Когнитивный диссонанс

Несравненно больший интерес вызвала теория когнитивного диссонанса Фестин-гера (Festinger, 1957,1969). Не найдется, пожалуй, ни одного подхода к мотивации, который породил бы в 60-е гг. столько исследований условий возникновения и последствий когнитивного диссонанса. Остановимся лишь на некоторых из них. Они были обобщены в рамках теории когнитивной консистентности в работах Мак-Гвайра (McGuire, 1966) и Зайонца (Zajonc, 1968), а состояние эмпирических исследований нашло отражение в трудах Ирле (Irle, 1975), в первую очередь в его совместном труде с Ментманном (Irle, Montmann, 1978).

Когда в 1957 г. Фестингер формулировал свою теорию когнитивного диссонан­са, то он исходил из теории поля Левина и теории когнитивного баланса Хайдера. Однако решающим для построения теории стало одно любопытное наблюдение (см.: Prasad, 1950; Sarup, 1978): после землетрясения во многих деревнях Индии

начали ходить слухи о грядущих новых катастрофах. Эти слухи были тем более удивительными, что деревни, в которых они распространялись, не входили в чис­ло пострадавших. Но если предстоит нечто еще худшее, почему бы не подготовить­ся к нему, вместо того чтобы дрожать от страха? Ответ Фестингера на этот вопрос гласит:

«Может быть, слухи, предвещавшие наступление еще более ужасной катастрофы, в сущности, служили не поводом для страха, а его обоснованием. Другими слонами, люди были уже испуганы землетрясением, а слухи выполняли функцию конкретиза­ции того, чего они могли бы бояться» (Festinger, 1957; цит. по: Irlc, Montmann, 1978, S. 9).

Основным постулатом теории является стремление к гармонии, согласованно­сти и конгруэнтности когнитивных репрезентаций внешнего мира и себя. В тео­рии речь идет об отношениях между содержанием когнитивных элементов и мо-тивационными эффектами, порождаемыми тенденцией к согласованности, если между двумя элементами возникает противоречие. В первую очередь следует вы­яснить, что в теории понимается под отношениями и элементами. Как правило, рассматриваются отношения только между парой каких-либо элементов. Эти от­ношения могут быть либо иррелевантными (оба элемента не связаны друг с дру­гом), либо консонантными (один элемент следует из другого), либо диссонантны-ми (из одного элемента следует нечто противоположное другому элементу). Под элементами понимаются отдельные сведения, в том числе убеждения и ценности. Фестингер поясняет:

«Эти элементы означают то, что называется когнициями, т. е. то, что субъект знает о себе, своем поведении и своем окружении. В таком случае они являются "знаниями" в широком смысле этого слова. Некоторые из этих элементов — это знания о себе: что я делаю, чувствую, хочу или желаю, кто я и т. п. Другие элементы — это знания о мире, в котором человек живет: что и где происходит, что к чему ведет, что приносит удов­летворение, а что причиняет боль, на что можно не обращать внимание, а что важ­но, и т. д> (Festinger, 1957, р. 9).

Поскольку диссонанс переживается как нечто неприятное, у человека возника­ет стремление редуцировать его и восстановить согласованность. Наряду с попыт­ками редуцировать диссонанс субъект избегает ситуаций и информации, которые могли бы его увеличить. В сущности, диссонанс можно редуцировать трояким образом: 1) изменив один или несколько элементов в диссонансных отношениях; 2) добавив новые элементы, согласующиеся с уже имеющимися, и 3) уменьшив зна­чимость диссонансных элементов.

Все эти варианты действий можно продемонстрировать на примере курильщи­ка, узнавшего, что курение способствует возникновению рака легких. 1) Редуци­ровать диссонанс, изменив один из элементов, он может примерно следующим образом: перестать курить; уменьшить число выкуриваемых в день сигарет и счи­тать себя малокурящим, на которого не распространяется связь между курением и раком легких; ограничить информацию о раке легких, посчитав, что это заболева­ние связано только с курением сигарет, а не используемой им трубки. 2) Смягчить диссонанс, добавив новые элементы, он может, вспомнив о многочисленных зна-

комых курильщиках, или о заядлом курильщике, обладающем отменным здоровь­ем, или о том, что в возникновении рака легких повинны и другие, не поддающие­ся учету факторы. 3) Наконец, он может повысить ценность курения, сказав себе, I что оно улучшает самочувствие и работоспособность; он также может обесценить опасность возникновения рака, решив, что если не сегодня, то завтра будет найден способ его лечения, или же вообще усомниться в наличии связи между курением и раком легких. (Как показывают официальные опросы, некурящие меньше сомне­ваются в этой связи, чем курящие, у которых сомнение возрастает параллельно с ростом количества выкуриваемых в день сигарет.)

Зайонц (Zajonc, 1968) сформулировал девять постулатов, отражающих состоя­ние разработки этой теории в 60-е гг.

1. Когнитивный диссонанс является негативным состоянием.

2. В случае когнитивного диссонанса индивид пытается редуцировать или элими­нировать его и старается действовать так, чтобы избежать событий, усиливающих это состояние.

3. При наличии согласованности субъект стремится избегать событий, порождаю­щих диссонанс.

4. Глубина, или интенсивность, когнитивного диссонанса зависит: а) от значимости соответствующих знаний и 6) от относительного количества знаний, находящих­ся друг с другом в отношениях диссонанса.

5. Сила тенденций, перечисленных в пунктах 2 и 3, является прямой функцией от глубины диссонанса.

6. Когнитивный диссонанс можно редуцировать или уничтожить, только а) доба­вив новые знания или б) изменив существующие.

7. Добавление новых знаний редуцирует диссонанс, если а) новые знания усилива­ют одну из сторон и тем самым уменьшают лолю диссонансных когнитивных эле­ментов или б) новые знания изменяют значимость когнитивных элементов, на­ходящихся друг с другом в отношениях диссонанса.

8. Изменение существующих знаний редуцирует диссонанс, если а) новое содержа­ние делает их менее противоречащими остальным знаниям или б) их значимость понижается.

9. Если новые знания не могут быть использованы или существующие знания изме­нены при помощи пассивных процессов, возникнет поведение, когнитивные по­следствия которого будут способствовать восстановлению согласованности, При­мером такого поведения является поиск новой информации» (ibid., p. 360-361).

Эти постулаты нашли подтверждение в различных сферах поведения: отчасти в полевых исследованиях, приближенных к реальной жизни; но в первую очередь в ис­кусственных лабораторных экспериментах. По мнению Фестингера (Festinger, 1957), существует пять основных областей феноменов, в которых редукция когнитивного диссонанса играет важную роль. Этот тезис повлек за собой многочисленные исследо­вания этих областей: 1) конфликтов после принятия решения; 2) вынужденного со-

вершения поступков, иа которые сам субъект не пошел бы; 3) селекции информации; 4) несогласия с убеждениями социальной группы и 5) неожиданных результатов дей­ствий и их последствий. Рассмотрим каждую из этих областей.

Конфликты после принятия решения

Разрешение конфликта волевым решением легко может впоследствии вызвать когнитивный диссонанс (Festinger, 1964). Когда человек вынужден выбирать одну из двух альтернатив, положительные стороны отвергнутой альтернативы и отри­цательные стороны избранной альтернативы создают диссонанс с принятым реше­нием; напротив, отрицательные стороны отвергнутой и положительные стороны избранной альтернативы повышают согласованность решения. Перед принятием решения в стадии конфликта человек, как правило, осознает возможность возник­новения конфликтов и поэтому пытается заранее редуцировать возникающий по­сле принятия решения диссонанс, например, тщательно собирая информацию о последствиях выбора той и другой альтернативы. Когда решение принято оконча­тельно, психологическая ситуация решительно меняется (Festinger, 1942b). Мес­то гибкой ориентировки в реальности занимает в случае возникшего диссонанса предвзятое изменение оценок в пользу уже выбранной альтернативы.

Ориентированная на реальность мотивация влечет за собой ориентированный на реализацию волевой процесс. Поэтому редукция диссонанса является волевым феноменом. Мы еще вернемся к этому вопросу в главе 6.

Подтверждение этому мы находим у Брема (Brehm, 1956). В ходе эксперимен­та испытуемые должны были оценить привлекательность предметов домашнего обихода. В качестве вознаграждения за участие в опыте они могли выбрать и взять с собой по одному предмету из каждой пары. Одна группа делала выбор между двумя равно привлекательными предметами (высокий диссонанс), другая — меж­ду привлекательным и непривлекательным предметами (низкий диссонанс). При оценке привлекательности после принятия решения во всех случаях выяснилось, что избранная альтернатива стала заметно более привлекательной по сравнению с отвергнутой. Изменение было более сильным в условиях высокого диссонанса альтернативы (при выборе из двух примерно равных по привлекательности аль­тернатив).

После работы Брема 1956 г. факт редукции диссонанса в конфликтах после принятия решения получил многочисленные подтверждения, Стали говорить о так называемом эффекте расхождения, поскольку сопоставление избранной и отверг­нутой, альтернатив в пользу первой приводит к более сильному расхождению оце­нок. Чем больше имеется альтернатив, из которых приходится выбирать, и чем меньше они качественно различаются, тем сильнее бывает зафиксированный эф­фект расхождения. С целью редукции диссонанса впоследствии может быть изме­нен вес критериев принятия решения. Пеннер, Фитч и Вейк (Penner, Fitch, Weick, 1966) просили испытуемых оценить важность восьми черт характера, которыми должен обладать вице-президент фирмы, затем они должны были выбрать одного из двух кандидатов, в профилях показателей личностных тестов которых выделя­лись по четыре разные черты. После выбора испытуемыми одного из двух канди-

датов их заново просили классифицировать те же восемь черт. Выяснилось, что ценность черт характера, присущих избранному кандидату, повысилась.

В отдельных случаях обнаруживается эффект, противоположный расхожде­нию, — эффект схождения, или эффект сожаления. Он состоит в том, что ценность избранной альтернативы понижается, а отвергнутой — повышается (напр.: Walster, 1964). Согласно Фестингеру (Festinger, 1964), субъективное завышение диссонан­са сразу после принятия решения должно выступать как своеобразная защитная реакция у людей, плохо переносящих диссонанс, а именно как попытка отменить только что принятое решение. Эффект схождения является явно более сложным и редким исключением в исследованиях диссонанса и требует учета индивидуаль­ных различий. На основе имеющихся на сегодняшний день данных нельзя сделать однозначного вывода (Ir!e, Montmann, 1978). Между тем Бекман и Куль (Beckmann, Kuhl, 1984) обнаружили одно индивидуальное различие: эффект расхождения де­монстрировали лишь так называемые «ориентированные на действие», но не «ори­ентированные на состояние» испытуемые.

Первоначальное мнение Фестингера (1957) об окончательной редукции диссо­нанса, наступающей лишь после принятия решения, в свете некоторых новых дан­ных (Grabitz, 1971) нуждается в пересмотре. Ведь на стадии поиска формируются имеющие статус предварительного решения гипотезы о последствиях принятия какого-либо решения, и ценность информации, согласующейся или противореча­щей предварительным решениям, соответственно повышается или понижается.

Вынужденное согласие

Наиболее изученная область феноменов касается весьма специфической ситуации, порождающей диссонанс, а именно ситуации вынужденного согласия {forced compliance), ведущего к действиям, которые сам субъект не может удовлетвори­тельно обосновать для себя. Диссонанс возникает не просто потому, что субъекта заставляют посредством обещания вознаграждения или угрозы наказания сделать нечто, чего он по своей воле не сделал бы, что с самого начала представляется ему чистым принуждением.- Выраженность диссонанса особенно велика, когда субъект постепенно и строго добровольно позволяет вовлечь себя в активность, которая но ее завершении оказывается недостаточно компенсированной вознаграждением и предстает как нечто, потребовавшее слишком больших усилии. Чтобы уменьшить возникающий в этой ситуации диссонанс, необходимо задним числом повысить ценность совершенного действия или обесценить его негативные аспекты. Тем са­мым согласие делается понятным и получает свое обоснование.

Чтобы воспроизвести условия вынужденного, недостаточно обоснованного со­гласия, были разработаны различные экспериментальные приемы. В первом иссле­довании Фестингера и Карлсмита (Festinger, Carlsmith, 1959) испытуемым прихо­дилось выполнять чрезвычайно скучную работу. После этого их просили сказать другим участникам, которым предстояло делать то же самое, что речь идет об очень интересном эксперименте. Одной группе испытуемых платили за это по 20 долла­ров, другой группе — только по 1 доллару. При окончательном подведении итогов выяснилось, что испытуемые, получившие маленькое вознаграждение, считали эксперимент более интересным, чем испытуемые, вознаграждение которых было

большим. Возникший в первом случае диссонанс между согласием за небольшое вознаграждение сказать то, что не соответствует действительности, редуцировал­ся ретроспективным искажением фактов.

Брем и Коэн (Brehm, Cohen, 1962), проанализировавшие впоследствии данные по вынужденному согласию, выявили необходимое условие, которое необходимо для того, чтобы могла произойти редукция диссонанса. Речь идет о так называе­мом обязательстве (commitment) субъекта по отношению к избранной альтернати­ве, осуществление которой вызывает когнитивный диссонанс. Тем самым ограни­чивается сфера действия теории когнитивного диссонанса. Недостаточно, чтобы между двумя содержательными элементами складывалось отношение диссонанса. Диссонанс возникает в результате действия, переживаемого субъектом именно как собственное, за которое он взялся и несет всю ответственность.

Обязательство как важное условие событий отчетливо проявляется в осуще­ствленной Карлсмитом, Коллинзом и Хелмрейчем (Carlsmith, Collins, Helmreich, 1966) попытке дальнейшей дифференциации первоначального эксперимента Фе-стингера и Карлсмита (Festinger, Carlsmith, 1959). Задача снова состояла в том, чтобы выдать чрезвычайно скучный эксперимент за весьма интересный и поучи­тельный. В первом случае испытуемых просили непосредственно убедить в этом другого человека; во втором им нужно было высказать это убеждение анонимно в форме письменного сообщения. В обоих случаях вознаграждением служили либо 5 долларов, либо полдоллара. Как и ожидалось, редукция диссонанса проявилась лишь при наличии обязательства, т. е. тогда, когда испытуемые должны были вну­шить другому человеку отношение к эксперименту, отличное от испытанного ими на самом деле. Измеренное впоследствии изменение собственного отношения было тем сильнее, чем меньше было вознаграждение. Если же активность ограничива­лась написанием анонимного сообщения, т. е. осуществлялась не в форме социаль­ного действия, обнаруживался противоположный эффект — вместо редукции дис­сонанса имел место своеобразный феномен подкупа: чем большим было вознаграж­дение, тем сильнее менялось собственное отношение.

Фрей и Ирле (Frey, Irle, 1972) изучили влияние обоих компонентов обязатель­ства: собственного решения и осуществления социального действия. Они скомби­нировали предоставление и непредоставление возможности выбора, с одной сто­роны, и открытое или анонимное действие, с другой. Испытуемые должны были за плату (1 или 8 марок) подготовить дискуссионную статью против снижения гра­ницы возрастного избирательного ценза с 21 до 18 лет. Во-первых, задание дава­лось в форме либо поручения, либо ситуации свободного выбора, и, во-вторых, от автора требовалось либо публично отстоять свою статью, либо опубликовать ее ано­нимно. Редукция диссонанса, т. е. изменение установки в пользу сохранения высо­кого возрастного ценза, имела место лишь при наличии обоих моментов: возможно­сти выбора и социально открытого осуществления действия. При отсутствии этих условий возникал обратный эффект («эффект подкупа»): установка изменялась лишь при более высоком вознаграждении. В двух оставшихся случаях, когда при­сутствовал лишь один из двух компонентов обязательства, никакой зависимости ни от вознаграждения, ни от редукции диссонанса установить не удалось.

Мотивирующий эффект когнитивного диссонанса может изменять даже дей­ственность влечений (в понимании Халла). Экспериментальные подтверждения

взаимосвязи редукции диссонанса с органическими потребностями описаны в кни­ге Зимбардо (Zimbardo, 1969). В этой книге мы рассмотрим исследования на мате­риале жажды и научения избеганию боли.

В первом случае Манссон (Mansson, 1969) вызывал у своих испытуемых жаж­ду, давая им соленое печенье со специальным покрытием, вызывающим ощущение сухости и жара во рту. После этого испытуемым предлагалось принять участие в 24-часовом эксперименте по изучению жажды, причем одной группе давалось сильное, а другой — слабое обоснование необходимости участия. Каждый испыту­емый должен был на особом бланке сообщить о своем согласии на участие в экспе­рименте. Сообщившие о своем несогласии образовывали группу отказавшихся. Кроме того, имелись две контрольные группы: испытывавшая и не испытывавшая жажду. Контрольные группы не знали об эксперименте, и одна из них ела обычное печенье, другая — печенье с вызывающим жажду покрытием. До начала мнимого испытания жаждой экспериментатор фиксировал у испытуемых всех групп раз­личные индикаторы переживания жажды. Как и следовало ожидать в соответствии с теорией когнитивного диссонанса, те из испытуемых, которые без достаточного обоснования были готовы подвергнуться испытанию, вели себя так, как будто не чувствовали жажды, т. е. подобно испытуемым из контрольной группы с отсутстви­ем жажды. По сравнению с группой, получившей весомое обоснование необхо­димости участия в эксперименте, а также с контрольной группой, испытывавшей жажду, эти испытуемые ниже оценивали свое желание пить, поглощали меньше воды, а в эксперименте на узнавание воспринимали меньше слов и им требовалось больше времени для заучивания парных ассоциаций, содержательно связанных с жаждой, в их фантазии реже появлялись мотивы. На рис. 4.26 показано среднее количество воды, выпитое перед мнимым 24-часовым испытанием жаждой в раз­личных группах. По количеству выпитой воды группа с высоким диссонансом зна­чимо отличается от всех остальных групп.

В другом эксперименте Гринкеру (Grinker, 1969) удалось показать действие редукции когнитивного диссонанса при классическом обусловливании мигатель­ного рефлекса. Безусловным раздражителем выступала направленная в глаз струя воздуха определенной силы. Одновременно подавался звуковой сигнал. На успеш­ность научения указывали условные реакции: звукового сигнала оказывалось до­статочно, чтобы вызвать мигательную реакцию. После первых 20 проб сообщалось, что в следующих 10 пробах воздушная струя будет сильнее, (Согласно данным других исследований, такое условие способствует ускорению научения избеганию.) В дей­ствительности же сила воздушной струи оставалась прежней. Чтобы создать раз­личную степень когнитивного диссонанса, испытуемые были разбиты на три груп­пы. Две из них формировались из добровольцев, причем одной было дано весомое обоснование необходимости участия в неприятном опыте (небольшой диссонанс), а другой — слабое обоснование (большой диссонанс). Испытуемые контрольной группы не были добровольцами и не получали обоснования. Как показывает рис. 4.27, группа с высоким диссонансом заметно отстает в научении от группы с небольшим диссонансом и от контрольной группы. В этой группе предупреждение об усилении воздушной струи, по-видимому, вызвало сравнительно меньший страх. Согласно теории когнитивного диссонанса, это может быть объяснено по­давлением эмоции страха, поскольку таким образом уменьшается когнитивный диссонанс.

Таким образом, когнитивный диссонанс может ослабить влияние влечений типа жажды или страха на поведение и научение. Подобные данные свидетельству­ют о важности промежуточных когнитивных процессов при прочих равных усло­виях, они также выявляют значение особенностей ситуации, которые дают повод к переоценкам, способствующим редукции диссонанса.

Селекция информации

Специфическую возможность редуцировать возникающий после принятия реше­ния диссонанс предоставляет отбор информации — на эту возможность сразу же обратил внимание Фестингер (Festinger, 1957). Люди ищут и выбирают ту инфор­мацию, которая повышает ценность выбранной альтернативы поведения н обесце­нивает отвергнутую; информация противоположного содержания при этом игно­рируется. Первое исследование этого фактора провели Эрлих, Гутман, Шенбах и Миллс (Ehrlich, Guttmann, Schonbach, Mills, 1957). Как выяснилось, после приоб­ретения первого автомобиля владельцы машин стали обращать больше внимания на рекламу той фирмы, машину которой они купили, чем на рекламу фирм, маши­ны которых принимались во внимание при выборе покупки.

В дальнейшем, правда, выяснилось, что о поиске информации, редуцирующей диссонанс, можно говорить с большим основанием, чем об избегании информации, увеличивающей его (см.: Wickhmd, Brehm, 1976). Помимо прочих факторов, боль­шое значение имеет возможность опровержения консонантной и диссопантной информации. Люди предпочитают трудно опровергаемую консонантную и легко опровергаемую диссонантную информацию и избегают легко опровергаемой кон­сонантной информации и трудно опровергаемой диссонантной. Во всяком случае, это установил Лоуин (Lowin, 1967) в полевом эксперименте во время президент­ских выборов 1964 г., исследуя поведение приверженцев конкурировавших тогда кандидатов — Джонсона и Голдуотера. В этом эксперименте сторонникам обоих кандидатов рассылались выдержки из предвыборных брошюр за и против каждо­го из кандидатов, содержавшие легко и трудно опровержимые аргументы — с тем, чтобы при желании человек мог заказать соответствующие брошюры.

Несомненно, селекция — процесс более сложный, чем простой выбор информа­ции или ограничение отводимого на ее поиск времени. Даже если человек уделяет внимание определенной информации, качество ее восприятия может быть различ­ным. Брок и Бэллоуи (Brock, Balloun, 1967) связали этот аспект с показателем ча­стоты, с которой испытуемый нажимал на кнопку, устранявшую шумовые помехи при прослушивании записанной на магнитофонную пленку информации. Через некоторое время шумы возобновлялись. Как и ожидалось, во время предъявления консонантной информации (например: «Курение не приводит к раку легкнх>>) кнопка нажималась чаще, чем во время предъявления диссонантной.

Примечателен случай, когда, согласно принятому решению, должно быть вы­полнено действие, которое может стать более успешным при получении диссонант­ной информации. Например, студент решил сдавать экзамен определенному экза­менатору и может после этого получить более подробную информацию об этом экзаменаторе. В такой ситуации он не будет избегать даже негативной информа­ции. В этом случае человек не редуцирует когнитивный диссонанс, но мирится с ним, ибо он полезен для достижения поставленной цели (выдержать экзамен) (см.: Canon, 1964; Freedman, 1965; Clarke u. James, 1967; Frey, 1981).

Несогласие с убеждениями социальной группы

Фестингер, Рикен и Шахтер опубликовали в увлекательной книге «Когда пророче­ство не сбывается» (Festinger, Riecken, Schachter, 1956) результаты полевого иссле­дования небольшой религиозной секты, члены которой собрались в одном амери-

канском городке, чтобы вместе дождаться того декабрьского дня, когда, по их твер­дому убеждению, землю поглотит всемирный потоп, а сами они спасутся, перебрав­шись с помощью летающих тарелок на другие планеты. Когда предсказанное собы­тие не состоялось, возник диссонанс между ожиданиями и реальностью, с которым нельзя было примириться и который необходимо было редуцировать. Казалось, что могло бы быть более естественным, чем утрата нелепой веры во всемирный потоп и чудесное спасение? Однако это произошло лишь с теми немногими членами секты, которые не находились в этом городке и которым было поручено ожидать потопа и спасения отдельно. Группа же, испытавшая коллективное разочарование, редуциро­вала диссонанс прямо противоположным образом. Поставленная под удар вера еще более усилилась благодаря взаимному влиянию членов группы, которые активизи­ровали свое миссионерское рвение в отношении несбывшегося пророчества неми­нуемого всемирного потопа. Редукция диссонанса в данном случае была тесно свя­зана с социальным взаимодействием членов группы.

Еще одно полевое исследование по изучению религиозной секты «Истинный мир» было проведено Хардиком и Брейдсном (Hardyck, Braden, 1962). Группа сек­тантов, в определенный день ожидавшая атомной бомбардировки, провела в под­земном бункере 42 дня после катастрофы, которая так и не произошла. Эта группа редуцировала свой диссонанс не при помощи миссионерского рвения, а путем увеличения консонантных знаний. Они были убеждены, что благодаря своей вере выдержали ниспосланное господом испытание и поэтому катастрофа не наступи­ла. По-видимому, многие исторические феномены религиозных движений, кото­рые извне кажутся совершенно иррациональными, можно интерпретировать как процессы редукции диссонанса. Щенбах (Schonbach, 1966) попытался провести подобный анализ одной из глав истории иудаизма, истории мессии Саббатаи Цви (род. 1626) и его пророка Натана из Газы.

К сожалению, приближенные к жизни полевые исследования и анализ истори­ческих материалов и до сих пор остаются исключениями. В основном преоблада­ют лабораторные эксперименты, в которых убеждение испытуемого сталкивается с убеждениями других людей. При этом когнитивный диссонанс возрастает с уве­личением расхождений между сталкивающимися убеждениями, важностью темы, степенью доверия к коммуникатору и его привлекательности. Редукция возник­шего диссонанса может быть следствием, во-первых, сближения своих убеждений с чужими и, во-вторых, экстремизации своих убеждений (так называемый эффект бумеранга). Какая именно из этих двух возможностей будет иметь место, зависит от степени сопротивляемости изменениям содержания конфликтующих убежде­ний. Если под сомнение ставятся, например, имеющие глубокие социальные кор­ни религиозные верования, то результатом является, как мы уже видели на приме­ре полевых исследований, по большей части экстремизация собственных убежде­ний (см.: Irle, Montmann, 1978).

Неожиданные результаты действий и их последствия

Под эту рубрику попадают три комплекса условий редукции диссонанса, которые в отличие от уже рассмотренных не учитывались Фестингером в исходной форму­лировке теории диссонанса (Festinger, 1957), а были выведены лишь позднее. Пер­вый комплекс условий связан с диспропорцией между значительной затратой уси-

лий и неудачным результатом деятельности. Два других комплекса связаны с ре­зультатами деятельности, а именно с самооценкой и побочными последствиями. Рассмотрим поочередно каждый из этих комплексов.

Тщетные усилия, разумеется, вызывают диссонанс. Чтобы редуцировать его, необходимо попытаться задним числом обосновать затраченную напрасно энер­гию, повысив ценность преследуемой цели деятельности (поскольку нельзя опус­тить дискредитации или отрицания самих затраченных усилий). Наиболее пока­зательными из всех проведенных экспериментов являются эксперименты с жи­вотными Лоуренса и Фестингера (Lawrence, Festinger, 1962), посвященные (как гласит подзаголовок их работы) «психологии недостаточного вознаграждения». Эти эксперименты доказывают, что явление когнитивного диссонанса и его редук­ции можно наблюдать не только у людей, но и у животных. Иными словами, тео­рия диссонанса получила возможность претендовать на включение в сферу ее при­менения невербальной и некоммуникативной деятельности.

Подопытными животными были голодные крысы, научавшиеся находить путь к пище в условиях, затруднявших научение. Животные избегали усложнения, есл и могли достичь цели (нахождения пищи) более легким или надежным путем. На стадии научения использовались три вида усложнений: частичное и отсроченное подкрепление, а также необходимость приложить большие усилия (преодолеть подъем определенной степени крутизны), чтобы достичь цели. Зависимой пере­менной и индикатором редукции диссонанса была сопротивляемость угасанию, т. е. количество проб, в ходе которых в отсутствие подкрепления сохраняется выу­ченное поведение (а в отдельных случаях его интенсивность).

Экспериментальные условия Лоуренс и Фестингер обосновывали двумя ги­потезами, выведенными из теории когнитивного диссонанса. Первая. Диссонанс, обусловленный отсутствием или отсрочкой подкрепления или слишком больши­ми усилиями, затраченными на его получение, подвергается редукции благодаря тому, что целевому действию приписывается дополнительная, проистекающая из других мотивов привлекательность, например исследование или поиск сенсорной стимуляции. Вторая. Поскольку диссонанс кумулятивен, он должен постепенно уменьшаться; соответственно возрастает дополнительная привлекательность.

Рис. 4.28. Сопротивляемость угасанию в зависимости от количества неподкрепляемых проб (Lawrence, Festinger, 1962, p. 91)

Рис. 4.29. Зависимость среднего времени пробежки в фазе угасания от степени усилий в фазе научения (Lawrence, Festinger, 1962, p. 143}

В 16 сериях экспериментов были подтверждены обе гипотезы. Применительно к частичному подкреплению независимо друг от друга варьировались количество и процентная доля проб без подкрепления. (В теоретико-ассоциативных исследо­ваниях связи частичного подкрепления и сопротивляемости угасанию почти все­гда бралась процентная мера подкрепления.) Как видно из рис. 4.28, сопротивляе­мость угасанию не зависит от процентной доли подкреплений, однако она резко возрастает при абсолютном увеличении числа неподкреплённых проб. Это озна­чает (как и предполагалось), что диссонанс кумулятивен и убывает при возраста­нии дополнительной привлекательности. Если доминирующее влечение (голод) в фазе научения было очень сильным, а в фазе угасания — слабым, то показатели со­противляемости угасанию тем выше, чем чаще в фазе научения отсутствовало под­крепление. Этот результат означает, что больший диссонанс (отсутствие ожидаемо­го удовлетворения при значительной интенсивности потребности) приводит в фор­ме дополнительной привлекательности к более сильной редукции диссонанса.

Результаты относительно степени затраченных усилий также подтверждают эти гипотезы. Так, крысы, которым приходилось преодолевать подъем крутизной 50°, в фазе угасания бежали быстрее (рис. 4.29) и для угасания им требовалось боль­ше проб, чем крысам, преодолевшим подъем крутизной лишь 25°. Интенсивность усилий оказалась независимой от схемы подкреплений. Если комбинировать друг с другом эти параметры — степень затраченных усилий и число несостоявшихся подкреплений, — возникают аддитивные эффекты обоих условий. Эти и другие данные заставили Лоуренса и Фестингера сделать следующий вывод:

«Если организм, перерабатывая информацию, которая сама но себе привела бы к прекращению определенной активности, продолжает ее, то у активности или ее по­следствий появляется дополнительная привлекательность, которая сама по себе становится добавочным оправданием сохранения данного поведения» (Lawrence, Festinger, 1962, p. 156).

Остается рассмотреть приводящие к диссонансу последствия достигнутого ре­зультата деятельности. Аронсон (Aronson, 1968) отмечал, что диссонанс возника-

ет преимущественно в ситуации, когда деятельность или ее результат противоре­чат представлению о себе, особенно когда последнее касается способностей или нравственности субъекта: «Диссонанс существует только потому, что поведение индивида не согласуется с представлением о себе» (Aronson, 1968, р. 23). Аронсон полагает, что, во-первых, когнитивный диссонанс должен быть тем больше, чем устойчивее ожидания по отношению к деятельности, и, во-вторых, ожидания, от­носимые нами к собственной деятельности, устойчивее ожиданий, направленных на чужую деятельность. Независимо от преимуществ, которыми обладает такая точка зрения (ведь диссонанс с представлением о себе может оказаться существен­нее несоответствия с другими ожиданиями), диссонанс с представлением о себе, как правило, приводил к отчетливым эффектам редукции диссонанса..

Диссонанс с представлением о себе строился в соответствии с основной схемой исследования Аронсона и Карлсмита (Aronson, Carlsmith, 1962), которая, впрочем, распространена и в исследованиях мотивации достижения и атрибуции (см. главы 9 и 13). Успех или неудача в выполнении определенного задания формирует у испы­туемых соответственно высокую или низкую самооценку их способности справить­ся с этим заданием. Затем они получают обратную, не соответствующую ожидани­ям информацию об успехе или неудаче, которая противоречит сформированной са­мооценке своих способностей в лучшую или в худшую сторону. В обоих случаях, по Аронсопу, должен возникать когнитивный диссонанс, актуализирующий тен­денцию к его редукции, Она может быть осуществлена различными способами, ко­торые предстояло изучить.

Так, Ирле и Кролаге (Irle, Krolage, 1973) обнаружили, что при положительном отклонении результатов теста от ожидаемых самооценка повышается сильнее, чем она понижается при отрицательном отклонении. Это согласуется с многочислен­ными данными о служащей поддержанию самооценки пристрастности в атрибу­ции успеха и неудачи (см.: Bradley, 1978; Fitch, 1970; D. Miller, 1976; а также в гла­ве 13). При положительном отклонении от ожиданий собственные усилия и валид-ность теста оцениваются выше, чем при отрицательном отклонении. Чем сильнее противоречащий ожиданиям результат отличается от самооценки испытуемых, тем хуже он запоминается. Средние результаты по тесту, ожидаемые от членов рефе­рентной группы, приравниваются к собственным результатам. Уровень самооцен­ки, характеризующий индивидуальные различия, также оказывает определенное влияние. Самооценка взаимодействует с отклонением от ожиданий: наиболее силь­ный диссонанс был у испытуемых с высокой самооценкой и негативным отклоне­нием, а также у испытуемых с низкой самооценкой и позитивным отклонением.

Наконец, еще один вид результата деятельности, порождающего диссонанс, связан с неожиданными побочными последствиями. Пример мы находим в ранней работе Брема (Brehm, 1959), заставлявшего школьников за вознаграждение есть овощи, которые они не любили. После этого часть испытуемых столкнулась с не­ожиданным побочным последствием своего поступка; экспериментатор письмен­но сообщил родителям, что их ребенок охотно ест соответствующие овощи. Те ис­пытуемые, с которыми это произошло, начали оценивать привлекательность ово­щей выше, чем те, чьи родители не получили такого письма. Брем называет это эффектом свершившегося факта и выводит его из непредсказуемости негативных

побочных последствий. Однако в ходе дальнейших исследований его интерпрета­ция не подтвердилась. Как показали Согин и Пал лак (Sogin, Pallak, 1976), решаю­щей является не степень предсказуемости, а то, считает ли субъект себя причиной негативных побочных последствий. Если это так, то он редуцирует диссонанс, мо­дифицируя свою первоначальную установку таким образом, чтобы иМеть возмож­ность легче принять наступившие негативные последствия.

Исследования когнитивного диссонанса в историческом аспекте

После данного Фестингером в 1957 г. старта исследования диссонанса стали раз­виваться в геометрической прогрессий. К 1977 г. уже было опубликовано свыше 800 работ. Многообразие феноменов, рассматриваемых с точки зрения' редукции диссонанса, достойно удивления. Большая часть накопленных данных касается изменения установок и убеждений в случаях, когда принятые решения, вынужден­ное согласие на поступки, которые люди сами по себе не совершили бы, новая ин­формация о выбранной альтернативе, дискредитация убеждения, неожиданные результаты деятельности или их последствия порождают когнитивный диссонанс.

Прежде всего была изучена ситуативная обусловленность речевой и коммуника­тивной деятельности. Несомненно, грандиозная программа исследований коммуни­кации и изменения установок, осуществлявшаяся в 1950-е гг. в Йельском универси­тете под руководством Ховлэнда и Джениса (Hovland, Janis, Kelley, 1953), во многом способствовала этому. Исследования же мотивации в узком смысле, как по своему количеству, так и по влиянию на развитие теории, отступили на задний план. Одна­ко именно эксперименты наподобие осуществленных Лоуренсом и Фестингером (Lawrence, Festinger, 1962) или описанных Зимбардо (Zimbardo, 1969) в связи с ког­нитивным контролем потребностных состояний (см.: Grinker, 1969; Mansson, 1969) продемонстрировали продуктивность теории когнитивного диссонанса и за преде­лами речевой и коммуникативной деятельности. Вот почему мы особенно подробно остановились на этих подходах, хотя на их основе вплоть до сегодняшнего дня не сложилась теория мотивации в собственном смысле слова.

За исключением исследований, имевших дело с воздействием на мотивацион-ные или потребностные состояния, большое количество работ по диссонансу все больше следовало теоретическому курсу, когда во главу угла в той или иной фор­ме ставилось самовосприятие субъекта. Первоначально Фестингер (Festinger, 1957) рассматривал все когнитивные образования субъекта как не согласующиеся друг с другом, «диссонансные» в смысле порождения мотивации, направленной на редукцию диссонанса. В качестве примера он приводил не соответствующие реаль­ности высказывания человека, который хотя и считает их истинными, но не при­нимает близко к сердцу. Например, некто считает, что человек может достичь Луны, однако сомневается в существовании технических средств, позволяющих преодолеть земное притяжение (ibid., p. 14). Такое несоответствие явно недоста­точно личностно значимо, чтобы породить мотивацию редукции диссонанса. Как бы то ни было, первоначально весьма широкая сфера применимости принципа ког­нитивного диссонанса была вскоре сужена. Гринуолд и Ронис (Greenwald, Ronis, 1978) ставят вопрос о том, почему никогда не делалось серьезной попытки конкре­тизировать границы применимости этого принципа и можно ли его обосновать. Вместо поиска ответа на этот вопрос Брем и Коэн (Brehm, Cohen, 1962) конкрети-

зировали когнитивный диссонанс, постулировав в качестве необходимого условия обязательство, складывающееся из двух моментов: приписывание себе причин возникновения диссонанса и социально открытое осуществление деятельности. Брем и Коэн пишут: «... мы считаем субъекта обязавшимся, если он решил делать или не делать определенную вещь, если он выбрал одну (или более) альтернативу и тем самым отверг одну (или более) альтернатив, если он активно осуществляет (или осуществил) данное поведение» (Brehm, Cohen, 1962, p. 7). Такая конкрети­зация понятия диссонанса содержалась уже в исходных положениях Фестингера, поскольку он ставил силу диссонанса в зависимость от значимости содержания когнитивных структур. Фестингера (Festinger, 1964) вполне устраивало уточнение Брема и Коэна.

Однако предложенное этими авторами уточнение означает больше, чем просто подчеркивание значимости понятия диссонанса. Оно указывает на очевидную мотивационно-психологическую функцию редукции диссонанса, Ибо допущение обязательства (commitment) говорит о том, что уже образовалось намерение дей­ствовать, что мотивационная фаза взвешивания закончилась и началась волевая фаза. Теперь речь идет о том, чтобы достичь намеченной цели, не допустив оши­бок по ходу действия. Поэтому редукция когнитивного диссонанса служит «конт­ролю над действием». Она способствует отказу от повторного возвращения к фазе мотивации и содействует движению вперед, к достижению поставленной цели. Бекман и Ирле (Beckmann, Irle, 1985) реинтерпретировали в этом смысле целый ряд исследований когнитивного диссонанса. Мы вернемся к этому вопросу в главе 6, где мы будем говорить не о мотивационных, а о волевых процессах. Здесь же сле­дует еще упомянуть о том, что настало, по-видимому, время по-новому, с «мотива-ционно-психологической» точки зрения осмыслить факты, относящиеся к так на­зываемому когнитивному диссонансу: в том смысле, что свобода от когнитивных противоречий является мотивирующим фактором не ради себя самой, но скорее ради сохранения верности уже сформировавшимся намерениям, ради того, чтобы не помешать их осуществлению и не ошибиться в ходе их реализации.

Аронсон (Aronson, 1968), двигаясь примерно в том же направлении, в решаю­щий момент отклонился от него, ограничив диссонанс личностно значимыми фе­номенами. Он связал их с устойчивыми ожиданиями, лишь тогда отражающимися на деятельности субъекта и приводящими к диссонансу, когда эта деятельность вступает в противоречие с представлением о себе, обманывая ожидания в позитив­ном или негативном смысле. Брэмел (Bramel, 1968) еще больше сузил эти рамки, признав в качестве условия порождения диссонанса лишь негативные отклонения от представления о себе. Он придал диссонансу статус специфической мотивации страха, а именно страха перед социальными последствиями, меньшей, чем хотелось бы или предполагалось, компетентности или нравственности субъекта.

Наконец, направленный на уточнение условий эксперимент Виклунда и Брема, (Wicklund, Brehm, 1976) позволил выдвинуть в качестве необходимого условия редукции диссонанса переживание личной ответственности за сосуществование неустойчивых когнитивных структур. Авторы пишут: «Недавние исследования... сделали достаточно очевидным тот факт, что редукция диссонанса, как мы ее себе представляем, имеет место, только если диссонансные элементы объединяются личной ответственностью переживающего диссонанс субъекта» (Wicklund, Brehm,

1976, p. 7). Тем самым Виклунд и Брем вновь расширили сферу применимости тео­рии диссонанса по сравнению с ограничением этой сферы представлениями о себе

у Аронсопа. В целом развитие теории с 1962 (Brehm, Cohen) по 1976 г. (Wicklund, Brehm) шло в одном направлении. Решающим для переживания когнитивного диссонанса и его редукции считается приписывание себе субъектом причин несо­ответствии и принятие им ответственности за них.

Такая направленность развития теории привела исследования диссонанса к исследованиям атрибуции. Так, Нисбетт и Валинс (Nisbett, Valins, 1971) реинтер-претировалп с позиций теории атрибуции результаты исследований диссонанса, возникающего при недостаточной обоснованности. Они считали теорию атрибу­ции более совершенной по сравнению с теорией диссонанса, ибо она убедительно объясняет поведение и в случае достаточной его обоснованности (см. главу 14). Кроме того, исследования диссонанса пересеклись с исследованиями мотивации достижения, особенно после того, как последние стали осуществляться под влия­нием теории атрибуции (см. главу 8). Однако, как ни странно, на сегодняшний день едва ли кто-то сделает попытку совместить в одном исследовании обе эти теории.

Восприятие субъектом самого себя; сыграло особую роль в исследованиях дис­сонанса еще и потому, что Бем (Bern, 1967, 1972) в своей так называемой теории сам о восприятия попытался показать избыточность постулирования когнитивных процессов редукции диссонанса. По мнению Бема, люди немного узнают о себе непосредственно через познавательные процессы; гораздо больше сведений они получают, наблюдая за собственной деятельностью. Например, если человек ловит себя на том, что делает нечто, чего раньше не делал или не сделал бы, он говорит о приятности пли важности совершаемого им. Именно таким путем, как правило, происходит изменение установок. Мы более подробно проанализируем теорию самовоелриятня Бема и ее «опровержение» как альтернативное объяснение редук­ции диссонанса в главе 13 при рассмотрении развития теории атрибуции и пред­шествовавших ей концепций,

Теории когнитивной оценки ситуации с точки зрения проблем психологии мотивации

Все рассмотренные теоретические подходы, утверждавшие важность когнитивно­го оценивания ситуации для последующего поведения, внесли свой вклад в разра-■ ботку проблем мотивации, хотя индивидуальные различия в рамках этих подходов и не учитывались. В контексте проблем мотива концепции когнитивного оценива­ния ситуации пока не разработаны и не проверены и предстают как исследования мотивации без мотива. Это, вероятно, и является основной причиной двойствен­ного отношения (и сомнений) по поводу вклада теорий таких авторов, как Фестпн- гер и Хайдер, в психологию мотивации.

Например, Фестннгер, с одной стороны, утверждает:

«Когнитивный лпесонанс может рассматриваться как предварительное условие, на­правляющее активность па редукцию диссонанса, точно так же, как голод направля­ет активность на редукцию голода. Эта мотивация заметно отличается от той, с кото-рои психологи привыкли иметь дело, но, как мы увидим, она не менее сильна» (Festmger, 1957, р. 3).

С другой же стороны, он пишет:

«На поведение, установки и мнения людей влияет множество факторов, о которых теория диссонанса ничего не может сказать. Например, но исей этой книге ничего или почти ничего не говорится о мотивации. Диссонанс сам по себе, конечно, может рас­сматриваться как мотивирующий фактор, хотя существует много других мотивов, влияющих па людей, и мы обошли вопрос об отношениях между всеми остальными мотивациями и воздействием редукции диссонанса, хотя при определенных обстоя­тельствах эти отношения ясны... Но здесь мне хочется подчеркнуть, что я не занимал­ся проблемами мотивации и что эти проблемы, в общем, не должны совпадать с теми проблемами, с которыми имеет дело теория диссонанса» (ibid., p. 276-277).

Хайдер говорит о своей теории баланса следующее:

«Ее следует понимать не как общую теорию мотивации, а как теорию, разрабатывающу­юся главным образом в связи с межличностными отношениями» (Heider, I960, р. 166).

Из числа ситуационных детерминантов мотивации мы до сих пор уделяли очень мало внимания одному весьма существенному детерминанту, а именно социально­му познанию, отражению целен деятельности и компетентности других людей. В социальной ситуации мы не можем действовать, не приписывая постоянно на­шим партнерам по деятельности (и себе самим) намерений, о которых мы делаем заключения на основании поведения. Этот круг вопросов будет рассмотрен при описании социальных мотивов аффилиации, власти (главы 11 и 12), помощи и аг­рессии (главы 9 и 10), а также в главе 14.

Заключение

В этой главе в исторической перспективе были рассмотрены исследования весьма разнородных ситуативных детерминантов деятельности. Их спектр охватывает обусловленные инструкцией детерминирующие тенденции, сиюминутные потреб-ностные состояния и влечения, ситуационные конфликты и состояния активации, эмоции и когнитивные процессы оценки ситуации. Общей для всех относящихся к внутренней или внешней ситуации детерминантов является их интраиндивидуаль-ная варьируемость и отсутствие связи с межнндивидуальными диспозиционными различиями. Разнообразие ситуационных переменных характерно для объяснения поведения со второго взгляда.

В контексте такого объяснения поведения большая часть рассмотренных тео­рий постепенно подошла к основной мотивационной проблеме, а именно к пробле­ме объяснения стремления к цели. При этом становилось все более ясным, что при решении данной проблемы необходимо опираться на два фундаментальных кон­структа: ожидание и привлекательность.

В последующих главах мы проследим развитие этих идей главным образом на материале подходов Левина и Халла, а также Толмена, с самого начала осуществ­лявшего анализ целенаправленного поведения при помощи конструктов ожидания и привлекательности. Вместе с тем рассмотренные когнитивные подходы и их дальнейшие модификации способствовали выяснению условий проявления этих фундаментальных мотпвационных переменных. На этом мы остановимся в других главах, прежде всего в главах 13 и 14, которые посвящены развитию теории атри­буции, начало которой было положено в работах Хайдера.

ГЛАВА 5 Ожидание и привлекательность как детерминанты мотивации

Эта глава также посвящена мотивирующим деятельность ситуационным детерми­нантам. Общим для обсуждаемых здесь теорий является то, что они наделяют жи­вое существо предвидением, способностью руководствоваться в своем поведении предвосхищаемой целью. Понятие «цель» играет центральную роль в объяснении поведения. Согласно этим теориям, наличная ситуация должна быть преобразова­на в некоторое будущее целевое состояние. В бихевиористских теориях научения и влечения целевые состояния называются подкреплением. Оно означает событие, которое определяет характер предшествующего поведения, например, в состоянии голода прием пищи сообщает предшествующему поведению характер действия, приводящего к еде.

Мотивация есть стремление к целевому состоянию, к подкреплению. Для воз­никновения стремления необходимы две предпосылки. Во-первых, должна суще­ствовать возможность предвосхищения наступления целевого состояния в соот­ветствующем ожидании. Таким может быть ожидание целевого состояния, когда собственное поведение не принимается в расчет и не играет никакой роли (как, скажем, при классическом обусловливании, когда сигнал предвещает пищу), или ожидание собственных действий, приводящих к достижению целевого состояния. Первый случай есть ожидание по типу «ситуации и их следствия» (5—5*; см.: Bolles, 1972), второй — ожидание по типу «действия и их следствия» (R— 5*). Ожи­дания можно различать также по тому, какие временные отрезки или какой объем последовательности действий они охватывают. Ожидания недоступны непосред­ственному внешнему наблюдению, их необходимо выявлять опосредованно, иными словами, они представляют собой гипотетический конструкт. Теории психологии мотивации различаются в зависимости от того, в какой степени в них учитывается роль ожиданий как гипотетических процессов и как эти ожидания контролируются в качестве результатов предыдущего научения.

Во-вторых, целевое состояние, поскольку оно служит подкреплением, должно обладать определенной ценностью для живого существа. Конкретные объекты или сооытия могут составлять цель действия, быть связанными с ней, способствовать или мешать ее достижению. В этих случаях они имеют позитивное или негативное отношение к целевому состоянию. Эти объекты или события (5*) обладают соот­ветствующей позитивной или негативной привлекательностью: они привлекают живое существо или отталкивают его. Привлекательность приписывается всему, что обладает значением подкрепления, т. е. можно доказать зависимость предше-

ствующего поведения от этих событий. Как и ожидание, привлекательность — ги­потетический конструкт, и теоретики мотивации в разной мере пользуются им, прежде всего по-разному рассматривая условия его возникновения. Привлекатель­ность объектов или событий может быть выученной или врожденной (не связанном с опытом), может зависеть или не зависеть от сиюминутного состояния потреб­ности. Для обозначения привлекательности того или иного объекта используют­ся и другие понятия. Так, Левин говорит о валентности, или побудительности (Aufforderungscharakter, требовательном характере), вещей, Толмен — о «нужности цели» (demand for the goal).

В психологии мотивации исследователи с помощью теорий привлекательности стремятся как можно более непосредственно объяснить целенаправленность дейст­вий. Привлекательность воспринимаемых (или ожидаемых) объектов или собы­тий — это то, что запускает действие и одновременно придает ему направленность. Привлекательность выполняет как функцию энергетизации действия, так и функ­цию управления, при этом она мотивирует деятельность, несмотря на промежутки во времени и пространстве. Согласно этим теориям, поведение является проак-тивным, поскольку оно вовлекается в борьбу за достижение ожидаемых целей бла­гоприятными или неблагоприятными возможностями наличной ситуации. Управ­ление деятельностью в таком случае обращено вперед, как если бы живое существо постоянно спрашивало себя, к чему приведут те или иные действия. Напротив, при объяснении, не учитывающем ни ожиданий, ни привлекательности, как, например, в случае теории подкрепления Халла (Hull, 1943), поведение, скорее, является ре­активным. Неспецифическое влечение энергетизирует поведение, а управляется оно уже сложившимся фиксированным сочетанием «раздражитель—реакции-привычки». Привычки образуются ретроактивно, через обращенное в прошлое воздействие подкрепления, поскольку сила привычки зависит от частоты, размера и временной отдаленности подкрепления.

Это упрощенное описание должно лишь подчеркнуть особенность, в той или иной форме присущую всем теориям так называемой мотивации привлекательностью, независимо от того, опираются они, скорее, на ожидания типа S—S* или R—S*. Положения теории привлекательности весьма близки представлениям психологии здравого смысла. В той или иной форме эти положения присутствовапи уже в тео­риях пионеров изучения мотивации, таких как Джеймс, Фрейд и Мак-Дауголл. Пер­вой теорией мотивации, в которой идея привлекательности заняла центральное ме­сто и была систематически разработана, стала теория поля Левина. Ниже мы более подробно рассмотрим его взгляды. Эквивалентом понятия привлекательности у Ле­вина является побудительность, или валентность. Влияние валентности на поведе­ние Левин обосновал с помощью своей модели окружения, в которой валентность стала исходным пунктом сил психологического поля наличной ситуации, силой, определяющей интенсивность и направленность действий субъекта. В первую оче­редь Левин пытался уточнить условия различных проявлений валентности.

Толмен, как и Левин, разработал в качестве гипотетических конструктов своего «психологического бихевиоризма» объяснительные понятия ожидания (expectancy) и привлекательности (demand for the goal). Его представления оказали более замет­ное влияние на современников, поскольку они лучше вписывались в типичные для

того периода экспериментальные схемы исследований. В качестве одного из видов когнитивных промежуточных переменных гипотетические конструкты Толмена играют роль посредников между особенностями ситуации и вытекающим из них

поведен нем. Толмен считал, что постулируемое теорией научен ня образование жест­ки х и pi i вычск не позволяет объяснить гибкость целенаправленного поведения. Как мы увидим, Толмепу вопреки господствовавшим взглядам удалось (в особенно­сти па основе данных по так называемому латентному научению) по-новому раз­граничить области научения и мотивации (исполнения). Подкрепление Толмен относил к явлениям мотивации. Оно влияет не на научение как таковое, а на нс-1 юл йен не выученного, поскольку ожидание результата придает ему определенную

привлекательность.

Данные Толмена были восприняты представителями теории подкрепления — Халлом и его учениками — как вызов, что привело к иостепенному'преобразова-нию теории подкрепления в теорию мотивации привлекательностью. Прежде все­го преобразования затронули работы Спенса (Spence, 1956), но еще более очевид­ными они стали в трудах Маурера (Mowrer, 1960), который объяснял с помощью привлекательности все то, что до тех пор толковалось с помощью понятия влече­ния. В этих изменениях в пользу представлений теории прив.искательности значи­тельную роль сыграл гипотетический механизм, который Халл использовал еще в начале 30-х гг. (т. е. до построения своей теории подкрепления, описанной в вы­шедших в 1943 г. «Принципах поведения»). Стремясь найти место процессам, по­добным ожиданию, в схемах «раздражитель—реакция», он постулировал существо­вание частичных антиципирующих целевых реакций.

С пересмотром основ объяснения поведения в пользу положений теории при­влекательности все чаще вставал следующий вопрос: не является ли подкрепление реакций ненужным или совершенно недостаточным объяснением оперантного научения? Не следует ли понимать проявляющееся в поведении влияние подкреп­ления как мотивациопнын эффект привлекательности, вместо того чтобы рассмат­ривать его как ассоциативный процесс, связывающий раздражитель и реакцию? Последняя позиция была принята такими известными теоретиками научения и мотивации, как Уолкер (Walker, 1969), Боллс (Bolles, 1972) и Биндра (Bindra, 1974). Толмен в ходе дальнейшего развития своей теории говорил, что выучиваются не сочетания «раздражитель-реакция», а ожидания смежности. Согласно Боллсу, существует два основных типа ожиданий смежности: ситуация-следствия (5—5*) и реакция—следствия (R— 5*). Отсюда вытекает простая когнитивная модель мо­тивации: вероятность реакции возрастает с увеличением силы S—S* и R— 5*, а так­же с увеличением ценности S*.

С 1940-1950-х гг. теоретические модели ожидания и привлекательности уже разрабатываются вне психологической теории научения. Имеются в виду так на­зываемые теории «ожидаемой ценности». Они были призваны объяснить поведе­ние при принятии решения в ситуации выбора, будь то ставки в азартных играх, покупка (von Neumann, Morgenstern, 1944; Edwards, 1954) или формирование уров­ня притязаний в заданиях разной степени сложности (Escalona, 1940; Festinger, 1942b; Atkinson, 1957.). Основная идея теорий «ожидаемой ценности» состоит в том, что при необходимости выбора между несколькими альтернативами действия

предпочтение отдается той, у которой оказывается максимальным произведение величины ценности достигаемого результата (привлекательность) на вероятность его достижения (ожидание). Иными словами, при учете ее достижимости преоб­ладает цель с наибольшей привлекательностью. Теории «ожидаемой ценности» составляют важную основу современных исследований мотивации. В первую оче­редь это относится к модели выбора риска, сформулированной в русле исследова­ний мотивации достижения. Она связывает переменные индивида и ситуации и является в силу этого моделью объяснения поведения с третьего взгляда. Вари­антом теорий «ожидаемой ценности» является теория пнетрументальности Вру-ма (Vroom, 1964). Она учитывает инструментальность результата действия отно­сительно его последствий независимо от того, действительно ли субъект'стремил­ся к ним или же он вынужден лишь мириться с ними.

Поиск по сайту: