Эмпирическая проверка

Врумовская теория инструментальности оказалась весьма плодотворной и побу­дила других авторов к целому ряду полевых исследований. При этом в основном подтвердилась эффективность как модели валентности, так и модели действия. Эти модели были дополнены новыми переменными, такими как «рабочая роль», означающая воспринимаемые и принимаемые субъектом требования, которые предъявляются к нему выполняемой работой, скажем, степень напряжения наря­ду с психологической силой и способностью определяющая достигнутый резуль­тат действия (Graen, 1969; Porter, Lawler, 1968). (Критический анализ читатель

найдет в работах; Mitchell, 1974,1982; Mitchcl, Biglan, 1971; Heneman, Schwab, 1972; в статье: Wahba, House, 1974, обсуждаются проблемы развития теории и методи­ческие подходы к ней.)

Как выяснилось, мультипликативные связи в моделях больше оправдывают себя, чем аддитивные. Например, Мнтчел и Элбрайт (Mitchel, Albright, 1972) с по­мощью модели валентности (т. е. мультипликативной связи валентности и инстру-ментальности) смогли при работе с группой морских офицеров правильно предска­зать более половины оценок удовлетворенности рабочим местом (г = 0,72). Конечно, при взаимодействии не только валентности следствий действия с инструментально- стыо результата действия, но и ожидания достижения целевого результата действия с валентностью этого результата это не всегда возможно (Pritcliard, Sanders, 1973). В ранних исследованиях, однако, инструментальность и ожидание, как правило, не отделялись друг от друга, как того требует модель; когда нужно было выяснить сте­пень связи между напряжением и последствиями действия, то смешивались или они сами (см.: Hackman, Porter, 1968), или степень их связи с результатом действия и его последствиями, т. е. с инструментальностыо (см.: Gavin, 1970; Lawler, Porter, 1967) либо привлекались только непрямые оценки воспринимаемой инструментальности (см.: Georgopolous, Mahoney, Jones, 1957; Galbraith, Cummings, 1967; Goodman, Rose, Furson, 1970).

Во всех проведенных исследованиях вызывает определенное сомнение опера-ционализацня понятий. В первую очередь это относится к понятию «инструменталь­ность». Примером может служить исследование Притчардом и Зандерсом (Pntchard, Sanders, 1973) почтовых служащих, обучавшихся сортировке писем, когда им при­ходилось заучивать наизусть длинные списки сложных путей доставки корреспон­денции. Необходимо было оценить валентность 15 различных последствий дей­ствий, таких как «сохранить работу, не быть уволенным», «получить прибавку к зарплате», включая и негативные валентности, такие как «иметь при распределе­нии заданий больше работы», «работать сверхурочно». Данные по инструменталь­ности (I) при этом не соответствовали модели. Они выражались в оценках от + 1 до +10 в зависимости от вероятности того, что освоение программы обучения повлечет за собой какое-то из 15 выделенных последствий действия. Зависимыми перемен­ными выступали оценки усилий, затраченных на освоение программы (поскольку служащие большую часть программы обучения выполняли дома, оценка усилий самими испытуемыми давала наилучшие показатели зависимых переменных). Наиболее точные предсказания были получены от следующих сочетаний моделей валентности и действия в их мультипликативной или аддитивной связи:

г = 0,54 V (валентность)

0,52 V xE (валентность на ожидание)

0,50 V x l (модель валентности, мультипликативная)

0,49 E + (Vx l) (модель действия, аддитивная)

0,47 E x (Vxl) (модель действия, мультипликативная)

0,41 V+ I (модель валентности, аддитивная)

0.36 E+(V+I) (модель валентности и действия, аддитивная)

0,22 I (инструментальность)

Как можно видеть, мультипликативная модель валентности превосходит ад­дитивную (0,50 к 0,41), а о мультипликативной и аддитивной моделях действия этого сказать нельзя (0,47 к 0,49). Неадекватная операционализация значений инструментальности явно не способствует объяснению вариативности данных. Объединение /с остальными переменными, скорее, ограничивает возможности для такого объяснения.

Другой проблемой является число и вид последствий действия, которые не­обходимо учитывать в исследованиях. Индивиды различаются по числу и виду релевантных, т. е. значимых для них, последствий действия. Так как данные о валентности и инструментальности соотносятся с вводимыми экспериментато­ром следствиями действия, межипдивидуальные вариации валентности и ин­струментальности могут быть чрезвычайно ограничены, так как значительное число важных последствий деятельности остается вне сферы рассмотрения. Вме­сте с тем если в каждом конкретном случае определить число и вид индивиду­ально значимых последствий действия, а также осуществить требуемое моделью алгебраическое суммирование всех произведений валентности и ннструменталь-ности, то можно поставить иод угрозу саму возможность межиндивидуалыюго сравнения.

Проведенные исследования по теории инструментальности почти исключи­тельно являются полевыми исследованиями различной профессиональной дея­тельности, что придает им высокую внешнюю валидность по сравнению с искус­ственными лабораторными экспериментами. К сожалению, рано или поздно это оборачивается трудностями проведения причинно-следственного анализа. Такой анализ невозможен, если отсутствует планомерное варьирование и регистрация тех переменных, которые берутся в качестве условий. Вот почему Лоулер (Lawler, 1968) в течение года исследовал 55 сотрудников управленческого аппарата про­мышленных предприятий. Валентность определялась по оценке значимости ше­сти предполагаемых следствий действия. Данные по инструментальности (как уже отмечалось) смешивались с ожиданием: нужно было оценить, насколько собственные усилия и результаты действия ведут к шести следствиям действия. Реально достигнутые результаты действия (зависимые переменные) по истече­нии года повысились, что выяснилось из оценочных суждений коллег, руковод­ства и собственной оценки испытуемых. Множественные корреляции между произведением «инструментальности и валентности*, и достигнутым результа­том действия по истечении года колебались между 0,55 (суждение руководства), 0,45 (мнение коллег) и 0,65 (самооценка). Поскольку корреляции зависимых и независимых переменных по истечении года оказались выше корреляций пере­менных, выделенных в начале исследования, то это свидетельствует, согласно врумовским моделям валентности и действия, о причинной зависимости полу­ченных результатов.

С концепцией инструментальности в семействе теорий ожидаемой ценности по­явилась развернутая версия модели, открывающая дополнительные перспективы для будущих исследований мотивации, особенно в рамках больших организаций (т. е. в фирмах с установленными последствиями действий) (см.: Mitchell, 1982).

Заключительные замечания

Теории ожидаемой ценности стали неотъемлемой частью исследований мотивации уже потому, что ценность и ожидание являются двумя базовыми переменными, из которых вытекают результирующие мотинацпошше тенденции, определяющие выбор того, что мы в конечном счете будем делать. В этой семье теорий есть раз­ные члены, каждый из которых адекватен определенной проблемной области. Об­зор всей этой группы теории впервые был приведен Фнзером в его книге (Feather, 1982). Одновременно он высказал и ряд критических замечаний, которые Хекхау-зен (Heckhausen, 1983) резюмировал в пяти пунктах:

«При всей плодотворности мотиваидонных моделей ожидаемой ценности, они оказы­ваются недостаточными в пяти отношениях. Во-первых, они являются чересчур объективистскими, поскольку исходят из того, что субъект при образовании перемен­ных ожидания п ценности полностью и безошибочно использует всю информацию. Для преодоления этого недостатка следовало бы обратиться к когнитивно-психоло­гическому анализу переработки информации. Во-вторых, предпола]"ая негативную кор­реляцию ожидания и ценности, эти модели оказываются чересчур обобщенными. Такая взаимосвязь имеет место, по-иидпмому, лишь и том случае, когда ценностная перемен­ная относится к типу ограниченных благ, что для обширных классов социальных ден-ci вий неверно. В данном случае желательно проведение сравнительных исследован и и. В-третьих, они слишком рационалистичны, предполагая, что ожидание и ценность всегда полностью анализируются и объединяются друг с другом. В лучшем случае это справедливо для научно обоснованного принятия решения исследовательскими или экспертными группами, например при выборе места для атомной электростанции (см.: Keeney, Raifla, 1976). Вместо того чтобы постул и ропать рационалистические под­счеты, не имея никаких доказательств этого, следует выявить условия, при которых, к примеру, влиятельной является лишь одна из двух этих переменных. Например, при выборе задания и дошкольном возрасте переменная ожидания оказывается генетически первичной по отношению к ценностной переменной (Heckhausen, 1984b). В-четвертых, они неоправданно формализованы, предполагая алгебраические взаимосвязи высоких уровней, которые невозможно проверить с помощью шкал невысокого порядка, исполь­зуемых для измерения переменных. Вместо этого следует использовать алгоритмы, в большей степени свободные от заранее принятых предпосылок. Наконец, в-пятых, они претендуют на универсальность, считая, что индивидуальные различия внутри экспе­риментальных групп следует рассматривать лишь как случайные отклонения, вместо того чтобы использовать их в качестве источника информации о том, не присущи ли разным индивиды различные мотиващюнные модели, и для выяснения того, почему это происходит* (Heckhansen, 1983, S. 14-15).

Эти недостатки можно устранить, если учитывать результаты современных исследований принятия решения, где выигрыши и потери различаются, в частно­сти, в зависимости еще и от того, как и в каком контексте формулируется подлежа­щая решению проблема (см.: Kahneman, Tversky, 1984).

ГЛАВА 6 Волевые процессы реализация интенций

Если мы обозначим как интенции результирующие тенденции действия, — возни­кают ли они спонтанно или после некоторого размышления, — то исследования мотивации можно разделить на две области. Первая охватывает проблемы форми­рования интенции, вторая — проблемы ее реализации. Одно дело, когда речь идет о том, что человек хочет или намеревается что-либо сделать, размышляет над тем, как все будет происходить, и совсем.'другое дело, когда он приступает к реализа­ции своих планов и приходит к результатам. В первом случае имеет место взвеши­вание различных оснований, выбор между предполагаемыми последствиями дей­ствия (или бездействия), обладающими побудительной силой для субъекта. Здесь мы можем говорить о «мотивации» в узком смысле слова. Второй случай касается выполнения конкретного действия, соответствующего цели, которая была выбра­на в предыдущей мотивационной фазе. Здесь мы говорим о «действии» или, по­скольку оно соответствует стремлению субъекта его осуществить, о «волевом про­цессе». Это разделение проблем воли и мотивации можно эксплицировать через промежуточный и связывающий их процесс, а именно через заключительный про­цесс формирования интенции, традиционно называемый «волевым актом».

В различные периоды исследований мотивации усилия ученых практически никогда не были направлены на решение обеих проблем одновременно. Так, на рубеже XIX—XX вв. исследователи занимались волевыми аспектами осуществле­ния действия. Понятие «воли» было в то время центральным, и в этом смысле мож­но говорить психологии того времени как о «психологии воли». Начиная с 1940-х гг. как понятие воли, так и связанные с ней проблемы постепенно потеряли свою ак­туальность. На передний план выдвинулись проблемы мотивации, в центре вни­мания оказались переменные ожидания и ценности, а также основанные на них концептуальные модели. Юлиус Куль (Kuhl, 1983b) был в числе первых ученых, обративших внимание на однобокость, господствовавшую в исследованиях моти­вации; он ввел различение «мотивации селекции» и «мотивации реализации*, со­ответствующее различению понятий мотивации и воли. Сожаление по поводу «заб­вения проблемы осуществления действия» в современных исследованиях мотива­ции выражал и Хекхаузен (Heckhausen, 1981).

Вслед за Кулем (Kuhl, 1983a, b, 1984) проблему психологии воли можно оха­рактеризовать как проблему контроля за действием. Речь идет об объяснении фе­номенов инициирования действия, его устойчивости и преодоления внутренних препятствий этому действию. При рассмотрении процесса инициирования дейст-

вия речь идет о том, какие именно интенции будут реализованы в действии, после того как они возникли и столкнулись с конкурирующими интенциями. Проблема устойчивости поднимает вопрос о том, как долго может продолжаться деятель­ность до своего завершения. Проблема препятствий на пути реализации действия касается преодоления многочисленных помех, связанных как с особенностями ситуации, так и с самим субъектом действия. В этой главе изложены подходы, от­носящиеся к традиционной психологии воли, а также некоторые новые концепции. В заключение описываются теория контроля за действием Куля и модель «Руби­кона» Хекхаузена.

Поиск по сайту: