РУССКИЙ ЧЕЛОВЕК НА RENDEZ-VOUS: КОЛЛЕКТИВИЗМ В ЛЮБВИ

Ни в коей мере не рассматривая любовный треугольник и суп­ружескую измену как угрозу браку, роман «Что делать?» познако­мил русскую читающую публику с возможным решением другой проблемы, имевшей особое значение для этого времени: как свести мужчину с женщиной. Эта проблема, входившая в русский комп­лекс «лишнего человека», была разработана в романах Тургенева, где, по словам одного из исследователей жанра адюльтерного рома­на в России, проблема супружеской измены уступает другой про­блеме: «стремлению избежать брака как непосредственного союза двух людей».¹¹⁰ Действительно, как было отмечено исследователя­ми, именно отсутствие страсти мешало героям русских романов 40—60-х годов подражать западным моделям романтической люб­ви».¹¹¹ Чернышевский поставил и проанализировал эту проблему в известной статье «Русский человек на rendez-vous»(1858).

Предметом анализа в этой статье является повесть Тургенева «Ася» и ее основной конфликт: герой не способен принять вызов любви. С точки зрения Чернышевского главная проблема героя — «дрянное бессилие характера» (5:160), неспособность принять реше­ние и действовать, и эти его свойства являются «симптомами эпи­демической болезни, укоренившейся в нашем обществе». Черны­шевский проецирует проблему личной несостоятельности, проявля­ющуюся в поражении, которое терпит герой при конфронтации с женщиной, на социальный уровень: «Бог с ними, с эротическими вопросами, — не до них читателю нашего времени, занятому вопро­сами об административных и судебных улучшениях, о финансовых преобразованиях, об освобождении крестьян» (5:166). На социаль­ном уровне любовная ситуация являет собой аллегорию слабости и нерешительности русского общества, которое отвечает на нужды страны и требования социальных перемен либеральными иллю­зиями.

В романе «Что делать?» эта тема (и идея дополнительности лич­ного и социального) получает дальнейшее развитие. Сюжет рома­на — развернутая аллегория социального вопроса. В соответствии с культурной традицией, связывавшей прочность брака с социальной стабильностью в широком смысле слова, Чернышевский предлагал произвести переустройство семейной жизни, считая его фундамен­том для перестройки общества, — мысль эта не ускользнула от вни­мания читателей-современников. Но, вопреки мнению некоторых критиков-современников, та форма супружеской измены, которую Чернышевский защищает в романе, нимало не направлена на под­рыв и разрушение общества. То, что предстает перед читателем как супружеская измена, «наличие негативности внутри общественной

структуры»¹¹², для Чернышевского было фундаментом эмоциональ­ной гармонии и социального равновесия. Это равновесие достигает­ся путем торжества принципа медиации. Последовательное приме­нение принципа устраняет все личные конфликты и индивидуаль­ную ответственность, примиряет все человеческие противостояния, уравнивает всех и связывает в единую структуру. Ключ к счастью — присутствие медиатора в каждой паре.

Как упоминалось выше, Чернышевский увидел программу гар­монического устройства человеческих отношений, со всеми ее дале­ко идущими социальными и экономическими последствиями, в «Новой Элоизе» Руссо, той самой книге, которая спровоцировала злосчастный эксперимент Natalie, Герцена и Гервега. Картина фи­нального союза Веры Павловны, Кирсанова, Лопухова и Кати Поло­зовой вторит роману Руссо. После «воскресения» Лопухов женится на Кате Полозовой, двойнике Веры Павловны (в том же смысле, в каком Кирсанов — двойник Лопухова). Обе женщины зеркально от­ражают качества друг друга: Вера — брюнетка, Катя — блондинка; Катя уравновешенна, Вера экспансивна; Катя обязана жизнью Кир­санову, Веру спас Лопухов — полная симметрия. Четыре человека дополняют друг друга и составляют единое целое. Совместная жизнь — эмоционально, физически и экономически (обе четы жи­вут в одном доме и ведут совместное хозяйство) — создает гармо­нию и благословенное состояние целостности, которые недостижи­мы ни при каком другом устройстве человеческих отношений. И в отличие от «Новой Элоизы», гармония не нарушается дальнейшим ходом событий.

Чернышевский видел в таком устройстве человеческих отноше­ний прообраз нового социального устройства, гармонический рай на земле, основанный на приложении принципа коллективизма ко всем областям человеческой жизни, личной и общественной, — что продемонстрировано в Четвертом сне Веры Павловны, в картине коммунального устройства будущего общества. (Шелгунов в статье «Русские идеи, герои и типы», 1868, заметил, что новый человек был «коллективный человек».) Критики Чернышевского (и среди них — Достоевский) ошибочно полагали, что модель семейной жизни и социальная утопия Чернышевского совершенно не учитывают ре­альные человеческие чувства. Напротив, принцип коллективизма имел твердый психологический фундамент: общественная гармо­ния рассматривалась как продолжение гармонии семейной, кото­рая, в свою очередь, бьша результатом практической реализации идеи о том, что любовь — опосредованное чувство — имела, по свое­му существу, коллективистскую природу.¹¹³

Поиск по сайту: