КАК ПРОВОДИТЬ ДИСКУССИЮ

Одним из вариантов начала собственно групповой работы (после того, как все уже познакомились) может быть следующий.

Каждому участнику предлагается выступить с кратким сообщением на актуальную для группы тему. Остальные участники выступают в роли слушателей, которым предстоит оценить каждое выступление на предмет его убедительности и увлекательности. Для студентов‑психологов такое задание прозвучало в виде предложения рассказать, зачем им нужно изучать психологию и для чего, с какой целью они поступили учиться в этот институт. Для группы директоров заводов то же упражнение выглядело несколько иначе. Поскольку перед началом тренинга в течение полутора часов экономист освещал актуальные вопросы приватизации предприятий, ведущие предложили, учитывая, что директора находятся еще под впечатлением от предыдущей встречи, каждому участнику кратко сообщить группе о том, что его больше всего взволновало, задело, удивило, одним словом, что произвело на него впечатление во время предыдущей встречи, и что, соответственно, оставило его равнодушным. Для выступления отводилось якобы фиксированное время. Например, минута. Иногда участники начинали отказываться, сомневаясь, что можно так долго, – целую минуту, – о чем‑то говорить. Как правило, в большинстве случаев перед началом упражнения многие участники убеждены, что говорить‑то, собственно, не о чем, что все скажут примерно одно и то же. В первую очередь удивляет реально обнаруживаемое различие во мнениях и впечатлениях от встречи с экономистом, либо от объяснения причин поступления в ВУЗ. Второй реальностью, часто вызывающей удивление участников, является то, что большинство говорит явно больше минуты и не только не умолкает, когда кто‑либо напоминает о времени (а ведущий нередко «забывает» напоминать об этом, поскольку понимает необходимость дозировать свои регламентирующие указания, чтобы не превращаться в «цербера» и не гасить активности участников), но просит еще чуточку внимания, чтобы договорить что‑то важное, по его мнению, для группы, а на самом деле лишь для самого выступающего. Третий момент, который не всегда бывает очевидным для группы, в этой процедуре связан с тем, что практически никто из участников не может повторить сказанное хотя бы кем‑нибудь из собеседни‑ков‑выступаюших. И даже если кто‑то вызывается сделать это, будучи уверенным в том, что он может точно и правильно воспроизвести чье‑то выступление, то элементарная проверка показывает, что пересказ получился ошибочным с точки зрения автора. Обратить внимание участников на три этих момента представляется важным для дальнейшего продвижения в коммуникативном тренинге. Ведь в дальнейшем членам группы предстоит учиться слушать, учиться быть убедительными и привлекательными как в своих публичных выступлениях, так и в любых других ситуациях общения. Результатом упражнений подобного типа может стать некоторое не просто понимание, но прочувствование участниками уникальности и неповторимости каждого человека, поскольку выступления у всех неожиданно разные; прочувствование реальной личной сконцентрированности каждого на самом себе, заметной по тому хотя бы факту, что никто особенно друг друга не слушал, каждый думал о своем выступлении, а выступив, расслаблялся и даже тихонько пытался болтать с соседом о разных разностях; осознание‑обнаружение того, что собственная убежденность в правильности понимания сказанного кем‑то часто оказывается ошибочной. Безусловно, какой‑то из этих результатов‑озарений и не состоится в какой‑то конкретной группе. Может статься, что проявятся совершенно неожиданные для ведущего результаты. Надо лишь не пропустить их, не «заговорить», а отследить, услышать и зафиксировать на них внимание, сделав достоянием группы.

Другой способ создания проблем для участников группы, а точнее говоря, открывания их собственных проблем, предполагает несколько иную, более традиционную и прямую активность ведущего. Этот вариант иногда проходит успешно не только вместо предыдущего, но и вместе с ним. Здесь, как бы резюмируя, ведущий использует что‑то похожее на лекцию‑экспромт. Психолог, принимая на себя ответственность, несколько разряжает напряженность в группе, если ситуация того требует. Необходимо только следить, чтобы «экспромт» не растянулся больше, чем на полчаса. Рассуждения психолога, обязательно эмоционально окрашенные, провоцирующие участников вступить с ним в диалог, могут сводиться примерно к следующему. (При этом, психолог должен быть в постоянной готовности передать эстафету активности любому «встрявшему» в его речь участнику группы, как бы не хотелось самому ведущему завершить ценную, на его взгляд, мысль. Здесь поддаваться соблазну неуместно. Цель не та.)

– Наши занятия могут вызвать вполне справедливые сомнения. Вроде бы мы собрались, чтобы развить в себе навыки общения, сделать какой‑то дополнительный прирост в умении, в способности общаться. Психологи для солидности назвали это научным термином «коммуникативная компетентность». Но, во‑первых, у каждого из нас с вами есть свой, уникальный, личный, не пройденный никем больше опыт общения с разными людьми. Когда я говорю «уникальный», я не имею в виду комплимент, я называю вещи своими именами. Может ли опыт каждого из нас пригодиться, быть использованным другими? Надо ли делиться этим опытом? И первое и второе – это ВОПРОС.

– Во‑вторых, а что, собственно, здесь мудрить, мучиться и тратить время попусту, когда давно все ясно? Аксиома общения проста. Делайте людям добро, и они ответят вам тем же. Аристотель, создавая свое правило нравственности, ставшее впоследствии «золотым», думал и писал, кажется, именно так, или почти так. Относись к людям так, как тебе хотелось бы, чтобы они к тебе относились. Так, кажется, это звучит. По‑моему, я не запутался. Одним словом, спешите делать добро. Мне хочется сейчас услышать возражения, если они есть, конечно. Правда, у меня самого есть вопрос к этой «золотой» формуле. Всегда ли люди понимают, что им делают добро? А если понимают, всегда ли считают добром то, что сделали для них из лучших побуждений? Больше того. Всегда ли люди хотят, чтобы им помогали, если добро это и помощь тоже? Например, я с сегодняшнего момента выбираю Вас (здесь ведущий действительно выбирает одного из, на его взгляд, самых сумрачных, неприступных с виду участников и подходит к нему, вызывая на диалог) в качестве постоянного объекта моих добрых дел. Я окружаю Вас своей заботой и вниманием, я стремлюсь делать Вам добро, всячески помогаю Вам, как могу и по моему разумению. У меня же есть какое‑то свое представление о том, что такое добро, вот я и действую в соответствии со своими представлениями об этом. Я даже никакой благодарности за это не прошу. Просто с некоторых пор Вы, хотите Вы этого или нет, постоянно чувствуете себя окруженным моей добротой. Ну, как Вам такая перспектива? Прельщает? (Участник диалога, как правило, не очень рад, делает кислую мину, отказывается от моего «добра». Кто‑то, а иногда и сам собеседник заявляет, что это «демьянова уха», что необходимо сначала понять, нужно ли это все конкретному человеку, а потом уж и лезть со своей добротой. Здесь может возникнуть подобие обмена мнениями на тему «Почему мне не нужна Ваша доброта».)

– Таким образом, нам с Вами стали ясны некоторые ограничения «золотого правила нравственности». Прежде, чем применять его, полезно разобраться в человеке, понять его. Можно ли сформулировать более мягкую, чем предыдущая, но тоже весьма простую аксиому, связанную с общением? Например, так: «Счастье – это когда тебя понимают». Давайте примем теперь эту аксиому, если у нас с Вами нет протеста против нее. (Ведущий при этом выбирает другого участника и подходит к нему, вступая в похожий диалог.)

– Вы знаете, я хочу признаться Вам, что я Вас прекрасно понимаю. Я просто Вас очень чувствую. Я чувствую, когда Вы сердитесь, когда Вам скучно, когда – весело. У меня такое ощущение, что я по всему Вашему виду просто как бы читаю Вас. Я понимаю Вас что называется, на все сто. Даже когда Вы пытаетесь скрыть какие‑то свои мысли, чувства, желания, я, тем не менее, понимаю Вас, окончательно и бесповоротно. Вы для меня являетесь кем угодно, но только не загадкой. Ну, как Вам от такой перспективы? От такой перспективы быть понятым, расшифрованным до самого конца?

(Участник, испытавший такое нападение, как правило, также, как и первый, не испытывает большого восторга. Он сообщает, что ему это все мало приятно. Кто‑то заявляет, что другого человека до конца понять невозможно, и если некто убежден, что понял хотя бы одного человека до самого что ни на есть основания, до самой подноготной, то этот некто – человек самонадеянный и в подавляющем большинстве случаев заблуждается. Во всех вариантах группа приходит к выводу, что когда тебя понимают до самого конца и без твоего разрешения – это далеко не такое уж и счастье, как казалось поначалу.)

– Наверное, нам действительно хочется быть сложными, непонятными, не расшифрованными. Человеку, скорее всего, приятно прислушиваться к чувству собственной сложности, многоплановости, неоднозначности. Ну, кому, спрашивается, хочется быть незатейливым, простым и всем понятным? Да, действительно, нередко можно услышать присловие: «Будь проще, и к тебе потянутся люди». Но ведь существует и более древняя, противоположная пословица: «Простота хуже воровства». И как же в связи с этим обстоит теперь дело с проблемой общения? И добра от нас нужно не каждому, не говоря уже о том, что каждый, как выясняется, под добром понимает что‑то свое, и с пониманием не так все просто. Что же нужно? А что вообще человеку нужно?

Здесь «экспромт» ведущего как таковой закончен. Далее возможен выход на групповое обсуждение потребностей человека. Для практических занятий подобного типа некоторое значение имеет, конечно же, и содержание развертывающейся дискуссии, однако, главным в контексте настоящего курса является все же сам факт дискуссии, которая возникла в группе. Не надо забывать, что дискуссия может возникнуть (и в нашей практике неоднократно возникала) на каком‑то более раннем этапе «экспромта». От того, как ведущий организует возникшую дискуссию, зависит результат, к которому придет группа к концу занятий. Что же касается предложенного варианта темы дискуссии для слушателей‑психологов, то этот вариант представляется выигрышным хотя бы потому, что проблема потребностей человека – это «целина», к освоению которой в сущности современная психология даже и не приступала. Такого категоричного мнения придерживается, например, академик П. В. Симонов. Он пишет, что «для существующих классификаций характерны произвольность и отсутствие четко сформулированного принципа их построения».[14]Каждый автор предлагает свой выбор потребностей, и, стало быть, их число: американский психолог Абрахам Мас‑лоу– 15, его соотечественник Мак‑Даугол– 18, а польский психолог Обуховский– свыше 120. Ни одна из предлагаемых классификаций не стала общепринятой.[15]Более того, даже попытки разделить все существующие теории потребностей на две большие супергруппы – теории непрерывного поля мотивации и теории дискретного поля мотивации – и те уязвимы, поскольку существуют теории, которые трудно отнести к какой‑то одной из этих супергрупп. Пример тому–хотя бы теория деятельности А. Н. Леонтьева.

Почувствовав, что «проблематизация» удалась, группа эмоционально вовлечена в спорную и не очевидную с точки зрения поиска решения проблему (либо это спор о потребностях, либо – проблемы «аксиом эффективного общения», либо что‑то еще), ведущий просит группу постараться найти общее, приемлемое для всех участников решение. «Постарайтесь прийти к общему МНЕНИЮ, – просит ведущий, – нам с вами это важно для дальнейшего движения вперед». Больше никаких комментариев и объяснений, за исключением регламента времени на дискуссию, ведущий давать не должен. Полезно, если на занятиях используется видеотехника. Тогда возможен более интересный и эффективный анализ. Участники здесь уже «не отвертятся», когда им будут указывать на любопытные и симптоматичные для типичных ситуаций экспрессивного общения моменты. Но видео – это еще и враг, довольно коварный враг для ведущего. Поскольку ведущий, включая видео, получает всегда избыточный для конкретного анализа, яркий и соблазнительный материал. Нередко приходится наблюдать, как «лихие» групповоды, гастролируя по городам и весям с видеокамерой наперевес, организуют дискуссию самым, на их взгляд, надежным и нехитрым способом – с помощью «цыгана и лошади».[16]Затем психолог начинает выступать в роли судьи и просветителя, рассказывая каждому из участников и всей группе о том, что означает тот или иной жест, мимическое движение, поза, выхваченные телеобъективом. Вместо этого, конечно же, полезнее, используя эмоциональную вовлеченность участников, проанализировать получившийся видеоматериал и совместно с группой найти оптимальные способы ведения спора. Такое спекулятивное использование далеко на самом деле неоднозначных результатов из области психологии проявлений помогает иной раз «выплыть» ведущему, которому нечего сказать группе. Участники с неизменным интересом смотрят на свое изображение. Эмоциональный всплеск, сопутствующий, опять же, этому просмотру, делает их более доверчивыми к человеку, который показывает им их самих. Но кроме впечатления, которое произвело на них такое необычное занятие, участники тренинга, как правило, ничего другого не получают. Живая жизнь намного богаче всех интерпретаций того или иного жеста и позы. Человек, занятый делом, обсуждая это дело со своими коллегами, сотрудниками на совещании, на переговорах, не в состоянии сосредоточиться на существе разговора, и на «ужимках и прыжках» как своего визави, так и своих собственных. В более спокойной обстановке подавляющее большинство участников подобных «разборов невербального проявления человека» склонны сомневаться в их достоверности.

Итак, дискуссия либо закончена, либо прервана вами. Вы интересуетесь впечатлениями участников дискуссии. Весьма желательно, чтобы каждый участник хоть немного сказал о том, что происходило с ним и вокруг него во время дискуссии, как он это воспринимал. Не следует нажимать на упорно отказывающихся высказаться. Достаточно и того, что они публично отказались. Здесь от ведущего требуется умение отреагировать «никак». Ведь отсутствие словесного комментария отнюдь не означает полного молчания. Возможны невольные, неосознаваемые проявления. Это могут быть удивленно и неприязненно поднятые брови, поджимание губ, какие‑то жесты. Чтобы избежать всего этого, ведущий не должен забывать о своей безоценочной установке на групповой процесс. Все, что происходит в группе – хорошо, ибо работает на группу, на ее участников, поскольку все происходящее здесь – это уникальный и личный для каждого опыт жизни. Только этот опыт – в отличие от реальной жизни – спрессовывается во времени. Не надо забывать, что на отказ участвовать в обсуждении прежде всего отреагирует сама группа через кого‑то из участников.

Но вот все мнения прозвучали. Тут уж не следует соблазняться тем, чтобы «запускать» новую дискуссию, производную от первой, хотя такая возможность часто обнаруживается. Ничего, кроме раздражения у участников, эта вторая дискуссия уже не вызывает. Надеюсь, вы чрезвычайно внимательно слушали, впитывали, запоминали все то существенное, что прозвучало из уст каждого, кто делился своими впечатлениями. Теперь ваша задача состоит в том, чтобы воспроизвести суть каждого выступления, не забывая упоминать авторов цитируемых вами мыслей, соображений и впечатлений. Только после этого можно пытаться делать обобщения всех высказываний и делиться собственными идеями. Но лучше всего собственные идеи в открытом виде вообще не сообщать. Не будем забывать о том, что если у вас есть идея, но вы не имеете возможности ее реализовать, дать ей жизнь, то неплохо сделать два дела. Эти два дела в ваших силах. Во‑первых, надо найти человека, от которого зависит претворение вашей идеи в жизнь. Во‑вторых, нужно сделать так, чтобы ваша идея пришла в голову именно этому человеку. Да, и не забудьте прийти в восхищение, когда услышите свою идею из его уст. Примерно так писал два века тому назад лорд Честерфилд своему сыну. Поэтому постарайтесь сообщить необходимые сведения о том, как эффективно проводить процедуру дискуссии, опираясь на высказывания самих участников дискуссии. Опираясь на высказывания участников и на материалы самой дискуссии, легко выделить следующие основные фазы– ориентировки, оценки, завершающую фазу.[17]Им соответствуют такие шаги, как:

1. Определение целей и темы дискуссии (ориентировка).

