Наказания за то, что «думаешь о проступке»

«Я точно знаю, о чем ты думаешь, и прекрати так думать немедленно!» Центрированные на вине семьи могут практиковать ментальное вторжение, когда некоторые или все члены семьи уверены, что могут читать мысли друг друга. Склонные к этому родители часто могут быть бдительными и настаивать, чтобы помыслы их детей были чисты. Дети, выросшие в такой обстановке, могут прийти к выводу, что любая мысленная агрессия неприемлема, и ее надо немедленно отменить.

Такая ситуация – преувеличение нормального процесса интернализации. Дети постепенно делают родительские запреты своими собственными и приучаются осуществлять цензуру своих мыслей и поступков. Один из примеров этого – когда маленький ребенок стоит перед зеркалом, показывает на себя пальцем и громко говорит: «Нет, не делай так». Однако, большинство людей сохраняет за собой право иметь «дурные мысли», покуда задуманное не осуществляется. Ребенок, думающий про себя, что его отец – посредственность, вряд ли представляет собой опасность для социального строя, и обычно не бывает наказан за такую идею, даже если его отец догадывается о том, что он думает. Так же и большинство взрослых порой скрывает социально неприемлемые агрессивные или сексуальные представления; это считается безопасным и личным делом индивида, если только (или пока) это никак не проявляет себя в действии.

Провоцирующие вину родители не проводят такой границы между личными мыслями и публичными намерениями. Для них просто подумать о чем-то – уже серьезное нарушение дисциплины. Они настаивают на том, чтобы надзирать за внутренним миром своих детей, поскольку тщатся научить своих потомков абсолютному послушанию социальным и семейным нормам. Они могут наказать ребенка, имеющего дурные мысли, как если бы он в действительности сделал что-то плохое. Например, ребенка могут отослать в кровать, пока он не прекратит «так думать». Ребенок может быть сбит с толку, если это «так» точно не определено, а также запутаться в том, что и как он должен думать.

Величайшая цена этого для развивающегося ребенка, вероятно, в том, что он начнет отслеживать свои мысли, чтобы быть способным искоренить любой намек на агрессию или неприемлемые импульсы. Позже, будучи взрослым, этот человек может переживать когнитивный и поведенческий паралич; он будет чувствовать подавляющую вину частично потому, что не будет способен отличить свои безвредные мысли от реальных действий. Он может стать само-наказующим, вербально атакующим себя всякий раз, когда почувствует собственную агрессивность. Такой человек, вероятно, не будет способен к самоутверждению без того, чтобы почувствовать иррациональную вину.

Так же, как алкоголик может придавать слишком большое значение контролю за своим поведением, он может подчеркивать и контроль над мыслями. Многие алкоголики чувствуют чрезмерную вину, когда ловят себя на том, что плохо думают о других. Затем они пытаются подавить эти мысли, чтобы уменьшить чувство вины. Они могут обнаружить их, только когда выпьют, поскольку в этом случае не должны нести за них ответственности. Таким образом, «милый и благородный» трезвый субъект напивается и становится злым и враждебным. Чувство вины не дает такому человеку переносить умеренное количество агрессии в трезвом виде. Однако, было бы упрощением утверждать, что он пьет, чтобы быть способным выразить эту агрессию. Безусловно, справедливо также и то, что по меньшей мере одним из преимуществ интоксикации для гиперсоциализированной персоны является тот факт, что агрессивность – ожидаемая черта «пьяного» в Американском обществе. Пьяный может разрешить себе иметь прежде запрещенные мысли без того, чтобы немедленно ощутить разрушительную вину. Правда, он может ужасно чувствовать себя на следующий день и удивляться, как он только мог думать такие ужасные вещи о друзьях и семье, но по меньшей мере на краткий миг он смог избежать изнуряющего чувства вины.

Поиск по сайту: