Глава 1. Не знаю, как лучше обратится, дорогое или уважаемое издательство, просьба скептически не относитесь

Павел Андреев

МЫШКИ В КЛЕТКE, КОТ ПРИДЕТ!

(записки из тюрьмы)

Предисловие.

Не знаю, как лучше обратится, дорогое или уважаемое издательство, просьба скептически не относитесь, но пишут вам из мест лишения свободы.

Вы последние к кому я имею возможность обратится за помощью, так все остальные отказались с нами иметь дело, такие как СМИ и информационные газеты. Хотя в их прямые обязанности входит информировать о творящихся вокруг кровопролитиях, неподозревающих не о чем мирных граждан.

Пожалуйста, опубликуйте мою историю о беспорядках, творящихся в СИЗО, тут же какими методами начальство выбивает из нас теперь показание. Вы последняя надеюсь, независимая инстанция, на которую я возлагаю последние надежды, потому как все остальные отказались разоблачать волков в погонах.

Считаю невозможным оставить этот случай без внимания общественности.

Хочу заранее сказать вам спасибо, если вы осмелитесь издать это письмо, так как может быть, что на этом письме наша односторонняя переписка окончится.

И я надеюсь, может быть, справедливость восторжествует, благодаря чему я выйду на свободу. Ведь именно из-за запугиваний и показательных зверских наказаний тех, кто не подчинялся, меня заставили подписаться под явкой с повинной.

Так же хочу отдельно поблагодарить своего соседа по отсеку, любезно согласившегося за две пачки чая оформить письмо в литературном языке. Он имел раннее опыт писать небольшие рассказы в литературные журналы.

А от себя хочу сказать, не как от лица потерпевшего и заинтересованного, а как от человека прошедшего адские тюремные жернова, что посвящаю свою книгу-письмо своему другу Николаю, который пожертвовал собой, ради спасения других. Прочитав письмо до конца, вы все поймете сами!

День первый.

"Предчувствие"

Глава 1

Лучше все начать с этого момента, который я помню, как сейчас!

Медленной, летней дорогой нас с Колей в неизвестном направлении везут в салоне все время болтающейся и подпрыгивающей на ухабах дороги, тёмно-зелёной буханки. Напротив, на скамье сидит такой же не приветливый, как дорога и место, куда мы едем, сержант милиции. Подпрыгивая вместе с нами из-за не умелого водителя и одной из российских бед, он умудряется, позевывая скрести себе щетину на щеке.

Общий фон сержанта выделяет его тремя деталями: - вес за 90 килограмм (маленький рост раздувал его лишними килограммами, делая его схожим на шарик) большой расплюснутый нос, и утянутое партупеем в пласты жира на животе табельное оружие. Последняя из перечисленных особенностей, несомненно, делает его в полумраке салона хозяином положения, наделяя практически неограниченной властью.

Дорога бьет и мотает, не разбирая, кто конвоир, а кто заключенный, оправдывая крылатое выражение - "На дороге все равны".

Особенно сильно молотит Колю, подавленного и еще не пришедшего в себя - его как ничейный мячик подбрасывает и кутит на всех ухабах бездорожья. Я стараюсь держаться за скамейку, на которой сижу, но получается не очень, из стиснувших фанеру скамьи ослабших пальцев пылесосом высасывает остатки сил и в смену ей от измождения приходит по всему телу тупая боль. Сильнее всех она доминирует в мозгах и почему то в голове бегает такая же тупая, как и боль мысль: "Я всё ж, получше выгляжу, чем Коля!"

Хоть одеты мы с Николаем в одинаковые праздничные костюмы, различавшиеся лишь цветовой гаммой, и вырваны с одного совместного праздника, но в данный момент я испытываю к нему давно угнездившуюся глубокую личную неприязнь.

Много лет прошло, как знакомы, со школьной парты, дружили, не разлей вода до старших классов. Ссоры осталась не разрешимой до сего момента и конечно, причина в то горячее молодое время могла быть только девушка.

Ладно, что я, в самом деле…. Это уже совсем другая история.

Скрипят колодки тормозов уазика, свет излучаемый фарами сталкивается с массивными воротами и бежит дальше сквозь железные прутья ворот в запретную зону, игнорируя табличку: "Посторонним вход воспрещен". Тут же по остановившейся машине ударяет луч прожектора, складывается впечатление, что кузов буханки просвечивает насквозь. В салоне становится не терпимо светло, я зажмуриваюсь, защищая глаза, привыкшие к темноте от резко появившегося ослепительного света. В полном моем неведении, что происходит, раздается стук от удара закрываемой двери. Пытаюсь приоткрыть глаза, не получается и снова жмурюсь от рези в глазах, несколько секунд погодя после того, как уходит боль делаю еще попытку. С болью, но все-таки разглядываю через лобовое стекло стоящего у ворот в серых штанах и белой куртке водителя, передающего по ту сторону ворот в раскрытом виде (по моей догадке) пропуск. Свет фар не дает полной возможности разглядеть проверяющего человека у ворот в запретной зоне, виден лишь темный силуэт.

Дождавшись и вернувши обратно документ, водила разворачивается и быстрым шагом движется к нам, отбрасывая огромную тень на ворота. За шофером в салон входит монотонный звук работы двигателя, сочетается со скрипом открываемых ворот.

"Ну, наконец-то, приехали!" - говорит сам себе под нос сержант.

До него, как будто это только что дошло. Он начинает возиться на скамейке, во всю устраивая изможденную задницу от многочасовой езды. Полная противоположность Коля, сидит неподвижно, опустив голову, оставаясь безразличным ко всему вокруг. Видно, ему сейчас нелегко, как и мне.

От неожиданности я чуть прикусываю себе язык.… Это так трогается с места рывками наш уазик, мчится по извилистой асфальтированной дорожке и, не доезжая, утыкается в большое трехэтажное здание. Снова скрипят тормоза, давая лишний раз повод залиться хоровым лаем сторожевым псам.

"Вываливайтесь" - немногословно хрипит сержант, предварительно щелкнув запор дверцы салона.

Если бы знать, в жизнь бы не вылез! Интуиция меня в жизни не подводила, а сейчас она твердит - "Не выходи".

Эта езда, поломки, остановки, пробирающий на сквозь свет - все складывается не так, как в каком-то страшном сне.

Нет, я предполагал, куда меня везут, но носом я чую, что-то не ладное, ускользающее неправильное ожидает меня дальше, вылези я из авто.

Я пренебрегаю внутренним чувством, списывая все на первый раз, ступаю подошвой на асфальтированную площадь изрубцованную трещинами, окруженную, как стеной зданием с единственно горящим окном. Освещение площади делают два фонаря расположенные в крайних внутренних углах здания, под козырьком крыши.

Если взглянуть на здание с уровня полета птиц, то походило оно на огромную букву "П", а площадь оказывалась между ней в тисках.

Следом из машины, как мешок вываливается Коля, взглянув на него вижу все то же омерзительное мне хмурое лицо. Но признаться, злой рок не смог сломить хорошо поставленную осанку, уже с детства тренированную матерью за обеденным столом. Черты лица всегда напоминали мне в нем аристократа. Густые черные волосы, в меру длинные, ниспадали вниз на складное лицо, синие глаза всегда смотрели прямо и уверенно, тонкий и изящный нос граничил с пухлым ртом, будто четко вырисованный гениальным художником.

Да, он был хорош всегда! Тогда еще десять лет назад в школе. Помню в старших классах, ему писали записочки влюбленные девочки, как шел по коридору школы, высокий хорошо атлетически сложенный, роняя холодный взгляд и легкую улыбку на стоявших неподалеку у окна девушек. А те в ответ возбужденно щебетали у него за спиной и съедали взглядом уходящую, как им казалось, мечту.

Тем временем пока я блуждал в воспоминаниях сержант сумел добудиться дежурного, здание оказывается тюрьмой до судебного содержания, потому что к нам надвигается огромная детина под два метра ростом с отвислым пузом, словно только что из сада наворовался яблок за пазуху. Дойдя до нас, он нежданно орет на сержанта, который приходит раньше, не дождавшись его.

"Ну, чо так долго? Мы вас к вечеру ждали, а уже первый час!" - словам помогает дойти до слушателя жестикуляция правой ладонью около лица - "Думаем еще час и высылаем патруль".

"Дык сломались по дороге! Сам знаешь, какой путь. Пока чинили…" - отвечает сержант, чуть писклявым голосом, видно он побаивается.

Видя, что Детина несколько смягчился, с улыбкой договаривает, показывая на нас - "Потом еще вон эти обосрались!"

Конечно, это он приврал, сам останавливал машину, что бы метнуться в кусты, распугать местную дичь своими утробными потугами.

Если бы я был в обычном здоровом расположении духа, я бы наверное улыбнулся. Дело в том, что вид у этой парочки комичен. Они похожи на шары, один круглый, другой овальный, раздавшиеся понятное дело от чревоугодия и ни чего не деланья.

"И это наша милиция, которая нас бережет…." - думаю я.

Вообще думать у меня получается очень редко, я вообще парализован морально не находя ответа. Если и включается мозг, в редкие просветы, разрывая непрекращающуюся темную меланхолию, то в них гремит один единственный вопрос - "Что я сделал?"

В нагрудном кармане здоровяка завибрировав, светится мобильный телефон, мелодия "Мурка" радостно разрывает ночной покой своей не сложной композицией. Заткнуться ему помог большой палец огромной руки, упав на клавишу со значком зеленой трубки.

"Алло" - произносит ласково, насколько позволяет его грубый голос, прикладывая к уху мобилу.

"Нет, не сплю! А ты чем занимаешься?" - ощущение складывается, что на том конце с ним разговаривает кто-то очень мягкий и пушистый и голос он старается делать под стать ему.

"Ну чо, мы поехали?" - спрашивает сержант разулыбавшегося здоровяка, ответом на вопрос стал лишь кивок головы и ленивое движение пальцев согнутой ладони, мол: - "Иди, иди не мешай".

Сержант обрадовано разворачивается и мелкими шажками бежит к машине. Хлопнув дверцей, сержанта уносит уазик, растворяясь в темноте, он оставляет после себя звук отъезжающего авто и сизый дым выхлопных газов. Отравляя наш воздух ядом газов в и так не слишком сладкой жизни.

Вообще не понятно, как можно чему радоваться, когда перед тобой стоят двое практически полумертвых, больше похожих на зомби человека. Даже если это твоя служба, по моему глубокому убеждению, чтобы радоваться чему то, когда у людей горе, нужно потерять все человеческое.

И первое знакомство с местным руководством нам не обещает ничего сладкого!

Отведя телефон подальше, Детина ни с того ни с чего дико орет на нас, как раненный орангутанг:

"Меня зовут прапорщик Быдайло, у-ясно обезьяны!"

Делая вдох полной грудью, добавляет уже не так истерично:

"Вы находитесь в следственном изоляторе под моим надзором, шаг влево или вправо попытка к бегству… Жопу прострелю! Всем ясно?"

Посмотрев поочередно то на меня то на Кольку и не найдя на наших лицах вопросов и непонимания, говорит буднично:

"За мной оборванцы!" И тут же прикладывает трубку обратно к уху и, сверкает желтозубой улыбкой, слушает, перебивая, поясняет:

"Нет, нет это я не тебе… Это мне на ночь глядя обезьянок привезли, сейчас их по вольерам разведу сразу же тебе перезвоню, поболтаем раз тебе не спится!" Все еще смеясь над своей дебильной шуткой убирает телефон в карман ведя нас к "Приемнику".

Поиск по сайту: