Упорство: поддержание устойчивости тенденции действия в процессе достижения цели

При осуществлении действия индивид должен проявлять упорство, чтобы успеш­но достичь цели, на пути к которой возникают различные препятствия. Тенденция действия должна управлять действием как можно дольше и, при возникновении помех, инициировать готовность к возобновлению действия вплоть до момента достижения цели. На первом уровне своего выражения упорство проявляется в способности незавершенной тенденции действия напоминать о себе, если актуаль­ная ситуация не отвлекает внимания на что-то^ное и если не имеют места более сильные тенденции. На более высоком уровне упорство проявляется в том, что тенденция действия, будучи незавершенной, способна погасить сильные возбуж­дающие стимулы, исходящие от окружения. Следующий уровень проявления упорства характеризуется тем, что удается обеспечить временное преимуществ!) имеющейся тенденции действия перед вновь появляющейся более сильной тенден­цией. Только этот третий уровень упорства открывает возможности для гибкого контроля за действием, наиболее эффективно использующего время, пространство и ресурсы, отклоняя множество возможных альтернативных тенденций.

Среди других подходов, рассматривавших упорство подобным образом, следу­ет прежде всего упомянуть теорию напряженной системы Левина, которая явля­ется частью разработанной им концепции личности. Она была представлена в гла­ве 5. К этой же области относятся эксперименты Овсянкиной (Ovsiankina, 1928), в которых изучалось возобновление незавершенного действия. Овсянкпна наблю­дала феномен возобновления действия в ситуациях паузы, когда возобновляйте-

еся действие не должно было ни противостоять отвлекающим стимулам, ни бороть­ся с конкурирующими тенденциями. Поэтому теория напряженной системы ста­вит под вопрос только первую степень проявления упорства.

Подходом, пытающимся получить данные о более высоком уровне упорства, является динамическая теория действия Аткинсона и Берча (Atkinson, Birch, 1970), которая подробно описана в главе 15. Здесь мы остановимся лишь на основ­ной идее этого подхода. Она состоит в том, что в определенный момент многие незавершенные тенденции борются за доступ к действию, но только одна из них в конце концов будет определять действие. Можно также сказать, что многие интен­ции ждут своей реализации. Возникает вопрос: что же в этих условиях должно обеспечивать упорядоченное, эффективное протекание действия?

Аткинсон и Берч динамизировали силовую структуру тенденций действия: они перестали отождествлять силу каждой отдельной тенденции действия е силой пер­воначальной результирующей мотивационнои тенденции, а позволили этой вели­чине возрастать или убывать с течением времени. Сила тенденции, ожидающей доступа к действию, увеличивается, поскольку ее активируют стимулы, поступа­ющие из имеющейся внешней ситуации. Авторы говорят о <<толкающей силе» (instigating force). Но увеличение силы нереализованной тенденции зависит не только от внешних стимулов, т. е. не только от окружающей ситуации. В таком случае этой силы было бы недостаточно для обеспечения контроля за действием на второй стадии проявления упорства. Тенденцию к действию могут многократ­но усиливать процессы воображения и мышления. Этот процесс может заходить так далеко, что сила тенденции, подкрепляемой таким образом, начинает превос­ходить силу всех остальных тенденций, включая ту, которая определяет действие в настоящий момент. В таком случае может происходить даже «погашение» акту­ально действующей тенденции.

Сила тенденции может, однако, не только возрастать, но и убывать. Это проис­ходит всегда, когда тенденция уже определяет поведение, т. е. работает на его реа­лизацию. В этой связи авторы говорят о «консумматорной силе» (consummatory force). Чем дольше некоторая тенденция управляет поведением, тем' больше веро­ятность того, что она уступит место другой, чуть менее сильной тенденции. Так происходит динамическая смена возрастающих и убывающих по силе тенденций, которая приводит к смене действий в потоке поведения. При этом тенденции, об­ладавшие исходно низкой результирующей мотивационнои силой, могут получать преимущество перед тенденциями с изначально высокой результирующей моти­вационнои силой. Таким образом, в процессах контроля над деятельностью реали­зуется более высокий уровень упорства.

В отличие от динамической теории действия, которая предсказывает смену дей­ствий в потоке поведения, модель выбора риска описывает результирующую мо-тивационную тенденцию в конкретный момент времени; это — мотивациопиая модель, а не модель волевого поведения. Поэтому в отличие от динамической она характеризуется как «эпизодическая» модель. Согласно эпизодической модели, более слабая тенденция никогда не сможет определять действие, так как всегда существует более сильная тенденция.

Инициирование действия

Теории мотивации предполагают по умолчанию, что инициирование действия воз­никает сразу же вслед за тем, как появляется результирующая мотивационная тен­денция. Однако это не всегда соответствует действительности, поскольку реализа­ция сложившейся интенции начинается только тогда, когда наступает подходящий для этого момент. В случае если такой момент наступает, существует вероятность того, что он может быть упущен, или же доминирующей в данный момент становит­ся другая тенденция. Таким образом, в инициировании действия возникает пробле­ма, которая может вызвать конфликт между конкурирующими тенденциями.

Поэтому конфликты, возникающие при инициировании действия, легко об­наруживаются как конфликты мотивов, подобно тому, как это происходит в акте принятия решения при формировании интенции. Здесь уместно вспомнить извест­ный пример У. Джеймса (James, 1890) — дискуссию с самим собой по поводу вста­вания с постели зимним утром. Подобный конфликт разрешается обычно благо­даря тому, что находящийся в постели вспоминает о тех многочисленных делах, которые ему предстоит осуществить в этот день. В данном случае речь для него не идет о том, нужно ли вообще вставать с постели. Решение о вставании уже приня­то заранее, вопрос заключается лишь в том, когда будет инициировано данное наме­рение. В данном случае для такого инициирования оказывается достаточной од­ной мысли о предстоящих делах.

Ах связывает инициирование действия с представлениями субъекта об услови­ях достижения цели, т. е. с появлением внешних обстоятельств, которые дают воз­можность действовать в соответствии с интенцией. Чем точнее соответствуют друг другу обстоятельства действия и способ реализации действия, тем совершеннее процесс инициирования. Эта закономерность отражена в «законе специфической детерминации», который гласит: «чем специфичнее содержание детерминации, тем быстрее и надежнее она осуществляется» (Ach, 1935, р. 244). Левин (Lewin, 1926a, Ь) рассматривает условия, при которых можетреализоваться интенция к действию. Однако в исследованиях мотивации пока не разработана модель собственно ини­циирования действия, за исключением динамической теории действия Аткинсона и Берча (Atkinson, Birch, 1970). Но и эта теория рассматривает прежде всего отно­сительные условия проявления конкурирующих тенденций действия, и в то же время остаются нераскрытыми такие вопросы, как время и обстоятельства, в кото­рых могут быть инициированы отдельные действия.

Проблема инициирования может быть рассмотрена также с точки зрения того, будет ли вообще выполнено вызванное интенцией действие. Этот вопрос особен­но актуален для социальной психологии, где требуется предсказать поведение, основываясь на измерении установок. По мнению Айзена и Фишбейна (Ajzen, Fishbein, 1977), соотношение между установками и поведением остается неясным потому, что установки рассматриваются в слишком общем виде по отношению к специфике поведения. Для прояснения этого вопроса необходимо рассмотреть два переходных процесса — от установки к интенции и от интенции к действию, — в то время как психология воли занимается только последним. В критическом об­зоре авторы показывают, что корреляция между установкой и поведением стано­вится теснее, если рассмотрение установок осуществляется более дифференцир⁰"

ванно. Такая дифференциация может проводиться с разных точек зрения; необхо­димо рассмотреть по отдельности следующие вопросы: что должно быть сделано (действие), в каком направлении будет осуществляться действие (цель), каковы условия (контекст), когда осуществляется действие (время). Наличие временного момента, с которого начинается реализация действия, приводит к тому, что иниции­рование превращается в специфичную установку, что в психологии воли соответ­ствует инициированному намерению.

Преодоление препятствий в ходе реализации действия

Никакой другой феномен не ставит так остро вопрос о волевых процессах, как преодоление препятствий в реализации действия. Как мы уже говорили, Ах (Ach, 1910) вводил препятствия на пути осуществления действия для того, чтобы спро­воцировать «первичный волевой акт», волевой акт, который своей установкой «я действительно этого хочу» придавал иовую-силу исходной тенденции, заблоки­рованной в данный момент. Таким образом, здесь речь идет о последующем (вслед за началом реализации действия) усилении тенденции действия или интенции. Ах и его ученик Хильгрубер (Hillgruber, 1912) считали, что независимо от этого осознаваемого процесса существует также неосознаваемая регуляция степени на­пряжения (усилий), которая зависит от величины препятствия.

Как уже отмечалось, Левин (Lewin, 1926a, b) оспаривал тезис Аха о возможно­сти усиления тенденции действия через последующий волевой акт (или акт наме­рения). Он рассматривал тенденции действия как «квазипотребности», которые управляются «подлинными» потребностями, поэтому их сила всегда соразмерна силе соответствующих подлинных потребностей. Тем самым Левин превратил проблему воли в проблему мотивации, он свел актуальную тенденцию действия к результирующей мотивационной тенденции. При этом исчезла и волевая актуали­зация действия в ответ на возникающие препятствия, которые должны преодоле­ваться при реализации интенции.

По мнению Куля (Kuhl, 1983a), отождествление квазипотребностей (тенденций действия) и «подлинных» потребностей (результирующих мотивационпых тен­денций) у Левина происходит из-за его склонности к гомогенизации конструктов. В этом контексте аргументацию Левина рассмотрел Хекхаузен (Heckhausen, 1987c, S. 92 и далее). Сходство «центральных волевых потребностей» и «преднамеренных.(произвольных) действий» Левин видит в том, что и те и другие, в зависимости от ситуации, могут приводить к различным действиям. Это верно, однако это сход­ство только внешнее, так как центральная волевая потребность (например, в до­стижении профессиональных успехов) может прослеживаться в разных, незави­симых друг от друга сферах. И наоборот, конкретное произвольное действие (квазипотребность, тенденция действия) может осуществляться с использовани­ем различных средств и способов действия, причем эти последние не приобретают сами по себе характер целей. Поэтому следует видеть разницу между разнообраз­ными возможностями конкретизации общей потребности и разнообразными воз­можностями реализации конкретной квазипотребности. Данная проблема, вероятно, была бы более детально развита в психологин воли, если бы не влияние, которое оказала теория Левина на исследования мотивации в последние 50 лет, и, в частно-

сти, если бы не его принцип отождествления, следствием которого стало сведение вопросов воли к вопросам мотивации.

Изучение мотивации так долго базировались на левпновском представлении о проблеме воли, а феномены преодоления препятствий были так популярны у ис­следователей, что для их объяснения был разработан целый ряд моделей. По сути дела, основной идеей для всех из них является то, что при возникновении трудно­стей происходит увеличение усилий. Эти модели различаются пониманием сути этой взаимосвязи (носит ли она характер автоматизма или предполагает какие-либо опосредующие процедуры) либо пониманием характера последствий, возни­кающих при появлении препятствий.

Начнем с мотивационного «закона трудности» Аха, согласно которому прила­гаемое усилие автоматизировано и поэтому не нуждается в опосредующих процес­сах для того, чтобы приспосабливается к меняющимся требованиям задачи. В этой связи приведем высказывание Аха:

«Возникающее на пути деятельности препятствие является мотивом для повышения напряжения воли и для концентрации внимания в том смысле, что напряжение воли инстинктивно возрастает с увеличением трудностей. Таким образом, когда мы говорим о действии этого закона, речь идет о непосредственном приспособлении поведения к имеющейся ситуации для достижения поставленной цели или решения поставлен­ной задачи. Реально существующая и осознанная человеком трудность непосредствен­но, т. а без актуализации каких-либо дополнительных, переходных психических про­цессов, ведет к увеличению напряжения ноли, чтобы он мог достичь своей цели, не­смотря па препятствия* (Ach, 1935, S. 34G).

В противоположность этому подходу существуют модели «расчета усилий» Куклы (Kukla, 1972a) и Майера (Meyer, 1973a, b, 1976). В их основе лежит посту­лат рационального расчета ожиданий и пользы. При возникновении трудностей субъект решает, насколько выгодно продолжать реализуемую в настоящий момент деятельность за счет дополнительных затрат усилий. При этом действует принцип экономии: субъект затрачивает ровно столько усилий, сколько это необходимо для успешного завершения задачи. Максимальное увеличение усилий происходит при таком уровне сложности, который, по мнению субъекта, еще является преодоли­мым. Это — тот предел, за которым уровень усилий резко падает. (Более подроб­ное описание модели см. в главе 15.)

Модели расчета усилий рассматривают необходимые затраты усилий как про­блему мотивации, а не как проблему воли. Предполагается, что принятие решения автоматически влечет за собой затрату необходимых усилий. Поэтому для объяс­нения этого феномена также используются модели «ожидаемой ценности».

В отличие от этих подходов, так называемая теория цели (Locke, 1968) рассматри­вает затрату усилий как проблему воли (подробное изложение теории — в главе 8). В своих экспериментах Локе создавал такие условия, что испытуемые вынуждены были выбирать очень трудные цели. Локе пришел к парадоксальным, на первый взгляд, результатам: оказалось, что повышение трудности цели приводило к более высоким достижениям; в любом случае, они были выше по сравнению с условия­ми, когда уровень трудности цели оставался неопределенным и от испытуемого требовалось просто «работать как можно лучше». Очевидно, что после принятия

трудной цели испытуемые были вынуждены мобилнзовывать все силы для дости­жения этой цели. Развивая теорию Локе, Бандура (Bandura, 1987) дифференциро­вал мотивирующие аспекты различных компонентов цели.

Еще одна модель была предложена Бремом (Brehm, Wright, Solomon, Silka, Greenberg, 1983; Wreit, Toi, Brehm, 1984). Согласно этой модели, валентность и привлекательность результата действия зависят от воспринимаемого уровня труд­ности. Трудновыполнимые задачи более привлекательны, чем легкие или невыпол­нимые. Это относится и к аналогичным ситуациям с негативной валентностью: негативной валентностью обладают только такие негативные результаты действия, которых трудно избежать, а не те, которых избежать либо очень легко, либо невоз­можно.

Поскольку постулаты теории Брема и полученные им результаты близки моде­ли выбора риска (мультипликативная функция от ожидания и ценности стимула), мы не будем обсуждать их более подробно. Отметим лишь важное в этом контек­сте замечание Брема о том, что связь между препятствием действию и привлека­тельностью результатов действия возникает непосредственно перед началом дей­ствия (и, возможно, также в течение действия), но отсутствует после действия или задолго до его начала. Из этого Брем сделал вывод, что активизация ресурсов пе­ред лицом препятствий происходит на основе немонотонной взаимосвязи между трудностями в достижении цели и привлекательностью цели. Если бы это было именно так и подтверждалось бы объективными индикаторами активизации ресур­сов, был бы открыт фундаментальный механизм контроля усилий: перед лицом препятствий не только увеличивается прилагаемое усилие, но и становится более привлекательной (или, в негативном случае, более отталкивающей) сама цель дей­ствия. В таком случае колебания валентности цели, зависящие от ее трудности, могли бы сопровождаться соответствующими изменениями напряжения воли и, таким образом, обеспечивать гибкий контроль за действием.

Последняя модель, которая будет рассмотрена, — это модель саморегуляции Канфера (Kanfer, 1970,1971,1975), а также ее последняя версия (Kanfer, Hagermann, 1981,1987). Своим происхождением эта модель обязана скиннеровскому принципу объяснения самоконтроля. Суть этого принципа состоит в том, что субъект избегает ситуаций, инициирующих поведение, которого он хочет избежать. Например, если человек хочет бросить курить, он избегает собраний людей или мест, где курят. К таким «контролирующим реакциям» Скиннер относил также процессы самопод­крепления (или самонаказания) и определял их следующим образом: «самопод­крепление оперантного поведения предполагает, что субъект способен получить подкрепление, но не сможет сделать этого, пока не осуществит определенную реакцию» (Skinner, 1953, р. 237-238). Хотя Скиннер и не прослеживает дальнейшие возможности процессов самоподкрепления (возможно потому, что они практиче­ски не отражаются во внешнем поведении), его определение содержит три важ­ных момента, которые впоследствии существенно повлияли на исследования процессов самоподкрепления: 1) индивид является сам для себя агентом самопод­креплений, 2) он может свободно распоряжаться подкреплениями, 3) увеличение числа подкреплений делает индивида все более зависимым от выполнения опре­деленных реакций.

Канфер пытался использовать данный теоретический подход для объяснения саморегуляции поведения также в ситуациях, где отсутствовали внешняя обрат­ная связь и подкрепление. Его модель описывает «цикл саморегуляции», который включается всякий раз, когда поток поведения прерывается вследствие возникно­вения препятствий или когда не достигается ожидаемый результат. Здесь выде­ляются три следующие одна за другой фазы. Сначала, в фазе самонаблюдения, субъект регистрирует собственное поведение (осуществляет мониторинг). Затем, в фазе самооценивания, происходит сравнение результатов самонаблюдения с име­ющимся стандартом, связанным с уровнем притязаний. В третьей фазе (подведе­ния итогов) происходит позитивное самоподкрепление, если этот стандарт достиг­нут или превзойден, или негативное самоподкрепление, если стандарт не выполнен. Посредством самоподкрепления субъект мотивирует себя к тому, чтобы сохранить те способы поведения, которые его удовлетворяют, или отказаться от тех, которые его не устраивают.

Цикл саморегуляции проходит целый ряд этапов. Мы остановимся на важней­ших из них. Сразу же вслед за прерыванием потока деятельности субъект оцени­вает ситуацию с точки зрения того, может ли он ее контролировать или нет. Если ситуация оценивается субъектом как неконтролируемая, процесс саморегуляции нарушается. Если ситуация кажется ему контролируемой, субъект проверяет, дейст­вительно ли в данной ситуации речь идет о важной для него потребности {cwrent concerns — Klinger, 1975). Если это так, то субъект сравнивает достигнутый уровень выполнения действия с имеющимся стандартом и выявляет отклонения по вели­чине и направлению. Прежде чем произойдет самоподкрепление и будет принято решение о необходимых действиях, субъект пытается определить причины откло­нения от стандарта и пробует оценить, в какой мере он может повлиять на измене­ние ситуации. При положительном ответе, в случае, когда стандарт достигнут или превзойден, можно говорить о позитивном самоподкреплении. Если в случае не­гативного отклонения есть надежда его устранить, то происходит слабое негатив­ное подкрепление, которое тем не менее является «конструктивным», так как вво­дит в действие подходящие, по мнению субъекта, программы решения проблем. Если же стандарт не достигнут или субъект считает невозможным устранение от­клонения, то имеет место сильное негативное подкрепление и цикл саморегуляции разрушается.

Модель саморегуляции Канфера касается только проблем воли, но не мотива­ции, так как реализующее интенцию действие здесь находится уже на стадии сво­его выполнения. Речь идет о личностпо значимых действиях: субъект контролиру­ет, действительно ли в основе прерванного действия лежит его «личное» намерение {current concern). Модель Канфера во многом сходна с моделью «расчета усилий» Куклы и Майера, но первая более дифференцирована. Представленные в модели Канфера средства преодоления помех для действия не ограничиваются простым увеличением усилий: существуют и другие программы коррекции, которые могут быть реализованы действующим субъектом. Модель не описывает программу вы­полнения действия в чистом виде. Наряду с волевыми компонентами {current concerns; определение программы коррекции) она содержит также мотивационные компоненты (причинный анализ; ожидания, связанные с предсказанием возмож-

ности контролировать ситуацию; самоподкрепление). Модель саморегуляции, предложенная Канфером, оказывается весьма продуктивной в клинических иссле­дованиях и психотерапии для нахождения новых подходов с целью оказания по­мощи в ситуациях дефицита самоконтроля.

Особого рода препятствия создают конкурирующие тенденции действия, осо­бенно, если они возникают прямо на пути готовой к реализации интенции. Для изучения подобных явлений используется парадигма «отсрочки удовлетворения» {delay of gratification), которая была разработана Мишелем (Mischel, 1974). Экс­перимент проводился следующим образом: детям было сказано, что они получат сладости только в том случае, если будут терпеливо дожидаться экспериментато­ра. Дети получали большее вознаграждение, если они дожидались прихода экспе­риментатора, и меньшее, если, не дождавшись, начинали звать его, пытаясь уско­рить его приход (Mischel, Ebbesen, 1970). В эксперименте ставился следующий вопрос: при каких условиях дети могут лучше противостоять напряжению, связан­ному с желанием как можно быстрее получить вознаграждение, и терпеливо дожи­даться возвращения экспериментатора?

Первые результаты эксперимента показали, что если предмет вознаграждения отсутствует в поле зрения, то это помогает легче перенести напряжение, связанное с отсрочкой получения этого вознаграждения. В последующем оказалось, что ре­шающее значение имеет не физическое присутствие вознаграждения, а его когни­тивная репрезентация, Способность ждать повышалась, если испытуемый пытал­ся представлять себе вознаграждение в виде картины, изображения (Mischel, Moore, Zeiss, 1976), или если его внимание было направлено на те аспекты награ­ды, которые не были связаны с ее потреблением (Mischel, Baker, 1975). При непи­щевых стимулах способность к ожиданию усиливалась, если награда постоянно находилась перед глазами (Yates, Mischel, 1979).

В обоих случаях мы имеем дело со стратегиями контроля с помощью селектив­ного внимания, которые направлены на то, чтобы предупредить преждевременное прерывание ожидания для получения более скорого, но меньшего вознаграждения. При пищевых стимулах важнее отвлечь внимание от непосредственной оценки привлекательности основного (большого) вознаграждения, так как она может спро­воцировать на потребление меньшего вознаграждения. При непищевых стимулах, напротив, необходимую для волевого ожидания тенденцию определяет концент­рация внимания на большем вознаграждении. Начиная с 5-летнего возраста у де­тей появляются метаволевые знания о том, какие контрольные стратегии распре­деления внимания и переработки информации следует применять для того, чтобы получать большее вознаграждение.

Теория контроля за действием Куля

Юлиус Куль (Kuhl, 1983b, 1984, 1987) первым указал на необходимость различе­ния собственно мотивационных и волевых аспектов мотивационного процесса и предложил рассматривать мотивацию селекции и мотивацию реализации. Выбор (селекция) одной из возможных альтернатив действия в рамках мотивационного процесса еще не означает реализации выбранного варианта действия. Для реали-

зации часто требуется дополнительный, волевой процесс контроля за действием. Это особенно очевидно в тех ситуациях, когда имеются конкурирующие тендем ции, препятствующие реализации выбранного действия.

Сформировавшаяся мотивационная тенденция, согласно Кулю, становится интенцией, если она приобретает характер привязки к цели (commitment), к кото­рой стремится субъект. Мотивационная тенденция, имеющая характер интенции, вызывает к жизни целую совокупность опосредующих процессов, направленных на обеспечение неразрывной связи интенции с действием вплоть до достижения цели. Куль различает опосредующие процессы контроля за действием и процессы, обеспечивающие текущий контроль. Последние регулируют действие шаг за ша­гом в процессе его развертывания. Существует целый ряд моделей текущей регу­ляции действия. Имеются кибернетические модели с иерархическими уровнями, которые связаны друг с другом отрицательными обратными связями (Carver, Scheier, 1981; Miller, Galanter, Pribram, 1960). Проблема текущего контроля за дей­ствием является особой проблемой наряду с мотивацией и волей. Три проблемные области — мотивация, воля и реализация действия — соответствуют трем компо­нентам модели инструменталыюсти Врума (Vroom, 1964), которую мы рассмотре­ли в предыдущей главе, а именно частичным моделям валентности, действия и реализации. Модель действия у Врума не связана с понятием воли, поскольку она базируется на конструкте «ожидание».

Процессы, опосредующие контроль за действием

Куль выделяет семь видов процессов, способствующих реализации интенции.

1. Селективное внимание. Внимание направлено на ту информацию, которая соответствует актуально действующей интенции. Все несоответствующие этой интенции аспекты заглушаются. Ах (Ach, 1910) также указывал на боль­шое значение селективного внимания„в «первичном волевом акте». Селек­тивное внимание связано с переживанием: «Я действительно этого хочу!» В качестве примера контроля со стороны селективного внимания можно привести результаты исследований Мишеля (Mischel, 1983), посвященных отсрочке вознаграждения: ребенок во время ожидания вознаграждения дер­жит глаза закрытыми, чтобы не видеть его.

2. Контроль кодирования. Особенно глубоко обрабатываются аспекты посту­пающей информации, которые связаны с текущей интенцией. Категории ко­дирования, связанные с интенцией, находятся в состоянии повышенной го­товности и начинают влиять на процесс переработки информации уже па ранних стадиях ее восприятия (Сагг, Bacharach, 1976).

3. Контроль эмоций. Существуют эмоции, особо способствующие реализации интенции. Предполагается, что у субъекта есть некоторое метаволевое зна­ние о том, какие эмоции «помогают» реализации необходимого действия, поэтому субъект стремится вызывать в себе «необходимые» эмоции. Так, уже в возрасте 9 лет многие дети знают, что печаль по сравнению с радос­тью, неблагоприятно влияет на способность устранять отвлекающие воздей­ствия при выполнении деятельности (Kuhl, Schneider, 1986). Ах также гово-

рил о «детерминирующих чувствах», которые удерживают деятельность в заданном направлении. Такие эмоции, по его мнению, позволяют повысить «степень эффективности» волевого усилия (соотношение задуманной и фак­тической реализации намерения).

4. Мотивационный контроль. Эта стратегия также способствует усилению мо­тивационной тенденции, лежащей в основе интенции. Она целесообразна тогда, когда действующая интенция недостаточно сильна из-за наличия конкурирующих интенций или при возникновении неожиданных преград. В таких случаях происходит возобновление мотивациопного процесса; для этого субъект актуализирует представления об ожидаемом результате и дру­гих позитивных стимулах деятельности. Здесь система контроля за действием как бы возвращается к исходной мотивационной системе. Это позволяет постепенно повысить изначальную привлекательность цели, пока она не достигнет той силы, которая необходима для противостояния конкурирую­щим тенденциям (Beckmann, Kuhl, 1984).

5. Контроль окружающей среды. 'С помощью определенных предосторожно­стей субъект способен защититься от соблазнов; обычно это осуществляет­ся путем устранения из поля деятельности и окружающей среды предметов, которые могут спровоцировать нежелательные действия. Например, жела­ющие похудеть убирают из дома сладости. Этот вид контроля часто приме­няется как вспомогательное средство в психотерапии. К средовому контро­лю относится также и создание в своем окружении социального прессинга, направленного против той тенденции действия, которой субъект намерен противостоять; так, например, человсч<, желающий бросить курить, сообща­ет об этом своему ближайшему окружению и передает тем самым часть кон­тролирующих функций этим людям.

6. Экономная переработка информации. Оценка субъектом аспектов ценности и ожидания в отношении текущей деятельности может быть избыточной и препятствовать дальнейшему продвижению самой деятельности. Для того чтобы деятельность могла постоянно воспроизводиться, данный вид пере­работки информации должен быть экономным (Kuhl, Beckmann, 1983). Этот процесс начинает происходить при формировании интенции, в случае если это формирование длится так долго, что приводит к неприемлемой отсроч­ке самой деятельности; он запускается также тогда, когда уже после форми­рования интенции субъекту приходится снова возвращаться к мотивацион-ному состоянию.

7. Преодоление неудачи. Речь идет об умении не слишком долго концентриро­ваться па неудаче, а также об умении отказываться от недостижимой цели.

Все перечисленные стратегии контроля начинают осуществляться тогда, когда реализующая интенцию деятельность оказывается под угрозой из-за слабости ле­жащей в ее основе мотивационной тенденции или из-за возникновения на ее пути внутренних или внешних препятствий, в том числе в виде социального давления. Кулем была предложена схема, поясняющая этот процесс (рис. 6.1).

Вначале из долговременной памяти извлекаются те структуры, которые отно­сятся к данному действию и подходят к данной ситуации. Так активируются жела­ния, нормы, ожидания, ценности, интенции. Если для осуществления деятельно­сти субъекту предстоит преодолеть достаточно много трудностей (>С 1) и субъект чувствует себя в силах сделать это (>С2), то необходимые процессы контроля всту­пают в действие. В противном случае интенция или программа действия должны быть изменены.

Рис. 6.1. Схема процессов, опосредующих контроль за действием (Kuhl, 1985, S.105)

Таким образом, отдельные опосредующие процессы контроля за действием представлены автором как активно реализуемые и осознаваемые самим субъектом стратегии. Однако это не всегда происходит именно: эти процессы могут развора­чиваться, так сказать, пассивным образом, т. е. как автоматические стратегии, не затрагивающие сознания действующего субъекта. Автоматическое протекание процессов имеет свои преимущества, которые заключаются в большей быстроте и надежности действий. Кроме того, требуется гораздо меньше усилий для их пере­работки в оперативной памяти.

Эмпирические подтверждения постулируемой модели на сегодняшний день существуют у Куля только в виде данных об индивидуальных различиях в страте­гиях контроля. Так, выделяется два модуса контроля: ориентация на действие и ориентация на состояние, причем первый из этих модусов создает более благоприятные условия для использования стратегий контроля. Это означает, что ре­зультаты влияния подобных контролирующих стратегий в большей степени про­являются у людей, ориентированных на действие, чем у людей, ориентированных на состояние. Рассмотрим это различие более подробно.

Два модуса контроля: ориентация на действие и ориентация на состояние

Независимо от соотношения сил между реализуемой в настоящий момент и кон­курирующей с ней интенциями, существуют такие состояния системы контроля, ко­торые способствуют или препятствуют реализации деятельности, а именно: ориента­ция на действие (Handlungsorientiemng) и ориентация на состояние (Lageonentierung). Если при ориентации на действие происходит постоянное «выталкивание» субъек­та в деятельность, то при ориентации на состояние возникают персеверпрующие мыслительные процессы, относящиеся к прошлому, настоящему или будущему положению субъекта. Куль (1984, 1985) называет два условия, при которых фор­мируется модус ориентации на состояние. Первое - неконгруэнтность поступаю­щей" информации, когда у субъекта возникают чувство недоумения и потребность в прояснении информации до начала действия. Если с неконгруэнтностью инфор­мации субъект может справиться достаточно быстро, то второе условие, приводя­щее к формированию модуса ориентации на состояние, обладает гораздо более продолжительным действием. Это условие касается состояния (структуры) интен­ции. По мнению Куля, интенция состоит из ряда элементов, объединенных в еди­ную сеть. Если какой-либо из элементов отсутствует или недостаточно выражен, то возникает неполноценная интенция (degenerierte Intention), которая постоянно воспроизводится, но не может, воплотиться в действие. В зависимости от того, ка­кой из элементов единой сети нарушен, возникают различия в модусах ориента­ции на состояние. Так, если параметры действия, которое субъект намерен осуще­ствить, не уточнены (как это бывает, например, после многих безуспешных по­пыток совершить действие), то вырабатывается модус ориентации на состояние, ориентированный на избегание неудачи. Субъект постоянно думает о возможной неудаче, что негативно отражается на деятельности, отвлекает от действий, связан­ных с достижением цели, в то время как эти действия требуют большой концент­рации внимания.

Неполноценным может оказаться, например, элемент интенции, который отве­чает за связь с целью (элемент «я действительно хочу этого»). В таком случае в процессе формирования интенции субъект постоянно колеблется: он не может ни отказаться от деятельности, ни приступить к ее реализации. В данном случае мож­но говорить о модусе ориентации иа состояние, связанном с принятием решения. И наконец, можно выделить еще один тип ориентации на состояние, когда внима­ние субъекта привлечено преимущественно к одному из элементов единой сети, в ущерб другим элементам. Это касается прежде всего ситуации, когда желаемое целевое состояние приобретает для субъекта слишком большую ценность, вслед­ствие чего отдельные этапы деятельности не могут быть уточнены в достаточной степени, Это, в свою очередь, негативно сказывается на реализации деятельности (см. также главу 15). В данном случае можно говорить о модусе ориентации на со­стояние, связанном с реализацией деятельности.

Ориентация на состояние вызывается не только определенными ситуациями, такими как повторение неудач или неконгруэнтная информация. Существуют так­же индивидуальные различия в склонности к ориентации на состояние или к ори­ентации на деятельность. Для изучения этих различий Куль разработал опросник контроля за действием (Handlungskontrolle nach Er/olg, Mifierfolg und Prospektiv ~ НЛКЕМР) с тремя субшкалами. Каждая субшкала предназначена для диагностики ориентации на состояние и ориентации на действие в трех сферах контроля за действием: связанного с ориентацией на неудачу, модуса, связанного с принятием решения и связанного с реализацией. Далее приводятся варианты вопросов по трем субшкалам (Kuhl, 1985).

Контроль за действием, связанный с принятием решения: «Если мне предсто­ит большая работа, то 1) я иногда слишком долго думаю над тем, с чего следует на­чать (ОС); 2) для меня нет проблемы, с чего начать (ОД)».

Контроль за действием, связанный с реализацией: «Если я читаю что-то ин­тересное, то 1) наряду с этим я занимаюсь другими делами (ОД); 2) скорее всего, я буду занят только чтением (ОС)к

Контроль за действием, связанный с ориентацией на неудачу: «Если мне в один и тот же день не удалось сразу несколько дел, то 1) я предпочитаю больше ничего пред­принимать (ОС); 2) я продолжаю действовать, как будто ничего не произошло (ОД)».

Дискриминантная валидность трех субшкал опросника контроля за действием {л -120)

Таблица 6.1

Низкие корреляции указывают на дискриминантную валидность опросника. Шкалы опросника действуют в одном направлении, что проявляется в корреляции ориентации на действие с мотивацией достижения, а ориентации на состояние — с боязнью экзамена и смущением.,

Некоторые эмпирические данные

Поскольку условия, вызывающие ориентацию на состояние, такие как некогруэнт-ность информации или неполноценные элементы интенции, трудно поддаются измерению, Куль применил опосредованный подход к изучению модуса контроля

¹ Fenigstein, Scheuer, Buss, 1975.

² Gjesme, Nygard, 1970; Rand, 1978.

³ Gjesme, 1975.

за действием. Для этого он стал, во-первых, рассматривать (и измерять) ориента­цию на действие и ориентацию на состояние как индивидуальные диспозиции, во-вторых, попытался индуцировать ориентацию на состояние или ориентацию на действие. Ориентация на состояние вызывалась путем создания условий, в кото­рых испытуемый должен был противостоять серии неудач и сообщать о своих чув­ствах и причинах отдельных^достижений (Kuhl, 1981). Ориентация на действие индуцировалась в условиях, когда испытуемый постоянно по ходу действия вер-бализировал предпринимаемые им шаги.

Далее мы остановимся на некоторых полученных Кулем результатах, и прежде всего на тех, которые касаются конструктной валидности опросника. Для изуче­ния модуса контроля, связанного с принятием решения, был проведен следующий эксперимент. Ученикам старших классов был предложен список из двадцати двух видов деятельности, которыми они предположительно могли бы заняться после уроков (Kuhl, 1982). Ученики должны были оценить, есть ли у них намерение за­ниматься тем или иным видом деятельности и насколько оно сильно. На следую­щий день ученики сообщали, сколько времени они в действительности посвятили каждому из перечисленных занятий. Оказалось, что корреляция между интенци­ей и реальным занятием данной деятельностью была гораздо выше у тех учащих­ся, которые получили высокий балл по шкале «контроль за действием, связанный с принятием решения», чем у школьников с низким баллом по этой шкале. Други­ми словами, школьники, ориентированные на действие, гораздо чаще выполняли то, что они планировали, чем школьники, ориентированные на состояние.

Конструктная валидность шкалы «контроль за действием, связанный с ориен­тацией на неудачу» проверялась в экспериментах Гроссе (Grosse, 1983). Сначала экспериментатор индуцировал у испытуемых ситуацию повторяющихся успехов или неудач. Затем в течение двадцати минут испытуемым давались другие зада­ния. После этого вновь давались первоначальные задания, которые теперь успеш­но выполнялись всеми испытуемыми (индуцирование успеха). И в заключение эксперимента в течение двадцати минут снова выполнялись трудные задания. До и после индуцирования успеха между обоими двадцатиминутными периодами испы­туемые должны были сообщать, как часто за последние пять минут они мысленно возвращались к первоначальному заданию. Оказалось, что, если в начале экспери­мента была индуцирована неудача, ориентированные на состояние испытуемые (субшкала «ориентация на неуспех») до и после последующих успешных серий гораздо чаще мысленно возвращались к своим неудачам в первоначальной серии, чем испытуемые, ориентированные на действие. Примечательно, что эти различия не наблюдались, если в начале эксперимента был индуцирован успех. Можно так­же добавить, что вследствие столь сильной персеверации мыслей о неудаче испы­туемые, ориентированные на состояние, не могут так же хорошо, как испытуемые, ориентированные на действие, использовать контролирующую стратегию селек­тивного внимания.

Теория Куля внесла существенный вклад в прояснение феномена так называе­мой выученной беспомощности (Seligman, 1975). Исследовательскую парадигму этого феномена мы подробно рассмотрим в главе 15. Здесь мы обсудим лишь неко­торые экспериментальные приемы, вызывающие выученную беспомощность. В так

называемой «тренировочной» серии одна группа испытуемых была поставлена в условия постоянной ложной обратной связи. Такое рассогласование действия и результата в сознании испытуемого приводило к ощущению неподконтрольно­сти собственных действий и к переживанию неудачи. Вслед за этим давалось «ос­новное тестовое задание», совершенно иного рода, чем предыдущее, и абсолютно решаемое. У группы испытуемых, которые подвергались действию ложной обрат­ной связи, результаты оказались ниже, чем у испытуемых из контрольной груп­пы или из группы, которая в тренировочном задании получала правильную об­ратную связь.

Обычно феномен ухудшения результатов объясняется тем, что индуцирован­ное ожидание неудачи распространяется на новые задачи и вызывает дефицит мотивации по отношению к ним. Однако результаты исследований мотивации достижения делают такое объяснение неправдоподобным, поскольку, во-первых, ожидания в значительной мере определяются спецификой самой задачи и, во-вто­рых, повторяющиеся неудачи обычно ведут к усилению мотивации по отношению к задачам с новым содержанием (Atkinson, Feather, 1966; Blankenship, 1982).

В последующих экспериментах Кулю (1981) удалось показать, какую роль при индуцировании выученной беспомощности играет контроль за действием. В первом эксперименте индуцировалась ориентация на состояние. В соответствии с програм­мой тренинга по преодолению выученной беспомощности испытуемые получали инструкцию обдумать сложившуюся ситуацию, описать свои чувства по поводу не­удачи и выявить ее возможные причины. При решении «тестовой» задачи в этой группе падение продуктивности было более выраженным, чем в группе, где от испы­туемых не требовалась рефлексия ситуации. Во втором эксперименте испытуемые были разделены на две группы — ориентированных на действие и ориентированных на состояние (в соответствии с их оценками по шкале «ориентация на неудачу»). По сравнению с контрольной группой снижение продуктивности при решении «тесто­вой» задачи наблюдалось только у испытуемых, ориентированных на состояние. Аналогичные результаты получил Брунштайн (Brunstein 1986b, с).

Если же в качестве экспериментального условия индуцировалась ориентация на действие, то даже у ориентированных на состояние испытуемых результаты были выше, чем у испытуемых из контрольной группы. Индуктивная техника, по­зволяющая преодолеть ориентацию на состояние, состояла в том, что испытуемый при решении задачи должен был проговаривать каждый свой шаг. Результаты этих экспериментов с очевидностью показали, что ухудшение достижений в группе ис­пытуемых, ориентированных на состояние, вызвано не дефицитом мотивации к «тестовой» задаче. Причина состоит в том, что у этих испытуемых недостаточно развита способность абстрагироваться от мыслей, связанных с собственным состо­янием, что нарушает текущую деятельность.

Дальнейшие исследования показали, что модус контроля определяется не толь­ко диспозицией, но зависит также от ряда ситуационных переменных. Согласно Кулю, одна из важнейших причин формирования модуса ориентации на состоя­ние состоит в несоответствии (неконгруэнтности) реальных событий ожидаемым, что вызывает реакцию недоумения. Без сомнения, опыт неудач, полученный в ходе выполнения «тренировочных» задач, является для испытуемого «шокирующим»:

никто не ожидает такого количества неудачных попыток в поисках правильного решения. Что может произойти, если устранить фактор неожиданности? Для от­вета на этот вопрос испытуемым в самом начале эксперимента сообщали, что в предыдущих группах при выполнении аналогичных заданий были получены пло­хие результаты. И действительно, в той группе, где испытуемые были готовы к неудаче в «тренировочной» серии, при выполнении «основных тестовых» заданий не наблюдалось различий в продуктивности между ориентированными на действие и ориентированными на состояние испытуемыми.

Таким образом, из всей совокупности условий, смоделированных в эксперимен­тах Куля, эффект выученной беспомощности обнаруживается только-при одном условии: а именно, когда лица, склонные к ориентации на состояние, оказываются в условиях неожиданного неуспеха. Эффект основывается не на потере мотивации после неуспеха и не на снижении ожидания успеха. В постэкспериментальном са­моотчете ориентированные на состояние испытуемые, работавшие в условиях вы­ученной беспомощности и не получившие «иммунитета» к ней, по сравнению с испытуемыми из контрольной группы чаще сообщали о повторяющихся мыслях по поводу: 1) причин плохих достижений, 2) собственного актуального состояния, 3) своих способностей к решению предложенных задач.

Все эти данные позволяют сделать вывод о том, что причина выученной беспо­мощности состоит не в дефиците мотивации или ожиданий, а скорее, в функцио­нальном дефиците, т. е. в неспособности человека исключать мысли о прошлых неудачах, что препятствует полноценному осуществлению текущей деятельности.

Вслед за Кулем можно также отметить, что неполноценная интенция оказыва­ет отрицательное влияние на деятельность за счет ограничения объема оператив­ной памяти, которая должна находиться в полном распоряжении субъекта для ре­шения актуальной задачи. В этом случае деструктивным изменениям в интенции подвергается элемент действия, так как после целой серии неудач испытуемый уже не в состоянии определить, какие шаги ему необходимо предпринимать дальше.

В другом исследовании Куль и Хелле (Kuhl, Helle, 1986) пыталцсь искусствен­но создавать неполноценную интенцию, что позволяло напрямую изучать ее вли­яние на оперативную память. Испытуемые наряду с решением основных тестовых задач получили задание навести порядок на неубранном письменном столе. Со­гласно инструкции, они должны были сделать это позже, но точное время при этом не указывалось. Таким образом, элемент интенции, отвечающий за инициирова­ние действия, оказался недостаточно определенным. Интенция оказалась непол­ноценной: она получила доступ к оперативной памяти, но в то же время не могла воплотиться в реальном действии. Куль предполагал, что у лиц, подверженных депрессии, неполноценные интенции возникают особенно часто и в большем ко­личестве. Поэтому в эксперименте приняли участие группы депрессивных боль­ных, больных шизофренией и здоровых испытуемых. Все испытуемые были обсле­дованы с помощью опросника депрессивности Бека BDI( Beck, 1967). Влияние де-генерированной интенции на память проверялось с помощью непосредственного измерения объема оперативной памяти.

Результаты эксперимента оказались следующими. Объем оперативной памяти оказался меньшим в группах «депрессивных» и «ориентированных на состояние»

испытуемых, кроме того, отвлекающие мысли о неубранном письменном столе по­сещали этих испытуемых чаще, чем других. В контрольной группе, которой не было дано задание по уборке письменного стола, не наблюдалось различий в объеме опе­ративной памяти между группами испытуемых («ориентированных на действие» — «ориентированных на состояние», «депрессивных» — «недепрессивных»).

Полученные результаты подтверждают предположение о том, что дегенериро-ванная интенция, которая уже активирована, может наносить ущерб актуальной (текущей) интенции. Такому влиянию особенно подвержены депрессивные и ори­ентированные на состояние испытуемые, которым с трудом удается дезактивиро­вать неполноценную интенцию. Связанные с такой интенцией мысли и чувства продолжают персеверировать, вмешиваться в текущее состояние субъекта, даже если эта интенция не связана с текущей ситуацией.

В этом объяснении говорится об активации и дезактивации находящихся в па­мяти содержаний без более детального рассмотрения этих микропроцессов. Для вос­полнения этого пробела были предприняты новые исследования (Kuhl, Goschke, 1987; Kuhl, Kazen-Saad, 1988). Индикатором степени активации связанных с ин­тенцией слов служил латентный период их визуального опознания среди других слов. Ориентированные на состояние испытуемые опознавали слова, связанные с незавершенной интенцией, быстрее, чем нейтральные слова, хотя в тот момент эти испытуемые были заняты деятельностью, не связанной с данной незавершенной интенцией. Испытуемые, ориентированные на действие, одинаково быстро опо­знавали слова обоих типов (как связанные с интенцией, так и нейтральные). Очевидно, им удавалось дезактивировать незавершенную интенцию на тот период, пока они были заняты чем-то другим.

Затем был проведен следующий эксперимент. На экране испытуемым предъяв­лялось описание некоторых действий из серии предстоящих им дел (убрать корзи­ну для мусора, накрыть стол скатертью, одеться перед выходом, привести в порядок письменный стол и др.). После предъявления этой информации испытуемым сооб­щали, какие из этих дел позже — вслед за экспериментом на время реакции — они должны будут выполнить сами, а какие будет выполнять экспериментатор, испыту­емым же следует только наблюдать за ним. Тест на время реакции заключался в том, что испытуемый должен был как можно быстрее решить, встречалось ли предъяв­ляемое на экране слово-стимул в предшествующем «инструктивном» описании дей­ствий или нет. Таким образом, оценивался латентный период при восприятии слов, связанных как с «перспективными» видами действий (т. е. теми, которые предстоя­ло выполнить или наблюдать), так и с «нейтральными» (которые не нужно было ни выполнять, ни наблюдать). Полученные результаты подтвердили исходные гипоте­зы. Только ориентированные на состояние испытуемые быстрее опознавали сло­ва, относящиеся к действиям, которые должны были быть выполнены (по сравне­нию с нейтральными). Таким образом, у лиц с модусом контроля, ориентированным на состояние, нереализованная интенция оставалась активированной даже тогда, когда она была неактуальна для настоящего момента.

В заключение следует сказать, что преданную забвению со времен Аха пробле­му психологии воли Кулю удалось сделать предметом новых и весьма продуктив­ных экспериментальных исследований. Традиционные объяснения деятельности,

исходящие только из мотивации, были признаны недостаточными. Из мотиваци-онных тенденций должны сначала сформироваться интенции, которые конкури­руют между собой за доступ к действию. Реализация же интенции, ее воплощение в оформленную деятельность описывается и объясняется с помощью целого ряда опосредующих стратегий контроля. Особенно показательными являются случаи неполноценного контроля за,действием. Для объяснения этих процессов простого указания на индивидуальные различия испытуемых (ориентированных на дей­ствие или на состояние) оказалось недостаточно. Было высказано предположение, что интенции состоят из элементов, некоторые из которых — вследствие того, что они не могут быть достаточно четко определены субъектом, — приводят к форми­рованию неполноценной интенции. Это предположение привело к разработке но­вых методов, с помощью которых можно было изучать подобные микропроцессы. Первый пример из этой области — определение времени реакции на стимулы, от­носящиеся к содержанию незавершенной интенции, которое позволяет судить о том, в каком состоянии (активированном или дезактивированном) находится дан­ная интенция. л

Модель «Рубикона»

Серьезной проблемой психологии мотивации является то, что понятие мотивации связано с самыми различными феноменами, такими как желание, формирование намерения и действие. Возможность ограничить это многообразие заключается в попытке разделения мотивационного процесса на «естественные», т. е. самопроиз­вольно возникающие, фазы. Последовательное рассмотрение такого естественно­го процесса до сих пор не осуществлял ни один ученый, за исключением одного из старейших немецких исследователей в области психологии воли Кристофа Зигвар-та (Sigwart, 1889; см. также: Niepel, 1988). Следует также отметить, что Ах (1905) обозначил различия между двумя сторонами проблемы воли: между формирова­нием намерения через «борьбу мотивов», с одной стороны, и детерминировани­ем действия через намерение — с другой. Однако он сделал это для того, чтобы показать, что он изучает проблему воли только с одной ее стороны. Хекхаузен (Heckhausen, 1967) разделил весь мотивационный процесс на фазы: мотивация, целеполагание, реализация и заключительный этап. Но он сделал это только с це­лью упорядочивания результатов предыдущих исследований в области мотивации достижения, а не с целью разработки собственных закономерностей, специфичных для этих фаз. И наконец, Хекхаузен и Куль (Heckhausen, Kuhl, 1985) разделили весь процесс, начиная от возникновения первого побуждения и до формирования намерения, на множество гипотетических шагов, идентифицировать которые в то время не представлялось возможным.

Модель «Рубикона» отличается от этих подходов по двум основаниям. Во-первых, она вводит четкие разделительные линии между фазами. Первая разделительная линия образуется при формировании интенции и отделяет мотивационные процес­сы фазы планирования от волевых процессов фазы реализации; она и образует собственно «Рубикон». Следующие разделительные линии, проводящие границы между фазами, соответствуют началу и завершению действия. Согласно модели

«Рубикона», каждая фаза обладает своей функциональной характеристикой. Наи­более существенное различие пролегает между мотивационными и волевыми про­цессами. Это различие составляет теоретическое ядро данной модели, к рассмот­рению которой мы и переходим.

Поиск по сайту: