Модель соответственного вывода Джоунса и Дэвиса

В своей работе «От действий к диспозициям» Джоунс и Дэвис (Jones, Davis, 1965) предложили модель атрибуции мотивации, позволяющую делать выводы об ин­тенциях действующего субъекта и тем самым о лежащих в их основе диспозици­ях (установках, мотивах). Подобные выводы дают нам информацию и о будущем поведении человека. Знание намерений играет ключевую роль при объяснении и оценке осуществленного в прошлом поведения; с такого рода оценками сталкива­ются в своей работе парламентские комиссии или суд присяжных. Мера наказания или ответственности во многом определяется тем, в какой степени виновнику конкретного результата деятельности могут быть приписаны сознательные наме­рения. При этом люди выносят приговор, основываясь, как правило, не на наблю­дении за самой деятельностью, а на имеющихся в их распоряжении сообщениях о деятельности или даже только о ее результатах.

Таким образом, исходным моментом является фактически осуществленное дей­ствие (поступок) или, по меньшей мере, его результат. Чтобы на этом основании можно было сделать вывод о диспозиции, необходимо осуществить три шага, ко­торые могут привести, но не обязательно приведут к атрибуции интенции. Первый шаг заключается в обосновании двух предпосылок, без которых невозможно по­явление какой бы то ни было интенции. Субъект должен, во-первых, располагать предварительным знанием о возможных результатах своих действий и, во-вторых, обладать способностью достичь этих результатов. Отсутствие первой предпосыл­ки означает, что результат не прогнозировался, т. е. не был намеренным. Отсут­ствие второй означает сомнительность приписывания данного результата данно­му субъекту. Стрелки на рис. 13.1, ведущие от стремления и умения к действию и результату, как раз и означают такое обоснование.

После обоснования обеих предпосылок осуществляется второй шаг. Он заклю­чается в проверке того, какие следствия (или эффекты) результата действия мог­ли мотивировать субъекта к его достижению. Чтобы выйти за рамки чисто спеку­лятивных построений, следует принять во внимание, что отправная точка любого действия связана с выбором различных альтернатив, по крайней мере с выбором: совершать действие или нет. Для каждой из таких альтернатив возможны различ­ные эффекты. Эффекты, общие для всех альтернатив, не могут влиять на выбор определенного варианта действия. Такое воздействие могут оказывать только спе­цифические эффекты. Чем меньше у выбранной альтернативы поведения специ­фических эффектов (лучше всего, если такой эффект один), тем однозначнее вы­вод об определяющей интенции. На рис. 13.2 этот шаг поясняется на примере двух действий X и Y, имеющих соответственно три и четыре эффекта, два из которых являются общими. Рассмотрим вариант выбора действия X. С ним связан лишь один специфический эффект с, Именно этот эффект заставляет субъекта предпо­честь действие X. Если же выбрано действие Y, с которым связаны два специфи­ческих эффекта due, остается неясным, который из них оказался решающим. Эта методика напоминает анализ интенционального поведения, проведенный Ирви­ном (Irwin, 1&71; см. также главу 2).

Рис. 13.2. Общие и специфические эффекты двух альтернатив действия

Но даже если выбранное действие имеет лишь один специфический эффект, мы все же не можем с уверенностью заключить, что именно с этим эффектом соотно­сится определенная интенция как выражение личностной диспозиции. Дело в том, что этот эффект может просто казаться желательным большинству людей или всем представителям определенной референтной группы. В таком случае действие мо­тивируется общезначимой ценностью целевого объекта. Основания действия опре­деляются скорее особенностями целевого объекта, а не особенностями личности. Допустим, что мы встретили на выставке современного искусства двух людей — искусствоведа и финансового инспектора. Посещение выставки искусствоведом мы без колебаний припишем его профессиональному интересу к искусству, т. е. особенностям выставки. Менее тривиальным будет наше суждение о финансовом инспекторе. Так как интерес к искусству не типичен для представителей этой профессии, то у данного инспектора, по-видимому, особенно ярко выражена та­кая диспозиция, как сильный интерес к современному искусству.

Можно сказать, что любые поступки, не выходящие за рамки предполагаемого ролевого репертуара группы, к которой принадлежит действующий субъект, не

информативны для выявления диспозиции. В этом случае остается неизвестным, была ли причиной поступка, помимо ролевого предписания, соответствующая индивидуальная диспозиция. Напротив, весьма информативными для выявления диспозиции оказываются поступки, не согласующиеся с социально обусловленной ролью. В качестве примера можно привести выступление на предвыборном собра­нии двух политических деятелей, один из которых ратует за нечто популярное сре­ди присутствующих, а другбй — за нечто непопулярное. Если учесть, что для по­литика, тем более для кандидата, особенно важно найти отклик у публики, можно с достаточной уверенностью предположить, что второго политика побудили к по­добным речам какие-то серьезные намерения.

Третий шаг состоит в общей оценке желательности эффекта действия для той социальной группы, к которой принадлежит действующий субъект. Подобное «об­щекатегориальное» заключение об индивидуальности действующего субъекта на основе поведения типичного представителя референтной группы содержит неко­торую неопределенность. Джоупс и Мак-Гиллис (Jones, McGillis, 1976) попытались конкретизировать третий шаг, выделив два детерминанта желательности. С одной стороны, они принимают во внимание то, что в данной культуре считается обще­принятым, а с другой — то, что известно о специфических склонностях субъекта. Оба вида желательности оцениваются с точки зрения вероятности их реализации, иными словами, желательность как «ожидаемая валентность» понимается в смыс­ле теорий, учитывающих мультипликативное отношение таких детерминантов, как ожидание и ценность.

С помощью трех описанных шагов можно, наконец, определить соотношение между наблюдавшимся действием и интенцией как выражением личностной дис­позиции. Это соотношение тем точнее, чем меньше число специфических эффектов у выбранной альтернативы действия и чем ниже их предполагаемая желательность (ожидаемая валентность). В табл. 13.1 приведена классификация возможных сочетаний обоих детерминантов вывода. Высокая степень соответствия (корреля­ции) достигается только при одной из четырех комбинаций, и в этом случае вывод относительно описываемой интенции действующего субъекта и его диспозиций яв­ляется наиболее обоснованным. Именно в этом случае теория соответственного вывода дает явный выигрыш в информации.

Таблица 13.1

Обоснованность умозаключения об интенции (и личностной диспозиции),

определяющей конкретное действие, в зависимости от количества и желательности

(ожидаемой валентности) специфических эффектов выбранной альтернативы

действия (Jones, Davis, 1965, p. 229)

Пока что было предпринято не так много экспериментальных проверок плодо­творности этой модели. Остановимся на двух из них. В работе Ньютсона (Newtson, 1974) проверялась зависимость вывода от количества специфических эффектов. При этом выяснилось, что специфические эффекты отброшенной альтернативы действия, т. е. те эффекты, от которых человек отказался, также играют определенную роль. Испытуемым сообщалось, что два студента (Алекс и Боб) из трех (в общем, равно привлекательных) вариантов действия выбрали один: «сидеть с ребенком профес­сора». Одной группе испытуемых говорилось только об одном эффекте поступка: «желание понравиться профессору», другой группе сообщался еще и такой допол­нительный эффект, как возможность «особенно хорошо подготовиться к семинару». Если Алексу приписывались оба эффекта, а Бобу — только первый, то Боб оцени­вался как льстец, что и следовало из модели соответственного вывода.

Существовали и два других варианта действия: «пойти на пляж» и «поработать по просьбе друга в библиотеке». Для каждого из этих отвергнутых вариантов Ныот-сон при дальнейшем изложении называл один или два эффекта. Если Алекс, вы­бравший присмотр за ребенком, отказывался тем самым от четырех эффектов двух других вариантов, то он оценивался как больший льстец, чем Боб, отказывавший­ся только от двух эффектов. А если Боб отказывался от двух эффектов, предпочи­тая один, а Алекс отказывался от четырех, выбирая два, то опять-таки большим льстецом оказывался Алекс. Это означает, во-первых, что вывод о личностной дис­позиции тем однозначнее, чем меньше остается специфических эффектов и чем больше их отклоняется; во-вторых, что выбранным специфическим эффектам в процессе оценки приписывается большее значение, чем отклоненным.

Другое исследование касается приписывания установок. Джоунс и его коллеги (Jones, Worchel, Goethals, Gruraet, 1971) знакомили своих испытуемых с сочинени­ем о запрете или разрешении употреблять марихуану и просили их оценить проч­ность установок автора сочинения. Два дополнительных сообщения, относившиеся к одному из двух детерминантов модели, влияли на эту оценку. Количество специ­фических эффектов варьировалось сообщением о том, что автор сочинения писал его добровольно либо по принуждению (в последнем случае причины, побудившие к написанию сочинения, могли лежать как в самом предмете, так и в человеке, усту­пившем давлению). Степень желательности варьировалась при помощи таких сооб­щений об установках автора сочинения, как стремление к самостоятельности, неза­висимости и т. п. Если такие установки у автора были ярко выражены, то и разреше­ние на употребление марихуаны должно казаться ему более желательным. (В этом случае желательность следовало оценивать не как общекатегориалъную, а как инди­видуальную.) Результаты исследования согласуются с моделью. Человеку приписы­валась ярко выраженная установка, если он писал сочинение не по принуждению и его позиция отклонялась от ожидаемой; это имело место в том случае, когда количе­ство различающихся эффектов было невелико, а их желательность низка.

Углубление модели Троупом

Существенное углубление модели корреспондирующих выводов (как и рассмат­риваемой ниже модели ковариации) предложил Троуп (Trope, 1986a). Он уделил особое внимание первоначальным процессам идентификации релевантной инфор-

мации (в ходе приписывания диспозиции). Эта информация распадается на три различные по содержанию группы: ситуация, «теперешнее» поведение (человека, которому приписывается диспозиция) и «прежнее» поведение (поведение в пред­шествующие моменты времени). Исходя из теперешнего и прежнего поведения и не учитывая поведение, предполагаемое ситуацией (принцип обесценивания, см. ниже), можно попытаться непосредственно сделать вывод о намерении субъекта или о его соответствующей диспозиции. Однако если этот вывод не будет уточнен, мы столкнемся с возможностью различной интерпретации данных. Кроме того, имеются противоречивые данные, согласно которым ситуационные факторы либо не учитываются совсем («фундаментальная ошибка атрибуции»), либо учитыва­ются не в полной мере (см.: Trope, 1986а, р. 244, цитируемая литература).

Чтобы продвинуться дальше в своих исследованиях, Троуп более детально рассмотрел первичные идентификационные процессы всех трех содержательных групп — ситуации, поведения и прежнего поведения — с точки зрения эффекта се­мантической активации. Если какой-то признак одной из содержательных групп является многозначным (например, кто-то может плакать от горя или от счастья), то контекстуальные признаки ситуации (известно, что вернулся домой член семьи, которого считали пропавшим) делают поведение однозначным (человек плачет от счастья), так что внешнему наблюдателю нет необходимости делать дальнейшие выводы. Чем более многозначным является центральный признак одной из трех содержательных групп, тем большее влияние приобретают контекстные признаки двух оставшихся содержательных групп в смысле эффекта семантической актива­ции. С помощью этого базового положения, в равной мере относящегося к атрибу­ции своего и чужого поведения, Троупу удается разрешить противоречия, созда­ваемые предшествующими данными.

Поиск по сайту: