И его последователей

В острой форме эта проблема поднималась русским мыслителем Н. Я. Данилевским (1822—1885) в книге «Россия и Европа» (1869). Европоцентризм отвергается в этой работе с «философских, этических, практических позиций». Данилевский замечает смутность и неоднозначность идеи научного прогресса, связываемого обыкновенно с Европой. Еще серьезнее опасность европоцентризма обнаруживается в экспансии на другие культуры — прямо заявляется о враждебности европоцентризма русской культуре. Не соглашаясь с тем, что прогресс — свойство именно европейской культуры, а застой — азиатской, Данилевский рассматривает и прогресс, и застой как «характеристические признаки того возраста, в котором находится народ». (Данилевский Н. Я. Россия и Европа. М., 1991. С. 75). «Народу одряхлевшему, отжившему, свое дело сделавшему и которому пришла пора со сцены долой, ничто не поможет, совершенно независимо от того, где он живет — на Востоке или Западе. Всему живущему… дается только известная сумма жизни, с истощением которой они должны умереть». (Там же. С. 74).

Данилевский замечает и то, что «прогресс» и «застой» — весьма короткие периоды в жизнедеятельности любого организма. Подобно естественной систематике организмов, созданной ботаникой и зоологией в XVIII—XIX вв., Данилевский предлагает «естественную систему культур». Как и в случае живых организмов, планы или типы организации культур представляются принципиально несоизмеримыми. Выделяя культурно-исторические типы по характеру организации религиозной, социальной, бытовой, промышленной, политической, научной, художественной жизни, Данилевский насчитывает 13 «состоявшихся» типов культур: это — 1) египетский; 2) ассиро-вавилоно-финикийский; 3) иранский; 4) индийский; 5) китайский; 6) греческий; 7) римский; 8) еврейский; 9) новосемитический или аравийский; 10) германо-романский. Кроме того, существовали два американских типа культуры: 11) мексиканский; 12) перуанский, погибшие насильственно и не успевшие завершить свое развитие. И еще есть тринадцатый, славянский тип культуры, которому русский историк прочит большое будущее. Подобно живым организмам, культуры находятся в постоянной борьбе за место под солнцем — друг с другом и с внешней средой. При этом каждая культура может расти только на подходящей для нее почве.

Данилевский различает культуры «преемственные» и «уединенные». К первым он относит 5 типов, сменявших друг друга: египетский; ассиро-вавилонский; греко-римский; еврейский; германо-романский. К культурам, существовавшим изолированно и поэтому пришедшим к застою и упадку, Данилевский относит индийскую и китайскую. Продолжая биологические аналогии, Данилевский пишет: «Ход развития культурно-исторических типов всего ближе уподобляется тем многолетним растениям, у которых период роста бывает неопределенно продолжителен, но период цветения и плодоношения — относительно короток, истощает раз и навсегда их жизненную силу». (Там же. С. 92).

В книге «Россия и Европа» достаточно отчетливо проводится различие между культурой и цивилизацией. Цивилизация у Данилевского связана с достижением политической независимости и целостности, расцветом культуры, развитием всех ее компонентов. Цивилизация рассматривается как раскрытие начал, лежащих в основе духовной природы народов, составляющих тот или иной культурно-исторический тип. Поскольку эти типы замкнуты, воздействие одного на другого еще не есть передача культурного наследия, хотя возможны «прививки», когда один культурно-исторический тип «приносится в жертву другому». Возможны также случаи, когда, сохраняя свою самостоятельность, определенный тип культуры служит материалом для органичного строения нового типа, служа «удобрением» для того.

Важное условие цивилизационного расцвета, полноты жизни и подлинного развития — в разнообразии состава народов, входящих в данный тип. Период «цивилизации» крайне короток, после чего наступает период застоя, иссякания творческой активности, «апатии самодовольства» (Китай, по Данилевскому) или «апатии отчаяния» (Рим). Любой тип культуры проходит 4 стадии: 1) длинный (порядка 1000 лет) этнографический, или подготовительный период, когда происходит накопление сил для будущей сознательной деятельности, формирование языка, этноса, мифологии, быта, психологического строя народов; 2) период цивилизации — полезной затраты творческой энергии, государственной организации и политической независимости (длится не более 400 лет); 3) период плодоношения — в религии, философии, праве, науке, искусстве. Этот период особенно короток. Наконец, 4-ый период — застоя и крушения культурного типа.

Не всякие культуры проходят все 4 стадии. Были культуры, развитие которых насильственно прерывалось, что не позволяло им пройти весь жизненный цикл, были и такие, что не достигли исторической индивидуальности и сгодились лишь как этнографический материал. Наконец, не могли пройти все фазы те культуры, которые носили разрушительный характер.

Надо сказать, своеобразное развитие, на основе уже естественнонаучных данных, эти идеи получили в ХХ веке в концепции Льва Гумилева, где фазы человеческой истории и выдвигаемые ею типы личностей связывались с космическими циклами.

Важным критерием для выделения культурных типов служил элемент культурной деятельности, преобладающий в той или иной культуре. В первичных, или аутохтонных типах культур еще отсутствует такое доминирование, в них смешаны различные формы. Лишь на достаточно зрелых стадиях начинает выделяться какая-то сторона культурной деятельности: в египетской — религия, в римской — политическая, в европейской — научная деятельность. Это одноосновные типы. В двухосновных типах могут сочетаться различные компоненты культуры, например, наука и промышленность в Европе. Особенности культуры Данилевский прямо связывает с этнонациональной психологией. Так, в европейской культуре выражена «насильственность энергетического характера романо-германских народов».

Как считает Данилевский, в современный ему период начинает складываться славянский тип культуры, от которого он ожидает синтеза всех видов культурной деятельности. Залог этого Данилевский видит в особенностях русского национального характера, который «исполнен мягкости, покорности и почтительности, доверия и уважения к власти». Данилевский как бы отвечает тем самым П. Я. Чаадаеву, как раз очень скептически относившегося к пути России, которая, «опираясь одним локтем на Китай, другим — на Германию», казалось бы, должна была указать путь человечеству. Вместо этого, считал Чаадаев, мы «не принадлежим ни к Востоку, ни к Западу и не имеем традиций ни того, ни другого, прежние идеи выметаются новыми, так как последние не вырастают из первых… Словом, мы… живем лишь для того, чтобы преподать какой-то великий урок отдаленным потомкам». Впрочем, и Чаадаев разделял «глубокое убеждение, что мы призваны решить большую часть идей, возникших в старых обществах, ответить на важнейшие вопросы, какие занимают человечество».

Концепция Н. Я. Данилевского приобрела значительный резонанс в России, найдя продолжение, причем по-разному. Так, К. Н. Леонтьев (1831—1891) усмотрел в ней способ апологии панславизма и идей исключительности русской культуры. Как крайнее выражение славянофильства расценивались идеи византизма (который прослеживается в русской истории еще от идеи «Третьего Рима»), противостоящего разлагающейся римской культуре.

К. Леонтьев четко разводит культуру и цивилизацию. «Бесцветной идее всемирного сознания» противопоставляется самобытность национальных культур. Леонтьева ужасает перспектива русской культуры, как части однородной всемирной цивилизации. Он вовсе не разделяет идеалы западной цивилизации, усматривая в требованиях равенства и демократии «губительное упрощение, господство среднего человека» — либерального буржуа, воспитанного потребляемой им массовой, обезличенной, денационализированной культурой. В освобождении от религии, происходящем в западной культуре, Леонтьев видит элементарное безбожие, утрату моральных принципов. «Человечество износилось», и чтобы «спасти от гниения» хотя бы Россию, Леонтьев предлагает «подморозить» ее — благодаря государственному деспотизму и религиозному аскетизму. Только в таком случае Россия сможет выполнить предписываемую ей мессианскую функцию в отношении всего мира.

Другой современник Н. Данилевского, Вл. Соловьев (1853—1900), также исходя из организмических представлений, считает, что в истории действуют три силы. Первая из этих сил стремится «подчинить человечество во всех сферах и ступенях одному верховному началу». Вторая «стремится разбить твердыню мертвого единства, дать везде свободу», но тогда общее превращается в нечто отвлеченное, пустое, что может обернуться всеобщим эгоизмом и анархизмом. И лишь третья сила, примиряющая «единство высшего начала со свободной множественностью частных форм и элементов», созидательная, обеспечивает «целостность общественного организма» (Соловьев В. С. Философские начала цельного знания // Соч. в 2-х т. Т. 2. М., 1988. С. 198—199).

Доминирование той или иной из этих сил определяет лицо, сущность культур и цивилизаций. В мусульманской культуре преобладает первая из них, с вытекающими отсюда «гнетом одностороннего религиозного начала, бессилием и подавлением личности». В европейской цивилизации преобладает вторая сила, с «исключительным самоутверждением всех частных форм и индивидуальных элементов», раздроблением общего организма на атомы, разложением». И только славянская культура, по В. Соловьеву, соединяет человечество с вечным божественным началом, сводя все частные формы и элементы жизни и знания в единый организм. Именно России предстоит соединить Восток и Запад.

Еще один современник Н. Данилевского, П. Н. Милюков (1859—1943), также рассматривая культуру как организм, проводит идею его эволюции. В отличие от Данилевского, который строил свою концепцию культуры на основании теории метаморфоз Гете и даже теории катастроф Кювье, Милюков верит в последовательную поступь эволюции. Будучи сторонником европейской демократии и либерализма и отвергая идеи национальной исключительности, Милюков пытается объединить концепцию Данилевского и трехфазную схему мировой истории О. Конта, где каждая национальная культура проходит три стадии — теологическую, метафизическую и позитивно-научную. Милюков напрямую связывает особенности культурной истории с условиями окружающей среды, «месторазвитием» (выражение П. Савицкого) культуры. Высказывается идея «солидарности между различными сторонами исторической эволюции, сопряженности между различными рядами эволюции культуры». Останавливаясь на особо дискутируемой тогда роли личности в истории. Милюков пишет, что «при стихийном характере, с которого начиналась всегда и везде эволюция общественности, действительно, только личности — официальные или моральные руководители масс — служили инициаторами и исполнителями общественно-целесообразных поступков» (Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 1. М., 1993. С. 50).

Концепции евразийства

Более реалистичную позицию в отношении места России и русской культуры занимают концепции евразийства. С одной стороны, они выделяют связанное с историческими и географическими особенностями место России. Вместе с тем представители евразийства проводят идею принципиальной равноценности различных культур, включая сюда не только одновременно существующие, но и более ранние. Так, Вячеслав Иванов (1866—1949) обращается к эллинской культуре, с ее «мудростью формы и меры». В ее возрождении он видит путь к возрождению современной ему культуры.

Один из основателей евразийства, Н. С. Трубецкой (1890—1938), автор десяти статей в изданиях евразийцев, книги «Европа и человечество» (1920) делает упор на том, что евразийство расширяет понятие личности от частночеловеческой к многочеловеческой, «симфонической личности, когда таковой становится целый народ или даже группа народов». Всякая культура есть «исторически непрерывно меняющийся продукт коллективного творчества прошлых и современных поколений данной социальной среды», причем каждая отдельная культура имеет целью удовлетворение материальных или духовных потребностей именно данного социального целого или входящих в его состав индивидов — общечеловеческая культура невозможна. Стремление же создать единую, унифицированную культуру характерно для Европы, насаждающей материально-утилитарную, рационалистическую культуру, подавляющей национальное своеобразие развивающихся на ее территории культур. Трубецкой подчеркивает: «для евразийства самым важным является изменение культуры: изменение же политического строя или политических идей без изменения культуры… отметается как несущественное и нецелесообразное» (Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М., 1995. С. 352). Уместно добавить, что оно еще и разрушительно — именно так произошло с русской революцией.

Если Трубецкой основное внимание уделял таким элементам культуры, как религия и язык («великие культуры всегда религиозны, безрелигиозные — упадочны»), то П. Н. Савицкий (1895—1965) и П. П. Сувчинский (1892—1982) фокусировались на экономических и эколого-географических условиях жизни этносов и наций. В статье «Миграция культуры» (1921) П. Савицкий утверждает, что «эволюцию культуры можно… рассматривать с точки зрения географического перемещения ее центров». В свете этого преемницей западноевропейской культуры станет, с одной стороны, североамериканская, с другой — «евразийская».

Видным представителем евразийства был Л. Н. Карсавин (1882—1952). В центре его внимания — понятие «души», характеризующей каждую культуру. Любая культура неповторима в своих проявлениях — языке, этнических признаках, психологии, географическом ландшафте. Высшие — это религиозные культуры, тем самым приобщающиеся ко Всеединому. Соответственно, культура любого народа — индивидуализация религиозно понятой самой идеи культуры. Допуская «коллективную индивидуальность», «симфоническую», «соборную» личность, высшей формой субъекта Савицкий считает государство (и церковь).

Наступившие вскоре трагические события русской истории заставили усомниться в идеях славянофильства, а тем более, евразийства. Более того, кризис русской культуры и государственности представал как звено общего кризиса, резко поднявшихся эсхатологических настроений.

Все сказанное нашло яркое выражение в концепциях ряда немецких мыслителей.

Поиск по сайту: