Состав древнерусской письменности в рукописных собраниях

Труды разыскания списков древнерусских произведений специфичны. Прежде всего необходимо ясно представить себе огромное количество сохранившихся рукописей.

Академик Н. К. Никольский почти всю свою жизнь составлял вместе с группой помощников (своих учеников) картотеку древнерусской письменности. Картотека в незаконченном виде поступила после его смерти (1936 г.) в Библиотеку Академии наук СССР.

Вот некоторые данные из нее.

По далеко не полному исчислению академика Н. К. Никольского, количество рукописных книг с XI по XVIII в., хранящихся в одних только крупнейших рукописных хранилищах СССР, составляет от 80000 до 100000. На каждую же рукописную книгу приходится в среднем от 15 до 20 рукописных статей (отдельных произведений: житий, слов, повестей и т. д.). Иными словами, количество списков древнерусских сочинений исчисляется по неполным данным картотеки Н. К. Никольского от 1200000 до 2000000[224].

Алфавитный список русских авторов и их сочинений картотеки Н. К. Никольского составляет 9220 единиц. Список же русских анонимных сочинений — 2360 единиц. Кроме того, в картотеке алфавитный список славянских авторов и их сочинений заключает 1560 единиц, греческих переводных — 11 200[225].

В действительности авторов и литературных произведений было в Древней Руси гораздо больше. Это видно хотя бы из того, что очень многие древнерусские сочинения дошли до нас только в одном списке, даже такие лучшие, как «Поучение» Владимира Мономаха, «Повесть о Горе-Злочастии» и др. До недавнего времени только в одном списке было известно «Слово о погибели Русской земли» и др.

Впрочем, большинство произведений известно во многих десятках, а иногда и сотнях списков. Так, например, цикл «Повестей о Николе Заразском» в свое время был издан мною по 70 спискам (сейчас число известных списков могло бы быть увеличено до 90)[226]. Такой крупный памятник, как «История о Казанском царстве», известен в 231 списке[227]; сотнями исчисляются списки некоторых житий, слов и поучений.

Особенно сложно обстоит дело с летописями. В картотеке Н. К. Никольского зарегистрировано 1211 списков летописей. В настоящее время после обследования крупнейших рукописных хранилищ А. Н. Насоновым и М. Н. Тихомировым[228] это число может быть значительно увеличено. Кроме того, в картотеке Никольского имеется 935 карточек на летописные исторические сказания и 425 картотек на хроники и хронографы. Если принять во внимание большой объем летописей и хронографов, сложные переплетения текстов, в которые они вступают, то необыкновенная трудность их изучения выступит достаточно ясно.

Из приведенных данных виден огромный объем древнерусского рукописного материала. И этот объем все увеличивается за счет собирания новых рукописей и открытия новых произведений.

В последние годы ведется интенсивная работа по выявлению и описанию древнейших славяно-русских рукописей, хранящихся в нашей стране. Опубликован «Предварительный список» рукописей до XIV в.[229], завершается составление перечня рукописей XV в.

Общие соображения о домонгольской письменности содержит книга Б. В. Сапунова[230], сведения о произведениях, авторах и переписчиках собраны в словаре, изданном И. У. Будовницем[231]. В настоящее время ведется работа по составлению словаря писателей и литературных памятников Древней Руси[232].

*

Как бы ни был обилен сохранившийся рукописный материал, еще больше его погибло. Общая картина древнерусской письменности чрезвычайно искажена систематическими уничтожениями рукописей — случайными и намеренными, стихийными и организованными.

Вот как изображает гибель древнерусских рукописей Н. П. Лихачев: «... В допетровской Руси архивы гибли и от дурных сырых помещений, и от пожаров. В древних известиях о пожарах и вражеских нападениях мы постоянно встречаем указания на уничтожение книг. Во время взятия Киева войсками Рюрика и Ольговичей (1203 г.) были захвачены монастырские богатства и книги. В большом пожаре во Владимире, бывшем 11 мая 1227 г., погибло множество церквей, двор великого князя Константина и книги его библиотеки. Множество книг сгорело во время нашествия на Москву Девлет-Гирея; взятие Полоцка Баторием в 1579 г. сопровождалось пожаром, уничтожившим весьма драгоценную библиотеку, содержавшую в себе много летописей и отцов церкви в славянском переводе. Известная библиотека московских князей, как можно думать, была расхищена в смутную эпоху. Московские архивы подвергались большой опасности во время пожара 1626 года (тогда пожар истребил большую часть бумаг поместного приказа, которые пришлось пополнять материалами из других приказов и документами, находившимися в частных руках). Пожары истребили значительную часть сибирских архивов, документы которых сохранились только благодаря ученой экспедиции Миллера в первой половине XVIII века. В XVIII столетии не раз были истребляемы архивы, например, в Минске и Вильне. В 1744 г. был уничтожен пожаром Архив Войска Донского, в 1779 г. — Архангельский губернский архив, в 1811 г. сгорел магистратский архив в Киеве. В 1815 г. пожар истребил центральный губернский архив в Казани, заключавший в себе весьма важные исторические акты XVI—XVIIIвв., а в 1841 г. выгорела большая часть архивов присутственных мест в Орле. Если в 1812 году Московский архив иностранных дел весь сохранился, то этим он обязан особой предусмотрительности начальства и своему государственному значению. Но тогда же погибли весьма многие семейные архивы и библиотеки, в числе которых были известные собрания рукописей и книг — Мусина-Пушкина, профессора Баузе, Д. И. Языкова, Бантыша-Каменского, Калайдовича, г. Бутурлина, П. Г. Демидова, Общества истории и древностей при Московском университете и мн. других. К сожалению, не менее стихийных бедствий принесло вред архивам людское невежество. Еще митрополит Евгений указывал, что в киевской казенной палате гнили в погребах и ящиках многие важные материалы, пришедшие туда после отобрания монастырских вотчин, но и теперь нередко можно встретить заявления об истреблении рукописей, вещественных памятников, целых собраний, составленных учеными, и даже официальных документов, как, например, сожжение секретных дел морского архива»[233].

Новгородская четвертая летопись так описывает гибель рукописей в Москве во время нашествия Тохтамыша 1382 г.: «Книг же многое множество снесено со всего града, в зборных церквах до стропил наметано, съхранения ради спроважено, то все без вести створиша»[234].

Степень разработанности рукописного наследия у нас, однако, незначительна.

Н. К. Никольский в 1902 г.[235] прямо заявлял, что состав древнерусской книжности неизвестен, что мы не можем знать древней русской литературы и что поэтому научное построение истории древней русской литературы преждевременно. Н. К. Никольский имеет в виду плохую сохранность памятников древнерусской литературы, особенно до XV в. включительно, и односторонний подбор рукописей в монастырских библиотеках, через которые в основном и дошла до нас древнерусская книжность.

Вот что писал он же о состоянии издания и изучения памятников древнерусской литературы в 1929 г.: «Оно аналогично тому уровню, на каком происходила разработка истории западноевропейской и византийской литератур приблизительно в первой половине XVII в., когда для нее не был еще собран и систематизирован фактический материал, необходимый для воспроизведения ее прошлого и для синтетического его освещения. Среди русских ученых XVIII в. не было таких неутомимых собирателей, какими были на Западе Дюканж, Монфокон, Фабриций, Cave, Oudin, Labbe, Ассемани и многие другие, без подготовительных работ которых, продолжавшихся около двух столетий, не могло бы, по отзыву академика В. Г. Васильевского, наступить развитие исторических и (добавим) историко-литературных дисциплин на Западе в течение минувшего столетия. Между тем у нас, при наличии указанного пробела, производилось и производится так называемое “построение” истории древнерусской литературы, начавшееся поэтому не с фундамента, т. е. не с собирания и систематизации сохранившихся фактов литературной истории, а с крыши, т. е. с обобщений, основанных на недостаточном количестве отдельных наблюдений, и с применения к ним предвзятых идей и заимствованных схем. Вот почему опыты историко-литературных курсов, относящихся к допетровской письменности, появившиеся с половины прошлого столетия, очень скоро оказывались небывалыми историями небывалой словесности... Поскольку исторический синтез имеет в виду воспроизводить то, что происходило в действительности, постольку неизбежно предварительно сгруппировать фактический материал, систематизировать его, оценить его качество для поставленной задачи не с точки зрения современных понятий, представлений и схем, а с точки зрения его места в цепи явлений минувших столетий»[236].

При всех несправедливых преувеличениях этого отзыва о состоянии изучения древней русской литературы до 1929 г. в основе его лежит справедливая мысль о необходимости внимательного выявления и изучения текстов древнерусских памятников для истории древнерусской литературы.

Задача учета, систематизации и научного описания всего огромного рукописного материала, сохранившегося до наших дней, стоит перед другой наукой — археографией[237], и мы не можем поэтому останавливаться здесь подробно на вопросах специально археографических. Скажем только кратко о тех требованиях, которые предъявляет к археографии текстология.

Поиск по сайту: