ЗАКЛЮЧЕНИЕ. Как объяснить силу воздействия Чернышевского и его романа на современников?

Как объяснить силу воздействия Чернышевского и его романа на современников? Чернышевский рассматривал искусство как средство глобальной организации действительности, как учебник жизни, позволяющий разрешить главные проблемы человеческого существования. Он не только разработал теорию искусства, в кото­рой подробно изложил эту идею, но и создал произведение искусст­ва, которое могло бы послужить для современников инструментом для овладения действительностью и ее переделки. Выполняя эту за­дачу, он не игнорировал и не преуменьшал значения художествен­ной формы, как предполагают некоторые критики. Напротив, ро­ман «Что делать?» плодотворно использует активную творческую энергию художественной структуры.

Как произведение искусства, роман являет собой модель реаль­ности. Мир организуется в терминах оппозиций двух контрастиру­ющих признаков, понятий или лиц, — таких оппозиций, которым присущи неограниченные возможности трансформации одного признака, понятия или лица в другое. В этом смысле можно ска­зать, что роман построен как миф. Общая концепция мира, проеци­руемая романом, такова: реальность состоит из элементов, которые, в каждой ее точке, могут трансформироваться в нечто другое. Таким образом, фундаментальным принципом, выдвинутым романом, яв­ляется трансформация (будь то переустройство, превращение или революция) того или иного свойства или формы бытия.

При этом роман предлагает читателю нечто большее, чем мо­дель реальности как потенции для трансформации. «Проницатель­ному читателю» предлагаются конкретные ходы для овладения ре­альностью, ее трансформации и, в конечном счете, — средство осво­бождения от ограничений, которые реальность накладывает на че­ловека, особенно человека того круга, к которому роман обращен — людям новым на культурной сцене. Роман Чернышевского обладал способностью освободить членов новой русской интеллигенции от свойственного им ощущения неполноценности, связанного с их со­циально-культурным положением.

Самый принцип действует и за пределами исторически конк­ретной ситуации. Спроецированная в область частного опыта, лите­ратурная структура способна организовать и индивидуальное виде­ние окружающего мира, и самую личность читателя. Тщательно упорядоченный арсенал структурных средств, содержащихся в ро-

мане, может быть использован как психологичекий механизм, обес­печивающий символическое разрешение конфликтов. Все оппози­ции могут быть сняты, все противоречия улажены, все болезненные стороны действительности могут быть осознаны как иллюзорные (и таким образом они символически упраздняются); за внешним покровом можно найти вторую, «истинную» реальность, пусть иног­да и противоречащую первой.

Созданная Чернышевским структура обладает потенциальной способностью проецироваться на различные жизненные ситуации. Роман изобилует конкретными деталями обыденной жизни, опоз­наваемыми читателями-современниками. Воспринятая сквозь ли­тературу, обыденная жизнь осознается как символически нагружен­ная и универсально значимая, в, казалось бы, тривиальном выявля­ется телеологический порядок вещей.

Секрет влияния Чернышевского лежит также в присущем его мышлению и его роману уникальном смешении и интеграции раз­личных традиций и течений, имевших большое значение для его времени: русского православия, французского христианского соци­ализма, левого гегельянства, английского утилитаризма, позитиви­стского научного подхода к жизни, эстетики реализма и остатков идеализма и романтизма. Творческий синтез этих течений обеспе­чил и непрерывность традиции, и революционные перемены, и универсализм, и национальное своеобразие.

За творческими усилиями Чернышевского стоит вера в безгра­ничную силу человеческого разума, способного переделать мир, жизнь и даже самую человеческую природу с помощью независи­мых, «рациональных» принципов — такая вера была типична для эпохи реализма. Ему свойственна, однако, и романтическая вера в безграничную силу искусства— именно произведение искусства было избрано автором как основное движущее средство «разума». Однако в эпоху реализма произведение искусства перестало быть предметом эстетического поклонения. В отличие от романтических литературных моделей, модель Чернышевского была основана на антиэстетике. Идея плохого писателя, то есть автора эстетически слабого, практического человека (человека действия), политическо­го деятеля и популяризатора науки, а не поэта, стала неотъемлемой частью его модели. Роман Чернышевского осуществил свое пред­назначение не вопреки художественным слабостям, а благодаря им. И в этом смысле он был прав, заявляя в предисловии к роману, что несовершенство его художественного таланта не имеет значения и что его труд займет свое место среди прославленных сочинений ве­ликих писателей. В сущности, роман «Что делать?» можно считать более подходящим средством для построения символической моде­ли мира эпохи реализма и человека эпохи реализма, чем романы, которые читатель нашего времени считает гениальными, такие, как

сочинения Толстого и Достоевского. Неудивительно, что роман Чернышевского оказал такое влияние на поколение «новых людей» 60-х годов и на их последователей — на людей, которые стремились к перестройке и преображению всей жизни.

* * *

Главной задачей этого исследования было проследить транс­формацию человеческого опыта, принадлежащего определенной ис­торической эпохе, в структуру литературного текста, и влияние это­го текста на опыт читателей. Предлагаемое мной решение постав­ленной проблемы имеет эмпирический характер — это не теория или методологическая формула, а описание процессов, посредством которых субъект (писатель) вписывается в историю культуры, и анализ текстов, проявляющий те структурные принципы, которые накладывают отпечаток на субъективный опыт читателя. Среди дру­гих моментов я старалась показать, как повествовательные приемы служили психологическими защитными механизмами и как за­щитные механизмы превращались в повествовательные приемы, как эмоции рождались путем реализации метафор, являясь непос­редственным продуктом культурного кода, а также как структура ху­дожественного текста может выступать как универсальный меха­низм символического разрешения конфликтов. Речь идет не просто об имитации человеком литературного или культурного образца и не о том, как культура задает нормы и типы поведения, а о взаим­ном проникновении структуры сознания и структуры художествен­ного текста и культурного кода. На примере Чернышевского я ста­ралась показать и как эти процессы играют роль не только в разви­тии личности, но и в эволюции культуры. В живущем и развиваю­щемся человеке, как в неком лабораторном пространстве, встреча­ются и перестраиваются элементы различных философских, худо­жественных, идеологических систем — культурные коды и культур­ный материал идет в переборку.

Поиск по сайту: