Глава 10. Под Мадридом и Сарагосой

Анархо-троцкистский путч в Барселоне

2 мая мы с Ксанти проводили на родину Гая Лазаревича Туманяна.

Вернувшись, в барселонскую гостиницу, я почувствовал, что заболеваю.

Термометр показывал около сорока.

Приказав мне лежать, Ксанти запер номер и ушел за лекарствами. Как

только он вернулся, в городе поднялась стрельба. Это были не одиночные

выстре1'08

лы, к которым мы привыкли, -- били очередями и залпами. Заработали

станковые пулеметы. Где-то у гостиницы грохнула граната, другая... Ксанти

выключил свет:

-- Что-то случилось?

-- Может быть, выступили анархисты, -- спокойно сказал он, вглядываясь

в синеву ночи. -- Надо позвонить...

Но дозвониться никуда не удалось. Вместо телефонисток отвечали какие-то

мужчины. Узнав, кто говорит, они тут же выключали аппарат.

А пальба все усиливалась.

Лишь через час в гостиницу, забаррикадированную администрацией и

постояльцами, каким-то образом просочилось известие: начался вооруженный

путч анархистов и поумовцев-троцкистов. Они требовали отставки каталонского

правительства, немедленного роспуска вооруженных сил и передачи всей власти

анархо-троцкистам.

Им удалось захватить казарму горнострелкового батальона и телеграф,

взять под контроль вокзалы и весь городской транспорт.

Особенно сильному обстрелу подвергся район, где находилось здание

Объединенной социалистической партии Каталонии. Видимо, бандиты пытались

овладеть и этим зданием.

Выходить из гостиницы было бессмысленно. Вдобавок я еле держался на

ногах.

Мыверили, чтонаглаявылазкаанархо-троцкистских подонков будет немедленно

подавлена. Но правительство Каталонии проявило чудовищную растерянность.

Анархисты сняли свои батальоны с арагонского фронта и безнаказанно

хозяйничали в городе.

Центральное правительство послало на подавление мятежников авиационную

эскадрилью и танки. Это известие наконец привело в чувство наглецов и

провокаторов. В ночь на 6 мая анархо-троцкистский путч был ликвидирован. Но

Барселона пережила три трагических дня. В уличных боях погибли сотни

патриотов. Среди убитых было множество женщин и детей.

Барселонский путч показал подлинное лицо анархистов и поумовцев --

прямых помощников фашизма.

Правительство доктора Негрина

Невыносимо трудно бездействовать в такие дни. Едва мне стало легче, я,

Ксанти и его переводчица рискнули вырваться к своим.

Висенте вел машину, избегая улиц, перегороженных баррикадами, и

кварталов, где еще продолжалась стрельба.

Нам повезло. Мы благополучно выбрались из Барселоны.

События свершались с головокружительной быстротой. После отказа Ларго

Кабальеро обсудить на заседании совета министров военную и политическую

обстановку в стране, коммунисты вышли из состава правительства. Ларго

Кабальеро полагал, что дождался своего часа. Но большинство влиятельных

министров-социалистов заявило, что без коммунистов правительства быть не

может. После нескольких судорожных и неумных попыток создать так называемое

"профсоюзное правительство" Кабальеро вынужден был подать в отставку.

Возникло новое правительство -- правительство доктора Негрина. В него

вошли трое социалистов, два коммуниста, два левых республиканца, по одному

представителю от каталонских и баскских националистов.

В знак поддержки своего друга по борьбе с коммунистами Ларго Кабальеро

анархисты отказались участвовать в новом правительстве. Однако бравировали

они недолго. Убедившись, что правительство существует и активно действует

без их поддержки" анархисты пришли на поклон. Но и после этого им не удалось

восстановить свое былое влияние. Их авторитет резко упал.

Правительство Негрина приняло разработанный министром коммунистом

Висенте Урибе декрет об аграрной реформе. Защитив крестьян от так называемых

"бесконтрольных элементов" и распустив насильственно созданные анархистами

коллективные

хозяйства, оно быстро завоевало популярность в народе.

Коммунистическая партия Испании приобрела еще больший вес. Ее

готовность вести борьбу до победы вызвала в массах новый прилив энтузиазма.

И хотя гражданская война вступила в период, отличавшийся неизмеримо более

тяжкими условиями, чем первоначальный (было утрачено территориальное

превосходство над мятежниками, не хватало продовольствия и вооружения),

республиканцы больше чем когда-либо надеялись на победу.

Ряд блестяще проведенных операций доказал, что эти надежды были

построены отнюдь не на песке.

Но мало было сместить некоторых генералов и отстранить от руководства

отдельных политических банкротов. Надо было вытравить до конца оставшийся

кое-где дух предательства, преодолеть пассивность и рутину штабов.

Этого, увы, не случилось...

Брунете наш!

Пытаясь облегчить положение северных провинций Испании, республиканцы

организовали летом 1937 года наступление в районе Брунете.

На этом направлении действовали лучшие части армии, и прежде всего

части легендарного Пятого полка. Командовали операцией народные герои

Испании Листер и Модесто.

Надо было сорвать подвоз подкреплений противника по железной дороге,

соединявшей мадридскую группировку мятежников с занятыми ими юго-западными

провинциями Испании. Командование поручило Ксанти вывести из строя

железнодорожный участок Талавера -- Навальмораль де ля Мата.

Удар по этой важной для противника коммуникации приурочивали к началу

наступательной операции республиканских войск под Мадридом. Движение по

магистрали следовало нарушить не менее чем на пять суток.

К этому привлекли w часть диверсантов из батальона капитана Доминго.

В конце июня мы очутились юго-восточнее Талаве-ры, в пятнадцати

километрах южнее Тахо.

Тахо -- спокойная река, шириной сто пятьдесят --двести метров, с

пологими берегами. Южный ее берег занимали республиканцы, на северном засели

фашисты.

Решено было в первую же ночь незаметно переправить через реку

пять-шесть мелких групп диверсантов с инженерными минами, а затем в течение

недели перебрасывать еще по две-три группы в сутки. Тщательно велась

подготовка людей, техники, переправочных средств. Наконец настало время

действовать.

Бесшумно спускаются на воду легкие лодки, бесшумно садятся люди. Скоро

лодки скрываются из виду. Секунды, минуты... На северном берегу взвивается

осветительная ракета. Мы лихорадочно оглядываем реку... Лодок не видно...

Во второй половине ночи справа, вверх по течению, почти у воды,

вспыхнули еще две осветительных ракеты. С северного берега началась

ружейно-пулеметная стрельба. В ответ открыли огонь и республиканские

подразделения. Тревогу, оказывается, вызвали двое местных жителей, вплавь

покидавшие фашистский ад.

Наконец на северном берегу мелькнул долгожданный условный сигнал. Мы

приготовились принять воз-;

вращающихся диверсантов, а если их будут преследовать, то и оказать

огневую поддержку.

Проходит несколько томительных минут. Первая лодка тихо причаливает к

нашему берегу.

-- Все хорошо! -- докладывает вернувшийся командир группы Эрминио. И

как бы в подтверждение этих слов на севере, у железной дороги, слышится

глухой взрыв.

Нет, это не совсем хорошо. Рано! Еще не возвратились другие группы, а

противник уже всполошился. Вдали мелькают вспышки осветительных ракет.

Засуетились мятежники и на берегу.

Но река не только препятствие, она и спасительный ориентир. Бойцы

знают: там, на южном ее берегу, -- свои!

Недалеко от воды на той стороне разрывается ручная граната. Сомнений

нет -- там начался бой... Еще и еще рвутся гранаты...

Одна из групп возвратилась с того берега вплавь. Мокрые минеры вылезали

из воды тихо и сразу удалялись от реки.

К утру мы подвели итоги. Убитых и пропавших нет, но двое бойцов ранены.

А'на железной дороги западнее Талаверы установлено четырнадцать

противопо-ездных мин мгновенного и замедленного действия. В первую же ночь

на них подорвался вражеский эшелон с войсками, потом взлетел и еще один

поезд...

Пять дней подряд работали диверсанты-минеры на дороге восточное

Талаверы. Люди забыли про сон. Ели урывками. Глаза у всех ввалились,

покраснели. Растрепалась и как-то поблекла даже вызывающая шевелюра Рубио.

Прекратились шуточки Яна Тихого. Но дело было сделано. Движение по дороге

было парализовано.

Республиканцы заняли Брунете!

После этой победы Доминго прямо воспламенился. Взяв с собой одну роту,

он решил действовать на коммуникациях севернее и северо-западнее мадридской

группировки противника.

Дней через пять к Доминго примкнул и я с другой его группой минеров. Мы

работали вместе до самого августа.

Вот там, под Мадридом, и увидел я гитлеровских летчиков, сбитых ночью

испанскими истребителями. Они лишь отдаленно напоминали мне тех, что

хвастались в Париже. Куда девалась их вызывающая задиристость! В глазах

только страх, повадки лакейские.

-- Противный вид! -- определил Доминго.

В ходе операции врага к августу 1937 года батальон фактически

превратился в спецбригаду.

Взрыв на мосту

Следующая большая операция, в которой активно участвовали бойцы

"спецбатальона капитана Доминго, проходила под Сарагосой в августе 1937

года.

Началась она тоже успешно. К августу на арагонском фронте тон задавали

части Листера. Влиянию

анархистов совсем'пришел конец. Главари бежали из страны.

В ходе наступления войскам республики удалось взять Бельчите. Это

вынудило мятежников снимать части с других фронтов и перебрасывать их на

арагонский, дотоле считавшийся безопасным.

Бойцам Доминго вновь выпал случай показать себя.

Смело нападал из засад на автомобильные колонны Маркес. С отчаянной

дерзостью врывался на мосты Антонио. Пускал под откос паровозы и целые

воинские эшелоны американец Алекс. Глубоко во вражеском тылу действовал

немногословный Хуан Пекеньо; его группа уничтожила вражеский эшелон с живой

силой почти в шестидесяти километрах от линии фронта. Крушение было

организовано с таким хладнокровием и мастерством, что из-под обломков никто

не выбрался живым.

Я очень радовался за товарищей. Теперь это были настоящие диверсанты:

находчивые, дерзкие, не признающие безвыходных положений, умеющие

использовать самую ничтожную промашку врага.

Примеров, подтверждающих это, накопилось много. Расскажу лишь об одном

случае, о том, как группа Рубио и 19-летнего барселонца Ногеса подорвала

среди бела дня усиленно охранявшийся мост через Альберче и двигавшуюся по

нему вереницу машин с войсками и боеприпасами.

Я выбираю этот случай не потому, что он ярче других, а потому лишь, что

в создавшейся сложной ситуации одинаково самоотверженно, выручая друг друга,

действовали и испанские бойцы и товарищи из интербригады.

Летом 1937 года наши "любители автомобилей" расширили сферу своих

действий, появляясь то на одном, то на другом фронте.

Группы Рубио, Ногеса, Каррильо наловчились захватывать одиночные

машины. На этих машинах они иногда часами разъезжали по территории

противника. Лишь почуяв опасность или заметив впереди контрольно-пропускной

пункт, диверсанты уничтожали свою "добычу" и уходили в горы. Но, затем

появив

шись на новой магистрали, они захватывали новый автомобиль и продолжали

"прогулку"

Никому из нас и в голову не приходило использовать захваченные машины

для разрушения мостов. А тут...

После того как мы повредили железную дорогу под Талаверой, резко

усилилось движение противника по автомобильной магистрали. Как правило,

транспорт передвигался ночью, колоннами. Все трудно восстанавливаемые мосты

сильно охранялись. В этих условиях применение колючек и одиночных мин не

давало желаемого эффекта.

И вот однажды, беседуя с командирами групп перед очередной вылазкой в

тыл врага, Ксанти предложил:

-- Друзья! У вас есть уже опыт захвата машин. Попробуйте на захваченной

машине ворваться на мост, снять охрану и разрушить его.

-- Попробуем, Ипполито? -- спросил Рубио барселонца Ногеса --

коренастого молодого парня.

-- Отчего не попробовать, -- согласился тот. Ночью группы Рубио и

Ногеса благополучно переправились через Тахо. Вышли на автомобильную дорогу.

Подходящая цель так и не появилась. Пришлось на день укрыться в горах Сиерра

де Сан Винсенте.

-- Что делать? -- сокрушался Ногес, -- Сотни машин идут к Мадриду,

одиночных почти нет...

Весь день диверсанты не отрывались от биноклей. Дорога около моста

восточное Талаверы была перед ними как на ладони. С гор хорошо видно, что

колонны грузовиков и многие легковые машины проходили мост без остановки.

Итак, способ проникновения на мост ясен. Но как взорвать мост,

проносясь по нему?

Пока прикидывали, как лучше поступить, на дороге показался грузовик с

кухней на прицепе. Водитель охотно остановился, чтобы ответить на вопрос

"господ офицеров". Рядом с ним сидел повар.

-- Что в котле? -- спросил Рубио.

-- Суп.

-- Выливай его к чертовой матери. Найдется другая начинка...

Пленных связали, заткнули им рты и уложили отдыхать по разные стороны

дороги. Пристроившись в хвост вражеской автоколонны, кухня спокойно

приблизилась к цели, въехала на мост. И вдруг на самой его середине

отцепилась от тягача.

Прицеп загораживал движение, и часовой бросился, чтобы оттащить его к

перилам. Он сразу, как видно, почуял неладное: из котла кухни пахло не

бараниной, а горящим бикфордовым шнуром. Бывалым солдатам этот запах хорошо

знаком, а часовой, несомненно, был из их числа. Он не потерял самообладания,

попытался сбросить прицеп с моста. Но одному это оказалось не под силу. Стал

звать на помощь водителей. Однако ни водители, ни другие солдаты из охраны

моста не успели понять, в чем дело. Высоко взвилось пламя, прогремел взрыв.

А злополучный грузовик, потерявший прицеп, успел тем временем бесследно

исчезнуть...

Да, наши подрывники научились умело действовать на коммуникациях врага.

Весной и летом 1937 года они не зря получали одну благодарность командования

за другой.

Тревожные вести с Родины

В двадцатых числах июня я возвратился из Хаена и зашел к нашему

военному советнику Кольману.

Поговорили о том о сем. Я заметил, что Кольман мнется, словно хочет и

не решается сказать о чем-то потаенном.

-- Что случилось? -- напрямик спросил я.

-- Ты давно не читал газет?

-- Где же я мог их читать?

-- А радио тоже не слушал?.. И ничего не знаешь?.. Кольман огляделся,

будто опасаясь, что нас подслушивают.

-- Одиннадцатого числа состоялся суд над Тухачевским, Уборевичем,

Корком, Якиром... Они вели вредительскую работу, пытались подготовить наше

поражение в будущей войне. Хотели восстановить власть помещиков и

капиталистов.

-- Что?!

Кольман подал еще одну газету за 13 июня:

-- Вот здесь...

Строчкипрыгали у меняпередглазами:

"... Двенадцатого июня сего года суд приговорил подлых предателей и

изменников к высшей мере наказания -- расстрелу. Приговор приведен в

исполнение. "

Как наяву, я увидел перед собой лицо Якира:

-- Вам поручается важнейшее партийное дело, товарищ Старинов. Надеюсь,

вы оправдаете наши надежды...

Увидел лес под Олевском. Аэродром под Харьковом. Ночные учения, где

Якир с гордостью говорил о советской военной технике.

Этот человек -- предатель и изменник?!

А маршал Тухачевский -- бонапартист?!

Эйдеман, Уборевич, Примаков, Путна -- прославленные герои гражданской

войны -- и все они тоже враги народа?!

Кольман осторожно взял у меня газету.

-- Как же это? -- только и мог выговорить я.

-- Чудовищно, -- согласился советник. -- Невозможно поверить. Но ты же

видел...

-- А какая им была корысть предавать Советскую власть? Власть, которую

они сами устанавливали?! За которую кровь проливали?!

-- Тише... Конечно, дикость какая-то... Сам не понимаю, на что они

рассчитывали... Что им могли дать капиталисты?

-- Ничего! Их бы первыми расстреляли, попадись Примаков или Якир в лапы

фашистам.

-- Видишь, пишут о попытке захвата власти...

-- Так они же и были властью!

-- Тем не менее -- факт налицо...

Да^ чудовищный факт был налицо. И Кольман и я не могли не верить

Сталину, не верить суду.

Не могли не верить, а в сознании не умещалось случившееся...

Читая в газетах, что Вышинский награжден орденом Ленина "за укрепление

социалистической законности", натыкаясь на имя Ежова и на карикатуры,

изображающие ежовые рукавицы, в которых корчатся враги народа, я испытывал

острые приступы тоски,

Ни на минуту не забывалось, что работал с Яки-ром, что неоднократно

сопровождал Примакова и Тухачевского.

"А что ответишь ты, когда спросят, знал ли Якира и Примакова? Что ждет

тебя по возвращении на Родину? -- не раз спрашивал я самого себя. -- Что

ответишь? "

-- Ты что-то плохо выглядишь, Рудольфе! -- встревожился Доминго. --

Устал?

-- Да, друг. Устаю...

Что еще мог я ответить капитану?

Несчастный случай

Судьба слишком долго баловала диверсантов, чтобы не сделать в конце

концов один из тех подарков, которые ей лучше было бы держать при себе.

Суеверия тут ни при чем. Работать нам приходилось в основном с

динамитом, а он даже в мирных условиях способен преподносить горькие

сюрпризы. Может взорваться от первой искры, от первого сильного удара.

Но вот, поди ж ты, у нас он пока ни разу не безобразничал.

Под Теруэлем, в Альфамбре, Пеле попал с динамитом под бомбежку, но

успел вывести машину из деревни. Динамит не взорвался, хотя одна из

фашистских бомб упала слишком близко.

Там же, в Альфамбре, я как-то застал бойцов, мирно покуривающих на

ящиках с динамитом, придвинутых вплотную к камину. Тоже пронесло!

В Хаене мы хранили динамит под кроватями моей переводчицы и Розалины. В

соседней комнате однажды взорвался примус. Струйки горящего керосина

протекли по полу и в женскую спальню. Но Анна и Розалина успели набросить на

пламя свои одеяла.

Наши машины с динамитом неоднократно бывали под обстрелом. Подрывники,

переходя линию фронта, тащили динамит в заплечных мешках. И все как-то

обходилось!

А вот под Сарагосой не обошлось.

Я был на командном пункте пехотного батальона --готовил к вылазке в тыл

врага группу лейтенанта Па

дильо. На нескольких участках переправлялись другие группы.

Падильо уже завязывал свой вещевой мешок, когда мы услышали глухой

взрыв в той стороне, где должна была действовать группа, перебрасываемая

нашим начальником штаба Иличем.

Мы кинулись к месту взрыва. Там уже суетились санитары.

Шальная пуля угодила в вещевой мешок с динамитом, прилаженный на плечи

одного из бойцов.

Несчастного минера разнесло в клочья. Еще трое были тяжело ранены. В их

числе оказался и капитан Илич.

Кое-как перебинтованный Илич не стонал. Он только кусал бескровные губы

и морщился.

Погрузив раненых, Пепе осторожно повез их к полевому госпиталю дивизии.

Больше двух часов оперировали Илича.

На прощание он еле слышно прошептал:

-- Не отчаивайся, Рудольфе. На войне как на войне... А что касается

меня -- я вернусь в батальон. Ты же видишь, глаза у меня целы и даже одно

ухо осталось...

Некоторые итоги испанской командировки

В конце сентября 1937 года исполнилось десять месяцев с той поры, как я

впервые ступил на землю Испании.

Где только не пришлось побывать за это время! Под Теруэлем и Гранадой,

под Кордовой и Мадридом, под Уэской м Сарагосой.

Я с удовлетворением мог сказать самому себе, что партизаны-подрывники,

с которыми мне довелось работать, не тратили время даром.

За десять месяцев установленные ими мины взорвались почти под сотней

вражеских поездов с солдатами, артиллерией, конницей, боеприпасами,

горюче-смазочными "материалами, танками. Во много раз больше подорвалось на

наших минах франкистских автомобилей. А сколько их остановлено с помощью

колючек! Сколько свалено мостов, повреждено линий связи!..

Вместе с остальными советскими добровольцами я старался передать

испанским товарищам опыт партизанских действий, накопленный в нашей стране в

годы гражданской войны. Обучал их тому, что сам узнал в тридцатые годы,

работая под руководством Якира и Баара.

Собственно говоря, успешное применение инженерных мин на коммуникациях

франкистов стало возможным только потому, что за разработку этого грозного

оружия мы у себя на родине энергично взялись еще в начале тридцатых годов.

Выработанная советскими партизанами тактика и техника минирования

оказалась выше тактики и техники противника по разминированию. Мятежники не

могли обеспечить, безопасность своих коммуникаций, хотя зачастую бросали на

охрану стокилометрового отрезка пути до полка солдат. Не научились они

обнаруживать некоторые наши мины, а те, что находили, не умели обезвреживать

.

Немецкие и итальянские саперы, бесспорно, пытались изучить нашу

технику, но мы постоянно ставили их перед новыми и новыми загадками. То

устраивали сюрпризы, то снабжали мины взрывателями, исключавшими возможность

их извлечения, то применяли магнитные мины неизвестной врагу конструкции.

Об установке наших мин противник, как правило, узнавал только тогда,

когда они сваливали под откос его эшелоны.

Стало быть советские военачальники, всячески поощрявшие поиски военных

инженеров, техников и командиров инженерных войск, конструировавшие мины для

партизан, знали, что делали.

Но конечно, мины сами по себе, какими бы хорошими они ни были, не могли

принести значительной пользы, если бы не попали в надежные руки.

Успешными были действия специальных партизанских подразделений

республиканской армии, тесно и умело взаимодействующих с наступающими

войсками. Успешными они стали только потому, что их осуществляли люди,

воодушевленные высокими идеями борьбы за свободу и демократию.

Большое внимание партизанской борьбе в тылу Франко уделял ЦК

Коммунистической партии Испании, лично Хосе Диас и Долорес Ибаррури.

Специальные подразделения регулярно пополнялись коммунистами --

бесстрашными борцами против фашизма. Бок о бок с испанскими коммунистами в

рядах специальных подразделений сражались социалисты и коммунисты из других

стран, считавшие защиту Испанской республики своим интернациональным рабочим

долгом.

Бесспорным было громадное моральное превосходство республиканских

бойцов над солдатами противника. Неустанно помогал своей армии народ. Потому

и вылазки наши в тыл врага, облегчавшие положение войск, сопровождались

неизменным успехом...

Буржуазные заправилы Запада предали Испанскую республику, и фашизм

задушил ее. Но республика сопротивлялась до последнего часа. В прямом

единоборстве враг никогда не смог бы одолеть ее...

X x x

Сегодня оглядываясь назад, я могу с уверенностью казать, что

современная партизанская диверсионная война родилась в 1936 году в Испании и

оттуда распространилась по другим странам.

18 июля 1936 года знаменитая теперь фраза "Над всей Испанией

безоблачное небо" возвестила начало мятежа правых генералов против Испанской

республики. Генералов поддержали фашистские Германия и Италия, в короткое

время отправив мятежникам около двух тысяч боевых самолетов, 1200 танков,

две тысячи орудий, винтовки, пулеметы, снаряды и патроны. В Испанию из этих

стран были направлены хорошо обученные летчики, танкисты, артиллеристы и

другие военспецы.

Численность итальянской экспедиционной армии достигала 200 тысяч

человек, германского легиона "Кондор" -- 50 тысяч человек. Это вмешательство

в значительной степени изменило ход войны.

По мере того, как регулярная республиканская армия отступала, на

занятой мятежниками территории начинали действовать партизанские группы и

отряды.

Численный и качественный рост армий, вовлеченных в конфликт на стороне

Франко, в сочетании с действиями контрразведки, значительно сузили

возможности партизан бороться с противником в открытом бою. С другой

стороны, армии эти неизбежно стали более зависимыми от самых разных

поставок, от ГСМ до боеприпасов. Это впервые в XX веке открыло совершенно

новые возможности по ведению диверсионной войны, и многие диверсионные

приемы, отработанные в ходе гражданской войны в Испании, были затем

тиражированы и использованы в самых разных странах в разное время.

У испанцев, в последний раз партизанивших во время наполеоновских войн,

не было ни навыков, ни специалистов-диверсантов, способных решать

специфические задачи партизанской борьбы в тылу современной регулярной

армии. Увидев это, старший военный советник Яков Берзин добился направления

в Испанию хорошо подготовленных, опытных командиров и специалистов --

выпускников спецшкол в СССР. Они начали свою деятельность в роли советников

и инструкторов небольших разведгрупп, которые затем превратились в

диверсионные группы.

В СССР в конце 20-х и начале 30-х годов велась огромная работа по

подготовке партизанской войны в случае возможного нападения врага. Были

обучены или переучены сотни бывших партизан гражданской войны, разработаны

новые специальные диверсионные средства -- с упором на то, что партизаны

смогли бы сами сделать в тылу врага из подручных материалов. Диверсионные

школы прошли и многие деятели Коминтерна, отправившиесязатемруководить

"рабочим движением" в Европе и Америке.

Мне довелось быть советником в одном из таких формирований, которым

командовал капитан Доминго Унгрия. За десять месяцев эта диверсионная

группа, численностью 12 бойцов, превратилась в XIV партизанский корпус, в

котором сражалось около 3 тысяч человек. Мы совершили около 200 диверсий и

засад, и ориентировочные потери противника составили более двух тысяч

человек. Безвозвратные потери XIV корпуса за все время боевых действий

составили всего 14 человек -- причем одного убили в Валенсии анархисты,

одного нечаянно подстрелили свои при возвращении из тыла противника, один

погиб при установке мины, один погиб при переходе линии фронта (шальная

пуля попала в рюкзак с динамитом), а 10 сложили головы в боях.

В начале ноября 1937 года я сдал свои обязанности герою гражданской

войны Христофору Салнину и выехал на Родину.

После поражения республиканцев часть личного состава XIV-го корпуса,

захватив судно, перебралась в Алжир, оттуда в Советский Союз. Часть бойцов

перешла испано-французскую границу и была интернирована. Когда французские

власти приняли решение о выдаче их фалангистам, бойцы в полном составе

совершили побег из концлагеря и ушли в горы. На базе их партизанских отрядов

были созданы 27 бригад, сведенных в 9 партизанских дивизий. Они повесили

Дуче и освобождали от фашистов Марсель и Париж. Четверо бойцов XIV корпуса

впоследствии вместе с Фиделем Кастро высаживались на Плайя Хирон...

* ЧАСТЬ III. ЕСЛИ ЗАВТРА ВОЙНА... *

Поиск по сайту: