Глава 2. Через шесть границ

В Москве я узнал, что я направляюсь в Испанию по личному вызову

"Старика", моего бывшего начальника Якова Берзина. Быстро пролетели дни, до

предела забитые необходимыми в таких случаях процедурами и собеседованиями,

бумажной волокитой. Наконец все позади, и вот однажды:

-- Знакомьтесь, товарищ Старинов. Ваша переводчица. Тоже из

добровольцев, -- сказал торжественно начальник 4-го Управления Генштаба Гай

Лазаревич Туманян.

Девушка тряхнула коротко остриженными русыми волосами и протянула мне

прохладную ладошку.

-- Анна Обручева, -- сказала она глубоким контральто, сделав, как все

северяне, особое ударение на "о".

Я в замешательстве поглядел на Туманяна и неуверенно улыбнулся

Обручевой, избегая взгляда ее больших голубых глаз.

Вечером того же дня мы с Анной Обручевой стояли на перроне Белорусского

вокзала возле готового к отправке поезда Москва-Столбцы.

Провожавшие нас товарищи держались как чуткие, заботливые родственники.

Одно было неприятно: нас слишком энергично уговаривали не беспокоиться об

остающихся семьях, намекали, что в случае чего наших близких не забудут...

Меня эти заверения ничуть не трогали -- я был холостяком. Но Анна Обручева

оставляла в Москве восьмилетнюю дочурку! И все же держалась моя попутчица

молодцом.

... Мягкие диваны, зеркала, полированное красное дерево, надраенные до

солнечного блеска ручки дверей, мягкий свет настольной лампы -- все в купе

международного вагона свидетельствовало о комфорте и призывало к покою.

Но покоя я не испытывал.

Нам с Обручевой предстояло через день пересечь Польшу, а это сулило мне

мало приятного.

В польской разведке могли знать о некоем Стари-нове, занимавшемся в

приграничной полосе подготовкой к ведению партизанской борьбы. Может быть, у

пилсудчиков имелись в секретном досье и некоторые фотографии?

Правда, небольшие усики несколько изменили мой облик, и я старательно

сутулился, скрывая военную выправку. Но кто знает, выручит ли эта

маскировка?

Мое настроение совсем испортилось, когда поезд пересек границу и в

вагоне появились польские жандармы, а польские таможенники тщательнейшим

образом стали проверять багаж.

Я пережил довольно неприятные минуты, пока жандарм рассматривал мой

паспорт, но продолжал сидеть со скучающим видом.

-- Прошу! -- сказал наконец жандарм, прищелкнув "каблуками.

У Анны Обручевой никаких волнений на этот счет не было: она ехала под

своим настоящим именем.

В Столбцах мы сделали пересадку на Варшаву, откуда должны были ехать в

Вену. --

В венском экспрессе я просмотрел вечерние газеты. Кричащие крупные

заголовки сообщали об

успехах Франко. Фотографии изображали кварталы Мадрида, занятые

фалангистами. Судя по фотографиям, в столице Испании уже развевались знамена

Каудильо, а население радостно встречало фашистских солдат и офицер,

Мне и раньше приходилось по долгу службы читать польские газеты. Цену

их "объективной" информации я хорошо знал. Продажным писакам ничего не

стоило сообщить нынче крупнейшими буквами то, что будет ими же петитом

опровергнуто завтра. Но те небылицы об Испании, которыми они попотчевали

меня в тот раз, показались просто несносными.

-- Подождем до Чехословакии, -- сказал я своей спутнице. -- Может быть,

в пражских газетах есть что-нибудь более толковое...

Мои надежды в какой-то мере оправдались. Чехи писали об испанских

событиях довольно сдержанно, Здесь даже прожженные журналисты не пытались

предрешать падение республики. Более того, из парижских газет я узнал, что

войска Франко уже остановлено под Мадридом...

Покинув Австрию и миновав Швейцарию, мы оказались во Франции. С

нетерпением ждали встречи с Парижем, где творили Бальзак и Золя, где в землю

навеки впиталась кровь коммунаров!

Увы! Я горько разочаровался!

Передо мной был суетливый город, подавлявший непрерывным мельканием

автомобилей и оглушительной рекламой, обилием иностранцев и монахинь.

Белоснежные чепцы и темные одеяния божьих невест исчезали с парижских улиц

только к вечеру, уступая место проституткам...

В Париже мне предстояло приобрести много вещей, которые могли

понадобиться на войне. В поездках по городу меня обычно сопровождал один из

наших добровольцев, танкист Павел.

Однажды, выйдя со свертками из магазина, мы. взяли такси. За рулем

машины сидел полный, немного обрюзгший человек в помятом кепи. Я назвал

нужную улицу и заговорил с Павлом. Шофер сейчас же сбавил скорость.

Обернулся. Расплылся в заискивающей улыбке:

-- Вы из России?

Чистая русская речь и возраст шофера не оставляли сомнений: перед нами

был белоэмигрант. Я незаметно подтолкнул Павла.

-- Да, мы русские.

-- Как радостно встретить соотечественников! Бежали от большевиков?

Давно? В наши намерения не входило представляться первому встречному

"русскому парижанину".

-- Нет... Мы прибыли недавно.

-- Как же вы там выжили?!

-- Это -- длинная история... А вы здесь, кажется, давно? Успели уже

освоиться в столице? Стали даже лихим шофером.

Глаза таксиста наполнились обидой?

-- Извините, но даже горько... Я -- курский помещик, офицер марковского

полка! Да-с! Надеюсь, название полка вам кое о чем говорит?

Еще бы! Мне это название говорило о многом! В 1919 году я дрался именно

с марковцами, попал к ним в плен, бежал, потом участвовал в их разгроме.

-- Как же! -- скромно ответил я. -- О марковцах и нам известно...

Такси покатило к центру Парижа.

-- Если господа не обедали, я могу рекомендовать отличный ресторан...

-- Что за ресторан?

-- О, прекрасная кухня, замечательное обслуживание! А главное -- его

посещают немецкие офицеры, едущие в Испанию. Они живут в гостинице

поблизости... Вот на кого стоит посмотреть, господа! Вот кто не

миндальничает с "товарищами"!

Мы с Павлом переглянулись. Что ж? Любопытно понаблюдать за фашистами, с

которым мы скоро, возможно, столкнемся в Испании,

-- Везите!

У подъезда ресторана -- вереница автомобилей. Пристроив машину, шофер

пожелал сопровождать нас. Столик он выбрал вблизи большой компании молодых

людей в штатском.

Эта публика сразу обращала на себя внимание:

широкие плечи, холеные физиономии, громкие, самоуверенные голоса,

надменные взгляды. На лацканах их пиджаков вызывающе чернели значки со

свастикой.

-- Немецкие летчики! -- почтительно пояснил шофер.

Они и не думали скрывать цель своего приезда во Францию; во

всеуслышание делились соображениями о том, когда смогут совершить первые

боевые вылеты, как будут жить и гулять в Мадриде.

Посторонних для них не существовало. Заурядные хамы, не больше.

Однако наш марковец придерживался иного мнения. Он смотрел на теплую

компанию влюбленными глазами. Потом подобострастно заговорил с одним из

немецких летчиков, рискнул отпустить какой-то комплимент и, видимо, тоже

пришелся по вкусу фашис-. там. Вскоре они уже пожимали ему руку. Начались

взаимные похлопывания по плечу, чоканье...

Бывший курский помещик вернулся к нашему столу сияющий.

-- Вот кому я завидую! -- воскликнул он. -- Если бы не возраст, я тоже

не остался б в стороне! И вдруг его осенило.

-- Послушайте! -- завопил он. -- А почему бы и вам не поехать в

Испанию? Ведь вы-то молоды!

-- А мы уже и так об этом думаем, -- серьезно ответил Павел. -- Может

быть, и поедем. Кто знает?

-- Это же замечательно! -- обрадовался шофер.

-- Бесспорно...

Перед отъездом из Парижа мы с Анной и Павлом обедали в другом

ресторане, неподалеку от нашего Посольства. И надо же было так случиться --

возле нас заняли столик трое немцев из давешней компании. Они сразу узнали

нас. Один из молодчиков обратился ко мне с вопросом. Говорил он быстро, на

незнакомом диалекте, и я не понял смысла произнесенных слов. Тогда в

разговор вступил второй гитлеровец. На ломаном русском языке он нагло

осведомился, не советские ли мы летчики.

-- Ваших здесь много бывает, -- насмешливо добавил он.

-- Вам это, наверное, не безразлично, -- сдержанно ответил я. --

Волнуетесь?

-- Хо-Хо! Конечно! Нам надо торопиться, чтобы потренироваться. Вот

вашим волноваться нечего. Они все равно не успеют приехать до освобождения

Мадрида к своим испанским коммунистам... А если и вы летчики, послушайтесь

совета -- возвращайтесь обратно.

Анна неприметно нажала кончиком туфли на мой ботинок.

-- Вы ошибаетесь, -- спокойно ответил Павел. -- Мы не летчики, а

строители. Приехали на Всемирную выставку.

Немец захохотал, перевел слова Павла своим дружкам, и те подхватили его

ржание.

-- А не желаете ли посмотреть другой выставка? -- ухмылялся гитлеровец.

-- Мы откроем выставка в Мадрид. Там будет оружие Москвы. Русские самолеты.

Гут?

-- Говорят, что республиканцы вас опередили, -- опять спокойно

откликнулся Павел. -- В Мадриде всем показывают обломки "юнкерсов" и

"капрони". Ходят слухи, что экспонатов вполне достаточно...

Мы принялись за обед.

Наше спокойствие бесило хорохорившихся нацистов. Но они не рискнули

затевать скандал. Тем более что симпатии посетителей, занимавших соседние

столики, были явно не на стороне наглецов со свастикой.

... Нет, не понравился мне в те дни Париж. Не нашел я в нем очарования,

какое находили, скажем, герои романов Оренбурга.

Тяжело впечатление оставляли окраины, где в лачугах ютились полуголые и

вечно голодные алжирские и мароканские рабочие.

Удручали даже прилично одетые нищие в центре.

Поиск по сайту: