Концепция «Вызова-ответа» А. Тойнби

Значительное место в истории культурологии занимает английский историк, автор 12-томной «A Study of History» (1934—1961), Арнольд Тойнби (1889—1975). Также различая культуру и цивилизацию, Тойнби, тем не менее, не считает цивилизацию универсальным образованием. Единства цивилизаций нет, а ложная концепция единства истории на базе западной цивилизации страдает европоцентризмом. Даже общепринятая периодизация истории — «древняя», «средневековая», «новая» применима, и то с оговорками, только к Западной Европе. Концепция единой цивилизации имеет еще и серьезный теоретический изъян — представления о прямолинейном и прогрессивном развитии. Непрерывность истории допускается Тойнби лишь как непрерывность между фазами развития одного и того же общества или же как связь во времени обществ «родительских» и «дочерних».

А. Тойнби выделяет в цивилизациях конкретно-исторические типы, беря в качестве их определяющих срезов экономические, политические, культурные характеристики. Таким образом, культура рассматривается лишь как один из способов исследования целостных цивилизаций. Критериями выделения цивилизаций берутся: вселенская церковь, государство, степень удаленности от того места, где возникло данное общество. Тойнби насчитывает 7 существующих цивилизаций и 14 уже исчезнувших. К существующим он относит западную, православную, христианскую, иранскую, арабскую, сирийскую, индийскую, китайскую. Среди исчезнувших — минойская, эллинская, индская, шумерская, хеттская, вавилонская, египетская, дальневосточная, цивилизации майя, юкатанская, андская, мексиканская. Те или иные цивилизации могут рассматриваться как дочерние или сыновние, однако цепочка между ними никогда не насчитывает более трех членов (например: минойская (о. Крит) — эллинская — западная; шумерская — древнеиндийская — индуистская).

Если в примитивных обществах основным механизмом их функционирования является сохранение и подражание, обеспечивающие устойчивость, то на зрелых стадиях устойчивость может быть обеспечена только гибкостью, динамичностью, постоянным развитием и совершенствованием. Именно эта идея является центральной в концепции «Вызова-ответа», составляющей наиболее важный и оригинальный вклад А. Тойнби в культурологию. Любая цивилизация формируется, обретает жизнеспособность, если ей удается давать ответы на те вызовы, которые бросают ей создавшиеся условия. Так, процесс иссушения дельт Нила, Тигра и Евфрата был вызовом, ответом на который стало возникновение египетской и шумерской цивилизаций. Минойская цивилизация была ответом на постоянные «вызовы Посейдона», то есть моря, цивилизация майя — ответ на вызов тропического леса. Таким образом «вызов-ответ» — механизм возникновения и развития цивилизаций, благоприятные же условия не создают цивилизационных стимулов. Правда, бывает и так, что вызов настолько силен, что не удается дать на него адекватный ответ. Тогда цивилизация так и не рождается (эскимосы, полинезийцы, кочевники) или погибает. Гибель цивилизации может быть связана с непосильным давлением ее окружения, но на гибель обречены и те цивилизации, которые сами не создают культуру, а делают ставку на захват плодов других культур. Печальную участь Спарты, например, определила совокупность обеих этих причин, обречены были в цивилизационном плане орды Чингисхана. (Характерно, что захватив и разграбив богатейший и процветающий Пекин, они не нашли ничего другого, как сжечь его — цивилизованная жизнь им не была нужна). Территориальная экспансия также вовсе не является гарантией развития цивилизации, такой гарантии не дает и развитие техники, которое не остановило распада эллинской цивилизации.

Критерий роста, по Тойнби, это «прогрессивное движение в направлении самоопределения». Такой рост связан с деятельностью творческих личностей, которые «вдыхают новую жизнь в социальную систему». Происходит это в форме «Ухода – и – Возврата» — «творческая личность, уходя, выпадая из своего социального окружения, затем, преображенная, возвращается в то же самое окружение, возвращается, наделенная новыми способностями и силами» (Тойнби А. Постижение истории. М., 1996. С. 267). Такими личностями были Будда и Магомет, создавшие свои учения после долгих лет странствий, поиска самих себя, библейский Моисей, который уединяется на горе для беседы с Господом, а возвращается оттуда с заповедями. Уход – и – Возврат имели место в жизни Конфуция, апостола Павла, Данте, Макиавелли, Игнатия Лойолы и т. д. Даже в мифах — Зевс был вскормлен на уединенном острове козой, основатель Рима Ромул — волчицей, Ясон и Одиссей выполнили свое предназначение тоже после долгих странствий. А, Тойнби пишет: «Меньшинство уходит, чтобы найти ответ на брошенный вызов, противопоставляя тем самым себя остальному обществу. Затем творческие личности возвращаются, чтобы убедить нетворческое большинство следовать за собой по дороге, которая им открылась». (Там же. С. 279).

Как правило, творческое меньшинство в состоянии дать ответ только на один вызов. Оно затем уступает место на исторической сцене правящему меньшинству — социальной элите, способной продолжить их дело, но не склонной к новациям, осторожной, духовно косной. Она всячески сопротивляется новым порывам нового творческого меньшинства. И тогда правящее меньшинство постепенно утрачивает преданность и доверие народа, делая основой власти — вместо творческой энергии и вдохновения — грубую силу. От него отчуждается противостоящее ему еще более нетворческое большинство — «пролетариат». Наступает период нового «Ухода – Возврата».

Распад цивилизаций сопровождается расколом в душе (что выражается в альтернативном поведении, отшельничестве, аскетизме, мученичества, отказе от традиционных норм, отрешении и преображении). Отчетливым симптомом такого раскола является чувство неконтролируемого потока жизни. «Формы распада цивилизация — вертикальная (раскол общества на локальные государства или общины) и горизонтальная (правящее меньшинство, внутренний и внешний пролетариат). А. Тойнби пишет: «Цивилизацию, находящуюся в процессе роста, можно определить по гармоничному сочетанию культурных компонентов в едином целом, у распадающейся же элементы культуры (экономические, политические, собственно культурные) — рассогласованы. Расщепление культуры, таким образом — это символ социального недомогания». (Там же. С. 443).

Осуществление свободного, творческого духа Тойнби иллюстрирует притчей о вечной борьбе Бога и Дьявола. Дьявол бросает Богу вызов, провоцируя его к ответу, то есть новому творчеству: «Дьявол обречен на проигрыш… Зная, что Господь не отвергнет… предложенного пари, Дьявол не ведает, что Бог молчаливо и терпеливо ждет, что предложение будет сделано. Получив возможность уничтожить одного из избранников Бога, Дьявол в своем ликовании не замечает, что он тем самым дает Богу возможность совершить акт нового творения. И, таким образом, божественная цель достигается с помощью Дьявола, но без его ведома» (Там же. С. 109). Конечно, все это делается руками человека, но ведь человек, предмет спора Бога и Дьявола, есть существо, которое несет в себе и божественное, творческое начало и дьявольское стремление к разрушению. Культурное творчество и есть ответ на вызов, единственная возможность для сохранения и развития человека и человечества. При этом возможны разные варианты ответов на один и тот же вопрос, разные культуры и цивилизации.

А. Тойнби выделяет две «революционные волны духовного прогресса». Первая из них связана с объединением людей для проведения крупномасштабных общественных работ (строительство дорог, храмов, ирригационных сооружений), вторая же, прокатившаяся от VIII в. до н.э. (ранние еврейские пророки) до VII в. нашей эры (Мухаммед) связывается с «появлением высших религий». Уникальным свойством «непобедимости», по А. Тойнби, обладает христианство. Особо выделяется роль религий в смене цивилизаций и цивилизаций в смене религий.

Рассматривая цивилизации как замкнутые и обособленные, Тойнби, вместе с тем, не отрицает и возможности контактов между ними, с различными социальными последствиями. Бывает, что заимствования разрушают цивилизацию, но возможно также создание общих культурных форм.

Концепция А. Тойнби приобрела многих сторонников и последователей. Оригинальную типологию культур предложил Дж. Фейблман, выделивший 7 типов культур: 1) допервобытный; 2) первобытный; 3) военный; 4) религиозный; 5) цивилизационный; 6) научный; 7) постнаучный. Сам Фейблман при этом подчеркивает, что «выделенные типы являются скорее идеальными и абстрактными, чем существующими в реальности. Реальные культуры представляют собой сочетание различных типов». (Антология исследований культуры. Т. 1. Интерпретация культуры. СПб., 1997. С. 224).

Концепции культуры в российской общественной мысли первой половины ХХ века

(П. Сорокин, Н. Бердяев, П. Флоренский, Г. Федотов, В. Вейдле, М. Бахтин)

Конец XIX — начало ХХ вв. получили название «серебряного века» русской культуры. Так сложилось, что это название более всего связывают с расцветом искусства — живописи, театра, музыки. Однако не менее блистательные имена и идеи появились также в философии.

«Серебряный век», по существу, был прерван революцией 1917 года, и наиболее ощутимый удар ею был нанесен философии. Осенью 1922 года правительство Советской России арендовало два немецких парохода («Пруссия» и «Бургомистр Хаген») и выслало на них выдающихся представителей русской мысли (причем за их же счет) — и прежде всего философов. Само по себе это — красноречивее свидетельство состояния культурной жизни революционной России. Среди пассажиров этих пароходов был и Питирим Сорокин (1899—1968) снискавший славу одного из крупнейших мыслителей ХХ века, преподававший в Гарварде, а также детям американских президентов.

Еще в России П. Сорокин разработал оргинальную культурологическую концепцию. Сорокин так же, как и Шпенглер, ставит весьма неутешительный диагноз современной ему культуре и цивилизации: «Без сомнения, наступил жесточайший кризис. Мы оказались в эпицентре громадного пожара, сжигающего все до основания. Всего за несколько недель он уносит миллионы человеческих жизней, за несколько часов он уничтожает города с их многовековой историей, за несколько дней стирает с лица земли целые королевства… На земле исчезли мир, безопасность и уверенность. Во многих странах люди забыли, что такое процветание и благополучие, свобода превратилась просто в миф. Солнце западной культуры закатилось». (Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992. С. 428). Вместе с тем Сорокин рассматривает кризис как неизбежный этап в становлении новой цивилизации, объединяющей все человечество (Такой подход вообще характерен для русской мысли. Вспомним наблюдение Ф. Достоевского: «Если уж спасать, так все человечество»).

Свои представления о культуре и цивилизации П. Сорокин развил в США в книге «Социальная и культурная динамика», изданной в преддверии уже следующей мировой войны (1937—1941). В этой работе культуры выделяются по ценностям, которые они выдвигают или разделяют: «Всякая великая культура есть не просто конгломерат разнообразных явлений, сосуществующих, но никак друг с другом не связанных, а есть единство или индивидуальность, все составные части которого пронизаны одним основополагающим принципом и выражают одну и главную ценность… Именно ценность служит основой и фундаментом всякой культуры» (Там же. С. 429).

В ходе развития общества возникают различные культурные системы — познавательные, религиозные, этические, эстетические, моральные, правовые… эти системы обладают тенденцией объединяться в системы высших рангов. И вот эти сверхсистемы обладают собственной ментальностью, собственным мировоззрением, своими представлениями о правом и должном, собственными образцами «святости», собственными формами словесности и искусства, правами, законами, кодексом поведения, собственными доминирующими формами социальных отношений, собственной экономической и политической организацией, собственным типом личности» (Sorokin P. Social and Cultural Dynamies. N.Y. 1937—1941. Vol. 1. Р. 67).

П. Сорокин выделяет в культурных сверхсистемах три главных типа, соответственно доминирующим в них ценностям. Идеационные системы базируются на принципах сверхчуственности и сверхразумности Бога как единственной реальности и ценности. К образцам такого типа можно отнести средневековую европейскую культуру, а также культуру брахманской Индии, буддийскую и даоистскую культуры, греческую культуру VIII—VI вв. до н.э. Стиль этой культуры символичен, искусство религиозно, героями могут быть боги, ангелы, святые и грешники. В ней мало внимания уделяется личности. Следующая, «идеалистическая» система ориентируется в своих ценностях как на Небо, так и на Землю. Ее посылка такова, что объективная реальность частично сверхчувственна и частично чувственна. Такова западноевропейская культура Проторенессанса (XIII—XIV вв.) и древнегреческая культура V—IV вв. до н.э. Культуру ХХ в. П. Сорокин называет чувственной: «только то, что мы видим, слышим, осязаем, ощущаем и воспринимаем через наши органы чувств — реально и имеет смысл». Формирование чувственной культуры начинается с XVI века и характеризуется стремлением освободиться от религии, морали и других ценностей идеационной культуры. Ее ценности сконцентрированы в повседневной жизни, ее герои — рабочие, домохозяйки, даже преступники и сумасшедшие.

Эта культура обречена, доказывает П. Сорокин, поскольку она ведет к деградации человека и обесцениванию ценностей. Но это означает не гибель, а необходимость трансформаций, которые есть удел и условие жизни всех великих культур. Как считает философ, новая идеационная культура уже начала формироваться, и ее ценностями будут альтруизм (любовь к человеку) и этика солидарности.

Яркое ощущение кризиса, болезненное раздвоение в поисках путей выхода выражены у Ник. Бердяева (1874—1948), еще одного пассажира «философского парохода». Стремление к переменам, ожидание и страх перед ними характерным образом выражены в таком признании: «Одни и те же истины привели меня к революции и к религии. И в том, и в другом случае я отталкивался от недовольства «миром сим», желая выйти из него к иному миру». Н. Бердяев относится к охватившему Европу кризису как к одной из «священных неудач истории», неизбежных в ней и необходимых для нее. Он пишет: «Смысл истории заключается не в том, чтобы она была разрешена в какое-либо мгновение, … а в том, чтобы раскрылись все духовные силы истории, все ее противоречия, чтобы было внутреннее движение трагедии истории, и лишь в конце явлена была «всеразрешающая истина», проливающая «обратный свет на все предшествующие периоды». (Бердяев Н. А. Опыт эсхатологической метафизики. Париж, 1940. С. 219).

Сама культура рассматривается Бердяевым не как «осуществление новой жизни, нового бытия», не как «реализация, осуществление истины жизни, добра, жизни, ее красоты, могущественности, божественности», а как «великая неудача жизни». (Там же. С. 254). Имеется в виду, что «творческий акт… притягивается в культуре вниз и отяжелевает»: «Невозможен уже Шекспир и Байрон в могущественной цивилизации Британской империи. В Италии, где создан раздавивший Рим памятник Виктора Эммануэля, где социалистические движения, невозможен уже Данте и Микеланджело». (Там же. С. 255). Бердяев рассматривает кризис культуры как симптом некоего глубокого космического процесса, в котором культура — весьма тонкий слой.

Если у Шпенглера опасность кроется в цивилизации, то Бердяев видит также в культуре и ее формах нечто противостоящее личности, принудительное и сковывающее творческую свободу. Вместе с тем это лишь один из ликов культуры — ведь эта «принудительность» оберегает от опасного произвола и своеволия». Выходом из такого раздвоения является дух как внерациональное начало в человеке, выводящее его за пределы мира, за пределы необходимости. Именно дух соединяет человека с божественным, и именно поэтому свобода есть великая неопределенность и великий риск, возможность и для возвышенного, для добра, и для падения, для зла. Поэтому постоянно борются между собой воля к культуре и упорная, но прагматическая и бескрылая воля к жизни, характерная для цивилизации.

Н. Бердяев надеется на «чудо религиозного преображения жизни», которое сделает путь цивилизации плодотворным, поставив на благо и технические достижения. Бердяев критикует популярную в его время концепцию «симфонической личности» (Н. С. Трубецкой, Н. О. Лосский, Л. П. Карсавин), вия в ней «метафизическое обоснование рабства человека… Личности коллективные, личности сверхличные в отношении к личности человеческой суть лишь иллюзии». (Бердяев Н. О рабстве и свободе человека. Париж, 1972. С. 36).

Большие надежды философ возлагает на «русскую идею», которая соответствует характеру и призванию русского народа».

Интересные идеи развивал отец Павел Флоренский (1982—1937), ставший трагической жертвой революционного режима, погубившего его в лагере. Будучи физиком по образованию, Флоренский также рассматривал культуру в глобальном контексте космических процессов. Жизнь и культура представляются как антиэнтропийные процессы, то есть процессы, препятствующие неограниченному росту энтропии, который означал бы сваливание в хаос, распад и разрушение. Как показывает естествознание ХХ века, избежать этого можно только благодаря непрерывному развитию, когда состояние хаоса — лишь промежуточный этап от одного уровня организации к новому, более высокому.

В своей антроподицее (оправдании человека) Флоренский усматривает смысл существования человека в его свободном культурном творчестве. В каждом произведении культуры «произрастает ход истории», даже технические несовершенства — выражение души культуры, любая вещь в своем эстетическом воплощении нагружена историзмом, и поэтому «о каждой вещи нельзя говорить иначе как об истории вещи». Будучи религиозным мыслителем (как и большинство русских философов начала ХХ века), Флоренский расценивает любые произведения культуры как откровения Бога человеку и человека Богу, как станции на пути к Божественному, в построении Храма. В «Философии культуры», написанной в 20-х гг. и опубликованной уже после смерти Флоренского, он рассматривает культ как источник культуры.

Культура как строительство нового града предстает в философии Г. П. Федотова (1886—1951). Истоки кризиса культуры, кризиса человека — в том, что, благодаря Ренессансу и Реформации, церковь отдалилась от культуры, а культура отделилась в собственном секуляризованном мире. Поэтому Г. Федотов требует нового религиозного обоснования и культуры, и свободной человеческой деятельности. История и культура должны быть человеческими составляющими религии. «Культ — зерно, из которого развиваются культуры» — пишет философ. Чем отличается христианская культура от всякой иной? Тем, что целью ее познания является не просто Бог, но Бог воплотившийся, распятый и воскресший». (Федотов Г. П. Собр. соч. Т. 2. М., 1998. С. 302). «В лучших созданиях нашей культуры есть воплощение Духа святого», — пишет он дальше (Там же. С. 306), выделяя затем ступени боговдохновенного культурного творчества.

Различая культуру и цивилизацию, Федотов указывает, что «культура построена на примате эстетических элементов, а цивилизация — научно-технических» (Там же. С. 208). Цивилизация представляет собой универсальные элементы культуры — науку, технику, хозяйство, спорт. Но есть и иррационалистическая сторона культуры, составляющая культуру гуманистическую. Культура, освобожденная от рациональных, научно-технических, то есть универсальных и обезличивающих элементов, и есть культура национальная.

Для большинства культурологических трудов первой половины ХХ века характерен эсхатологический настрой (от эсхатос — ожидание конца), о чем свидетельствуют уже сами их названия. Помимо «Заката Европы», это «Утрата сердцевины» (Х. Зельмайр), «Кризис европейских наук» (Э. Гуссерль), «Дегуманизация искусства» (Ортега-и-Гассет). В России это — «Кризис искусства» (Н. Бердяев, 1924), «Трагедия интеллигенции» (Г. Федотов, 1926), «Русские мыслители и Европа. Критика европейской культуры у русских мыслителей» (В. Зеньковский, 1927), «Разложение личности и внутренняя жизнь» (М. Бахтин, 1930), «Кризис нашего времени» (П. Сорокин, 1941). Одной из таких работ является «Умирание искусства» (1937) В. В. Вейдле (1923—1979).

Этот российский мыслитель видит в умирании искусства лишь одно из звеньев умирания культуры вообще. Особенно отчетливо это видно на примере Советской России, переживающей после кратковременного подъема жестокий провал. Путь выхода В. Вейдле видит в воссоединении искусства и религии: «Искусство должно окунуться в христианскую купель веры», поскольку «в мире померкнувшем, остывшем, искусство не может быть единственным источником света, оно само в таковом нуждается». Такое положение дел создано научно-технической цивилизацией, которую Вейдле расценивает как варварство. Он пишет: «Человек продолжает природу не тем… что эксплуатирует природные ресурсы с помощью своих технических достижений, а тем, что он, как и природа, непосредственным образом творит — и сообщает своим творениям дыхание новой жизни. Искусство — это новая природа, принадлежащая иной сфере бытия» (Вейдле В. В. Умирание искусства. СПб., 1996. С. 238).

Русские мыслители озабочены проблемой «среднего человека». Любой, даже средний человек может преображаться в сиянии духовных ценностей эпохи. «Но «средний человек» и «типичный человек» — не одно и то же» (П. Бицили). Они «конструируются по разным меркам». Культура ХХ века, как замечает М. М. Бахтин (1895—1975), формирует человека в весьма опасном направлении. Дело в том, что «созданная человеком культура, в силу м меру своего совершенства, оказывается независимой от человечества и перестает с ним считаться» (Бахтин М. М. Статьи. Эссе. Диалоги. М., 1995. С. 43). В культуре заключена роковая двойственность и противоречивость, «изначальный непримиримый конфликт», поскольку культура есть мятежное сопротивление вечному порядку, вмешательство в надчеловеческий строй вещей, за что приходится платить громадной ценой: культура из формы самоутверждения человека превращается в форму саморазрушающую и самоотрицающую.

Культура как система неумолимых, разрушительных принуждений расценивается многими западными мыслителями. Особенно критичным было отношение к ней у З. Фрейда.

Поиск по сайту: