 |
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ 1 страница
I
Тысяча девятьсот шестнадцатый год. Октябрь. Ночь. Дождь и ветер.Полесье. Окопы над болотом, поросшим ольхой. Впереди проволочныезаграждения. В окопах холодная слякоть. Меркло блестит мокрый щитнаблюдателя. В землянках редкие огни. У входа в одну из офицерскихземлянок на минуту задержался приземистый офицер; скользя мокрыми пальцамипо застежкам, он торопливо расстегнул шинель, стряхнул с воротника воду,наскоро вытер сапоги о втоптанный в грязь пучок соломы и только тогдатолкнул дверь и, пригибаясь, вошел в землянку. Желтый стяг света, падавшего от маленькой керосиновой лампы, масленоблеснул в лицо пошедшему. С дощатой кровати приподнялся офицер враспахнутой тужурке, провел рукою по всклокоченным седеющим волосам,зевнул: - Дождь? - Идет, - ответил гость и, раздевшись, повесил на гвоздь у входа шинельи обмякшую от влаги фуражку. - У вас тепло. Надышали. - Мы недавно протопили. Скверно то, что выступает подпочвенная вода.Дождь, черти б его нюхали, выживает нас... а? Как вы думаете. Бунчук? Потирая руки, Бунчук сгорбился, сел около печурки на корточки: - Настил положите. В нашей землянке - красота: босым можно ходить. Гдеже Листницкий? - Спит. - Давно? - Вернулся с обхода и лег. - Будить пора? - Валяйте. В шахматы поиграем. Бунчук указательным пальцем смахнул с широких и густых бровей дождевуюсырость, - не поднимая головы, тихонько окликнул: - Евгений Николаевич! - Спит, - вздохнул седоватый офицер. - Евгений Николаевич! - Ну? - Листницкий приподнялся на локте. - В шахматы сыграем? Листницкий свесил ноги, долго растирал розовой мягкой подушечкой ладонипухлую грудь. К концу первой партии пришли офицеры пятой сотни - есаул Калмыков исотник Чубов. - Новость! - еще с порога крикнул Калмыков, - Полк, по всейвероятности, снимут. - Откуда это? - недоверчиво улыбнулся седоватый подъесаул Меркулов. - Не веришь, дядя Петя? - Признаться, нет. - По телефону передал командир батареи. Откуда он знает? Как же, ведьон вчера только из штаба дивизии. - В баньке попариться не плохо бы. Чубов, блаженно улыбаясь, сделал вид, будто хлещет себя по ягодицамвеником. Меркулов засмеялся: - В нашей землянке остается котел лишь поставить: воды хоть отбавляй. - Мокро, мокро, хозяева, - брюзжал Калмыков, оглядывая бревенчатыестены и хлюпкий земляной пол. - Болото под боком. - Благодарите всевышнего, что сидите у болота, как у Христа за пазухой,- вмешался в разговор Бунчук. - На чистом наступают, а мы тут за неделю пообойме расстреливаем. - Лучше наступать, чем гнить здесь заживо. - Не для того держат казаков, дядя Петя, чтобы уничтожать их в атаках.Ты лицемерно наивничаешь. - Для чего же, по-твоему? - Правительство в нужный момент попытается, по старой привычке,опереться на плечо казака. - Ересь несешь. - Калмыков махнул рукой. - Как это - ересь? - А так. - Оставь, Калмыков! Истину нечего опровергать. - Какая уж там истина... - Да ведь это же общеизвестно. Что ты притворяешься? - Внимание, гас-па-да афицеры! - крикнул Чубов и, театральнораскланиваясь, указал на Бунчука: - Хорунжий Бунчук сейчас начнет вещатьпо социал-демократическому соннику. - Петрушку валяете? - ломая глазами взгляд Чубова, усмехнулся Бунчук. -А впрочем, продолжайте - у всякого свое призванье. Я говорю, что мы невидим войны со средины прошлого года. С той поры, как только началасьпозиционная война, казачьи полки порассовали по укромным местам и держатпод спудом до поры до времени. - А потом? - спросил Листницкий, убирая шахматы. - А потом, когда на фронте начнутся волнения, - а это неизбежно: войнаначинает солдатам надоедать, о чем свидетельствует увеличение числадезертиров, - тогда подавлять мятежи, усмирять кинут казаков.Правительство держит казачье войско, как камень на палке. В нужный моментэтим камнем оно попытается проломить череп революции. - Увлекаешься, милейший мой! Предположения твои довольно-таки шатки.Прежде всего, нельзя предрешить ход событий. Откуда ты знаешь о будущихволнениях и прочем? А если мы предположим такую вещь: союзники разбиваютнемцев, война завершается блистательным концом, - тогда какую роль тыотводишь казачеству? - возразил Листницкий. Бунчук скупо улыбнулся. - Что-то не похоже на конец, а тем более блистательный. - Кампанию затянули... - И еще туже затянут, - пообещал Бунчук. - Ты когда из отпуска? - спросил Калмыков. - Позавчера. Бунчук, округляя рот, вытолкнул языком клубочек дыма, бросил окурок. - Где побывал? - В Петрограде. - Ну, каково там? Гремит столица? Э, черт, чего бы не дал, чтобы пожитьтам хоть недельку. - Отрадного мало, - взвешивая слова, заговорил Бунчук. - Не хватаетхлеба. В рабочих районах голод, недовольство, глухой протест. - Благополучно мы не вылезем из этой войны. Как вы думаете, господа? -Меркулов вопрошающе оглядел всех. - Русско-японская война породила революцию тысяча девятьсот пятогогода, - эта война завершится новой революцией. И не только революцией, нои гражданской войной. Листницкий, слушая Бунчука, сделал неопределенный жест, словно пытаясьпрервать хорунжего на полуфразе, потом встал и зашагал по землянке,хмурясь. Он заговорил со сдержанной злобой: - Меня удивляет то обстоятельство, что в среде нашего офицерства естьтакие вот, - жест в сторону ссутулившегося Бунчука, - субъекты. Удивляет -потому, что до сих пор мне не ясно его отношения к родине, к войне...Однажды в разговоре он выразился очень туманно, но все же достаточно яснодля того, чтобы понять, что он стоит за наше поражение в этой войне. Так ятебя понял. Бунчук? - Я - за поражение. - Но почему? По-моему, каких бы ты ни был политических взглядов, ножелать поражения своей родине - это... национальная измена. Это -бесчестье для всякого порядочного человека! - Помните, думская фракция большевиков агитировала противправительства, тем самым содействуя поражению? - вмешался Меркулов. - Ты разделяешь, Бунчук, их точку зрения? - задал вопрос Листницкий. - Если я высказываюсь за поражение, то, следовательно, разделяю, и былобы смешно мне, члену РСДРП, большевику, не разделять точки зрения своейпартийной фракции. Гораздо больше меня удивляет, Евгений Николаевич, чтоты, человек интеллигентный, политически безграмотен... - Я прежде всего преданный монарху солдат. Меня коробит один вид"товарищей социалистов". "Ты прежде всего болван, а потом уж самодовольный солдафон", - подумалБунчук и загасил улыбку. - Нет бога, кроме аллаха... - В военной среде была исключительная обстановка, - словно извиняясь,вставил Меркулов, - мы все как-то в стороне стояли от политики, наша хатас краю. Есаул Калмыков сидел, обминая вислые усы, остро поблескивая горячимимонгольскими глазами. Чубов лежал на кровати и, вслушиваясь в голосаразговаривающих, рассматривал прибитый к стене, пожелтевший от табачногодыма рисунок Меркулова: полуголая женщина, с лицом Магдалины, томительно ипорочно улыбаясь, смотрит на свою обнаженную грудь. Двумя пальцами левойруки она оттягивает коричневый сосок, мизинец настороженно отставлен, подопущенными веками тень и теплый свет зрачков. Чуть вздернутое плечо ееудерживает сползающую рубашку, во впадинах ключиц - мягкий пух света.Столько непринужденного изящества и подлинной правды было в позе женщины,так непередаваемо красочны были тусклые тона, что Чубов, непроизвольноулыбаясь, залюбовался мастерским рисунком, и разговор, достигая слуха, ужене проникал в его сознание. - Вот хорошо-то! - отрываясь от рисунка, воскликнул он, и оченьнекстати, потому что Бунчук только что кончил фразой: -...царизм будет уничтожен, можете быть уверены! Сворачивая папиросу, едва улыбаясь, Листницкий посматривал то наБунчука, то на Чубова. - Бунчук! - окликнул Калмыков. - Подождите, Листницкий!.. Бунчук,слышите?.. Ну хорошо, допустим что эта война превратится в гражданскуювойну... потом что? Ну свергнете вы монархию... какое же, по-вашему,должно быть правление? Власть-то какая? - Власть пролетариата. - Парламент, что ли? - Мелко! - улыбнулся Бунчук. - Что же именно? - Должна быть рабочая диктатура. - Вон ка-ак!.. А интеллигенции, крестьянству какая же роль? - Крестьянство пойдет за нами, часть мыслящей интеллигенции тоже, аостальных... а с остальными мы вот что сделаем... - Бунчук быстрым жестомскрутил в тугой жгут какую-то бумагу, бывшую у него в руках, потряс ею,процедил сквозь зубы: - Вот что сделаем! - Высоко вы летаете... - усмехнулся Листницкий. - Высоко и сядем, - докончил Бунчук. - Соломки надо заранее постелить... - За каким же чертом вы добровольно отправились на фронт и дажевыслужились до офицерского чина? Как это совместить с вашими воззрениями?Уди-витель-но! Человек против войны... хе-хе... против уничтожения своихэтих... классовых братьев - и вдруг... хорунжий! Калмыков, шлепнув ладонями по голенищам сапог, искренне расхохотался. - Сколько вы немецких рабочих извели со своей пулеметной командой? -спросил Листницкий. Бунчук вынул из бокового кармана шинели большой сверток бумаг, долгорылся в нем, стоя спиной к Листницкому, и, подойдя к столу, разгладилширокой жилистой ладонью пожелтевший от старости газетный лист. - Сколько немецких рабочих я перестрелял, - это... вопрос. Ушел-то ядобровольно потому, что все равно и так взяли бы. Думаю, что те знания,которые достал тут, в окопах, пригодятся в будущем... в будущем. Вот тутсказано... И он прочел слова Ленина: - "Возьмем современное войско. Вот - один из хороших образчиковорганизации. И хороша эта организация только потому, что она - _гибка_,умея вместе с тем миллионам людей давать _единую волю_. Сегодня этимиллионы сидят у себя по домам, в разных концах страны. Завтра приказ омобилизации - и они собрались в назначенные пункты. Сегодня они лежат втраншеях, лежат иногда месяцами. Завтра они в другом порядке идут наштурм. Сегодня они проявляют чудеса, прячась от пуль и от шрапнели. Завтраони проявляют чудеса в открытом бою. Сегодня их передовые отряды кладутмины под землей, завтра они передвигаются на десятки верст по указаниямлетчиков над землей. Вот это называется организацией, когда во имя однойцели, одушевленные одной волей, миллионы людей меняют форму своего общенияи своего действия, меняют место и приемы деятельности, меняют орудия иоружия сообразно изменяющимся обстоятельствам и запросам борьбы. То же самое относится к борьбе рабочего класса против буржуазии.Сегодня нет налицо революционной ситуации..." - А что такое "ситуация"? - перебил Чубов. Бунчук пошевелился, как только что оторванный от сна, и, пытаясь понятьвопрос, тер суставом большого пальца шишкастый лоб. - Я спрашиваю, что значит слово "ситуация"? - Понимать - я понимаю, а вот объяснить дельно не умею... - Бунчукулыбнулся ясной, простой, ребяческой улыбкой; странно было видеть ее накрупном угрюмом лице, будто по осеннему, тоскливому от дождей полю прожег,взбрыкивая и играя, светло-серый сосунок-зайчишка. - Ситуация - этоположение, обстановка, что ли, - в этом роде. Так я говорю? Листницкий неопределенно мотнул головой: - Читай дальше. - "Сегодня нет налицо революционной ситуации, нет условий для броженияв массах, для повышения их активности, сегодня тебе дают в рукиизбирательный бюллетень - бери его, умей организоваться для того, чтобыбить им своих врагов, а не для того, чтобы проводить в парламент на теплыеместечки людей, цепляющихся за кресло из боязни тюрьмы. Завтра у тебяотняли избирательный бюллетень, тебе дали в руки ружье и великолепную, попоследнему слову машинной техники оборудованную скорострельную пушку, -бери эти орудия смерти и разрушения, не слушай сентиментальных нытиков,боящихся войны; на свете еще слишком много осталось такого, что _должно_быть уничтожено огнем и железом для освобождения рабочего класса, и, еслив массах нарастает злоба и отчаяние, если налицо революционная ситуация,готовься создать новые организации и пустить _в ход_ столь полезные орудиясмерти и разрушения _против своего_ правительства и _своей_ буржуазии..." Бунчук еще не кончил читать, как в землянку, постучавшись, вошелвахмистр пятой сотни. - Ваш благородье, - обратился он к Калмыкову, - из штаба полкаординарец. Калмыков и Чубов, одевшись, ушли. Меркулов, насвистывая, сел рисовать.Листницкий все так же ходил по землянке, пощипывая усики, что-тообдумывая. Вскоре, распрощавшись, ушел и Бунчук. Он пробирался по залитомугрязью ходу сообщения, придерживая левой рукой воротник, правой запахиваяполы шинели. Ветер струею бил по узкому канальцу хода; цепляясь за уступы,свистал и кружился. Чему-то смутно улыбался шагавший в темноте Бунчук. Ондобрался до своей землянки, вновь весь пропитанный дождевой сыростью изапахом изопревшей ольховой листвы. Начальник пулеметной команды спал. Насмуглом черноусом лице его синели следы, оставленные бессонницей (три ночирезался в карты). Бунчук порылся в своем оставшемся от прежних временсолдатском мешке, возле дверей сжег кучку бумаг, сунул в карманы шаровардве банки консервов и несколько горстей револьверных патронов, вышел. Враспахнутую на секунду дверь ворвался ветер, разметал серый пепел,оставшийся от сожженных у порога бумаг, потушил чадившую лампочку. После ухода Бунчука Листницкий минут пять ходил молча, потом подошел кстолу. Меркулов, косо наклонив голову, рисовал. Тонко очиненный карандашстлал дымчатые тени. Лицо Бунчука, перерезанное обычной для него скупой,словно вынужденной, улыбкой смотрело с белого квадрата бумаги. - Сильная морда, - отводя руки с рисунком, сказал Меркулов и поднял наЛистницкого глаза. - Ну, как? - спросил тот. - Черт его знает! - догадываясь о существе вопроса, ответил Меркулов. -Парень он странный, теперь объяснился, и многое стало ясным, а раньше я незнал, как его расшифровать. Знаешь, ведь он огромным успехом пользуется указаков, в особенности у пулеметчиков. Ты не замечал этого? - Да, - как-то неопределенно ответил Листницкий. - Пулеметчики - все поголовно большевики. Он их сумел настроить. Япоразился, что он раскрыл нынче свои карты. Для чего? Назло говорил,ей-богу! Знает, что взглядов этих из нас никто не может разделять, а длячего-то разоткровенничался. Ведь он не из горячих. Опасный тип. Рассуждая о странном поведении Бунчука, Меркулов отложил рисунок, сталраздеваться. Сырые чулки повесил на печурку, завел часы и, выкуривпапироску, лег. Вскоре уснул. Листницкий сел на табурет, на котором зачетверть часа до этого сидел Меркулов, на обратной стороне рисунка, ломаяостро очиненное жало карандаша, размашисто написал: "Ваше Высокоблагородие! Те предположения, которые сообщал я Вам ранее, сегодня полностьюподтвердились. Хорунжий Бунчук в сегодняшней беседе с офицерами нашегополка (присутствовали, помимо меня, пятой сотни есаул Калмыков, сотникЧубов, третьей сотни подъесаул Меркулов), с целями, которые, признаюсь,мне не совсем понятны, разъяснил те задачи, которые выполняет он, согласносвоим политическим убеждениям и, наверное, по заданию партийной власти.При нем был сверток бумаг запретного характера. Так, например, он читалотрывки из своего партийного органа "Коммунист", издающегося в Женеве.Хорунжий Бунчук, несомненно, ведет подпольную работу в нашем полку (естьпредположения, что поэтому он и поступил в полк вольноопределяющимся),пулеметчики были прямым объектом его агитации. Они разложены. Вредноевлияние его сказывается на моральном состоянии полка - были случаи отказаот выполнения боевых задач, о чем я своевременно уведомлял ООШД [особыйотдел штаба дивизии] и т.д. Хорунжий Бунчук на днях возвратился из отпуска (был в Петрограде), визобилии снабженный разрушительной литературой; теперь он с большейинтенсивностью попытается развернуть работу. Резюмируя все вышеизложенное, прихожу к выводам: а) виновностьхорунжего Бунчука установлена (гг. офицеры, присутствовавшие при разговорес ним, могут под присягой подтвердить сообщаемое мною); б) теперь женеобходимо, в целях пресечения его революционной деятельности, арестоватьего и предать военно-полевому суду; в) срочно надо перетрясти пулеметнуюкоманду, изъять особо опасных, а остальных или отправить в тыл, илираспылить по полкам. Прошу не забывать о моем искреннем стремлении служить на пользу родинеи Монарху. Копию данного письма направляю С.Т.Корп. Есаул Евг.Листницкий. 20 октября 1916 г. участок N 7". Наутро Листницкий отправил с вестовым в штаб дивизии донесение,позавтракал, вышел из землянки. За осклизлой стеной бруствера над болотомкачался туман, хлопья его висели, словно пригвожденные к колючкампроволочных заграждений. На дне траншей на полвершка стояла жидкая грязь.Из бойниц выползали коричневые ручейки. Казаки, в мокрых, измазанныхшинелях, кипятили на щитах котелки с чаем, курили, сидя на корточках,прислонив к стене винтовки. - Сколько раз говорено, чтобы на щитах не смели разводить огня! Что вы,сволочи, не понимаете? - злобно крикнул Листницкий, доходя до первойгруппы сидевших вокруг дымного огонька казаков. Двое нехотя встали, остальные продолжали сидеть, подобрав полы шинели,покуривая. Смуглый бородатый казак, с серебряной серьгой, болтавшейся вморщеной мочке уха, ответил, подсовывая под котелок пучок мелкогохвороста: - Душой рады бы без щита обойтиться, да как его, ваше благородие,разведешь, огонек-то? Гля, сколь тут воды! Чуть не на четверть. - Сейчас же вынь щит! - Что же нам, значится, голодными сидеть?! Та-а-ак... - хмурясь и глядяв сторону, сказал широколицый рябой казак. - Я тебе поговорю... Снимай щит! - Листницкий носком сапога выбросилиз-под котелка горевший хворост. Бородатый казак с серьгой, смущенно и озлобленно улыбаясь, выплеснул изкотелка горячую воду, шепнул: - Попили чайку, ребяты... Казаки молча провожали глазами уходившего по линии есаула. Во влажномвзгляде бородатого дрожали огненные светлячки. - Обидел, сука! - Э-э-эх!.. - протяжно вздохнул один, вскидывая на плечо ременьвинтовки. На участке четвертого взвода Листницкого догнал Меркулов. Он подошел,запыхавшись, поскрипывая новенькой кожаной тужуркой, от него резко пахломахорочным перегаром. Отозвав Листницкого в сторону, дыхнул скороговоркой: - Слышал новость? Бунчук-то этой ночью дезертировал. - Бунчук? Что-о-о? - Дезертировал... Понимаешь? Игнатьич, начальник пулеметной команды, -ведь он в одной землянке с Бунчуком, - говорит, что он не приходил от нас.Значит, как вышел от нас, так и махнул... Вот оно что. Листницкий долго протирал пенсне, щурился. - Ты как будто взволнован? - Меркулов испытующе посмотрел на него. - Я? Ты что, в уме? Отчего бы это я был взволнован? Просто ты огорошилменя неожиданностью.II
Поиск по сайту: