Психологическое направление в политологии

Политическая наука, среди прочего, активно занималась поиском причин, объясняющих содержание политического поведения, психологической природы тех поступков, которые совершают граждане.

Современные психологические объяснения политического поведения базируются на самых разных методологических основаниях, но все они так или иначе вво­дят в схему «стимул — реакция» промежуточные факторы (какое-то «сред­нее звено»), которыми могут быть по отдельности установка, мотив, убеж­дение или ценность, принадлежащие индивиду либо группе.

Как заметил американский политический психолог Ф. Гринстайн, поведение — это функция, обусловленная ситуацией складывающейся в окружающей акторов среде, и теми психологическими предиспозициями (т.е. системой предрасположенностей некоему восприятию условий деятельности и к определенному в них поведению), которые они привносят в обстановку.

Это означает, что никакую форму поведения нельзя истолковать; как прямой результат воздействия политических стимулов. За исключением, может быть, самых простых проявлений активности, предпринятых ради выживания, все остальные поступки опосредованы самой политической деятельностью, ее отражением в мышлении и чувствах людей.

В исследованиях политического поведения ортодоксы полагали, что люди формулируют свои установки (по основным вопросам) или предпочтения (в моделях «голосования по проблеме»), которые они субъективно осознают, а затем прямо воплощают в своих действиях. Эта точка зрения игнорирует множество вариантов, когда ограниче­ния, связанные с ситуацией (такие как взаимодействие или взаимо­зависимость), могут помешать установкам или предпочтениям вы­разиться в поведении и, возможно, даже быть осознанными.

Независимо от того, каким термином пользуются психологи, они раз­личают три формы проявления человеческой активности: инстинктивную, навыки и разумную. Такая психологическая классификация форм деятель­ности полезна и в описании политики.

Инстинкты — это врожденные модели поведения, определенные биологически и задающие направление энергии поведения. Среди психологов пока нет согласия в вопросе о границах дей­ствия инстинктов у человека, но общепризнанным сегодня является поло­жение о том, что значительное число форм поведения имеет инстинктив­ной характер. Одни ученые насчитывают несколько десятков подобных ин­стинктов, другие — даже тысячи. Набор инстинктов включает как все автоматизмы (в поведении человека (дыхание, ходьба и пр.), так и более сложные врожденные потребности (са­мосохранение, продолжение рода, любознательность и множество других).

В политике выражаются все человеческие инстинкты — от агрессив­ности до жадности и от солидарности до самосохранения. Собственно ин­стинктивная основа политического поведения указывает прежде всего на направленность энергии тех или иных поступков, которые далеко не всегда осознаны самим человеком.

Инстинкт самосохранения толкает политиков на борьбу за власть и объясняет некоторые нерациональные с точки зрения здравого смысла по­купки. Специалисты до сих пор спорят о причинах жестокости таких де­ятелей, как А. Гитлер или И.В. Сталин. Рассматривая личность Сталина, некоторые политпсихологи приходят к выводу, что именно его потребность оградить свою травмированную самооценку от любых сравнений с избранным им с юности образцом (В.И. Лениным) побуждала его избавляться от конкурентов, выдвигать грандиозные проекты по переустрой­ству страны и т.п.

Как отмечал Р. Такер в своей работе «Сталин: путь к власти 1879-1929. история и личность», Сталин действительно был поглощен идеей захвата и упрочения вла­сти, но цель, к которой он стремился, была более амбициозной, и в конечном счете власть была лишь необходимым средством достижения этой цели. Цель жизни Сталина сводилась к тому, чтобы стать преемником Ленина и быть признанным в качестве второго Ленина российского коммунистического движения, вождя, обладающего высшими талантами, под руководством которого совершаются новые подвиги, сравнимые по историческому значению с большевистской революцией 1917 г. В Советском Союзе в 30-е годы получило широкое распространение изображение профиля Сталина на фоне профиля Ленина, подпись к которому гласила «Сталин — это Ленин наших дней». И Сталин верил в эти слова.

Жестокость, насилие, агрессия — тоже инстинктивные виды пове­дения. Одни авторы полагают, что они являются врожденными. Другие видят в них результат научения. Третьи исходят из представления об аг­рессии как реакции на фрустрацию (лат. frustratio — обман, неудача; пси­хологическое состояние, возникающее при разочаровании, неосуществ­лении значимой для человека цели, потребности). Однако помимо агрес­сии фрустрация вызывает и иные инстинктивные ответы: апатию, регрессию, подчинение и избегание. В политике все эти проявления трак­туются как реакция на некоторые события или обстоятельства, в которых действуют субъекты поведения.

Так, Э. Фромм в работе «Анатомия человеческой деструктивности» отмечал, что победа революционеров придала деструктивности Гитлера окон­чательную и бесповоротную форму. Революция посягала на него самого, на все его ценности и тщеславные мечты. Он отождествлял себя самого с Германией. Он чувствовал себя еще более унижен­ным оттого, что среди участников мюнхенского путча были евреи, в которых он уже много лет видел своих заклятых врагов и которые теперь вынуждали его с горечью наблюдать за крушением его на­ционалистических, мелкобуржуазных идеалов. От ощущения столь страшного унижения можно было избавиться лишь путем физичес­кого уничтожения всех тех, кого он считал виноватыми... Неудачи Гитлера обострялись постепенно... Каждый провал наносил его нарциссизму еще более глубокую рану, еще более глубокое унижение; и в той же степени, в какой росли ею неудачи, усиливались & мстительные фантазии, слепая ненависть и некрофилия, корни ко­торых следует искать в его злокачественном инцестуозном комплексе. Когда началась война, казалось, пришел конец его неудачам. Но это было не так, его ждало новое унижение: разгром немецких армий и победа революционеров. На этот раз у Гитлера была возможность отождествить свое личное унижение и поражение с поражением и унижением всего общества, нации в целом: это помогло ему забыть свой личный провал. На этот раз не он был разбит и унижен, а Германия. Когда он мстил и спасал Германию, он мстил за себя самого; смывая позор Германии, он смывал и свой собствен­ный позор.

Основные усилия другого представителя данного направления Г. Лассуэлла были направлены на разработку проблем функционального подхода к политике (напр., большое распространение получила предложенная Лассуэллом схема анализа принятия политических решений); использует методы социальной психологии, психоанализа и психиатрии в изучении политического поведения и пропаганды; выявляет роль массовых коммуникаций в оформлении, распространении и воспроизводстве символики политической власти.
Лассуэлл одним из первых исследует проблему количественного контент-анализа политической (в т. ч. и массовой) коммуникации.

Согласно Лассуэллу, все науки являются политическими, поскольку они позволяют понять процесс осуществления политики или поставляют данные, необходимые для принятия рациональных политических решений. Политическую науку в широком смысле следует рассматривать как орган самопознания и самосовершенствования человечества в процессе общекосмической эволюции.
На современном этапе человеческой истории, когда под действием технологических революций резко возрастает взаимозависимость всех форм общественной жизни и в результате освоения космического пространства человечество соотносит себя с миром в целом, начиная на практике относиться к себе как к единому организму, первоочередное значение, по Лассуэллу, приобретает создание международного правового порядка, способного служить утверждению человеческого достоинства.

Лассуэлл подчеркивает ключевое значение понимания общения людей как «открытого форума для постоянного обсуждения вопросов взаимной терпимости и доступа к основным ценностям жизни». В этой связи новое звучание приобретают традиционные для него исследования «элит» и «гарнизонного государства» (понятие введено в 1937 г.). Выявляя «властвующие (правящие) элиты» (т. е. политически наиболее влиятельные группы общества), Лассуэлл указывает на опасность утверждения в современном мире господства идеи «гарнизонного государства», т. е. общества, наиболее мощной группой которого являются специалисты по осуществлению насилия, использующие современные технические возможности осуществления власти.

Противоположностью «гарнизонного государства» является общество, в котором ведущая роль принадлежит деловым кругам; промежуточные формы – «государство, управляемое аппаратом партийной пропаганды»; «государство партийной бюрократии»; различные сочетания монополий партийной и рыночной власти.

Важным объектом изучения политической психологии является солидарность — инстинктивное поведение людей, которые способ­ны не только соперничать, но и сотрудничать друг с другом. В основе соли­дарности в политике лежит самоотождествление человека с определенной группой, партией, нацией, позволяющее объединить усилия членов этих сообществ для достижения единых целей и интересов.

Классические разновидности солидарности — различные акции протеста, принятые в поддержку своих товарищей, когда, напри­мер, работники отрасли объявляют готовность к забастовке, чтобы поддержать то предприятие, которое находится в конфликте с ад­министрацией.

В целом инстинкты охватывают все бессознательные, иррациональ­ные, чувственные формы политического поведения, как отдельного инди­вида, так и организованных групп, стихийные выступления масс.

Вторая форма поведения — навыки. В отличие от врожденных ин­стинктов большая часть типов человеческого поведения является результа­том прижизненного научения. Соответствующих политических навыков требует поведение государственного деятеля и обычного избирателя, партий­ного чиновника и участника общественного движения. Навыки — это оп­ределенные умения, которые требуются для выполнения своих ролей и фун­кций любым участником политического процесса; привычки, образующие­ся у граждан в конкретной политической культуре; стереотипы как следствия повторения неких политических действий и, помимо всего прочего, упрощающие принятие решений.

Политические умения и компетентность предполагают, что гражданин знает, что именно он должен делать в своей политической роли и как добиться желаемого им результата.

Распространена точка зрения, согласно которой рядовые граждане, воспитанные в условиях авторитаризма, не имеют навыков демокра­тического участия. Это предположение — основа многих объяснений неэффективности реформ и сложностей переходного период. Однако такое мнение не всегда соответствует политико-психологическим данным.

Конечно, старые навыки, позволявшие адаптироваться к прежней политической системе, не способны в любой момент помогать действовать в новых ситуациях и справляться с очередными проблемами. Здесь исследователи сталкиваются с некоторыми парадоксами. Так, раньше населению социалистических стран был привит стой­кий политический навык участия в выборах; более того, число голо­сующих превышало 90% избирательного корпуса, независимо оттого насколько сам факт голосования влиял на принятие государствен­ных решений. С началом демократизации наблюдается снижение числа участвующих в голосовании. Если в выборах в Верховный Совет СССР в 1989 г. приняли участие 90% граждан, то в парламен­тских выборах 1993 и 1995 гг. в РФ — только чуть больше половины избирателей. Если в 1990 г. на выборы в республиканские и местные органы власти пришли около 80% голосующих, то в конце этого де­сятилетия явка избирателей была столь низкой, что во многих случа­ях даже не был преодолен порог в 25%.

Одновременно с утратой одних политических навыков граждане посткоммунистических стран приобрели другие. Электоральное по­ведение становится хотя и менее массовым (можно, видимо, гово­рить об утрате подобного навыка у большого числа граждан), но зато повысилась компетентность голосующих. В отличие от начала 90-х гг. на их исходе люди меньше ориентируются на личные сим­патии и больше на то, какие политические позиции выражают кан­дидаты, какими профессиональными и деловыми свойствами они - обладают. Появились качественно новые политические навыки, ко­торые были приобретены в забастовках, голодовках, несанкциони­рованных захватах общественных зданий, пикетах и многих других формах поведения.

Компетентность в политическом поведении становится все более необ­ходимой по мере усложнения самих его форм. Лидер должен быть гораздо компетентнее, чем рядовой исполнитель той или иной политической роли. Например, вопрос о сменяемости лидеров как условии соблюдения принципов демократии продолжает оставаться спорным. Понятно, что уход вместе президентом всей его администрации, замененной новыми, менее опытными политиками, снижает уровень компетентности в управлении государственным организмом. Но практика показывает, что и бессменное руководство таит свои опасности, среди которых главная — застой в обществе.

Все государства заинтересованы в том, чтобы население обладало определенным набором навыков, для чего создаются специальные, отвечающие за политическое просвещение и тренировку в исполнении ряда политических ролей. Так, лидеры подбираются из тех граждан, кото­рые получили опыт общественной и собственно политической деятельнос­ти в молодежных и иных организациях. В ряде стран существует система обучения уже избранных парламентариев. В других государствах для того, что­бы стать кандидатом в депутаты, нужно предварительно обрести знания и навыки, необходимые для законотворческой деятельности. Не случайно среди парламентариев много юристов, людей с учеными степенями в обла­сти социальных и политических наук.

Разумные действия — третью форму поведения в политике — пони­мают неодинаково. Одним из критериев разумности может быть эффектив­ность (соотнесение цели с результатом); другим — степень осознанности политических действий; третьим — соответствие высшим ценностям, по­ставленным во главу угла проводимой политики. Но как бы ни оценивался этот вид политического поведения, главной характеристикой, отличающей его от двух предыдущих, является выраженное целеполагание.

Для обеспечения политическому процессу целенаправленного харак­тера, объединяющего разных его участников, применяются различные сред­ства. В первую очередь эту задачу решают всевозможные программы, иде­ологические схемы, доктрины, концепции конкретных акций, кампаний. Особое значение для политического поведения и индивидуального и кол­лективного актора имеет идеология как концентрированное и систематизи­рованное выражение целей и ценностей в политике. Тем не менее, поведе­ние никогда полностью не совпадает с обозначенными в доктринах ориен­тирами. Исследования массового политического поведения показывают, что в раз- ных странах только незначительное количество людей в своих поступ­ках руководствуется идеологическими соображениями. Американский по-литпсихолог Конверс полагает, что число таких граждан колеблется в пре­делах от 10 до 25%.

В бывших социалистических странах долгое время идеологические формулы организованно и системно внедрялись в сознание населе­ния. В переходный период эти схемы активно разрушались новыми властями, которые видели в них препятствие для реформирования политической системы. Но никто из реформаторов в таких государ­ствах не построил вместо разрушенного новой эффективной моде­ли, которая отличалась бы устойчивостью и целостностью. В мему­арах тех, кто инициировал реформы, нет фактов, подтверждающих, что преобразования были начаты по какому-то плану, теоретической схеме, не говоря уже об их идеологическом обеспечении.

Поиск по сайту: