Глава 3. Нашел момент рассказывать!

"Чертовщина"

Нашел момент рассказывать!

Начинает он с того, что мне нельзя, но снова погруженный в мрачные мысли я половины пропускаю мимо ушей.

Больше всего запомнилось: нельзя было ругаться матом. Странно, правда, вот где, где, а здесь я ожидал от этого места большего. Где еще, как ни в тюрьме можно поругаться залихватски матом, набраться опыта, крылатых выражений. Оказывается, нет, не здесь!

Буду чувствовать себя не честным, если не скажу, что на самом деле зеки ругались, но заменяли все эти заезженные слова на другие, вырванные совсем из другого контекста. К примеру, слово, обозначающее самое интимное из мужских достоинств, называют - "шляпа".

Рассказывает про понятия, что, кому, зачем и почему обязывается делать, в моем случая все просто так, как я был определен в "дорожники" (сменил Халяву на должности), от меня требовалось стоять на вахте у окна караулить "дорогу", посменно меняясь с Очкариком. Обязанности никто не навязывал и не заставлял ими заниматься, они занимались добровольно арестантами, трудясь не ради себя, а для общества - "братвы". Своими заботами о других они поднимали свой авторитет в глазах других, ну и, конечно, были обеспечены всем необходимым в тюремном быту: - сигареты, чай, поесть - все выдавалось из общека.

Писатель рассказывает про нашу камеру, сокамерников, их повадки, истории, как кого и за что повязали, кончая трагикомичной историей о себе.

Мое настроение заметно улучшается, слушая забавные рассказы, особенно его история, описанная выше, похожа на анекдот из жанра черного юмора. Креплю губы, не заулыбаться, как идиот, понимаю, ему сейчас не очень весело вспоминая все то, что произошло с его женой. И делится он всем этим лишь для того, чтобы ему самому стало немножко полегче, выводя тяжесть придавившую душу. Воспоминания настолько для него болезненны, он не находит себе места - теребит очки, отводит устремленный на меня взгляд в сторону.

"Пойду я, наверное, отдыхать. Скоро утро уже!" - ломаным, уставшим голосом произносит он - "Ты постой тут, утром я тебя поменяю".

Не заметно, как легко и быстро пролетели несколько часов за беседой. Правда еще темно на улице, но явно чувствуется, что скоро запоют первые петухи, придет рассвет.

Время сейчас тихое, камера как будто вымерла, всюду тишина, лишь только легкие отголоски храпа с сопением слышатся вокруг. Камера погрузилась в сон.

В соответствии с обстоятельствами во мне возникает волевое решение -

"Сейчас или никогда" - думаю я.

Не умирает то чувство, которое не покидало с того самого момента, как изнасиловали Колю. Кажется, что в его глазах я выгляжу, как предатель, ну ладно, пусть бы с ним…, всем не угодишь, но в своих глазах я вижу себя таким же, а это такое непримиримое чувство, что хочется головой таранить стену.

Постояв немного для того, чтобы успокоиться и разогнать мужеством страх, начинаю крохотными шажочками свое движение в сторону туалета. Все время, оглядываясь, с оцепенелым ужасом в ногах, тихонько продвигаюсь, каждый шаг при этом отдается стуком в сердце, оно знает что будет, если меня поймают.

Не помню, сколько по времени я добирался до него, но это было весьма тяжкое испытание, голос внутри меня все время говорил -

"Отступись, одумайся, тебя поймают".

Но все-таки я смог и стою около него. Осталось только одно - это переломить себя, мешает гордыня, человеку всегда трудно признать себя виноватым по отношению к другому, а тем более произнести это вслух - извиниться. Но раз уж я здесь, не отпущу возможность, быть может, не представится таковой никогда больше.

"Коля…" - тормошу я его за плечо.

От неожиданности он вздрагивает и, щурясь, закрывает глаза рукой. Дело в том, что свет никто никогда не гасил в камере, лампочка сияет недалеко от него, она горит здесь круглосуточно.

Распознав меня, он подтягивается на локтях, упирает спину в стену и я бы не сказал, что он обрадовался мне, его лицо… сказать помягче, выглядит пренебрежительным.

Мне очень стыдно и я не знаю, как начать.

"Тебе чо надо…?" - с ненавистью он говорит мне. По-моему, если ему сейчас вздумается отхаркнуть в пол, его слюна обязательно проделает дырку в бетоне, столько яда звучит в вопросе.

"Я хотел…" - не могу договорить что собирался, с моими глазами творится что-то неладное. Неожиданно яркий желтый свет заливает все вокруг, думая, что переутомился, поднимаюсь с корточек, потирая веки.

Наши взгляды с Колей встречаются, и я понимаю, что дело не во мне, он тоже жмурится. Оказывается лампочка, висящая над нами, внезапно засветила, как будто к ней подключили 360 вместо 220 вольт. Излучаемые ее лучи настолько тепло обогревают все вокруг, кажется: над нами не лампочка, а миниатюрное солнце.

Перегревшись, она так же без предупреждений, как и загорелась ярким пламенем, гаснет, перегорая.

В страхе быть уличенным, я отпрыгиваю от Коли, боясь, что нас увидят вдвоем. Очень пугаюсь за свою судьбу, ошарашенными глазами обстреливаю всю камеру, высматривая хоть какое-нибудь движение. Хорошо еще, что за окном висит луна, она не дает камере погрузиться полностью во мрак.

Лунная дорожка, застланная до самой двери, сохраняет темные очертания кроватей и сопящих на них зеков.

С вытаращенными глазами весь во внимании я наблюдаю за ними. Из боязни внимание настолько обострилось, что я вижу как кристаллизуются в мельчайший лед частички пара выдыхаемого мною воздухом. Опьяненный страхом только сейчас обращаю внимание на то, как же стало холодно, по всему телу бегают мурашки.

И в этот самый момент, когда внимание обостренно до предела и мой внутренний взор обращен на себя, боковым своим зрением я замечаю нечто, из-за чего собственно говоря я и затеял писать вам это письмо.

Страшное дело встретиться с этой тварью в жизни, уж поверьте мне!

Могу предположить, что череда событий связанных с перегоранием лампочки и внезапным холодом, являются следствием появления в камере именно этого неопознанного существа.

Оно появляется из щели под дверью, в лунном свете особенно хорошо удается разглядеть. Оно больше похоже на расплывчатую бесформенною тень, сотканную из темноты. Не той темноты, с которой нам доводится каждый день встречаться и больше ассоциируется у меня с покоем. Такое ощущение - эта темнота состоит из нечистот, боли, страха, злости, как будто все это объединяет она в себе.

В ту минуту, когда она проплывает около, на меня нисходит такой ужас… Я не в состоянии шевелить и пальцем, волосы на голове поднимаются и вообще тело теперь не принадлежит мне, занятое ужасом, остаюсь сторонним наблюдателем.

Можно сравнить это состояние с тем, когда только знакомился с этим заведением, вжимался в стену от бешеного страха возле карцера с психом. Но сейчас испытываемый ужас в тысячу раз страшнее - это истинный ужас! Такое бывает, когда жертва встречается с хищником, шок выбивает мое сознание из тела, нахожусь как бы вне него, оставаясь сторонним наблюдателем, словно в немом кино происходящего вокруг.

Уплывать чертовщина от меня никуда не торопится, изучает, как будто бы принюхивается. Как собака всасывает носом воздух, в том же ритме, она, колыхаясь, просовывает бесформенные, сотканные из зловещей тьмы щупальцы и отдергивает их. Не заинтересовавшись, тьма резко левитирует вверх и там исчезает во мраке.

Некоторое время ничего не происходит, и я стою, как истукан, время растянулось, реальность становится липкой.

И во второй раз за ночь мое сердце екает от всплеска адреналина!

Как снег на голову для тишины, обитающей в камере, на втором ярусе кровати ворочается Бомж, и не просто ворочается, а начинает спускаться вниз. Его движения настораживают, обычно сутулый и все время кряхтит, а тут осанка появилась, как у военного и, кажется, улыбается.

Да-да, улыбается, в полумраке отчетливо вижу улыбочку. Он стоит и улыбается мне, как идиот, жуткой ухмылкой с уклоном в левую сторону, нагоняя на меня еще больше страха. В полумраке плохо видно, но, будто бы у него отсутствуют белки в глазах, все занимает чернота зрачков.

Я все еще стаю в оцепенении, парализованный ужасом, а он все на меня смотрит с ухмылкой и молчит, как будто бы наслаждаясь моим положением. Слава Богу, это длится не долго, он отводит свой взгляд, сразу же мне становится легче дышать.

Как хозяин в доме Бомж движется к койке, где спят Фонарь с Очкариком, останавливается у изголовья Очкарика и осторожно достает что то у него из под подушки.

Отчетливо видно, как в месте, куда движется его тело, мрак становится более непроглядным, он окутывает его темной аурой.

Не могу увиденное обозначить стопроцентным фактом, ведь, когда боишься, все мерещится, становится более темным и зловещим. Что точно не мерещится, так это черные безбелковые глаза, в них поселился, как в глазницах черепа загробный мрак, подсвечивая их особенной затягивающей пустотой.

Не отводя взгляда от моей персоны, он возвращается к себе на койку, в той же манере с улыбочкой на устах.

Здесь только до меня доходит, что смотрит на меня через бомжа та самая жуть, пролезшая к нам через щель.

Мне не описать то состояние, которое испытываю, для этого нужно самим встретиться лицом к лицу с преисподней.

Кажется, он сейчас прыгнет на меня, вцепится в горло зубами и будет ненасытно рвать, столько во взгляде кровожадности. В движениях бомжа столько зловещего! Не обращая внимания ни на кого, кроме меня, он подходит к своей койке, нижний ярус которой занимает мирно дремлющий Халява.

В этот момент мне удается разглядеть, что же стянул Бомж у Очкарика, в лунном свете позолоченная ручка больше походит на осиновый кол.

Всем своим существом я понимаю, что это только начало и просто так Бомж не завалится спать.

Существо, руководящее, как марионеткой, Бомжом, согласно с моими страшными догадками, стремится побыстрей оправдать их, с улыбкой в левую сторону и мертвецки отталкивающими глазами, начинает представленье.

Я такого нигде ранее не видел, даже в ужасах, потому что все это со мной происходит наяву. Может из-за этого происходящая реальность запоминается в раздробленных ярких картинках, мозг в целях самосохранения уберегает себя от разрушения и показывает все это слайдом.

На первом запечатленном фото Бомж, не спуская глаз с меня затыкает правой ладонью рот спящему Халяве, так что указательным на пару с большим пальцами удается зажать нос, в левой рука держит ручку. Словно бы своим красноречивым взглядом говорит мне: - "Смотри сейчас он подохнет, следующий - ты!!!"

Следующий снимок самый страшный, мне до сих пор вспоминать его требуются усилия. На нем существо больше не смотрит на меня, его внимание полностью принадлежит своей руке, зажавшей со всей силы ручку, уже успевшую воткнуться на половину в глазницу Халяве, глаз от серьезной травмы вытек.

В третьем убийца таранит другой глаз, Халява в конвульсиях тянет руки к лицу убийцы. Остальные всплывающие снимки в памяти однообразны, на них Бомж продолжает колотить ручкой в лицо Халяву, на них меняются только предсмертные взмахи - дерганья ногами и руками Халявы.

Я вспоминаю все снимки, как в замедленном кино, прокручивая их в сознании, оканчиваются они последним, самым ярким. Он не потому самый яркий, что самый ужасный, на нем все уже кончено: Халява, раскинув руки, валяется мертвый на койке. Поразительный в нем Бомж, нет скорее не Бомж, а то существо, которое в него забралось.

Он или оно стоит с той же самоуверенностью, будто никого не убивал, весь в крови, в руке злосчастная ручка, кровожадно смотрит на меня и улыбается.

Отрезвляющая картинка, на меня будто ведро воды выливают.

Мне, кажется, что следующим стану я.

Я пытаюсь отбежать к двери, но ноги не слушаются, они до того натерпелись, что стали ватными. Пытаюсь закричать, но горло забито не понятно чем, словно там застрял теннисный мяч. Вместо крика вылетает то ли писк, то ли курлыканье, тихий, тихий, как будто бы я кричу шепотом.

Поворачиваю голову в сторону -

"Ну хоть бы он что-нибудь сделал" - в мыслях кричу я. Но Коля лежит не шевелится, похоже, что спит, а скорее всего в отключке обморока. И в самой камере от всей произошедшей возни никто не проснулся.

Существо видимо понимает, что я стремлюсь заорать, как дикий осел и спешит Бомжа, но не ко мне - заткнуть рот, хлестким ударом ручки в висок. А к столу, очень быстрым шагом: хватает стакан стеклянный и начинает его поедать.

Ужаснейшее зрелище, лучше бы я этого всего не видел и не слышал. Увидев такое, лишний раз жалеешь, что появился на свет белый.

Коренных зубов у Бомжа не имелось, поэтому существо ломает стакан сжатием челюсти об небо и язык. Просто колет стекло, затем дробит об черепные кости, разрывая язык в мясо, превращает куски стакана в осколки для того, чтобы глотать. Колет и глотает, без лишних звуков, без суеты.

Такое ощущение, что он перепутал, взял вместо палки вареной колбасы стакан, с таким аппетитом поедает он его.

Умяв кровавым подбородком пол-стакана, он с неожиданностью падает и орет.

Орет с такой силой, что свинье под ножом такое не снилось. Камера полностью наполняется им и вот-вот должна лопнуть. Это даже не крик, а что-то вроде бульканья и воя. От такого звука все мое тело бьет и трясет, я срываюсь с места и заодно в беспамятство. В чувство меня приводит боль в ладонях. Не помню как, я оказываюсь у двери и с бешенным усилием тарабаню по ней.

Поиск по сайту: