И ЮНОШЕЙ

<...> Представляется важным в качестве иллюстрации из­ученных отклонений в структуре самосознания и ценностных ори­ентации личности привести несколько полученных в результате экспериментальной беседы социально-психологических портретов подростков и юношей (девушек), подвергающихся наркотизации.

Таня М., 1970 г. р., студентка I курса сельскохозяйственного института. Обратилась в мае 1987 года в кабинет анонимного ле­чения Амурского областного наркологического диспансера с жа­лобами на появившуюся психологическую зависимость от транк­вилизаторов. Начала употреблять транквилизаторы весной 1984 го­да, когда мать и отчим были госпитализированы в терапевтическое отделение по поводу заболеваний внутренних органов и девочка осталась с младшим братом и бабушкой, требовавшими ухода. Тяжело переживала болезнь родных, много времени тратила на домашние дела, подготовку к занятиям в школе. Постепенно по­явились раздражительность, вспыльчивость, сменяемые слабостью и апатией. В детстве неоднократно видела, как мать и отчим при­нимали транквилизаторы с целью снятия эмоционального напря­жения, и решила попробовать, помогут ли они ей. После прие­ма <...> тазепама развилось состояние наркотического опьяне­ния <„.> Завершилось наркотическое опьянение сном. С целью вызвать у себя наркотическое опьянение употребляла тазепам, постепенно увеличивая дозу, ежедневно в течение четырех меся­цев, а после возвращения из больницы родителей — еще около шести месяцев <...> В августе 1984 года в компании сверстни-

ков выпила <...> заваренного как кофе гашиша. В состоянии гашишного опьянения возникли микрооптические зрительные гал­люцинации в виде бегавших по стене маленьких фигурок людей: «Как будто в кинотеатре на экране. Похоже на мультфильм». Ис­пугалась и больше гашиш не употребляла. В мае 1985 года пере­стала употреблять тазепам: «Боялась, что мама рано или поздно заметит, да и спокойная обстановка была дома, в школе. Не было желания пить таблетки». В марте 1987 года поссорилась с моло­дым человеком, к которому испытывала сильную привязанность. Вновь, как и в 1984 году, появились раздражительность, вспыль­чивость, сменяемые слабостью и апатией. Вместо того чтобы по­пытаться найти выход из сложившейся критической ситуации, ста­ла ежедневно употреблять транквилизаторы с целью достижения наркотического опьянения, во время которого представляла себе встречу со своим любимым, мысленно беседовала с ним, находи­ла пути к примирению. После выхода из состояния наркотического опьянения чувствовала небольшую слабость, сонливость <...> Почувствовав, что появляется тяга к употреблению транквилиза­торов, решила обратиться в наркологический диспансер.

При исследовании структуры самосознания и ценностных ориен­тации личности Тани М. обращает внимание негативное отноше­ние к своему имени, имевшее место в пятилетнем возрасте и прослеживаемое в настоящее время: «Нравилось имя Марина — оно розового цвета». Сейчас смирилась с именем Таня, но боль­ше нравится прозвище, которое дали друзья детства: «Маль-вина». «Я была всегда сама по себе. Отдельно. Как Маль-вина, которая жила одна в лесу, убежав из кукольного теат­ра Карабаса-Барабаса». Негативно настроена по отношению к своей внешности: «Мне моя внешность не нравится — не клас­сические черты лица». Воспринимает себя как «плохого челове­ка». Это мнение о себе сформировалось на основе ощущаемого ею отчуждения от сверстников и взрослых: «Я скорее плохая, по­тому что я не как все: не могу с ними долго разговаривать, смеяться. Я себя чужой чувствую в любой компании». О сверст­никах говорит, что «они все скрытные и отчужденные друг от друга». Испытывает чувство неудовлетворенности своими отно­шениями со сверстниками: «Мы не понимаем друг друга. Мне хо­чется жить такой же жизнью, как они». Если в детстве было стрем­ление быть «лучше других», то в настоящее время хочет быть «как все».

Ориентация на идентификацию со «значимым другим» харак­теризуется имевшейся в детском возрасте ориентацией на «идеаль­ный», оторванный от реалий жизни образ Зои Космодемьянской. В настоящее время не может назвать человека, на которого хо­тела бы быть похожей. Единственными близкими людьми счи­тает мать и младшего брата: «Потому что они родные». К отчи­му относится хорошо, но говорит о нем, как о чужом для себя человеке. Отца не помнит (он умер, когда девочке было 3 года). Уверена, что родные ее любят. Ссору со своим другом пережи-

вает так болезненно из-за того, что он был единственным сверст­ником, с которым чувствовала себя более или менее свободно. Перечисляя свои заветные желания, говорит: «Хочу, чтобы мама и отец не болели и чтобы я помирилась со своим другом».

Являются депривированными притязания на социальное при­знание. Отмечает, что родные ни в детстве, ни в подростковом воз­расте, ни в настоящее время ее не хвалили и не хвалят. Внима­ние всегда акцентировалось на недостатках. Крайне редко и ску­по отмечались успехи в школе, помощь дома. Все это принималось как должное, зато каждая неудача вела к наказанию, начиная от устного «выговора» и кончая запрещением прогулок, встреч с друзьями, просмотра телепрограмм. Убеждена, что не пользу­ется авторитетом ни у взрослых, ни у сверстников. Уверена в том, что ее труд никому не нужен и что она сама, как человек, никому не интересна. Считает себя несчастной в настоящем, не видит вокруг «ничего хорошего»: «Все одно и то же каждый день. Ни­какого просвета». Не представляет своей жизни в будущем: «Я всю жизнь мечтала стать врачом, а родители настояли, чтобы я по­ступила в сельхозинститут. Не знаю, для чего я живу. Не верю, что буду счастлива». Заявляет, что единственное, что она может делать для других и себя,— это учиться, а на вопрос: «Зачем?»— отвечает: «Не знаю. Все говорят, что надо хорошо учиться, вот я и стараюсь. У меня нет ни профессии, ни прав. Все за меня ре­шают родители. Я очень сильно от них завишу и материально и морально». Планы на будущее отсутствуют: «Я живу только се­годняшним днем да воспоминаниями о детстве. В детстве я была счастливой и веселой». Выхода из создавшейся жизненной ситуа­ции не видит.

Сергей И., 1970 г. р., ученик электромеханика. Состоит на уче­те в Амурском областном наркологическом диспансере в связи со злоупотреблением гашишем и алкоголем. Живет вдвоем с ма­терью. Отец погиб в автокатастрофе, когда мальчику было 9 лет. Гашиш употребляет с 1984 года <...>

Внешне уверен в себе, собран, безапелляционен в суждениях. Резко выражена отчужденность как от взрослых, так и от свер­стников: «Мне никто не нужен. Я все решаю сам, чтобы потом никого не винить в неудачах». В качестве «значимого другого» приводит «Рембо»: «Я увидел его и понял, на кого хочу быть по­хожим». Больше всего ценит в людях «силу и чтобы своя голова была». Заявляет, что окружающие озабочены только одним: «По­больше урвать от жизни», но тщательно это скрывают. Единствен­ным близким человеком считает мать: «Она меня любит, хотя и не понимает». Первым из трех заветных желаний указал: «Хочу, чтобы отец был жив».

Притязания на социальное признание депривированы: «С дет­ских лет все считали меня плохим. Только и делали, что искали, за что отругать. И сейчас со мной никто серьезно не считается. Я не пользуюсь авторитетом, да он мне и не нужен». О своей жиз­ни в настоящее время говорит, что «никак не живет», а в буду-

щем намерен иметь «машину, любовницу и дачу»: «Только для этого и стоит жить. Остальное — вранье. У нас человек челове­ку— волк». Уверен, что его труд никому не нужен: «Работаю, чтобы норму сделать. Норма нужна, план, а не мой труд». Планы на будущее неопределенны: «Мать хочет, чтобы я поступал в мед­институт. Она по специальности врач. Мне все равно. Хочет — поступлю».

Павел Г., 1970 г. р., учащийся I курса СПТУ № 1 <...> Со­стоит на учете в наркологическом диспансере в связи со злоупо­треблением транквилизатором и гашишем <...>

При исследовании структуры самосознания и ценностных ори­ентации личности выявляется негативное отношение к своему име­ни: «С 12 лет не нравится. Не хочу, чтобы у детей было отчество «Павлович» или «Павловна». Некрасиво звучит». В этом же воз­расте получил от сверстников прозвище «Угрюмый»: «Я не люб­лю смеяться, веселиться». В образе «идеального Я» преобладают ориентации на нормализацию межличностных отношений, в ча­стности, в образе «хорошего человека» выделяет доброту как ос­новное качество, а о «хорошем парне» говорит, что это тот, «ко­торый тебя понимает». Отчужденность от окружающих сверстни­ков и взрослых выявляется и при анализе других структурных звеньев самосознания и ценностных ориентации личности. Заяв­ляет, что не имеет «никаких достоинств». Ни в детстве, ни позже не встречал человека, на которого бы хотел быть похожим. Не испытывает чувства привязанности, любви даже к родителям: «Уважаю их немного: все-таки вырастили меня». Депривированы ориентации на социальное признание. Говорит, что «взрослые лгут и не считают меня за человека. Я часто просто не хочу с ними встречаться». Предпочитает общаться со сверстниками, но и в их кругу чувствует себя чужим. Авторитетом в кругу сверстников не пользуется. Ориентация на труд и познание отсутствует. Не хочет служить в рядах Советской Армии, считая это «пустой тра­той времени»: «Скучно там». Единственное, что делает, незави­симо от того, заставляют его или нет, это, по его словам, прогул­ки в парке, посещение кино. Из трех ведущих видов деятельно­сти выделяет игру как «деятельность, доставляющую наибольшее удовольствие». Не чувствует, что его труд хоть кому-нибудь ну­жен. Заявляет, что в жизни от него ничего не зависит, что ничего не может сделать ни для других, ни для себя. Говорит, что несча­стлив в настоящем, и не верит, что будет счастлив в будущем: «Я не знаю, чем буду заниматься. Профессии, которая бы нра­вилась, нет».

Выводы

Результаты исследования отклонений в структуре самосозна­ния и ценностных ориентации личности подвергающихся нарко­тизации подростков и юношей (девушек) позволяют сделать сле­дующие выводы:

1. Наркотизации сопутствуют отклонения в развитии таких ба­зовых ценностных ориентации, как ориентации на социальную

продуктивность, жизненную перспективу, самостоятельность и творчество.

2. У подростков и юношей, подвергающихся наркотизации, в
отличие от сверстников, не употребляющих наркотики, преобла­
дают ориентации не на идентификацию со сверстниками, а на
идентификацию с близкими родственниками, чаще всего с ма­
терью.

3. Наркотизации сопутствует выраженное отчуждение подро­
стков и юношей (девушек) от сверстников и взрослых. Преобла­
дание ориентации на внутрисемейные отношения в этой связи но­
сит, видимо, компенсаторный характер.

4. У всех обследованных, подвергающихся наркотизации, в
процессе формирования структуры самосознания и ценностных
ориентации был, в большей или меньшей степени, нарушен про­
цесс самоидентификации.

5. Сочетание депривации притязаний на социальное призна­
ние с наркотизацией говорит о важности реализации притязаний
на социальное признание личности для профилактики распрост­
ранения в молодежной среде употребления наркотических ве­
ществ.

Результаты исследования создают основу для дальнейшего изу­чения отклонений в структуре самосознания и ценностных ориен­тации личности подвергающихся наркотизации подростков и юношей.

Особенности развития лично­сти ребенка, лишенного роди­тельского попечительства. Де­ти с отклоняющимся поведе­нием/Под ред. В. С. Мухи­ной.—М., 1989,—С. 121—134.

ЮФЕРЕВА Татьяна Игоревна — кандидат психологических наук, старший научный сотрудник лаборатории психологической службы в школе НИИ общей и педагогической психологии АПН СССР.

Соч.: Публикации в периодической печати.

Поиск по сайту: