Как оценивать нанесенный ущерб? Исследование младенцев

и младших детей

Многие источники свидетельствуют о том, что лишение ребен­ка материнской любви в раннем возрасте имеет далеко идущие последствия для умственного и личностного развития. Эти ис­точники можно разделить на три основных класса:

1.Прямые исследования: непосредственные наблюдения пси­
хического здоровья и развития детей в приютах, больницах, до­
мах ребенка.

2. Ретроспективные исследования: изучение истории детства
тех юношей и взрослых, которые в настоящее время страдают пси­
хологическими недугами.

3. Лонгитюдные исследования: продолжительные исследова­
ния детей, в ранние годы страдавших от депривации, направлен­
ные на диагностику состояния их психики.

Поразительно то, что все эти исследования во многом подтвер­ждают и дополняют друг друга. Хотя выполнены они людьми раз­ных национальностей, разных профессий, часто незнакомых между собой и не имеющих ни малейшего представления о результа­тах и выводах друг друга. Несмотря на то что каждому отдель­ному вкладу недостает полноты, научной достоверности или точ­ности, все они прекрасно соответствуют общей картине. В науке ничто не имеет большего значения, чем это. Разногласий мало—• только три лонгитюдных исследования, на которых мы остано­вимся позже.

Наиболее многочисленны прямые исследования. Они ясно по­казали, что лишение материнской заботы почти всегда ведет к задержке развития ребенка — физического, интеллектуального, социального, могут появиться симптомы физических и психических болезней. Такие сведения обеспокоивают, но некоторые скептики задаются вопросом, насколько длительна такая задержка и нель­зя ли легко вылечить подобные недуги. Ретроспективные и лонги-тюдные исследования показали, что такой оптимизм далеко не всегда оправдан, что детям наносится большой урон на всю жизнь. Такое безрадостное заключение теперь уже следует считать до­казанным.

До сих пор, однако, мало что известно о некоторых важных аспектах этого вопроса. Например, совершенно не ясно, почему одни дети страдают, другие нет. Может быть, здесь свою роль

Ц44

играет наследственность, но перед тем как приступить к всевоз­можным интерпретациям, важно рассмотреть, что мы знаем о влиянии возраста ребенка, продолжительности депривации и осо­бенно ее степени; каждый из этих трех факторов представляется нам жизненно важным.

Мы рассмотрим все три класса исследований с особым вни­манием к этим трем факторам — возрасту, в котором ребенок ли­шается материнской заботы; продолжительности этого лишения; его полноты. Проводимые большим числом специалистов прямые исследования маленьких детей, полностью лишенных материн­ского ухода, показали, что может быть нарушено физическое, ум­ственное, эмоциональное, социальное развитие ребенка. Все дети до семи лет находятся под угрозой отклонений, некоторые болез­ненные проявления ясно различимы уже в первые недели жизни.

Большое число исследований подробно изучало влияние ли­шения матери в приютах. Результаты этих работ слишком объем­ны, чтобы приводить их здесь, однако во всех исследованиях бы­ло показано, что нездоровые проявления разлучения с матерью появляются с нескольких недель жизни. Подобные свидетельст­ва со стороны многих авторитетов не оставляют сомнения в том, что развитие младенца в приюте почти с самого начала жизни ниже нормы. Среди прочих симптомов можно отметить, что де-привированный ребенок чаще всего неспособен улыбаться при виде человеческого лица, он может не ответить на «воркование» взрослого, может иметь плохой аппетит и, несмотря на правиль­ное питание, будет плохо набирать вес, он может плохо спать и не проявлять инициативы.

Тщательное изучение детского лепета и плача показало, что приютские дети с рождения и до шести месяцев всегда менее «раз­говорчивые», чем их сверстники из семей; различие очевидно еще до двухмесячного возраста. Такого рода отставание — самое ха­рактерное отклонение приютских детей всех возрастов. Были раз­работаны тесты для диагностики маленьких детей (подобные те­стам интеллекта для старших детей). Таким образом может быть сравнимо развитие детей, живущих в разных условиях. Эти те­сты были апробированы на нескольких группах американских де­тей. Была группа из шестидесяти одного ребенка, набранная из городских домов, не выделяемых ни по какому признаку; двад­цать три ребенка, чьи родители имели специальность; одиннад­цать из семей крестьян; шестьдесят девять детей от матерей-оди­ночек. Всем им на время первого тестирования было от одного до четырех месяцев.

На этой стадии группа «специалистов» была наиболее разви­той, за ними шли «неотобранная» городская группа, затем дети крестьян и «незаконные» младенцы. Их вновь тестировали восемь месяцев спустя. Это время все группы, кроме «неотобранной», провели со своими матерями; городская группа находилась в пансионате. Тестирование показало сходное с прежним соотноше­ние развития всех групп, находившихся с матерями (хотя «спе-

10 Заказ № 1290

циалисты» уже не так лидировали, а «незаконные» несколько подтянулись), но пансионатские дети отстали от них страшно и были намного ниже нормы своего возраста.

Эти младенцы жили в условиях, особенно плохих с психоло­гической точки зрения — не более одной сиделки на семерых мла­денцев. Их мир был ограничен кроваткой и спальней, что стави­ло их в условия одиночного заключения. Однако многие исследо­вания указывают на то, что задержки могут иметь место и в условиях, совсем не настолько плохих, как эти. Было изучено двад­цать девять детей в возрасте от шести месяцев до двух с полови­ной лет (большинство в возрасте от девяти до пятнадцати меся­цев), все они были усыновлены. Обо всех заботились их приемные матери; у пятнадцати матерей не было других детей, у остальных было еще несколько (до трех). Младенцы, получавшие все мате­ринское внимание, были в среднем впереди в своем развитии, а те, кому приходилось делить его с другими детьми, отставали. В другом исследовании сравнивалось развитие ста двадцати двух детей, восемьдесят три из которых жили в приюте, а тридцать де­вять в приемных домах, но в первые два месяца также живших под опекой общества. Приютские дети жили в помещении, вме­щавшем семьдесят младенцев. Весь персонал состоял из десяти сиделок, днем только две из них постоянно присутствовали в спальне. Все младенцы прошли тестирование в возрасте шести месяцев. У приемных детей результаты были чуть выше средне­го, у приютских — чуть ниже.

Несколько исследований, проведенных в Австрии, Франции, Дании и США, показывают сходную задержку развития на вто­ром и последующих годах жизни. В одном тщательном исследо­вании тридцати детей в возрасте от тридцати четырех до тридца­ти пяти месяцев, половина которых жила в приюте, а другая половина после четырех месяцев в приемных домах, развитие при­емных детей оказалось средним, в то время как приютские дети были на грани психической дефективности. Другой исследователь сравнивал группу из ста тринадцати детей в возрасте от одного до четырех лет, из которых почти все провели свою жизнь в од­ном из двенадцати приютов, с группой детей, живущих дома, но находящихся днем в яслях. Матери этих детей работали, и по­этому обстановка дома часто была очень неудовлетворительной. Но даже несмотря на это среднее развитие детей из семьи было нормальным, в то время как приютские дети отставали в разви­тии. Такое различие было обнаружено на трех возрастных уров­нях— на втором, третьем, четвертом годах жизни.

И хотя все находки показывают одно и то же, их достовер­ность часто подвергается сомнению на основании того, что мно­гие приютские дети были рождены родителями с нездоровой фи­зической и психической наследственностью, что исключительно наследственностью можно объяснить все существующие различия. Те, кто высказывает подобные возражения, по-видимому, не зна­ют, что в большинстве описанных исследований были использова-

ны группы детей из семей и приютов, родители которых принад­лежали к одному социальному классу и обладали сходной наслед­ственностью; дети изучались в одном возрасте, что позволяет проводить сравнения между ними. Единственный надежный ме­тод, позволяющий исключить фактор наследственности, это срав­нение идентичных близнецов. На человеческих близнецах данная проблема не изучалась, но одним психологом был проведен эк­сперимент на близнецах-козлятах. Один из них каждый день изо­лировался от матери, другой нет. Кроме ежедневного эксперимен­тального периода, продолжавшегося сорок минут, оба козленка все время жили и кормились матерью. Во время эксперименталь­ного периода около них периодически зажигался огонь, что, как известно, вызывает тревогу у этих животных. Однако поведение близнецов при этом было совершенно различным. Тот, который все время оставался с матерью, легко и свободно передвигался; периодически изолируемый был «психологически заторможен» и пугливо сидел в углу. В одном из первых экспериментов изоли­руемый близнец перестал сосать свою мать, а поскольку экспери­ментатор не знал этого и не мог вмешаться, козленок умер через несколько дней. Это достаточно полно демонстрирует вред лише­ния матери для молодых млекопитающих и окончательно отвер­гает доводы об обусловленности наблюдаемых явлений наслед­ственностью.

Более того, бесчисленные источники свидетельствуют, что при­чиной всех бед является именно лишение матери. Во-первых, ряд исследований совершенно ясно показал, что чем продолжитель­нее депривация, тем ниже уровень развития ребенка. Во-вторых, экспериментальные данные свидетельствуют о том, что у ребен­ка, даже остающегося в стенах приюта, но получающего от «за­местителя» матери дополнительную заботу, уменьшаются нездо­ровые проявления. Около двадцати лет назад были исследованы две группы двухлетних детей, живших в одном приюте. К детям одной группы почти не проявляли нежности, хотя и заботились о них во всех отношениях. В другой группе к каждому ребенку была приставлена сиделка, так что недостатка в любви и нежно­сти они не испытывали. Через полгода первая группа отставала от второй и в умственном, и в физическом развитии.

Есть, наконец, и данные о видимых изменениях в состоянии ребенка после его воссоединения с матерью. Один специалист го­ворит:

«Поразительна та скорость, с которой исчезают «госпиталь­ные» симптомы после того, как ребенок попадает в хороший дом. Ребенок быстро становится оживленнее и отзывчивее; если у не­го был жар, он проходит в срок от двадцати четырех до семиде­сяти двух часов; очевидны и прибавка в весе, и улучшение цвета лица».

В качестве примера он приводит четырехмесячного мальчика, который два последних месяца провел в больнице и весил мень­ше, чем при рождении. Его состояние было критическим.

Его внешний вид напоминал облик бледного, морщинистого старика. Его дыхание было настолько слабым и поверхностным, что, казалось, оно вот-вот остановится. Через двадцать четыре часа пребывания дома он уже лепетал и улыбался. И хотя в его диете не произошло никаких изменений, он начал быстро наби­рать вес и к концу первого года достиг возрастной нормы. Во всех отношениях это был нормальный ребенок.

Всем очевидны и те трагические изменения в поведении и чув­ствах детей, лишенных матери, и благотворные результаты вос­соединения детей с матерями, однако поражает невнимание к этим вопросам до недавнего времени. Настолько болезненна та агония, в которой пребывают оторванные от матери дети, что, может быть, те, у кого есть о ком заботиться, защищаясь, закры­вают глаза. А в существовании этих бед не может быть никаких сомнений, настолько сходные картины рисуют нам различные ис­следователи.

Уже приводилось описание типичного изолированного ребен­ка — апатичного, несчастного, равнодушного к улыбке или речи взрослого. Состояние ребенка в возрасте от шести до двенадца­ти месяцев было предметом систематического изучения. Для это­го состояния характерна форма депрессии, которой присущи мно­гие характеристики типично взрослой депрессии, наблюдаемой в психиатрических клиниках. Эмоциональный тон характеризуется тревогой и печалью. Ребенок отстраняется от всего, что его ок­ружает, не пытается войти в контакт с незнакомцем, не радуется, если незнакомец к нему.обращается. Активность подавлена, ребе­нок часто инертно сидит или лежит в каком-то поразительном ступоре. Многие плохо спят, аппетит страдает у всех. Все весят меньше нормы и часто заражаются. Общее развитие явно нару­шено.

Можно задаться вопросом,'в каких условиях развиваются по­добные симптомы? В целом это характерно для младенцев, имев­ших до шести — девяти месяцев хорошие отношения с матерями, а затем резко разлученных с ними без предоставления соответст­вующего «заменителя». После диагностики семидесяти пяти де­тей оказалось, что двадцать процентов реагировало на разлучение тяжелой депрессией, двадцать семь процентов — депрессией сред­ней силы, что в целом составляет около пятидесяти процентов. Страдали почти все дети, имевшие близкие любовные отношения с матерью. Это значит, что реакция депрессией на разлуку явля­ется нормой для данного возраста. Тот факт, что большинство детей с тяжелыми отношениями со своими матерями избежали депрессии, говорит о том, что их внутреннее развитие уже было нарушено, их способность к будущей любви уже ослаблена. Не­дуг не разбирал ни пола, ни расы — мальчики и девочки, белые. и цветные, все были поражены им. Хотя при воссоединении идет быстрое выздоровление, нельзя не учитывать возможности откры­тия душевных ран в будущем, поскольку при длительных небла­гоприятных условиях выздоровление затрудняется. Некоторые

исследователи считают, что после трех месяцев депривации проис­ходят качественные изменения и полное выздоровление достига­ется редко, если достигается вообще.

Было замечено, что нарушения в развитии могут быть вызва­ны разлучением даже в более раннем возрасте. Эти нарушения совсем не так трагичны, как у старших детей, и были названы «умеренной депрессией». Но Дальнейшие исследования показали несостоятельность этого термина, поскольку состояние детей не было «умеренным», не могло быть определено и как депрессив­ное в обычном понимании этого термина. Те нарушения, к кото­рым склонны дети от трех до шести месяцев, проявляются не сразу.

Следует подчеркнуть, что можно частично избежать наиболее неблагоприятных последствий, если в первый год о ребенке будет заботиться «заместитель» матери. До недавнего времени многие считали, что забота подобного «заместителя» может иметь пол­ный успех в течение первого года. Однако некоторые исследова­тели теперь уверены, что урон часто приносится сменой матери уже в три месяца. Тем не менее все соглашаются с тем, что та­кая забота хотя и не полностью удовлетворительна, но совершен­но необходима и ее всегда следует предоставлять. На втором и третьем годах жизни эмоциональный отклик на разлуку с ма­терью уже не только сильнее; новую мать часто отвергают, ребе­нок сильно, безутешно горюет в течение дней, недель и даже боль­шего времени без всяких просветов. В это время он находится в состоянии «возбужденного» отчаяния, кричит или стонет. Еда, как и услуги, отвергается. Единственное облегчение приносит сон. После нескольких дней он успокаивается и может впасть в апа­тию. Находясь в этом состоянии, он постепенно начинает прояв­лять больший интерес к незнакомой ему обстановке. Однако в течение нескольких недель или месяцев он может проявлять свое прежнее, младенческое поведение. Он мочится в кровать, мастур­бирует, отказывается говорить и настаивает на том, чтобы его но­сили на руках. Неопытная сиделка может при этом принять его за умственно неполноценного.

Естественно, что реакции детей этого возраста во многом от­личаются друг от друга и не все дети ведут себя описанным на­ми образом; но опять мы видим, что чем интимнее и счастливее были у детей отношения со своими матерями, тем сильнее они страдают. Те дети, которые не имели постоянной матери, не про­являют подобных реакций — результат уже нарушенной эмоцио­нальной жизни. И хотя неопытная сиделка приветствует ребенка, который считает, что один взрослый другого стоит, и критикует «семейного», который бурно реагирует и кажется ей «испорчен­ным», все говорит о том, что бурная реакция нормальна, а апа­тичная покорность — признак нездорового развития.

Те, кто не хочет признавать реальность и серьезность этих от­клонений, часто выражают веру в то, что путем мудрого управ­ления можно их легко избежать. Хотя и требуется продолжение

.149

соответствующих исследований, но есть все основания считать, что очень трудно предотвратить подобные отклонения. Хорошо из­вестно, что дети, находящиеся в госпитале на втором и третьем году жизни, сильно расстраиваются после посещения их родите­лями, а попытки предотвратить это успеха не имеют. Более того, миссис Бурлинхэм и мисс Анна Фрейд, имевшие опыт нескольких лет работы в пансионате для детей в Хэмпстеде во время второй мировой войны и прилагавшие все силы для безболезненного пе­рехода детей из семьи в пансионат, ни в каком отношении не до­бились успеха. В одном из своих ежемесячных докладов они пи­сали:

«...Мы пытались разработать процедуру «стадийного разлуче­ния», чтобы облегчить последствия разлуки для детей. Хотя она оказалась благотворной для детей от трех-четырех лет и старше, мы обнаружили, что очень мало можно сделать для предотвра­щения регрессии (т. е. возврата к более инфантильному поведе­нию) у детей от полутора до двух с половиной лет. Младенцы этого возраста видимым образом никак не реагируют на внезап­ные изменения. Помимо этого они стремятся потерять свои эмо­циональные привязанности, возвращаются к инстинктам, регрес­сируют в поведении».

Они иллюстрируют указанные трудности полным отчетом о поведении мальчика двадцати четырех месяцев. Это был хорошо развитый ребенок, находившийся в прекрасных отношениях с ма­терью. Несмотря на то что за ним присматривала одна сиделка, а мать первую неделю посещала его каждый день, его поведение нарушилось, когда мать сократила свои визиты до двух в неделю, а затем совсем перестала его посещать.

«Он стал апатичным, большую часть времени, сидя в углу, сосал или дремал, а в остальное время был очень агрессивен. Он почти совсем перестал разговаривать. Был грязным, часто мочился, так что приходилось надевать на него подгузник. Сидя у своей тарелки, он ел очень мало, без удовольствия, иной раз размазывал еду по столу. В это время заболела присматривав­шая за ним сиделка, и Бобби, не захотев дружить с кем-либо еще, без сопротивления позволял каждому руководить собой. Несколь­кими днями позже он заболел тонзиллитом и был переведен в лазарет. Там, в спокойной обстановке, он казался уже не таким несчастным. Он спокойно играл, но в целом производил впечат­ление младенца. Он с трудом мог выговорить слово, полностью потерял контроль над мочевым пузырем и кишечником, много сосал. Вернувшись в детскую комнату, он выглядел очень блед­ным и усталым. Возвращение в группу для него, всегда нуждаю­щегося в помощи и покое, было большим несчастьем. Судя по всему, он не узнавал сиделки, которая первое время присматри­вала за ним».

Пагубными могут быть и долговременные мучительные пере­живания, что будет рассмотрено ниже. Немедленный эффект, хо-

тя и не всегда видимый неопытным наблюдателем, также очень обеспокоивает. Он обычно проявляется в следующем: а) враж­дебная реакция на мать при воссоединении с ней, вплоть до от­каза узнавать ее; б) чрезмерная требовательность к матери или ее «заместителю», в которой интенсивное использование матери сопровождается своеволием, острой ревностью, сильными при­падками гнева; в) радостная, но неглубокая привязанность ко всем доступным взрослым; г) апатичный отказ от всех эмоцио­нальных привязанностей, сопровождаемый монотонным раскачи­ванием, иногда ребенок бьется о что-то головой. Эти проявления наблюдались многими детскими специалистами.

Особо следует предупредить об апатичных детях, а также о тех, кто приветственно дружелюбен ко всем без разбора. Люди игнорируют умственное здоровье, скрытое за этими проявления­ми. Обычно такие дети спокойны, послушны, ими легко управ­лять, у них хорошие манеры, они физически здоровы, у многих даже счастливый вид.- Пока они остаются в приюте, нет видимых причин для беспокойства, но когда они его покидают, они пропа­дают. Становится ясно, что их приспособленность была ложной, не была основана на реальном развитии личности. Иногда выра­жается удовлетворение по поводу того, что ребенок совершенно забыл свою мать. Не говоря уже о том, что это обычно не так — ребенок в горе крича вспоминает ее,— действительное забывание очень серьезно, поскольку от этой памяти зависят и устойчивый рост, и расширение взаимоотношений, определяющих будущее психическое здоровье.

Естественно, что реакции детей будут различаться в частно­стях, будут во многом зависеть от условий их жизни. «Замести­тель» матери может превратить группу апатичных или друже­любных без разбора детей в собственников и буйных дикарей. По поводу появления «подставных» матерей в Хэмпстедском пан­сионате говорилось, что дети, прежде хорошо адаптировавшиеся к групповым условиям, внезапно стали нестерпимо требователь­ны и безрассудны. Их ревность и их желание владеть любимым взрослым не имели границ. Это обязательно происходило с теми детьми, у которых прежде были неровные взаимоотношения с ма­терями и отлучение было для них не ново. Чем больше ребенок льнул ко взрослому, тем больше он был уверен, что разлука пов­торится. У детей нарушалась игровая активность, когда они с беспокойством видели, что «их» сиделка покидает комнату по де­лу или уходит домой или когда она вступала в контакт с детьми чужой группы. Например, Тони, трех с половиной лет, не позво­лял сестре Мэри трогать «его» руками других детей. Джим, двух-трех лет, заливался слезами, когда «его» сиделка покидала ком­нату. Ширлей, четырех лет, впадал в глубокую тоску и волновал­ся, когда «его» Марион некоторое время по какой-то причине отсутствовала и т. д. Все эти дети перенесли ряд травматических _l(t. e. болезненных) разлук в своей жизни.

Многие матери, чьи дети были разлучены с ними на недели

или месяцы, могут подтвердить и дополнить подобные наблюде­ния. Иногда при встрече ребенок эмоционально заторможен, не­способен выражать свои чувства, иногда неспособен разговари­вать. Затем постепенно его чувства оттаивают. Рыдания сопро­вождаются (у тех, кто может говорить) упреком: «Зачем ты меня бросила, мама?» С этих пор в течение многих недель или ме­сяцев ребенок не упускает мать из виду, он ребячлив, беспокоен, часто сердится. При умелом обхождении эти беды могут посте­пенно отступить, но не следует забывать о возможных невиди­мых травмах, которые могут впоследствии открываться и привести к нервным заболеваниям. Это реальная угроза подтвержда­ется наблюдением внезапной паники у детей, достигших эмоцио­нального баланса, когда они видят кого-то, кто ассоциируется у них с пережитым разлучением. Если неправильно обходиться с инфантильным и беспокойным ребенком после его возвращения домой, у него развивается злобное отношение к матери. Если на­казывать за плохое поведение, это обернется еще большим инфан­тилизмом, большей требовательностью и вспыльчивостью. Таким образом развивается неустойчивая невротичная личность, неспо­собная прийти к соглашению ни с самим собой, ни с миром, осо­бенно неспособная любить других людей и терпимо к ним отно­ситься.

Такой перечень отклонений почти всегда меньше выражен у детей, не относящихся ни к «отшельникам», ни к поверхностным дружелюбцам. У названных же детей подобные реакции, вероят­но, являются результатом частых или продолжительных разлу­чений, имевших место до двух с половиной лет и проходивших без «подставной» матери. Эти реакции являются и предшествен­никами тяжелых личностных нарушений (называемых психопати­ческими).

Можно задаться вопросом: в каком возрасте ребенку уже не наносит вреда недостаток материнской ласки? Все, кто изучал этот вопрос, соглашаются на том, что в возрасте от трех до пя­ти лет степень риска еще высока, однако намного меньше, чем прежде. В этот период дети уже не живут исключительно в при­сутствии матери и могут смутно представлять себе время ее воз­вращения, что совершенно недоступно большинству детей до трех лет. Более того, способность разговаривать предоставляет воз­можность простых объяснений, и ребенок лучше понимает мать-заместителя. Таким образом, можно сказать, что в этот возраст­ной период благоразумным и внимательным отношением можно сильно смягчить болезненные проявления, в то время как отсут­ствие такого обхождения зачастую ведет к очень тяжелым послед­ствиям, сравнимым с последствиями для возраста от одного до трех лет.

После пяти лет риск отклонений уменьшается еще больше, хотя не может быть сомнений в том, что большая часть детей от пяти и до семи-восьми лет неспособна удовлетворительным об­разом приспособиться к разлуке, особенно если она внезапна.

Яркая картина бедствия шестилетнего мальчика, на три года «за­ключенного» в больницу, была нарисована уже взрослым пациен­том. Он говорил, что «отчаянная тоска по дому и страдания пер­вых недель привели к безразличию и скуке в последующие месяцы». Он описал свою страстную привязанность к сестре-хозяй­ке, которая компенсировала потерю дома. Но вернувшись, он почувствовал себя не в своей тарелке, пришельцем. «В конце концов, эта скука вновь увела меня из дома... но второй матери уже не встретилось на моем пути, да я уже и не был способен создавать прочные узы... мои реакции были преувеличены, часто ничем не обусловлены, я стал чрезвычайно угрюм и подавлен... я также стал и агрессивен». После этого самоописания, уже впо­следствии поняв самого себя, он пишет: «Я еще агрессивен... Аг­рессия, к сожалению, принимает форму необычайной нетерпимо­сти к людям, по отношению к которым я сам был неправ, и угро­жает, следовательно, моей связи с детством». Возможно, что наи­худшим последствием депривации является трудность лишенных матери детей самим стать хорошими родителями.

Подтверждением этой картины является ряд ценных клиниче­ских случаев — несколько десятков детей, у которых невротиче­ские симптомы или развились, или усугубились разлучением с матерью; большинство переносило разлуку в больнице. Половине детей при расставании с матерью было не более трех лет, ос­тальным не более восьми. Многие из второй группы могли ясно описать свои переживания. Обычно они беспокоились, что не вер­нутся домой, что их за капризы куда-нибудь ушлют. Так, маль­чик семи с половиной лет, три раза побывавший в больнице, ска­зал о своем возвращении домой через три с половиной года: «Я думал, что никогда не попаду домой, поскольку мне было толь­ко шесть лет. Сестра говорила, что меня собираются выкинуть, что я никогда не вернусь домой снова». Другой ребенок, девочка без малого семи лет, отправляемая с лихорадкой в трехлетнем возрасте в больницу, воскликнула: «Не посылайте меня, я буду хорошей девочкой!» Возвратясь домой, она была очень спокойна и большую часть времени сидела в углу. Хотя она никогда не го­ворила о своих переживаниях, она играла в детально разработан­ные «больничные» игры со своими куклами, в которых наказани­ем за капризность была высылка в больницу.

Обзор сообщений об эвакуациях в возрасте от пяти до шест­надцати лет, проводимых в последней войне, вполне подтвержда­ет все вышесказанное,— что дети этого возраста еще эмоциональ­но не самостоятельны. Учителя говорили о господствующей у них тоске по дому, об ухудшении их внимания на занятиях. Учаща­лись ночные мочеиспускания, симптомы неврозов и случаи про­ступков. Хотя у многих эти проявления проходили без серьезных последствий, у других они оставались и по возвращении домой.

Поскольку есть все основания считать, что все дети до трех лет, большинство от трех до пяти страдают от депривации, в то время как из детей от пяти до семи лет от нее, вероятно, страда-

ет меньшинство, встает вопрос: почему одни страдают, другие нет? В противоположность младшей группе те дети этого возра­ста, которые имели хороших матерей, лучше переносят разлуку. Счастливый ребенок, уверенный в материнской любви, не стано­вится невыносимо тревожным; обеспокоенный ребенок, сомнева­ющийся в добрых чувствах матери, часто неправильно понимает события. Более того, эти неверные истолкования могут тлеть скры­то от всех, даже от самого ребенка. Вера, что его услали за кап­ризность, ведет к беспокойству и ненависти, а это, в свою оче­редь, к порочным отношениям с родителями. Таким образом, де­тям от ^пяти до восьми лет, уже склонным к эмоциональным расстройствам, можно разлучением сделать ее хуже, в то время как спокойные дети этого возраста переносят ее почти без ущер­ба. Но все же в обоих группах многое будет зависеть от того, как ребенка подготовят к разлуке, как с ним будут обращаться, как по возвращении встретит его мать,

Boulby D. Child care and the growth of love//Abridged and edited by Frym.— London and Tonbrige, 1957. (Перевод А. А. Хвостова.)

ПРОВАНС Салли (1916—1974}—американский врач-педиатр, доктор медицины. Занималась сравнительным исследованием по­ведения и развития детей в семье и вне семьи.

ЛИПТОН Роза — американский врач-педиатр, доктор медицины.

Поиск по сайту: