Философия и религия в Европе ХХ века

Необычность открытий естествознания ХХ века не могла остаться вне внимания философии. Напротив, естествознание нуждалось в глубоком философском осмыслении своих результатов и дальнейших путей продвижения. Наиболее тесно сращенной с развитием естественных наук оказалась, как мы видели, философия позитивизма. Она и выросла из осмысления результатов и методов естествознания, и пыталась помочь ему в формировании «подлинно научных» методов, «очищения» науки и «научной философии» от «ненаучных наслоений». Такую задачу ставил и «первый позитивизм» в конце XIX века, и «второй позитивизм», выраженный в форме махизма и эмпириокритицизма в самом начале ХХ века, и «третий позитивизм», получивший название неопозитивизма.

Неопозитивизм возник в 20-30 гг. ХХ века, сохранив влияние вплоть до 60-х годов, когда на смену ему пришел постпозитивизм. Представители неопозитивизма, в основном члены так называемого «Венского кружка философии», и Берлинского «Общества эмпирической философии», в отличие от махистов, были профессиональными философами, к тому же прекрасно знающими естествознание (некоторые из них имели два образования). Идеи неопозитивизма развивали или разделяли, прямо или косвенно, Р. Карнап, М. Шлик, О. Нейрат (Neurat), Г. Рейхенбах, К. Гемпель, Л. Витгенштейн, К. Поппер.

С точки зрения неопозитивизма, философия и наука могут рассуждать не о «так называемой объективной реальности», а лишь о непосредственных данных опыта. В идеале строгая научность возможна только в форме «протокольных предложений», к которым следует редуцировать (сводить) данные опыта. Так, мы имеем право говорить не о пучке электронов с той или иной траекторией и энергией, а лишь о треках (следах) на фотопластинке в камере Вильсона (Нобелевская премия 1927 г.), не о расширении Вселенной, а о смещении спектральных линий в красную сторону (на основании чего делался вывод об удалении галактик).

При таком подходе особое значение приобретал анализ языка науки. Была поставлена даже задача полной формализации научного знания, что позволило бы получать новое знание путем чисто логических процедур. Невыполнимость такой задачи была доказана в 1933 г. австрийским математиком и логиком Куртом Геделем. Теорема Геделя сыграла роль, сходную с доказательством невозможности вечного двигателя, заставив более реалистично отнестись к задачам и возможностям науки. Мир оказался значительно богаче и содержательнее умозрительных схем. На пути к этому выводу также были достигнуты значительные результаты, особенно в области логики.

Нереальным оказалось и выполнение требования полной верификации научного знания, выдвинутое неопозитивизмом. Предполагалось считать научными только те утверждения, которые получили окончательное подтверждение, верификацию. Однако, как остроумно заметила Джудит Томсон, даже проверка тысячи черных ворон не дает гарантии, что тысяча первая не окажется белой. Требование верификации было заменено более реалистическим — принципиальной верификации, то есть возможности хотя бы в принципе проверить научные утверждения и теории. Еще более реалистичным и плодотворным оказался предложенный Карлом Поппером (1902-1992) принцип фальсифицируемости (от falce — неверный, ошибочный) — любая теория должна иметь точки, в которых может быть выявлена ее ошибочность, и чем больше таких точек, тем богаче теория — в противном случае это лишь догма, наподобие религиозных, опровержение которой бессмысленно и безнадежно. Кстати, такой догмой Поппер считал идеологию советского социализма и коммунизма, чему посвятил целое исследование — «Открытое общество и его враги» (1945 г. перераб. изд-е 1955). Именно с этой работой вошел в обиход столь популярный ныне термин «открытое общество».

Эволюция идей Поппера делает его одним из родоначальников философии постпозитивизма. Постпозитивизм, сохранив предмет исследования — науку и оставаясь философией науки, принципиально отличается от позитивизма во всех его модификациях тем, что более не выдвигает требований «очищения науки», демаркции науки и ненауки. Напротив, предлагается взглянуть на развитие науки с реалистических позиций, в переплетении самых различных факторов, включая социально-культурные, психологические и т.д.

Разделяя такую позицию, последователь Поппера венгр И. Лакатос (правильнее, Лакатош, 1922—1974), все же считает необходимой, для понимания истории науки, ее рациональную реконструкцию. Тогда удается рассмотреть развитие науки как смену исследовательских программ, каждая из которых обладает «жестким ядром» и окружающим ее «защитным поясом». На стадии позитивной эвристики такой пояс, предохраняя ядро, позволяет выдвигать новые теории или модификации, однако рано или поздно программа исчерпывает себя, вырождается, а защитный пояс уже начинает вредить, блокируя новые идеи.

Лакатос получил мировое признание после того, как в связи с социальными потрясениями и гонениями в Венгрии 1956 г. перебрался в Лондонскую школу экономики, возглавляемую Поппером. Наиболее благоприятную почву для своего развития постпозитивизм обрел в США (60—70-е гг.). Международную известность, начиная с 80-х гг., завоевали советские исследования в области истории и философии науки.

Своеобразное возрождение испытала в ХХ веке религиозная философия, в модификациях, соответствующих веку. С одной стороны, это связано с тем кризисом культуры, кризисом человека и человечности, который к концу XIX века был возвещен словами Ницше «Бог умер», а в середине ХХ века — словами «Умер человек» (М. Фуко, Э. Фромм). В мире, раздираемом противоречиями, пережившем в ХХ веке две мировые войны, затем холодную войну, в мире, где огромные самолеты, чудо научной и технической мысли, врезаются в другое чудо — нью-йорские небоскребы, а удары по гидре терроризма порождают новые его головы и щупальца, в мире, мечущемся между «бессилием верить» (Ницше) и «внушающим ужас оптимизмом» (Камю), вновь болезненно встает вопрос — «Под Богом ли и по Богу мы живем?», что ждет человека, забывшего и Бога, и своего ближнего? Вовсе не случайно, что не только в России с ее бедами и отчаянием, растет число верующих, а религиозные праздники привлекают больше людей, чем любые культурные (даже спортивные) мероприятия.

Своеобразную тревогу вызывает и то, что террористические акты и даже войны в современном мире осеняются религиозными знаменами и даже поощряются лицами, занимающими высокие религиозные посты — в духе средневековых крестовых походов. Не часто проводятся попытки воспитания толерантности, терпимости, уважения к иным религиям и их представителям, не часто стремление и способность к диалогу проявляют даже руководители религиозных конфессий, позволяющие себе говорить от имени Господа Бога. Вновь встает вопрос о необходимости модификаций в мировых религиях. Характерно, что подобные модификации нередко оказываются агрессивными, уводящими в мистику или сектантство, новые формы духовного рабства.

В этих условиях задачи религиозной философии оказываются особенно сложными и особенно ответственными. Анализируя особенности религиозной философии ХХ-го века, а теперь уже XXI века, следует видеть, что питательной почвой для нее, как это ни покажется странным, может являться наука — в особенности физика, космология, биология, психология, кибернетика, подобравшиеся к таким тайнам природы, которые могут выглядеть прямо-таки сверхъестественными. Показательны в этом плане слова, сказанные в папской энциклике (воззвании к верующим) еще в 1953 г.: «Мы живем в век науки, которая открывает все новые двери, и за каждой приоткрывшейся дверью мы видим Бога». Не менее характерно признание Нобелевского лауреата 1964 г. Э. Уилсона, открывшего структуру ДНК, что он смог это сделать потому, что с самого начала четко определил, что доступно науке (само строение ДНК) от того, что находится только в ведении Творца (почему оно именно такое). Крупным биологом и одновременно теологом был Пьер Тейяр де Шарден (1881—1995), автор знаменитого научно-религиозно-философского труда «Феномен человека».

Основанием для религиозных интерпретаций может послужить (и послужила, с самого своего возникновения) теория расширяющейся Вселенной: если расширение произошло в результате так называемого Большого Взрыва (Big Bang), то что же ему предшествовало, что происходило «в то время, когда времени еще не было?» (библейский вопрос). Недаром когда одного из авторов этой концепции Джорджа (Георгия) Гамова спросили об этом, он сослался на Св. Августина: на вопрос, чем Господь занимался до начала творения, тот ответил: «Готовил ад для тех, кто будет задавать подобные вопросы».

Подобных «адских» вопросов в современной науке возникает весьма немало. Известно, например, что если бы градиент солнечного излучения отличался всего на 0,5%, то жизнь на Земле никогда бы не возникла. Как тут не усмотреть перст Божий? Его можно усмотреть и в концепции Геи-Земли, и в любых других проявлениях самоорганизации, где так и напрашиваются «Невидимая Рука» и «Неслышный Голос». Обращает на себя внимание, что многие исследователи Вселенной носили религиозный сан не только во времена каноника Коперника и монаха-францисканца Джордано Бруно, но и в ХХ веке. Правда, аббат Жорж Лемэтр, профессор Левенского католического университета в Бельгии, один из авторов теории расширения Вселенной, подчеркивал, что она вовсе не обязательно должна апеллировать к Творцу (вспомним Лапласа, который «не нуждался в гипотезе Бога»). Вот как, с другой стороны, оценивает открытия современной науки Эрих Янч: «В мире, который творит сам себя, нет места для бога-творца, как и для бога-идеи, стоящего над миром. Божеством является принцип самоорганизации на всех уровнях».

Религиозную мысль ХХ века волнуют вопросы исследования и природы, и человека, и культуры, и собственно, религии. И в ХХ веке появляются все новые работы в области теологии, в центре внимания религиозной философии находятся и этические проблемы, встающие с развитием науки, прежде всего клонирования и эвтаназии (добровольного ухода из жизни, скажем, смертельно больных людей), и проблема заброшенности человека в современном мире, которая делает вполне естественным его обращение к Богу.

Крупнейшие представители религиозной философии ХХ века — это европейские мыслители А. Швейцер (1875—1965), П. Тиллих (1886—1965), Р. Гвардини (1885—1968). Они упоминались уже в Части первой, где достаточно подробно излагались их взгляды на развитие и перспективы культуры. Крупным теологом считается Папа Римский Иоанн Павел II (Кароль Войтыла), автор ряда философских трудов.

Проблема заброшенности человека в мире, его одиночества и отчужденности находится в центре внимания философии экзистенциализма, чьи культурологические концепции также освещены в Первой части. Крупнейшие представители экзистенциализма — немецкие философы Мартин Хайдеггер (1889—1976) и Карл Ясперс (1883—1969), французы Жан-Поль Сартр (1905—1980) и Альбер Камю (1913—1960).

Философия экзистенциализма чрезвычайно трагична. С ее точки зрения, человек в своей экзистенции (существовании) обречен жить в обществе, которое подавляет, перечеркивает личность, что особенно трагично для людей тонких, творческих, погруженных в тонкие нюансы духовных порывов. Свобода, которую представляет общество таким личностям — это свобода выбора между бессмысленностью существования, подобного мукам Сизифа, и самоубийством. Самоубийством покончил Ж.-П. Сартр, при странных обстоятельствах погиб (в автокатастрофе) А. Камю.

Экзистенциализм подчеркивает, что «Бытие в мире» определяется «страхом», «тревогой», проистекающими из «неподлинности бытия», неспособности услышать «зов Бытия» (Хайдеггер). В такой ситуации серьезная опасность угрожает не только культуре, творчеству, духовному здоровью человечества, но и самому его существованию.

Значительное место экзистенциализм уделил существованию обезличенного человека, психологии «man». «Man» — это безличный немецкий глагол, который может применяться только в сочетании с другими глаголами. Так, «sagen» — говорить, «man sagt» — говорят, «man macht» — делают. Психология man — это психология обезличенного человека, живущего в «боязливой заботе» (Хайдеггер), старающегося «быть как все», делать и говорить «как все». Такой человек может целые дни проводить на «сэйлах» (дешевых распродажах), чтобы купить что угодно, даже не нужное ему, лишь бы подешевле, но такой человек может примкнуть и к погромам. Хайдеггер мог видеть такую звериную силу «man» в фашистской Германии, часто мы сталкиваемся со стадной психологией и сегодня.

Обратим внимание на то, что в экзистенциализме с самого начала сформировались два течения — атеистическое и религиозное. Некоторые из европейских мыслителей ХХ века, как, например, француз Габриэль Марсель (1889—1972), в равной мере могут быть причислены и к религиозной философии, и к экзистенциальной. Блестящими писателями, лауреаторами Нобелевской премии по литературе были Ж.-П. Сартр и А. Камю.

Здесь следует заметить, что в истории Нобелевских премий был случай вручения ее собственно философу, основоположнику философии интуиционизма Анри Бергсону (1859—1941). Присуждена она была Бергсону (в 1927 г.) как «блестящему стилисту», то есть как писателю, при том что писателем он не был. Считается, однако, что Бергсон оказал прямое влияние на литературу, и особенно на столь тонкого писателя, как Марсель Пруст, а также на поэта Шарля Пеги, одного из первых погибших на Первой мировой. Блеск и яркость Бергсона, живость и образность его лекций снискали тому такую популярность, что в Парламенте обсуждался вопрос об их переносе из Сорбонны в здание Оперы — из-за толп слушателей, вынуждающих перекрывать уличное движение. В период засилья неопозитивизма Бергсон был свежей струей в философской жизни, доказывая значение «жизненных порывов», «творческой интуиции», «потока сознания» — эти термины прочно закрепились в философии и исследованиях культуры. Бергсон — автор интересного исследования о природе смеха.

Вообще тайны сознания, творчества, глубинных смыслов философских и художественных произведений привлекали внимание философии в течение всего ХХ века и стали предметом исследования такого его течения, как герменевтика (от греч. — разъяснение, толкование). Тесно примыкая к экзистенциализму, герменевтика ставила задачу понимания не только объективного «грамматического» содержания художественных и философских текстов, но и личности субъекта, их творца, стоящей за ними. Такое «понимание» противопоставляется «объяснению», проводимому по естественнонаучным, сциентистским образцам. Более того, герменевтика считает, что и естествознание нуждается в подобном понимании, глубинном проникновении. Виднейшие представители герменевтики — немец Ганс Георг Гадамер (1900—2000) и его соотечественник философ и социолог Юрген Хабермас (р. 1929), француз Поль Рикёр (р. 1913).

Еще дальше в выявлении субъективной окраски любых текстов и выраженных в них смыслов идут структурализм и постмодернизм. Ролан Барт (1915—1980) даже выдвинул тезис о «смерти автора» — имеется в виду, что любой текст, и художественный, и философский, и даже научный может быть интерпретирован самыми различными способами. В этом смысле текст как бы начинает жить «собственной жизнью», независимо от автора, приобретая новые смыслы уже через субъективные интерпретации. В таком случае возможен любого рода плюрализм, имеют право на жизнь и альтернативные точки зрения (вспомним: «результат — ничто, движение всё»). Именно такова основная идея философии постмодернизма, оказавшейся в центре внимания уже в самом конце ХХ века и продолжающей оставаться там и в новом столетии.

Постмодернизм — философия, утверждающая постоянные изменения, различия в оценке одного и того же явления. Именно это служит основанием для ожесточенной критики в его адрес. Критики постмодернизма утверждают, что он убивает дух философии (строгость, систематичность, основательность), превращает ее в игру. Некоторые утверждают даже, что вовсе неслучайно многие представители постмодернизма придерживались нетрадиционной сексуальной ориентации (М. Фуко даже умер от СПИДа) — как результат навязчивой идеи плюрализма. Сторонники же постмодернизма делают упор на то, что любой акт духа, — наука, искусство, а тем более философия является игрой — игрой ума, игрой духа, которая органично предполагает плюрализм. Более того, плюрализм является буквально велением времени в мире, оправляющемся от тоталитаризма и по-прежнему раздираемом противоречиями и конфликтами. Подчеркивается и то, что постмодернизм, в отличие от модернизма, которому он пришел на смену, является идеологией не разрушения, отказа от старого, а идеологией постоянного обновления, «устойчивости в развитии», в самоорганизации, что также отвечает тенденциям современной науки и вообще всей культуры. Характерно, что расцвет постмодернизма совпал со студенческими выступлениями 1968 г., приведшими к правительственному кризису во Франции. Постмодернизм, стал идеологией «сердитой молодежи», правда, часто трактующей его слишком радикально.

Завершая краткий очерк европейской философии ХХ века, остановимся также на представителях социальной философии. Значительный вклад в исследование общественных явлений внесли такие философы, как уже упоминаемые Карл Поппер («Открытое общество и его враги») и Юрген Хабермас. Большой резонанс вызвали работы немца Фридриха Хайека, в особенности «Дорога к рабству», каковым он считает «социализм» в его советском варианте.

Интересные идеи были предложены представителями Восточной Европы — поляком Адамом Шаффом, венгром Дьёрдем (Джорджем) Лукачем, югославом Михайло Марковичем, издателем и главным редактором чрезвычайно авторитетного в Европе и мире журнала «Praxis». Все они пытались развить наиболее сильные и перспективные стороны учения Маркса (особенно раннего Маркса — без идей диктатуры пролетариата и всего того, что в извращенном виде подавалось как марксизм в СССР и странах Восточной Европы). Они пытались развивать оригинальные идеи К. Маркса в реальных условиях ХХ века, соединить преимущества социализма и капитализма, за что и были объявлены диссидентами и ревизионистами в своих странах. Учеником и последователем Маркса считал себя австрийский психолог и философ Эрих Фромм (1900—1980), эмигрировавший из гитлеровской Германии в США и продолжавший там исследования природы и причин тоталитаризма, некрофилии и деструктивности на уровне не отдельных людей, а целых общественных систем и государств.

Поиск по сайту: