БАБЬЕ ЛЕТО

Сколько я себя помню, во мне всегда шло противоборство между любовью и страхом. Я была самой младшей в семье. Это означало, что все – родители, бабушка, трое братьев и старшая сестра – только и знали, что делать мне замечания. Если я пыталась принимать участие в семейных делах, меня тут же ставили на место: молчи и не выступай, ты об этом понятия не имеешь. Я им верила.

Родители считали, что хвалить ребенка не надо, это сделает его тщеславным. Хорошие отметки принимались как должное. Чужие люди поздравляли меня с победой на состязаниях по орфографии, а дома все промолчали. Я была убеждена, что в семье до меня никому нет дела, что я все равно считаюсь дурочкой.

Никто мне специально этого не говорил. Я сама сделала такой вывод.

Старшая сестра была вдвое больше меня и я полностью ей подчинялась. Бедная девочка, она была толстой, и вымещала на мне свою ущербность, убеждая меня, что я не только глупа, но еще и некрасива. Она повелевала мной как своей маленькой рабыней. Если я начинала протестовать, мать всегда заставляла меня подчиниться, она боялась своей старшей дочери с ее взрывным характером. Зато потом она всегда обнимала и целовала меня, стараясь смягчить свою вину.

Я любила свою мать и дулась на нее. Но я никогда не сомневалась в ее любви ко мне. Она была для меня солнцем, согревающим мою жизнь, моим прибежищем в грозу.

Отцу я, похоже, была вовсе не нужна. Он относился ко мне как к какому-то довеску. Всю свою ласку он отдавал сестре, первой девочке, родившейся после трех сыновей. Он замечал меня только тогда, когда нужно было сделать мне выговор или отобрать что-то у меня.

Несмотря на то, что я была еще маленькая, я понимала, что отец человек достойный. Это как-то не вязалось с его отношением ко мне и в то же время формировало низкую самооценку. Нас воспитывали в строгой религиозности. Все, что приносило удовольствие, считалось сомнительным. Бедным грешникам, потакавшим своей плоти, уготовано место в аду. Про ад я знала все досконально, наслушавшись крикунов-проповедников. Я знала, что мне с моими грехами суждено попасть туда.

Как такое тягостное убеждение в своей негодности вошло в сердце робкого, тишайшего ребенка? Оттого ли, что я и не надеялась стать похожей на эталонного ангельского ребенка? Или оттого, что меня посещали мысли, которые я не решалась высказать вслух? Как бы то ни было, я всегда чувствовала себя виноватой, всегда чего-то боялась, ощущала свое недостоинство.

Когда же я стала есть не в меру? В детстве я была худышкой, мы жили на ферме, и еды всегда было вдоволь. Помню, как наевшись, я оставляла пищу на тарелке.

Когда я подросла, мы переселились в город, где отец открыл магазинчик. Он много трудился, но то были годы Депрессии и все пошло прахом. Еды стало не хватать. Я стала совсем худой и вялой, часто болела бронхитом. Может тогда-то я и пристрастилась к еде?

Я страдала болезненной застенчивостью, и хотя училась отлично, считала себя глупой и нехорошей. Окончив первый курс в местном колледже, я собрала свои пожитки в картонный чемоданчик, села в автобус и отправилась в ближайший крупный город искать работу.

За год я сменила семь работ. Вскоре я влюбилась в солдата Джона. Мы были очень похожи, нам было хорошо вместе. Ему я казалась красивой и храброй. И я стала такой, какой он меня видел. Я расцвела.

Мы, дети Депрессии, не могли позволить себе пожениться и иметь семью. Пришлось ждать. Я договорилась с Богом: мы будем «хорошо себя вести» (никакой добрачной связи), а Он устроит так, чтобы мы прожили жизнь вместе.

Вступление США во Вторую Мировую войну неумолимо приближалось, мое беспокойство за Джона росло. Его послали в Сан-Франциско на спецподготовку. Я поехала с ним, и мы поженились. Прошло две недели, и его отправили на Филиппины.

Я осталась одна в незнакомом городе, без друзей, под тяжким грузом тревоги. Тут-то я и начала есть. Не успев понять, что происходит, я поправилась до 91 кг. Пришла в ужас, быстро сбросила 27 кг с помощью диеты, все ради Джона. Это было не так уж трудно.

Стоило мне похудеть, как я тут же заболела. Жар, тошнота, боль. Врачи не понимали, что происходит. Меня положили в больницу и стали обследовать. Спустя две недели я попросила либо прооперировать меня, либо отпустить домой. Меня прооперировали, удалив абсолютно здоровый аппендикс.

Я работала на оборонном предприятии, когда пришла телеграмма: Джон погиб. Его взяли в плен на полуострове Батан, потом был печально известный батанский «марш смерти», а через полгода - гибель от болезни и истощения.

Мой гнев на Бога был беспределен. Я никогда не считала Его любящим, но думала, что Он справедлив. Теперь я знала, каков Он на самом деле. От боли и ярости я не хотела никого видеть. Я несла в себе эту боль и ярость целых тридцать лет.

Не осуждаю себя за краткий период беспорядочных связей, последовавший после всего этого. Я была совершенно разбита и одинока, искала хоть какую-нибудь опору, пусть ненадолго. Забеременев, я и не думала просить ни у кого помощи. Я была полна решимости сохранить ребенка и посвятить ему жизнь.

Я переписывалась с одним солдатом, находившимся за границей. Теперь он вернулся и хотел жениться на мне, даже с ребенком. Я не любила его, но приняла. Ему нужна я, а мне нужна хоть какая-то жизнь, думала я.

У меня был выкидыш, но через два года я родила двух мальчиков, и поняла, что муж у меня - алкоголик.

В Большой Книге АА говорится об эгоизме, который ставит нас в уязвимое положение. Я знала, что наш брак не принесет счастья, но боялась, что оставшись одна, не прокормлю детей. Итак, я не ушла от него из страха и эгоизма, и оказалась в уязвимом положении.

Когда ребятам было одному четыре, а другому пять лет, родился третий сын. Джонни был чудный малыш, мы оба души в нем не чаяли. Но в год он заболел какой-то непонятной болезнью, пришлось положить его в больницу, где ему делали переливания крови. Потом ему стало гораздо лучше, его привезли домой. Я держала его на руках и смотрела, как играют старшие. Меня переполняло чувство благодарности. Впервые после гибели Джона я говорила с Богом: «Благодарю Тебя за сыновей».

Вскоре Джонни умер от лейкемии. Я снова закрыла дверь перед Богом. «Ты причинил мне столько боли. Оставь меня в покое. Забудь про меня».

Что у меня осталось? Двое маленьких ребят стали единственным моим стимулом к жизни. Я старалась выжить с их помощью. Какое же бремя я на них взвалила!

Муж пил все больше. Моя болезнь тоже прогрессировала. Вес перевалил за 136 кг. Иногда я садилась на диету и худела. Но страшная тяга к еде не давала мне покоя ни днем, ни ночью. Воля слабела, и я снова набирала вес.

Как и следовало ожидать, наши дети росли эмоционально зажатыми. Старший был спокойный мальчик, вел себя хорошо, прекрасно учился, но был замкнут и безрадостен. В период полового созревания он стал набирать лишний вес. Я наблюдала, как он поправлялся и становился все более замкнутым в старших классах, но ничем не могла ему помочь. Я и себе-то помочь не могла.

Наш младший был веселый открытый мальчик, общительный как его отец. Но он попал в небольшую передрягу, и отец навсегда ему это запомнил. Он при малейшей ссоре выгонял мальчика из дома. В конце концов, сын женился, и напряжение частично ослабло.

Старший поступил в колледж и был там одним из лучших студентов, но через год учеба перестала его интересовать, он бросил учиться. Он нашел себе работу по вечерам. Придя с работы, он не ложился спать и всю ночь читал, ел и смотрел телевизор. Целыми днями он спал и вставал только, когда надо было идти на работу. Так он жил в свои двадцать четыре года.

Мне уже было пятьдесят шесть. Я весила больше 136 кг. Ноги страшно отекали, меня мучил артрит, давление было на пределе.

«Но, в общем, я неплохо себя чувствую», - говорила я своему врачу.

«Вы очень больны и можете умереть от избыточного веса», - предостерегал врач.

Конечно, хорошо, что она обо мне заботится, но не все равно, думала я.

Что меня ожидало? Через год муж уйдет на пенсию и будет целыми днями сидеть дома и пить. Машину я сама никогда не водила, а муж меня ни на какие развлечения не возил. Сама я больше одного квартала без одышки пройти не могла. Я знала, что мне не на что надеяться. Единственным удовольствием была еда, и я потакала себе в этом. Жизнь кончена. Надо как-то дотянуть до собственных похорон.

В один прекрасный день мой старший сын, страдавший ожирением и тяготившийся жизнью, как и его мать, пошел на собрание в АО. Он притащил домой массу брошюрок. Я с сомнением смотрела на его энтузиазм: надолго ли это увлечение? Я любила сына и думала, что помогу ему устоять, если тоже стану ходить вместе с ним.

Так я пошла на первую встречу. На мне было мое единственное платье из цветастого ситца. Я переделала его для себя, расширив самое большое из всего, что было в магазинах. У меня не хватало двух передних зубов. Кому дело до ваших зубов, если вы весите 140 кг?

В тот вечер я только и слышала что «сбавить вес», «получить наставника», «приходить на встречи регулярно». Я послушалась, взяла наставника и стала приходить регулярно.

Воздержание давалось легко. Я не вникала глубоко, как да почему все так вышло, но впервые в жизни появилось нечто, что удерживало меня от пищевых излишеств, и при этом мне было хорошо. Когда приходило время приема пищи, я чувствовала, что проголодалась, возможно, это было первое настоящее чувство за многие годы.

Мне этого вполне хватало, но потом до меня стало доходить кое-что еще из слышанного на собраниях: Программа Двенадцать Шагов. Мне ничего этого не надо, спасибо большое! Я не хотела слышать о какой-то там духовной жизни. Что касается того, чтобы отдать что-то на волю Высшей Силы, то я заранее решила, что это совершенно невозможно. Но мне было сказано, что если не буду жить по Шагам, воздержание долго не продлится. Я уже почувствовала, что значит надежда, и расставаться с ней не хотелось. Я старалась изо всех сил. Так было положено начало моему выздоровлению.

Терапия любовью проникала сквозь скорлупу горечи и безнадежности. Нежные зеленые ростки стали прорастать в моем больном чреве, пустоту которого никогда не могла заполнить пища. Я стала постепенно худеть, и друзья из АО радовались вместе со мной.

Меня очень тактично, но последовательно подталкивали к тому, чтобы я начала вести встречи, даже выступать на них. Я не заставила себя долго просить. Я устала всю жизнь чего-то бояться, хватит с меня. Вскоре я преодолела былую застенчивость и перестала страшиться людей. Наконец-то я освободилась и стала самой собой.

У моего мужа к давнему алкоголизму добавилась еще одна проблема. Он привык к жене, о которую можно было вытирать ноги, к матери-мученице. А тут неожиданно его жена стала совершенно неузнаваема и произносила фразы типа «Я, пожалуй, куплю себе парик» или «Я иду к зубному врачу». На работе над ним подшучивали: «Она стала краситься и ходить в парикмахерскую? Ее допоздна нет дома, и ты не знаешь, где она? Ну и ну!» Как ни странно, они догадывались, что с каждым собранием я все отдалялась от дома.

Мой муж был смертельно болен, но мы об этом не знали. Он умер за несколько недель до того, как должен был уйти на пенсию. Мы с пониманием отнеслись к печальной реальности его жизни и смерти. «Он нас по-своему любил». Наступило умиротворение, боль отпустила, все осталось в прошлом.

Воздержание, снижение веса и духовное возрастание не решают все жизненные проблемы. Последние два года были особенно тяжелыми, я пыталась решить свои собственные проблемы и проблемы младшего сына. Многое изменилось к лучшему. Старший сын, ради которого я и пошла в АО, избавился от лишнего веса за первые семь месяцев. Он счастлив в браке и уже шесть лет не поправляется.

Я ощущаю любовь и поддержку моих друзей по Содружеству и в горе и в радости. Я, так страдавшая некогда от одиночества, теперь богата своими друзьями. В моем возрасте многие женщины уже живут прошлым, а я развиваюсь, узнаю много нового, делюсь своим опытом. Самое главное – я живу в мире с Богом.

Весна моей жизни была тяжелой: я пережила Депрессию, войну, потерю любимого мужа, ребенка. Лето было немногим лучше. Я жила с человеком, больным алкоголизмом, сама была тяжко больна. А теперь у меня золотая осень. Я живу полной жизнью и рада каждому дню.

Поиск по сайту: