|
|||||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Установление оригинала, с которого сделан переводОдна из самых трудных проблем в изучении переводных произведений — это проблема установления того текста, с которого делался перевод. Применительно к своему материалу И. Е. Евсеев пишет: «Только через точное научное освещение оригиналом могут быть уяснены достоинства перевода, его историческая жизнь и развитие»; «уяснение точного вида древнеславянских переводов Библии возможно только на основании твердо установленного греческого современного им библейского оригинала»; «Кирилл и Мефодий были официальными миссионерами Константинопольского патриархата IX в. От них остались библейские переводы. Эти переводы неизвестны, их требуется выделить из массы других переводов и позднейших исторических наслоений. Научный метод естественно побуждает при восстановлении этих переводов прибегнуть к сопоставлению их с греческим оригиналом IX в.»[833]. Только после такой работы можно обращаться к изучению судьбы перевода на славянской почве. Конечно, найти самый оригинал, с которого делался перевод, можно только в исключительных случаях (такие случаи есть, и мы к ним еще вернемся), но необходимо стремиться по крайней мере установить редакцию текста, его тип. Это, конечно, требует особых исследований специалистов. Если нет специальных текстологических исследований произведения, послужившего для перевода, — необходимо пользоваться возможно большим числом списков этого произведения в оригинале. Применительно к греческим текстам произведения, переведенного на один из древнеславянских языков, В. М. Истрин пишет: «Почти всегда приходится пользоваться несколькими списками и несколькими редакциями греческого оригинала, так как почти нет случая, чтобы какой-нибудь славяно-русский памятник буквально совпадал с каким-либо одним греческим списком. Чем больше, конечно, берется греческих списков, тем яснее обрисовывается характер перевода»[834]. Это не значит, конечно, что текстолог древнерусской литературы должен сам заниматься историей текста памятника на языке оригинала. В. М. Истрин пишет по этому поводу: «...анализировать самый состав памятника, сопоставлять его с “другими аналогичными произведениями по выяснении литературной истории последних” — это составляет совершенно особую задачу, неисполнение которой славист, в интересах собственно своей науки, не поставит исследователю в вину»[835]. Дело, однако, не только в том: можно или нельзя «поставить в вину» текстологу занятие чужим для него материалом, но и в том, что историей текста иноязычного памятника может заниматься только специалист в данной области. Занятия не по специальности крайне вредны в науке. Чрезвычайно важно, что разные переводы делались часто с разных же оригиналов — с рукописей различных редакций. На основании особенностей перевода «Истории Иудейской войны» Иосифа Флавия Н. А. Мещерский устанавливает группу греческих списков, к которым ближе перевод. Эта группа позволяет судить о том, какой греческий текст был в руках у древнерусского переводчика. Особенности эти такие. Вместо города Гиппона в древнерусском переводе стоит город Иоппия, как в части греческих списков. Древнерусский текст сообщает, что Веспасиан взял Гадаро, не Габаро (tîn Gab£rwn), как в основных греческих списках, — и этот Гадаро находит себе соответствие в части греческих списков. Древнерусский переводчик пишет об «асурах», пленивших Кивот, тогда как в основном греческом тексте значится: ¢ll¦ t¾n apÕ SÚron ¡rpagesan ¡g an ¹mn l£rnaka. Но в части греческих списков стоит Ùp!Assur wn. Проверяя таким же образом остальные отличия древнерусского перевода от основного греческого текста, Н. А. Мещерский установил ту группу списков, с которых был сделан древнерусский перевод. Вместе с тем анализ древнерусского текста позволяет утверждать, что тот недошедший список, к которому восходит древнерусский перевод, отличался большей точностью и сохранностью текста, чем все дошедшие до нас греческие списки[836]. Два разных греческих текста установил И. Е. Евсеев в основе перевода пророческих книг. Переводы выполнены разными переводческими приемами, причем первая «школа переводчиков» выполняла их с греческого текста константинопольской редакции, а вторая — александрийской[837]. Нередко перевод правился вторично по тому же оригиналу. Так, И. Евсеев отмечает, что паримийная редакция перевода книги Даниила в XIII или XIV в. подвергается частичному исправлению по греческому тексту[838]. Очень часто различные чтения одного и того же места в разных списках переводного памятника объясняются тем, что перевод исправлялся по другому оригиналу. Иногда перевод выполнялся второй раз, и при этом принимался во внимание первый перевод. В других случаях редактор соединял различные переводы, не справляясь с оригиналом, и в результате в новой редакции переводного памятника появлялся рядом дважды по-разному переведенный один и тот же текст. Если вспомнить, что переводы при всем том часто бывали сокращены самими переводчиками или переписчиками, расширены глоссами и интерполяциями, включены в состав сводов и соединены с другими произведениями, — то нам станет понятным, что жизнь переводного памятника в целом бывает еще более сложной, чем жизнь оригинального. Она имеет все сложности оригинального и добавляет к ним свои, связанные с наличием греческого оригинала, часто «вмешивавшегося» в жизнь перевода уже после того, как перевод сделан[839]. Попытаемся показать сложность текстологической истории переводов на примерах исследования В. П. Адриановой-Перетц «Жития Алексея Человека Божия». Прежде всего В. П. Адрианова-Перетц устанавливает, что существуют две версии этого переводного произведения — версия Троицкая и версия Златоструя. Анализ их текста показывает, что перед нами разные переводы, сделанные с близких, однако не совпадающих между собой греческих оригиналов[840]. В переводе Троицкой редакции есть следы знакомства с редакцией Златоструя. «Кроме нередких случаев совпадения обеих редакций, — пишет В. П. Адрианова-Перетц, — в одинаковой передаче греческого оригинала, к этой мысли приводят нас два места Троицкой редакции, в которых как бы чувствуется соединение двух чтений — старого и нового. Описывая благочестие Евфимиана, его щедрость, Троицкая редакция говорит, что он
Сравнивая эти два чтения, мы видим в Троицкой редакции ненужное повторение, вызванное, может быть, тем, что перед глазами переводчика находился греческий текст, в котором вслед за перечнем сотрапезников Евфимиана было добавлено: ½sdien tÕn ¢rtonaÙoà… Другой пример повторения мы имеем в конце жития, где читаем следующее описание исцелений от мощей св. Алексея:
И в данном случае перед нами опять явное повторение: переписан старый перевод, а рядом добавлена новая передача сходного греческого оригинала. Эти факты и заставляют нас допустить, что Троицкая редакция частью повторила старый перевод Златоструя, частью исправила и главным образом дополнила его по более распространенному греческому оригиналу»[841]. Еще более сложная картина перевода «Жития Алексея» в Макарьевских Великих Четьих-Минеях. Сопоставление текста «Жития» в этих последних с редакциями Златоструя и Троицкой показывает, что «количество отклонений макарьевского текста от чтений редакций Златоструя и Троицкой весьма значительно; однако мы не можем рассматривать его как новый перевод жития в целом, независимый от древнейших. Этому препятстует не только близость Макарьевского извода к последним на протяжении всего остального текста за исключением приведенных отступлений[842], но еще больше наблюдаемое иногда механическое соединение старого и нового чтений. Например, в описании горя матери после исчезновения Алексея мы читаем в Макарьевской редакции: “отверьзе оконцо мало възглавии себе и отверьзе сьбе на просвещение ся и припаде к оконцу...”. Повторение глагола «отверьзе» произошло потому, что к чтению редакции Златоструя — “отверьзе оконце възглавьи своем”, соответствующему греческому — ½noixen qurida prosaf¾n aÙtÁj... — прибавлен новый перевод того же места по другому, несколько отличающемуся греческому оригиналу:
Несколькими строками ниже читаем: мать обещает не выходить из лож-ницы, пока не узнает о своем сыне, “что бысть, камо ся де”. Обычное чтение старого перевода “камо ся де", но в греческом оригинале стоит — tÕ t ggonen, что и было переведано еще раз при сохранении прежнего чтения. Следует отметить, что оба эти примера взяты из отрывка, подвергшегося особенно значительному исправлению... Ниже читаем обращение Алексея-нищего к отцу. Его просьба в старших переводах начинается следующими словами:
В макарьевском тексте находим комбинированный перевод, где каждая часть просьбы повторена дважды — в старом и новом переводе: “Рабе Господень, помилуй мя и сътвори заповед на мне нищем и убоземь и да почию в дому твоем и не дей мене в дворе твоем”. Еще один пример двойного перевода одного и того же греческого оригинала дает следующее место. Когда царь и весь народ направляются к дому Евфимиана на поиски святого, то мать “завесила бяше оконце завесою”, что соответствует греческому: ¡plèsasa s£bana bambikin¦ n tÁ qur di aÙtÁj, <...> Макарьевский текст, повторяя и старое чтение, дает рядом новый более точный перевод того же выражения: “простерши понявицу бумажную в дверцах ея, завесила бяаше оконце завесою”»[843]. В целом перевод Макарьевских Четьих-Миней делался следующим образом. В основу был положен древний перевод Троицкой редакции. Перевод этот проверялся по греческому оригиналу, тип которого также установлен В. П. Адриановой-Перетц. Исправления составителя Макарьевской редакции коснулись не только отдельных чтений, но и расположения материала. Отдельные чтения Троицкой редакции заменялись новым переводом, чтобы приблизить текст к греческому оригиналу. Однако если в редакции Златоструя необходимые чтения уже были, составитель Макарьевской редакции вставлял готовый перевод, чем облегчал и сокращал для себя труд перевода. В тех же случаях, когда составитель макарьевского текста переводил сам, он делал это, рабски следуя за своим греческим оригиналом[844].
Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.004 сек.) |