2. Сбор информации (знаний, суждений, мнений, новых идей, предложений всех участников дискуссии) по обсуждаемой проблеме – сбор альтернатив (вариантов решения проблемы).

3. Упорядочение, обоснование и совместная оценка полученной в ходе обсуждения информации – уяснение, анализ и выбор решения из набора имеющихся, появившихся в ходе обсуждения альтернатив.

4. Подведение итогов дискуссии: сопоставление целей дискуссии с полученными результатами (завершающая фаза, фаза собственно решения проблемы).

Однако, приведенные выше четыре позиции представляют собой всего лишь «сухой остаток», формулу, к которой необходимо еще проложить дорогу и пройти ее вместе с конкретной группой. Поскольку названные фазы – это объективная реальность практически любой дискуссии, логично «подсмотреть» их в только что состоявшемся диспуте и обозначить событийные границы их существования. Первые две фазы – ориентировка и выработка (сбор) альтернатив – созревают в ходе любой дискуссии, даже тогда, когда участники наотрез отказываются искать общее мнение по заявленной проблеме. На этапе ориентировки участники дискуссии, как правило, не очень активны. Каждый из них сконцентрирован на себе, на собственных размышлениях о проблеме. На этой начальной фазе уже закладывается первая и нередко роковая «бомба‑ошибка», которая, взорвавшись на завершающей фазе, моментально разрушит, казалось бы, созданное единство мнений. Дело все в том, что нет и не может быть никакой гарантии одинакового понимания всеми участниками дискуссии ни заявленной темы, ни того, что принято в качестве цели. В реальных жизненных ситуациях, будь то производственное совещание, научный диспут или семейный совет, почти никогда специально не выясняется, что понимает каждый из спорящих под целями и темой диспута. Спорность этого заявления исчезает после простенького задания участникам. Каждому из них предлагается самостоятельно придумать двенадцать ассоциаций к одному из ключевых слов, входящих в наименование цели предстоящей (или только что прошедшей и анализируемой) дискуссии. Быстро обнаруживается, что ассоциативный ряд на это слово почти у каждого участника свой, неповторимый, непохожий на другие. А вопрос типа «Какое значение для Вас лично имеет участие в этой дискуссии?», дает еще больший разброс в позициях спорящих. Ведь для одного настоять на своем в возникшем споре – это дело принципа, поскольку он не может позволить себе согласиться с мнением несимпатичного ему человека. А правота несимпатичного человека вызывает еще большую агрессию в его адрес. Для другого участника доказать свою правоту означает правильность выбранного образа действия в деле, которое, быть может, окажется ведущим, основным, главным на значительном отрезке жизни этого человека. А третий вообще присутствует здесь потому, что ему скучно. Участие в обсуждении для него – лишь способ убить время. Именно поэтому тщательное определение целей и темы предстоящей дискуссии, которое снимает противоречия в их понимании отдельными участниками, действительно необходимо. Уже здесь, на фазе ориентировки, важно, чтобы высказался каждый участник обсуждения.

В стихийно текущей дискуссии участники, не договорившись о предмете спора, но пребывая в уверенности, что все они спорят об одном и том же, все‑таки переходят ко второй фазе дискуссии – к сбору альтернатив. Это состояние всеобщего одновременного говорения. Каждый спешит высказаться, обнародовать, прокричать, предложить тот способ решения проблемы, который пришел ему в голову и представляется самым лучшим именно поэтому. И здесь ирония в адрес якобы наивных эгоистов, какими вроде бы предстают на данной фазе оппоненты, хотя и соблазнительна для ведущего, но неуместна, поскольку активизирует личностные защиты участников, остужает их пыл, гасит увлеченность предметом спора. Каждый или почти каждый больше начинает размышлять о том, как ловко подловил их психолог, как бы не попасться в следующий раз, как неприятно и неуютно чувствовать себя пойманным с поличным. Достаточно лишь обратить на эти моменты общее внимание, не переходя на личности, и задуматься вслух над причинами возникновения такой ситуации. Бесполезность и даже опасность ситуации, при которой каждый хочет быть услышанным всеми и никого не слушает, очевидна.

В стихийно проходящей дискуссии фаза ориентировки может преодолеваться стихийным же образом именно через ситуацию одновременного говорения, если, конечно, эта ситуация не приведет к добавочной конфронтации между участниками. Ведь большего оскорбления, чем потеря интереса к вам, когда вы в искреннем порыве что‑то рассказываете собеседнику, для многих людей трудно придумать. Однако в большинстве случаев ситуация одновременного говорения рано или поздно сменяется некоторым затишьем, в котором один из участников вместо того, чтобы вновь сообщить свой вариант решения, предложит обсудить уже имеющиеся. Это объективный показатель перелома, наступившего в обсуждении. Теперь будут слушать некоторое время именно этого участника. И нередко, особенно если трудно определить критерии, по которым следует выбирать лучшее из имеющихся решение, в качестве самого приемлемого группа принимает то решение, которое предлагал участник дискуссии, взявший на себя роль координатора.

При прочих равных достоинствах всех других предложений, в этой ситуации перевесит симпатия всех к координатору, поскольку он становится первым, кто поинтересовался идеями каждого и предложил обсудить достоинства предложений.

Таким образом, если в стихийно складывающейся дискуссии спор о разном на фазе ориентировки переходит в собирание возможных альтернативных решений, и эти решения в общем‑то представляются участникам равноценными, то выигрывает спор тот, кому удалось взять на себя функции координатора. При этом взять на себя функции координатора – это не означает просто предложить обсудить каждое решение. Это прежде всего умение почувствовать момент, в который только и возможно такое предложение. Оптимальным здесь будет тот момент спора, который знаменуется некоторой паузой, затишьем, означающим, что почти все участники наконец‑то разобрались в существе дела или почувствовали, что разобрались. Освоение проблемы на первой фазе проходило единственно возможным здесь путем – через рассказывание всеми для всех всего, что думает каждый о предмете спора. Быть может, острота Монтеня, заявившего, что, если все будут знать все, что все говорят обо всех, то никто ни с кем не станет разговаривать, подразумевала и ситуацию стихийного диспута тоже.

Иначе говоря, в ситуации стихийно проходящей дискуссии манера поведения, максимально приближающая к выигрышу, сводится к тому, чтобы почувствовать момент перелома, рефлексии, который позволяет быть услышанным предложению перебрать имеющиеся альтернативы. Автор этого предложения имеет наибольшие шансы убедить коллег в преимуществах своего видения выхода из затруднения, а значит, и своего решения проблемы. Необходимо только отметить, что моменты перелома, рефлексии возникают в живой, реально проходящей дискуссии не единожды. Какой из них окажется решающим, зависит от многих дополнительных воздействий, влияний, сопровождающих каждое конкретное обсуждение и не сводимых в унифицированный набор.

Если же обстоятельства позволяют перевести дискуссию в организованное русло, то позиция ведущего больше поддается формализации. Достаточно будет обеспечить возможность высказаться каждому участнику на каждой из четырех фаз обсуждения, стараясь находить общее, приемлемое для всех и в ориентировке, и в вариантах решений (альтернативах), и в анализе достоинств и недостатков каждого из них, и в проверке выбранного решения на соответствие заявленной в начале дискуссии цели.

Мы обсудили один из возможных способов освоения участниками тренинга навыка проведения дискуссии, у мения продуктивно вести себя в ситуации коллективного диспута. Однако дискуссия – это эффективный способ активизации группы для решения многих других задач, достижения несколько иных эффектов и результатов.

Поиск по сайту: