Глава 2. Шумный засов открывается, за ним скрипят петли двери, она распахивается и первое, что нас встречает - запах зловония

Шумный засов открывается, за ним скрипят петли двери, она распахивается и первое, что нас встречает - запах зловония, такой же точно, как в отсеке, только воняет он намного сильнее. Еще пот - это только он так может пахнуть с кислинкой, словно здесь держат не людей, а участвовавших в скачках лошадей.

Дождавшись, когда мы зайдем Долговязый громко говорит у меня из-за спины -

"Развлекайтесь!" - что угодно могу положить, но уверен, что сказал он это с ехидной улыбкой на устах.

Вместо "Добро пожаловать и как дела" зеки нас встречают звенящей тишиной, давящей на уши, а потом на расшатанные в этом учреждение нервы. Молчат все пятеро, сидевшие кто на койках, кто за столом.

Гробовая тишина, царившая в душном помещении и зловещие взгляды дают понять: - у них выдержки сидя пялится на нас хватит до ночи, начинать знакомство они не собирались.

Там за забором у меня имелись в воображении яркие представления о заключенных, взятые в основном из прочтенных на эту тему книг. Но наяву, они были не так однообразно просты, как потом я узнал со слов сокамерника.

Самую нижнюю ступень в камере иерархической лестницы занимал бомж и звали его так же.

При нашей встрече в камере он сидит за столом, и что-то мнет своим беззубым, вонючим ртом, запивая из железной кружки. Во рту из живых остались только два передних гнилых зуба.

Если убрать всю его неопрятность, весь ужас, царивший у него на голове (торчавшими в разные стороны комья грязных, вмятых волос) убрать морщинисто-желтый цвет кожи на лице и руках, и вытрясти все крошки из косматой бороды... Он с двумя выставляющимися на показ зубами, стал бы похож на белого зайца, из-за белой, правда, не новой застиранной рубахе.

Вообще вид такой, что, кажется, это именно от него воняет угарно во всем помещении.

Сокамерники к нему относились брезгливо, с пинками и ругательствами заставляя мыть очко и драить полы.

Посадили его за мелкое хулиганство - вдрызг пьяный он упал на витрину магазина.

На другом крае стола сидит "Очкарик", царапает на листке тетради блестящей, не понятной формы ручкой. Глядя на нас через толстущие линзы в большой, круглой роговой оправе, нашептывает себе тонкими губами под такой же тонкий нос, еле уловимые слухом рифмы. Сочиняя, записывает их в тетрадь, тут же поворачивается обратно в нашу сторону, сверкая большими серыми, преувеличенными линзами глазами.

Единственное, что осталось у него из той жизни, и чем он дорожил больше всего, стала та самая ручка, которой сейчас вырисовывает буковки.

Этой ручкой его отметил сам директор за лучшую успеваемость среди учащихся за 50-летний срок еще в те года, когда проходил учебу в литературном институте. В те времена он носил те же очки, но не было залысины на лбу, которую он все время зачем то приглаживал ладонью и расчесывал редко-торчащие волоски.

В камере он дожидался суда, следствие по его делу не велось, потому, как была обеспечена явка с повинной, во всем том, в чем обвиняли, он с легкостью сознался.

Именно очкарик рассказывал и показывал мне все нюансы тюремной жизни. Мужичок он был словоохотлив, болтал обо всех и обо всем без умолку. Я с ним даже успел немножко сдружиться, пока был в тюрьме. Да и жалко его, жизнь с ним поступила не очень хорошо. История его прозвучит, наверное, немного смешно, но на самом деле это очень, очень печально….

Как-то вечером возвращаясь по проселочной дороге с цветами для жены домой, он увидел возле своего деревянного дома припаркованную иномарку. Вглядываясь из-за угла забора в номера авто, записал их на клочке бумаги и, подумав неладное, подкрался к дому.

Не заметно подойдя, затаился в сенях, сменил букет на топор на случай, если в комнате воры.

Страх и закинутый топор на плечо не помешали приоткрыть входную дверь, рассмотреть воришек.

Увиденное и услышанное очкариком в дверную щель заставило его хрупкое тельце затрястись от гнева и ярости.

За дверью не воровали воры и не грабили бандиты, там его горячо любимая жена во всю скакала на двухспальной кровати, под ней раздвинув ноги, лежал мужик.

Тихо повизгивая при каждом колыхание ягодиц в сторону партнера, она ускоряла темп стараясь получше оттрахать любовника.

Держа в обеих руках топор, очкарик взревел, и дико вереща, как сумасшедший, разбрызгивая слюной ломанулся в сторону кровати.

Не могу представить, что в этот момент подумал хахаль, но рассмотрев психа за спиной жены опешивший он вынырнул из под бабы с еще дымящейся шишкой и заметался по углам, как коза перед казнью.

Не найдя другого пути (ведь главный выход был занят очкариком) он сиганул в окно унося в месте с собой застекленную раму. Очкарик понимая, что так наглец уйдёт, не отходя от кровати, размахнулся.

Если б по природе своей Очкарик был человеком злым или жестоко-сердечным, топор обязательно вылетел бы из окна, может даже ранил или убил на месте беглеца. А на деле добродушный очкарик, рассекая воздух, попытался бросить. Резкий посыл смертельного орудия в сторону окна, сменился столь же резкой остановкой, топор будто воткнулся в невидимую преграду.

На этом история не закончилась. Иссохшее голенище топора и внезапная остановка сделали свое дело!

Топорище по инерции сорвалось с деревяшки и, сделав два кульбита в воздухе, угодило прямо промеж глаз лежащей на кровати и вопящей жены. Вместе с ударом прекратился и визг, на смену ему пришел стон по любимой.

Оплакивал жену Очкарик в состояние эффекта не долго, после заметая следы, спалил дом, прежде взяв из серванта драгоценную ручку.

Следующей ступенью на лестнице идет Халява, сидевший слева от стола на койке, злобно скалясь на нас.

Этот молодой парень заслужил такую кличку мелким воровством. Страдавший клептоманией он воровал и воровал. Даже ничего не значащую вещь, как например пепельницу в баре, он ложил в карман, чтоб выйдя из заведения выкинуть.

Выглядел он неказисто - обычного роста, худощавый, сутулый изредка шмыгал горбатым носом. Темный цвет глаз хитро поблескивал, ища себе цель чего-нибудь утащить. Еще он грезил тюремной романтикой во всём стараясь походить на Фонаря, главаря камеры.

После Фонаря главным в хате был Сухой и представляет из себя, омерзительного, когда либо виденного мной человека. Да и на человека он был похож с большой натяжкой. Схожий с ящерицей, выдвинутой вперед нижней челюстью и никчемностью тела облаченного в спортивный костюм, он был похож на вылепленного из пластилина уродца. Но главным его отличием от других являлась его правая скукоженная, детская ручонка.

Кстати говоря, этой не развившейся детской рукой, если можно так выразится, он зарабатывал себе на жизнь и благодаря ей же сидит, сейчас на койке напротив Фонаря у слева от окна.

Дело все в том, что взяли его недалеко от подземного, дорожного перехода за мошенничество. Стоя в переходе одетый в красовки и удобные штаны, просил милостыню на пропитание, вытянув вперед уродливую руку, в левой держал табличку с надписью "Помогите граждане инвалиду".

Как только добросердечный гражданин останавливался, доставая из портмоне купюру, чтоб отдать обездоленному, Сухой вышвыривал табличку отвлекая жертву и выхватывал скукоженой рукой у онемевшего бумажник.

Ноги в отличие от рук работали превосходно, обманутый только и видел в конце перехода сверкающие пятки.

Если кто-то и увязывался в погоню за ним, он просто выкидывал на проезжую часть бумажник, до этого достав из него все. За то время, на которое уходило у догоняющего обдумать, куда бежать - за вором или идти за потерянным, Сухому удавалось скрыться.

У Сухого все выходило без лишних фантазий, деньги уходили так же просто как и приходили. Передвигаясь легкой трусцой так и не останавливаясь с места преступления, он добегал до первого попавшегося злачного места, будь то: игровые автоматы или пивнушка, знакомый наркопритон, тут же все просаживал за час или за ночь, в зависимости сколько украл.

Поймал его кто-то из спортсменов.

Ну и на вершине пьедестала не только камеры, но и всея тюрьмы властвует никем непререкаемый авторитет Фонарь, который сидит и смотрит сейчас на нас с почетного месте у окна справа.

Отличалось это место лишь тем, что вделанная в нары на шнурке занавеска предавала ту нужную обстановку, в которой, как в крепости можно укрыться от ужасной тюремной атмосферы, просто задернув занавеску за собой.

Услышав, что открывается дверь и на его территорию вводят двух трясущихся зайцев - салаг, Фонарь, как мурена вылез из своего отгороженного мира.

Трудно подобрать слов, чтобы отобразить его внешний и внутренний мир. Бледная кожа вся синяя от наколок, оттопыривается и выпирает от сухожилых мышц, набитые на плечах звезды обозначают, что хозяин даже под угрозой жизни не встанет перед ментами на колени, а святой образ на груди свидетельствует мученика тюремной жизни. Сзади спина тоже переливается синью от воздвигнутых тут и там храмов с куполами.

Среднего роста с голым торсом в одних темных трико, разглядывает нас с койки, выцветшими волчьими взглядом. На бритом бледном лице, явно давно не видавшим солнца, отчетливо выпирала неприязнь. Даже седые волосы растут ощетинившимся ежом.

Еще очкарик рассказывал, что Фонарь держал смотрящим всю тюрьму и провел в этом месте за колючкой около трех лет.

Поиск по сайту: