Авто Автоматизация Архитектура Астрономия Аудит Биология Бухгалтерия Военное дело Генетика География Геология Государство Дом Другое Журналистика и СМИ Изобретательство Иностранные языки Информатика Искусство История Компьютеры Кулинария Культура Лексикология Литература Логика Маркетинг Математика Машиностроение Медицина Менеджмент Металлы и Сварка Механика Музыка Население Образование Охрана безопасности жизни Охрана Труда Педагогика Политика Право Приборостроение Программирование Производство Промышленность Психология Радио Регилия Связь Социология Спорт Стандартизация Строительство Технологии Торговля Туризм Физика Физиология Философия Финансы Химия Хозяйство Ценнообразование Черчение Экология Эконометрика Экономика Электроника Юриспунденкция

Определение языка, на который сделан перевод

Читайте также:

Может показаться, что вопрос этот не представляет особой трудности, однако, если мы примем во внимание, что древнерусский язык, древнеболгарский, древнесербский в домонгольский период были очень близки, а переписчики, отличавшиеся по национальности от переводчиков, вносили в перевод особенности своих языков, то сложность этого вопроса не вызовет у нас никакого сомнения.

В самом деле, древнерусский перевод мог переписываться сербом, болгарином, древнеболгарский — в России, древнесербский — в Болгарии и т. д. На Афоне переводчик сам мог смешивать особенности различных славянских языков и т. д. Для решения вопроса о том, на какой язык сделан перевод: на русский или один из южнославянских (речь идет только о домонгольских переводах), А. И. Соболевский предлагает руководствоваться данными лексики, но не данными фонетики и морфологии, которые могли проникнуть в рукопись через переписчиков позднее[809].

А. И. Соболевский указывает на следующие группы слов, которые характерны только для русских переводов.

Первая группа слов — это названия бытовых явлений и предметов, должностных лиц, мер веса и расстояния, судов, одежд и некоторые другие, характерные только для русских: «посадник», «староста», «гривна», «куна», «резана», «насад», «кожух». Для части этой группы характерны некоторые значения, встречающиеся только у русских: «гривна» в значении денежной единицы, «пиво» в значении определенного напитка, а не в значении питья вообще.

Вторая группа слов — заимствования из других языков, сделанные только русским языком изустным путем: «тиун», «шолк», «плуг», «женчуг», «уксус», «скамья», «кадь», «керста» или «корста», «пъря» (парус), «обезьяна» и др.

Третья группа — это названия стран, городов, народов, известных по преимуществу русским, но неизвестных или малоизвестных южным славянам: «Кърчева», «Сурожь», «Суд», «обез», «мурманин» и т. д. Затем А. И. Соболевский отмечает слова народные русские, не встречающиеся в языках южнославянских: «глаз», «лошадь», «хвост», «пирог», «ковер», «думати» (в значении «советоваться») и некоторые сочетания слов: «учити грамоте», «в тъ чин» (в то время) и пр.

Наконец, к словам А. И. Соболевский присоединяет и отдельные специфически русские значения слов, встречающихся и в южнославянских языках: «село» — только русское значение «селение» (в южнославянских языках «поле»), «сено» — «сухая трава» (в южнославянских языках «трава» вообще) и пр.[810]

В специальной авторецензии на свое издание Хроники Георгия Амартола в древнерусском переводе[811] В. М. Истрин характеризует признаки русского происхождения перевода: «1. Полногласие. Сами по себе полногласные формы ничего не могут говорить в пользу того или иного происхождения памятника. Полногласные формы Хроники Георгия Амартола встречаются во всех списках и свидетельствуют лишь о том, что Хроника сохранилась только в русских списках. Можно заметить даже в истории полногласных форм постепенное, хотя и незначительное их распространение. Однако не все полногласные формы можно считать позднейшими. Анализ текста приводит к заключению, что часть полногласных форм должно отнести к первооригиналу, так как они читаются во всех списках и в обеих редакциях, на которые можно разделить наличные списки. К числу таких слов можно отнести: ожерели~, холопъ, поромъ, городьць, перевозъ, городъ, моромор#нъ, волочи; в пользу первоначальности полногласных форм поромъ, перевозъ, моромор#нъ, городъ говорит то, что они употреблены в глоссах.

2. Приставка вы в соединении с глаголами. Эта приставка вы является одной из характерных особенностей древнерусского языка, в отличие от южнославянских, где ей обыкновенно соответствуют и з — о т = œx — di£. С такой приставкой читаются глаголы: выклонитис#, вылагати, выселити, вын#ти, высыпати, выскочити, высылати, выгнати. Так как во всех данных случаях все списки между собой согласны, то эту русскую особенность надо возводить к первооригиналу, где она является случайным проникновением русской стихии в литературный церковнославянский язык[812], почему она и встречается в незначительном числе случаев; переводчик был склонен пользоваться привычными для него приставками из — от.

3. Греческое mb в переводе “мб”. Такая передача для хроники является правилом в таких словах, как Замбрии, Камбисми и т. п. Передача эта до сих пор не объяснена удовлетворительно. Но она встречается в памятниках, русское происхождение которых имеет за собой много данных, как “Повесть об Акире Премудром”, “Житие Феодора Студита”, “Иудейская война” Иосифа Флавия, “Житие Андрея Юродивого”. В древних же переводах заведомо южнославянских мы находим обыкновенно “мв”, как например в сербском Амартоле или в Хронике Иоанна Зонары. Понятно, что не во всех “русских” памятниках непременно дожно встречаться “мб” в соответствие греч. mb, но сочетание “мв” в них будет объясняться влиянием церковнославянского языка: употребление же в памятнике “мб” будет служить одним из доказательств его “русского” происхождения.

4. Окончание отчества на “ичь” также должно считать за русскую особенность, как “Лагоевичь”, “Филиповичь”, и др. Такое обозначение отчества проходит через всю Хронику и через все списки, и потому оно должно возводиться к первооригиналу. Частое употребление в одном памятнике окончания “ичь” должно указывать на русскую среду, где князей обыкновенно называли по отчеству на “ичь”, как несколько позднее в наших летописях.

В “Иудейской войне” Иосифа Флавия с “ичь” можно сопоставить окончание “ичи” для обозначения рода, как “Иродовичи”, что напоминает наших “Мономаховичей” и т. п. В памятниках южнославянских, как сербский Амартол и хроники Зонары, Манассии и Симеона Логофета, ни того ни другого окончания нет.

5. Глоссы. В Хронике наблюдается большое количество глосс, анализ которых заставляет относить их к первооригиналу, а не к какому-либо позднейшему интерполятору, как, например, dok…thj = “докить рекше zко копи~”, или ¥jtouj = “ковриг рекше соухьz посмаги” и т. п. В двух случаях переводчик указал неопределенно на “свой” язык, именно при ™rdom£dej = “седмиць рекше недели нашьскы” и при dhmoj…ouj = “общий н~ш=им гл~мь повознымь”. Так как здесь глоссируются слова, не оставшиеся в своей греческой форме, но переведенные, то, следовательно, “наш язык” противополагается не греческому, а тому, которому принадлежат слова седмица и общий, т. е. языку церковнославянскому, в котором эти слова являлись обычными переводами соответствующих греческих слов. Переводчик, переводя bdom£dej обычным литературным словом “седмиць” и dhmo…oj…ouj словом “общим”, добавил: “а по-нашему”, т. е. “по-русскому”, — недhли и повозным. Последнее слово еще и потому должно считаться пояснением русского переводчика, что в той же фразе мы встречаем еще другое русское слово окорокы. Можно обратить внимание на правописание такой глоссы, как Ne£polin = рекше Новъ городъ, восходящее в таком виде к первооригиналу. Обыкновенно в хронике употребляется форма град, но в данном случае глосса сопоставилась в уме переводчика с хорошо известным ему “Новгородом”, каковое название он и оставил в русской форме. Такого же происхождения и передача toà StroggÚllou kastell…ou через Круглого городца: там, где kastšllion имело значения собственного имени, переводчик писал градець, в данном же случае для обозначения собственного имени переводчик воспользовался также известным ему в значении собственного имени словом. Самое обилие глосс не указывает ли скорее на русскую среду, нежели на южнославянскую? Глоссы вызывались тем, что многие греческие слова, особенно технические, не были известны тем, для кого предназначалась Хроника. На славянском же юге греческий язык был достаточно известен, настолько, что можно было обходиться без комментариев, т. е. без глосс. Болгары-переводчики не считали нужным комментировать какое-нибудь œmboloj по той причине, что предполагали это слово хорошо знакомым грамотному читателю. Иное дело было на Руси, где такого знакомства с греческим языком, а тем более с греческой обстановкой не было; поэтому переводчики и считали необходимым иные слова подвергать комментариям, как, напр., то же œmboloj: имполи рекше улици покровенh.

6. Им я Бохмитъ — перевод греч. MoucoÚmed. Такое наименование встречается только в русских памятниках, как в “Толковой Палее” и в “Летописи”. Слово “Бохмитъ”, очевидно, есть русская народная передача иноземного Bohmit, как произносили его волжские болгары, входившие в непосредственное соприкосновение с русскими.

7. Суд для передачи греч. tÑ StenÒn и tÑ @IepÒn. Слова Суд не знают ни сербский Амартол, ни Хроника Логофета, а на Руси в XI веке имя Суд было уже распространенным и всем известным названием и Босфорского пролива и Золотого Рога. В слове Суд совпали два слова: 1. греч. soàda — ров, укрепленный тыном, и 2. скандинавское sund — пролив. Soàda были устроены во многих местах Босфора как для удобной стоянки судов, так и для защиты от нападений. Русские, подплывавшие к Босфорскому проливу для нападения на Царьград, прежде всего встречали t¾n Soàdan, где они и отдыхали после трудного переезда через Черное море. Куда бы они ни приставали, они всюду встречали Soàdan. Слово soàda поэтому среди русских воинов было более в ходу, нежели какое-либо другое, передававшее греческое название Босфора — StenÒn. Когда в половине XI в. происходил перевод хроники, то русский переводчик воспользовался сложившейся уже народной этимологией и греч. StenÒn стал переводить через “Судъ”.

8. Главным основанием при решении вопроса о происхождении перевода любого древнеславянского памятника служит словарный материал. С выдвинутым в свое время акад. А. И. Соболевским положением, что словарный материал церковнославянских книг под пером русских переписчиков оставался, за немногими исключениями, без изменений, следует согласиться. Если мы встречаем в каком-либо памятнике ряд слов, которые должны быть признаны русскими, то мы можем не сомневаться в том, что в большинстве они восходят к первооригиналу. Все дело, следовательно, в том, чтобы определить именно русское происхождение того или другого слова. В этом отношении в настоящее время еще не может быть сомнений. Если некоторые слова без колебаний могут быть признаны русскими, то относительно других не может быть такой уверенности. Однако не надо бояться, если иные слова, выставляемые как русские, впоследствии могут встретиться и в памятниках южнославянских. Их наличие в последних не поколеблет вывода о русском происхождении памятника, если рядом с ними мы встретим слова действительно русского происхождения или употребления. Что касается Хроники Георгия Амартола, то в ней встречается немало слов, которые должны считаться безусловно русскими; к ним присоединяются слова, которые хотя и не носят столь явного признака их русского происхождения или употребления, но которые, однако, читаются в других памятниках, русское происхождение коих основывается на совокупности всех данных, и не встречаются в памятниках южнославянского происхождения. Основным фондом для словарного материала служил церковнославянский литературный язык. Но временами невольно проскальзывала русская народная стихия в виде слов народного, очевидно, разговорного языка; переводчик оставлял обычное литературное слово и ставил другое, обычное в его живом говоре. Некоторые из них существуют и сейчас в народном употреблении, а также частью и в литературном. Такими словами, которые могут указывать на русский перевод хроники, являются: болhсть, бронистець, быль, выньзти, вhдунии, грамотица, гридь, гридити, дружина, дружити, дьмчьць, заступъ, земьць, изр#дити, комоница, корста, кубара, ловь (ловы дh#мти), мовьница, наговорити, накупь, намлъвити, неговорливъ, недhли, одвери~, окорокъ, ол#дь, орь, осада, полъсемы, пополошитис#, пристроити, прощеникъ, пуще, скрипани~, скhди, слон#тиса сълъба, съмълвитса, сени, треп#стъкъ, удhлъ, хортица, чинъ.

Все указанные факты дают достаточно материала для признания перевода хроники русским. Во всех них перевод хроники резко отделяется от других родственных памятников южнославянского происхождения, как, напр., хроники Иоанна Малалы, Иоанна Зонары, Манассии, Симеона Логофета и “сербского” Амартола. Наоборот, по крайней мере в словарном отношении, он сближается с такими памятниками, русское происхождение которых, если вполне не доказано, однако имеет за собой много данных, как “Иудейская война” Иосифа Флавия, “Житие Андрея Юродивого”, “Житие Василия Нового”, “Пчела” и др. В военно-технической терминологии перевод хроники настолько сближается с русскими летописями, как будто он вышел из одной среды с последними; в этой терминологии переводчик не имел в церковнославянском литературном языке необходимого запаса слов»[813].

Впрочем, сколько бы ни было в переводе отдельных признаков его перевода именно на тот или иной конкретный древнеславянский язык, вопрос о языке перевода может всегда оказаться сложнее. С возможностью этих сложных случаев исследователь обязан постоянно считаться. Перевод может делаться группой разноязычных переводчиков, он может перерабатываться в другой славянской стране, может представлять собой свод различных разноязычных переводов и т. д. История текста переводного памятника может быть очень длительной и очень запутанной. Ни один из вопросов текстологического изучения переводного памятника не может быть решен сам по себе, изолированно от других вопросов. Только полная история текста перевода может дать убедительный ответ на любой из отдельных вопросов изучения переводного произведения.

Среди различных доказательств русского происхождения славянского перевода Пролога приводится и такое: греческое blšmmnej переведено русским словом «глазатые», не встречающимся в других славянских языках. Это русское слово сохраняется и в южнославянских списках Пролога. Пример этот очень убедителен, но только в качестве примера. Чтобы делать какие бы то ни было выводы на основании языка памятника, необходимо проверить весь памятник — весь его язык. Проверка должна происходить и для подборки новых доказательств и для выяснения — нет ли в памятнике противоречащих фактов. В текстологической работе здесь и в других случаях необходимо постоянно помнить о возможности других объяснений и удовлетворяться найденным только в том случае, если устранены все другие. При этом исследователь обязан как можно шире представить себе все возможные другие объяснения.

Вернемся к Прологу. Нельзя, например, думать, что могут быть только две теории происхождения перевода Пролога с греческого — русская и болгарская. М. Н. Сперанский предполагал, например, что над переводом Пролога с греческого языка трудились совместно болгарские и русские переводчики, причем и те и другие оставили в языке перевода следы своей национальности в языке и в содержании (в Пролог включены памяти славянских и русских святых). Возможным местом такой совместной работы был Константинополь[814]. С другим объяснением выступил Н. Петров. Он считал, что «русские и болгарские переводчики не трудились совместно над переводом одного и того же Пролога, а переводили разные его редакции, сведенные в одно целое только в последствии времени»[815]. Совместная работа переводчиков разных национальностей — явление постоянное.

Только на основании изучения языка Кирилло-мефодиевского перевода Евангелия В. А. Погорелов пришел к выводу об участии в этой работе словака, хорошо знавшего латинскую Вульгату[816].

Но может быть и так, что над переводом трудился переводчик, который сам смешивал разные языки, особенно если переводчик был из пограничной между двумя странами области или был человеком смешанной культуры.

Полонизмы перевода часто сочетаются, например, с украинизмами и белоруссизмами. Так, например, перевод «Космографии» Меркатора; известный во многих списках, сделан на русский язык, но в нем имеются и полонизмы, и белоруссизмы: «бажант» (фазан), «кляштор сиречь монастырь», «место» (город), «Брытания». Латинское «g» часто передается через «кг»[817]. Перевод «Сарматии» Гваньини сделан на русский язык, но встречаются наряду с церковнославянизмами и полонизмами — украинизмы: «що» (что), «на нывах», «посреде хати» и т. п.[818]

Если в рукописи смешаны черты разных изводов, то наиболее вероятно, что древнейшие черты будут те, которые не соответствуют изводу самой рукописи. Так, в сербской рукописи черты болгарской лексики указывают на болгарский текст, переписывавшийся сербом и приобретший сербские черты. Конечно, если текст несколько раз переходил из страны в страну или от переписчика одной национальности к переписчику другой национальности, — такого рода суждение очень приблизительно. Во всяком случае, служить признаком того или иного извода такое соотношение их черт не может.

В. В. Виноградов в «Заметках о лексике “Жития Саввы Освященного”»[819]отмечает наличие разных языковых слоев в русском списке XIII в. этого произведения — русских и болгарских. В. В. Виноградов пишет: «Не подлежит сомнению, что “Житие Саввы” представляет собою список, впрочем, значительно обрусевший, с “болгарского” оригинала. За это определительно говорят сохранившиеся в графике черты древнего оригинала (тысоущь длъзh, мена ъ и ь, переход о в оу в твор. п. ед. ч., может быть мена ы и ь, оконч. оуоумоу и др.) и лексика “Жития Саввы”[820]. В “Житии Саввы” нет ни одной из ярких лексических особенностей русских переводов, которые выдвинуты акад. А. И. Соболевским в качестве критерия при решении вопроса о месте перевода[821]. Слова, общие древнерусским и церковнославянским текстам, в “Житии Саввы” употребляются в значениях, свойственных этим последним, напр.: страдати (всегда: p£scein), лаяти (не о собаке, см. 523₇; год оулаявъше — kaipoà ™pithde…ou drax£mnoi)[822], село (sk»nwma; ср. то же значение в 1 и 2 кн. Царств. Публ. библ. F. № 1. 461)[823], скот (ktÁnoj)[824] и др.[825].

Таким образом, чтобы решить — на какой язык был сделан перевод в случае смешанного извода текста, — необходимо принять во внимание различные обстоятельства: какой слой может считаться последним, каково происхождение самой рукописи (по данным палеографии), есть ли существенные признаки в лексике или один из изводов касается только фонетики и морфологии (которые изменяются легче) и не затрагивает лексики и пр.

Чем сложнее явление, тем оно должно быть конкретнее объяснено. Можно сказать даже, что конкретное объяснение сложного явления бывает особенно убедительным, поскольку сложное явление затрудняет возможность многих объяснений.

Приведем пример. А. И. Соболевский исследовал Типик Хиландарский, который перед тем исследовали А. А. Дмитриевский и И. В. Ягич. Типик Хиландарский — перевод с греческого. Переводчик не всегда умел разобраться в греческом и примешивал к церковнославянскому языку своего перевода народные слова — сербские и болгарские. И.В.Ягич указал фонетические и морфологические особенности, которые могут быть объяснены только из среднеболгарского языка, частично непонятые и искаженные переписчиком-сербом. А. И. Соболевский отмечает, однако, что сербизмов в старшем списке Типика Хиландарского столько, что они не могут быть объяснены только искажениями переписчика-серба. Кроме того, исследуя лексический материал, А.И.Соболевский обратил внимание на обилие русских слов: «больница», «печаловати», выражение «тебе больше дано, а мне позлее» и пр. И все это рядом с типичными южнославя-низмами («свънъ», «сикъ», «забълъжити», «новакъ», «хоботьница», «до-бытъкъ», «перепера»). А. И. Соболевский предположил, что перевод сделан русским монахом на Афоне. Русский монах жил на Афоне в постоянном окружении южнославянских монахов, и только это сочетание в единственном в своем роде месте на Афоне могло привести к тем сложным особенностям, которыми отличается язык перевода Типика Хиландарского[826].

Конкретность объяснения А. И. Соболевского в том, что он приурочил перевод к Афону и к русскому монаху, долго там жившему. Но если бы удалось найти еще переводы с теми же особенностями и открыть имя переводчика и обстоятельства, при которых перевод делался, — объяснение можно было бы считать завершенным.

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 | 51 | 52 | 53 | 54 | 55 | 56 | 57 | 58 | 59 | 60 | 61 | 62 | 63 | 64 | 65 | 66 | 67 |

Поиск по сайту:

Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.005 сек.)

Главная | О проекте | Полезные cсылки | Контакты | Случайная страница