грабежом. А Блад, Хагторп и те, кто

пойдет вместе с ними, могут поступать как им угодно.

Только сейчас Блад сообразил, как опрометчиво было предлагать погоню за

французской эскадрой. Он едва не вызвал схватки между двумя группами, на

которые разделились корсары, обсуждая его предложение. А паруса французских

кораблей становились все меньше и меньше. Блад был в отчаянии. Если он уйдет

в море и оставит здесь пиратов, то только небу известно, что будет с

городом. Если же он останется, то люди его и Хагторпа начнут дикий грабеж

вместе с командами других пиратских кораблей.

Но пока Блад размышлял, его люди вместе с людьми Хагторпа, озлобленные

против де Ривароля, решили этот вопрос за своих капитанов: де Ривароль вел

себя как подлец и мошенник, а потому он заслужил наказания; значит, у этого

французского генерала, нагло нарушившего соглашение, можно было взять не

только одну пятую захваченных ценностей, но всю добычу целиком.

Разрываемый противоречивыми соображениями, Блад колебался, и пираты

почти силой доставили его на корабль.

Через час, когда на корабль доставили бочки с водой, "Арабелла" и

"Элизабет" бросились в погоню.

"Когда мы вышли в открытое море, -- пишет Питт в своем журнале, -- и

курс "Арабеллы" был уже проложен, я спустился к капитану, зная, как

болезненно переживает он эти события. Блад сидел один у себя в каюте,

обхватив голову руками, и взгляд его выражал страдание.

-- Ну, что с тобой, Питер? -- спросил я. -- Что тебя мучает? Не мысли

же о де Ривароле!

-- Нет, -- хрипло ответил Блад и с откровенностью высказал мне все, чем

он терзался: я был его верным другом и, несомненно, заслуживал его доверия.

-- Если бы она знала! Если б она только знала! Боже мой! А я-то думал, что

покончил с пиратством навсегда! И этот мерзавец втянул меня в разбой,

грабеж, насилия, убийства! Подумай о Картахене! Что творят там сейчас наши

дьяволы! И ответственность за все это падает на меня!

-- Нет, нет, Питер! -- успокаивал я его. -- За это отвечаешь не ты, а

де Ривароль. Этот подлый вор -- виновник всего, что произошло. Ну, что ты

мог сделать, чтобы предотвратить события?

-- Я мог бы остаться в Картахене.

-- Ты сам знаешь, что это было бы бесполезно. Зачем же тебе мучиться?

-- Да ведь дело не только в этом, -- со стоном сказал Блад. -- А что же

дальше? Что делать дальше? Служба у англичан для меня невозможна. Служба у

французов привела к тому, что ты видишь. Какой же выход? Продолжать

пиратствовать? Но с этим я покончил. Навсегда! Клянусь богом, мне кажется,

остается единственная возможность -- предложить свою шпагу королю Испании!

Но оставался еще один выход, которого он ждал меньше всего. И к этому

выходу мы приближались сейчас на своих кораблях, бежавших по морю,

блиставшему в ослепительных лучах тропического солнца".

Корсары шли на север, к острову Гаити, рассчитывая, что де Ривароль до

отправления во Францию должен будет отремонтировать там свои корабли.

Подгоняемые умеренно благоприятным ветром, "Арабелла" и "Элизабет" в течение

двух дней бороздили море, и за все это время дозорные не видели своего

противника хотя бы издали. На рассвете третьего дня корабли попали в полосу

легкого тумана, который ограничивал видимость двумя-тремя милями, и корсары

были озабочены и раздосадованы, что де Ривароль может вообще от них

скрыться.

По записям Питта в судовом журнале, корабли в это время находились на

75ь З07 западной долготы и 17ь 457 северной широты. Ямайка лежала примерно в

тридцати милях к западу от них по левому борту. Вскоре на северо-западе

показался мощный хребет Голубых гор, похожий на едва заметную гряду облаков.

Голубовато-сиреневые вершины как бы висели в прозрачном воздухе над низко

лежащими грядами тумана. Корабли шли в бейдевинде при западном ветре, и до

корсаров доносился какой-то далекий гул, который для новичков в

военно-морских делах мог бы показаться отдаленным шумом прибоя.

-- Пушки! -- воскликнул Питт, который стоял рядом с Бладом на

квартердеке.

Блад, внимательно прислушиваясь, кивнул головой.

-- По-моему, это милях в десяти -- пятнадцати отсюда, где-то около

Порт-Ройяла, -- добавил Питт, взглянув на своего капитана.

-- Пушечная стрельба неподалеку от Порт-Ройяла... -- задумчиво сказал

Блад. -- Должно быть, полковник Бишоп с кем-то сражается. Против кого же он

может действовать, если не против наших друзей? При всех обстоятельствах нам

нужно подойти поближе. Дай распоряжение рулевым.

Они продолжали идти тем же курсом, руководствуясь гулом канонады,

усиливавшимся по мере их приближения к месту сражения. Так продолжалось,

наверно, около часа. Блад в подзорную трубу внимательно всматривался во

мглу, вот-вот ожидая увидеть корабли, ведущие бой. Внезапно грохот пушек

умолк.

Корсары продолжали идти тем же курсом.

Все, кто был свободен от вахты, высыпали на палубу и озабоченно

всматривались вдаль. Вскоре они увидели большой корабль, объятый пламенем.

По мере их приближения очертания пылающего корабля вырисовывались

отчетливее, потом на фоне дыма и пламени показались черные мачты, и капитан

Блад ясно разглядел в подзорную трубу трепетавший на грот-мачте вымпел с

крестом святого Георга.

-- Английский корабль! -- воскликнул он, продолжая осматривать море и

желая увидеть наконец победителя, жертва которого находилась перед ними.

И только подходя ближе к тонущему кораблю, пираты смогли различить

смутные очертания трех высоких судов, удалявшихся по направлению к

Порт-Ройялу. Они сразу же сделали вывод, что три уходящих корабля

принадлежат ямайской эскадре, а потерпевшее поражение судно было,

несомненно, пиратским. Они поспешили подойти к нему поближе, чтобы подобрать

моряков, сидевших в трех до отказа перегруженных шлюпках, качавшихся на

волнах. А Питт неотступно продолжал следить в подзорную трубу за

удаляющимися кораблями: от его опытного глаза не укрылись некоторые их

особенности, и еще через несколько минут он громко объявил о своем

совершенно невероятном открытии. Самым большим из трех кораблей оказался

флагманский корабль де Ривароля -- "Викторьез".

Корсарские корабли подошли к шлюпкам и обломкам, за которые цеплялись

моряки с тонущего корабля. Чтобы подобрать всех спасшихся и утопающих,

"Арабелла" и "Элизабет" убрали паруса и легли в дрейф.

Поиск по сайту: