Глава 3. Обворованные и обиженные мы подранками хромаем на одну и ту же ногу дальше, сопровождаемые все тем же старшим прапорщиком Быдайло

Обворованные и обиженные мы подранками хромаем на одну и ту же ногу дальше, сопровождаемые все тем же старшим прапорщиком Быдайло.

Впереди нас ожидает еще одно препятствие, сделанная из железных прутьев решетка, вмонтированная в стену от пола до потолка. Она преграждает путь кому к свободе, кому к неволе. За ней коридор поворачивает влево, в полумрак.

Лязгнул железный механизм открываемого замка. Былайло вынимает ключи и толкает дверцу решетки, дает знак, движением головы приглашая нас пройти вперед. Но мы не идем, а сторонимся, потому что из-за угла выкатывается каталка. Рулят ею двое солдат, один схватив спереди, пятится назад, другой толкает сзади. На каталке через накрытую белою простынь угадывается силуэт лежащего человека.

Вот здесь нужно было бежать со всех ног назад, не знаю закатывать истерику, прикидываться душевно больным, но лишь бы не заходить в тот коридор и не следовать дальше к предстоящим ужасам и страданием.

А на деле я категорически отвергаю свои непонятые рассудком предчувствия, все время списывая их на первое знакомство с тюрьмой, и от этого в жизни все получилось как всегда…

При перевозке через дверь решетки, каталка слегка подпрыгивает, цепляясь колесиками за порог решетки. От этого простынь задирается, открывая часть головы покойника.

"Что опять дохлый!?" - возмущенно спрашивает Быдайло.

Солдат сзади кивает.

"Ну, кто там сегодня у нас!?" - спрашивает сам себя под нос Быдайло, выдавая серию риторических вопросов, и сдергивает простынь по грудь, открывая лицо.

Увиденное шокирует!

Я замечаю, что на шее имеют место следы давки, либо его душили, либо он самоубийца, но не это так настораживает….

Мне в жизни, конечно, доводилось раннее встречать покойников, но если бы кто-нибудь держал бы спор со мной на то, что следующий увиденный мною труп заставит мои волосы по всему телу зашевелится, я бы с легкостью не поверил и поспорил.

И проиграл, потому как волосы шевелятся от невероятности увиденного. Окоченевшее лицо покойного украшает самодовольная окоченевшая улыбка с уклоном в левую сторону.

Согласитесь, вряд ли кто будет улыбаться, когда задыхается, пусть даже если накладывает на себя руки сам.

Снова я не предаю тогда этому особо большого значения, но внутри меня шевелится что-то, требуя от меня бежать отсюда со всех ног.

Каталку катят дальше, не обращая на мои панические взгляды, Коля проходит через дверь, я же стою, оцепенев от ужаса сковавшего меня. Помогает очухаться крепкий удар по спине от Быдайло. Обруганный я следую через решетку.

Хоть шлепок мне дает толчок, чувство страха ни куда не уходит.

А тут еще эта крыса, спешившая куда-то по слабоосвещенному отсеку, в правую стену которого вдавлены двери железных камер.

Наглый грызун пробегает, перебирая крохотными ножками три пролета камер, не обращая никакого внимания на шумные отголоски зеков из-за дверей. Явно чем-то заинтересовавшись, останавливается у четвертого последнего. Дверь здесь уже и меньше остальных (это был карцер одиночка, как потом я узнал).

Основательно обследовав расстояние двери и обнюхав ее со всех сторон до куда позволяет дотянуться его рост, он вдруг ни с того ни сего бросается что есть сил от камеры, надрывая миниатюрные легкие диким писком.

Что он там унюхал?

Как будто стаю разъяренных диких котов!

К грызунам я особой любви не питал никогда, но этот ведет себя абсурдно, как будто его недавно укусил бешеный собрат.

Темные коридоры, трупы на каталках, крысиные визги делают свое дело, страх ширится, как на дрожжах, еще не много и трансформируется в ужас.

А для Быдайло как будто так и надо, словно он работник морга, а не тюрьмы. С грохочущим лязгом он открывает очередное решетчатое препятствие. По его не терпеливым нервным движениям заметно, что ему надоело с нами возиться.

От звона замка, как по сигналу судьи игры в молчанку в камерах разом стихает. Зеки навострили уши, прислушиваясь, кто же такой в полночный час смеет вмешиваться в их тюремную идиллию.

Весь отсек погружается в тишину, лишь из четвертого пролета слышатся глухие стуки вроде бы чего-то мягкого. Мне нестерпимо интересно, что же там такое… (Что, теперь сажают и котов?) Завороженный любопытством я сталкиваюсь с ни чего не замечающим вокруг и погруженным свои мысли Николаем.

"Что же боится тюрьмы более меня …понятно" - думаю я на его счет.

"Шевелись!" - говорит и тыкает неизвестно откуда взявшейся дубинкой Быдайло.

Отсек заполнен мокрым и затхлым воздухом, состоящим из запахов курева и мочи. Он цепляется за ноздри, заставляя напрягать желудок, что+бы тот не выронил вчерашний обед. А не понятный звук не собирается прекращать монотонный стуки, он даже усиливается по мере приближения, когда из других дверей лишь прислушиваются к топоту наших бот.

Поравнявшись с камерой карцера стуки утихают, на смену им из-за железной двери приходит звук более непонятный, словно кто-то шершавым языком вылизывает дверь. А затем, "нализавшись", начинает громко как-то по-собачьи принюхиваться.

"А свежачок! Вас я оставлю на потом" - шипящим голосом произносят из камеры и принимается мелодично хохотать как то по-женски, но голосом определено мужским - "Хи-хи-хи-хи"

Это был предел! Нервы не выдерживают и я бросаюсь в угол колонны, выпирающей из левой стены. И сидя забившись в угол, сам того не подозревая, безумно скользя ногами по полу пытаюсь пройти сквозь стену, хватая полной грудью прогнивший воздух.

Коля тоже дергается, но его смущает не ужасающий голос неизвестно кого, а мое не адекватное поведение, он пялится непонимающе на истеричного меня. Видимо он видел и слышал только свои горькие мысли.

Разряжает обстановку, как ни в чем не бывало наш здоровенный конвоир. Он шагает к камере и ударяет каучуковой дубинкой с такой силой, что у меня звенит в левом ухе. Потом так же хлестко, как удар дубинкой кричит:

"Чего людей пугаешь дебил! Ща зайду и отрихтую твои шизанутые мозги!"

Не слыша ничего в ответ, продолжает: "Потерпи, завтра отправишься в психушку с такими же психами любезничать"

Мне тоже достается от него закончив отчитывать дверцу камеры, оборачивается в мою сторону:

"Вставай, что разлегся. Да не переживай ты так, посидишь - таким же сделаешься"

"Да, как же вы уроды мне надоели! Давай резче" - Быдайло совсем рассвирепел, подгоняет нас теперь только дубинкой, проверяя крепость наших ребер.

Представляю себе свою тогдашнюю рожу - уставший, не евший, обкошмаренный с ног до кончиков волос на голове, я плетусь в колонне подозреваемых, состоящей из двух человек. Глаза, наверняка, выдают меня забитой собакой.

К прочему еще псих за стенкой затягивает какую-то нудную мелодию, верно, хочет меня в конец добить. Издает он ее носом, намеренно сделав паузу, когда Быдайло достаточно отойдет от двери, так что мелодия летит нам в спины. Прислушавшись, мычание оказывается песней, подается оно вперемешку с нелепыми словами про какую-то клетку и мышей. Ну что возьмешь с сумасшедшего!? Не могу расслышать, Быдайло гонит нас дальше налево, через еще один поворот и вгоняет в помещение похожее на обычную камеру.

Поиск по сайту: