 |
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ 9 страница
XVIII
31 августа в Петрограде застрелился вызванный туда Керенским генералКрымов. С повинной потекли в Зимний дворец делегации и командиры частейкрымовской армии. Люди, недавно шедшие на Временное правительство войной,теперь любезно расшаркивались перед Керенским, уверяя его в своихверноподданнических чувствах. Разбитая морально, крымовская армия еще агонизировала: части по инерциикатились к Петрограду, но движение это уже утратило всякий смысл, ибоподходил к концу корниловский путч, гасла взметнувшаяся бенгальским огнемвспышка реакции, и временный правитель республики, - правда, растерявшийза эти дни мясистость одутловых щек, - по-наполеоновски дрыгая затянутымив краги икрами, уже говорил на очередном заседании правительства о "полнойполитической стабилизации". За день до самоубийства Крымова генерал Алексеев получил назначение надолжность главковерха. Корректный и щепетильный Алексеев, понимая всюнеприглядную двусмысленность своего положения, вначале категорическиотказался, но потом принял назначение, руководясь единственно желаниемоблегчить участь Корнилова и тех, кто был так или иначе замешан ворганизации антиправительственного мятежа. С пути он по прямому проводу снесся со Ставкой, пытаясь уяснитьотношение Корнилова к его назначению и приезду. Нудные переговоры длилисьс перерывом до поздней ночи. В тот же день у Корнилова происходило совещание чинов штаба и лиц,Корнилову близких. На поставленный им вопрос о целесообразности дальнейшейборьбы с Временным правительством большинство присутствующих на совещаниивысказывалось за продолжение борьбы. - Прошу вас высказаться, Александр Сергеевич, - обратился Корнилов кЛукомскому, молчавшему на протяжении всего совещания. Тот в сдержанных, но решительных выражениях возражал против продолжениямеждоусобной брани. - Капитулировать? - спросил, резко прерывая его, Корнилов. Лукомский пожал плечами: - Выводы напрашиваются сами собой. Разговоры длились еще в течение получаса. Корнилов молчал, видимо,огромным усилием воли удерживая самообладание. Совещание вскоре распустил,а через час вызвал к себе Лукомского. - Вы правы, Александр Сергеевич! - Хрустнул пальцами и, глядя куда-то всторону угасшими, седыми, словно осыпанными пеплом глазами, устало сказал:- Дальнейшее сопротивление было бы и глупо и преступно. Долго барабанил пальцами, вслушивался во что-то - быть может, в мышинуюсуетню собственных мыслей; помолчав, спросил: - Когда приедет Михаил Васильевич? - Завтра. 1 сентября приехал Алексеев. Вечером этого же дня по приказаниюВременного правительства он арестовал Корнилова, Лукомского иРомановского. Перед отправкой арестованных в гостиницу "Метрополь", гдеони должны были содержаться под стражей, Алексеев с глазу на глаз о чем-тов течение двадцати минут беседовал с Корниловым; вышел из его комнатыглубоко потрясенный, почти не владеющий собой. Романовский, пытавшийсяпройти к Корнилову, был остановлен его женой: - Простите! Лавр Георгиевич просил никого к нему не допускать. Романовский бегло взглянул на ее расстроенное лицо и отошел,взволнованно помаргивая, чернея верхушками щек. В Бердичеве на другой же день были арестованы главнокомандующийЮго-Западным фронтом генерал Деникин, его начштаба - генерал Марков,генерал Ванновский и командующий Особой армией генерал Эрдели. В Быхове в женской гимназии бесславно закончилось ущемленное историейкорниловское движение. Закончилось, породив новое: где же, как не там,возникли зачатки планов будущей гражданской войны и наступления нареволюцию развернутым фронтом?XIX
В последних числах октября, рано утром, есаул Листницкий получилраспоряжение от командира полка - с сотней в пешем строю явиться наДворцовую площадь. Отдав распоряжение вахмистру, Листницкий торопливо оделся. Офицеры встали, зевая, поругиваясь. - В чем дело? - В большевиках! - Господа, кто брал у меня патроны? - Куда выступать? - Вы слышите: стреляют? - Какой черт стреляют? У вас галлюцинация слуха! Офицеры вышли во двор. Сотня перестраивалась во взводные колонны.Листницкий быстрым маршем вывел казаков со двора. Невский пустовал. Где-тодействительно постукивали одиночные выстрелы. По Дворцовой площадиразъезжал броневик, патрулировали юнкера. Улицы берегли пустынную тишину.У ворот Зимнего казаков встретил наряд юнкеров и казачьи офицеры четвертойсотни. Один из них, командир сотни, отозвал Листницкого в сторону: - Вся сотня с вами? - Да. А что? - Вторая, пятая и шестая не пошли, отказались, но пулеметная команда снами. Как казаки? Листницкий коротко махнул рукой: - Горе. А Первый и Четвертый полки? - Нет их. Те не пойдут. Вы знаете, что сегодня ожидается выступлениебольшевиков? Черт знает что творится! - и тоскливо вздохнул: - Махнуть бына Дон от всей этой каши... Листницкий ввел сотню во двор. Казаки, составив винтовки в козлы,разбрелись по просторному, как плац, двору. Офицеры собрались в дальнемфлигеле. Курили. Переговаривались. Через час пришли полк юнкеров и женский батальон. Юнкера разместились ввестибюле дворца, втащили туда пулеметы. Ударницы [здесь: солдаты женскогоударного батальона ("Батальона смерти")] толпились во дворе. Слонявшиесяказаки подходили к ним, грязно подшучивали. Одну, кургузую, одетую в куцуюшинель, урядник Аржанов шлепнул по спине: - Тебе бы, тетка, детей родить, а ты на мущинском деле. - Рожай сам! - огрызнулась басовитая неприветливая "тетка". - Любушки мои! И вы с нами? - приставал к ударницам старовер и бабникТюковнов. - Драть их, хлюстанок! - Вояки раскоряченные. - Сидели б по домам! Ишь, нужда вынесла! - Двухстволки мирского образца! - Спереду - солдат, а сзади - не то поп, не то черт его знает что...Даже плюнуть охота! - Эй ты, ударная! Подбери-ка сиделку, а то ложем ахну! Казаки гоготали, веселели, глядя на женщин. Но к полудню веселоенастроение исчезло. Ударницы, разбившись на взводы, несли с площадисосновые толстые брусья, баррикадировали ворота. Распоряжалась имидородная, мужского покроя баба, с георгиевской медалью на хорошоподогнанной шинели. По площади чаще стал проезжать броневик; юнкераоткуда-то внесли во дворец ручные ящики с патронами и пулеметными лентами: - Ну, станишники, держись! - Выходит, что будем сражаться? - А ты думал - как? Ударницев лапать тебя привели сюда? Около Лагутина группировались земляки - букановцы и слащевцы. Они очем-то совещались, переходили с места на место. Офицеры куда-то исчезли.Во дворе, кроме казаков и ударниц, не было никого. Почти у самых воротстояли брошенные пулеметчиками пулеметы, щиты их мокро тускнели. К вечеру посыпалась изморось. Казаки заволновались. - Что же это за порядки: завели - и держут на базу без продовольствия?! - Надо Листницкого найтить. - Ищи-свищи! Он во дворце, а юнкера нашего брата туда не допущают. - Надо за кухней посылать человека - пущай везут. За кухней снарядили двух казаков. - Валяйте без винтовок, а то посымают, - посоветовал Лагутин. Кухню ждали часа два. Ни кухни, ни гонцов не было. Как оказалось,кухню, выезжавшую со двора, вернули солдаты-семеновцы. Перед сумеркамиударницы, скопившиеся возле ворот, рассыпались густой цепью; лежа подбрусьями, начали постреливать куда-то через площадь. Казаки участия встрельбе не принимали, курили, нудились. Лагутин собрал сотню возле стеныи, опасливо поглядывая на окна дворца, заговорил: - Вот что, станишники! Нам тут делать нечего. Надо уходить, а то безвины пострадаем. Зачнут дворец обстреливать, а мы тут при чем? Офицеров -и след простыл... что ж мы, аль проклятые, что должны тут погибать? Айдадомой, нечего тут стены обтирать! А Временное правительство... да на койоно нам ляд приснилось! Как вы, станишники? - Выйди с базу, а красногвардейцы и зачнут из пулеметов полоскать. - Головы посымают! - Не должно быть... - Нет уж, будем сидеть до конца. - Тогда разбирайся! - Наше дело телячье - поел да в закут. - Кому как, а наш взвод уходит! - И мы пойдем! - К большакам людей направить - пущай они нас не трогают, а мы их нетронем. Подошли казаки первой и четвертой сотен. Советовались недолго. Триказака, от каждой сотни по одному, вышли из ворот, а через час вернулись всопровождении трех матросов. Матросы, перепрыгнув через брусья, наваленныеу ворот, шагали по двору с деланно развязным видом: подошли к казакам,поздоровались. Один из них, молодой черноусый красавец, в распахнутомбушлате и сдвинутой на затылок шапке, протиснулся в серединку казачьейтолпы: - Товарищи казаки! Мы, представители революционного Балтийского флота,пришли затем, чтобы предложить вам покинуть Зимний дворец. Вам нечегозащищать чужое вам буржуазное правительство. Пусть его защищают буржуазныесынки, юнкера. Ни один солдат не встал на защиту Временного правительства,и ваши братья - казаки Первого и Четвертого полков - присоединились к нам.Кто желает идти с нами - отходи влево! - Погоди, браток! - Вперед выступил бравый урядник первой сотни. -Пойтить - мы с нашим удовольствием... а как нас красногвардейцы на распылпустят? - Товарищи! Именем Петроградского Военно-революционного комитета мыобещаем вам полную безопасность. Никто вас не тронет. Рядом с черноусым матросом стал другой, коренастый и рябоватый. Оноглядел казаков, поворачивая толстую бычью шею, ударил себя по обтянутойформенкой выпуклой груди: - Мы вас будем сопровождать! Нечего, братишки, сомневаться, мы вам невраги, и петроградские пролетарии вам не враги, а враги вот эти... - Онткнул отставленным большим пальцем в сторону дворца и улыбнулся, оголивплотные зубы. Казаки мялись в нерешительности, женщины-ударницы подходили, слушали,поглядывали на казаков и вновь шли к воротам. - Эй вы, бабы! Пойдемте с нами? - крикнул бородатый казачина. Ответа не дождался. - Разбирай винтовки - и ходу! - решительно сказал Лагутин. Казаки дружно расхватали винтовки, построились. - Пулеметы брать, что ли? - спросил черноусого матросаказак-пулеметчик. - Берите. Кадетам их не оставлять. Перед уходом казаков появились в полном составе офицеры сотен. Стоялитесной кучей, глаз не сводили с моряков. Сотни, построившись, тронулись.Впереди пулеметная команда везла пулеметы. Колесики мелко поскрипывали,тарахтели по мокрым камням. Матрос в бушлате шел рядом с головным взводомпервой сотни. Высокий белобрысый казак Федосеевской станицы держал его зарукав, виновато-растроганно говорил: - Милый мой, аль нам охота против народа? Сдуру заплюхались сюда, акабы знали, да рази же мы б пошли? - и сокрушенно мотал чубатой головой; -Верь слову - не пошли бы! Ей-бо! Четвертая сотня шла последней. У ворот, где густо столпился весьженский батальон, - заминка. Здоровенный казак, взобравшись на брусья,убеждающе и значительно трясет ногтястым черным пальцем: - Вы, стрелки, слухайте сюда! Вот мы зараз уходим, а вы, по своейбабьей глупости, остаетесь. Ну, так вот, чтоб без дуростев! Ежели в спинузачнете нам стрелять - вернемся и перерубим всех на мелкое крошево.Толково гутарю? Ну, то-то. Прощевайте покуда. Он соскакивает с брусьев, рысью догоняет своих, время от временипоглядывает назад. Казаки доходят почти до середины площади. Оглянувшись, одинвзволнованно говорит: - Гля, ребята. Офицер нам вдогон! Многие на ходу поворачивают головы, смотрят. По площади бежит,придерживая шашку, высокий офицер. Он машет рукой. - Это - Атарщиков, третьей сотни. - Какой? - Высокий, ишо родинка у него на глазу. - Надумал уходить с нами. - Он славный парнюга. Атарщиков быстро настигает сотню, издали видно, как на лице его дрожитулыбка. Казаки машут руками, смеются: - Нажми, господин сотник! - Шибче! От дворцовых ворот - сухой одинокий щелчок выстрела. Атарщиков широковзмахивает руками и, запрокидываясь, падает на спину, мелко сучит ногами,бьется о мостовую, пытается встать. Сотни, как по команде, разворачиваютсялицом к дворцу. Около повернувшихся пулеметов - на коленях номера. Шорохлент. Но возле дворцовых ворот, за сосновыми брусьями - ни души. Ударниц иофицеров, минуту назад толпившихся там, выстрел будто слизал. Сотни опятьторопливо строятся, идут, уже ускоряя шаг. Двое казаков последнего взводавозвращаются от места, где упал Атарщиков. Громко, чтобы слышала всясотня, один кричит: - Кусануло его под левую лопатку. Готов! Шаг в ногу звучит гремуче и четко. Матрос в бушлате командует: - Левое плечо вперед... арш! Сотни, извиваясь, сворачивают. Молчанием провожает их притихшийсугорбленный дворец.XX
Теплилась осень. Перепадали дожди. Над Быховом редко показывалосьобескровленное солнце. В октябре начался отлет дикой птицы. Даже ночамизвенел над прохладной, черной землей журавлиный горько волнующий зов.Спешили перелетные станицы, уходя от близких заморозков, от знобких ввышине северных ветров. Быховские заключенные, арестованные по делу Корнилова, ждали судаполтора месяца. За это время жизнь их в тюрьме как-то отстоялась и принялаесли не совсем обычные, то все же своеобразно-твердые формы. По утрам,после завтрака, генералы шли на прогулку; возвращаясь, разбирали почту,принимали навещавших их родных и знакомых, обедали, после "мертвого" часапорознь занимались в своих комнатах, вечерами обычно собирались уКорнилова, подолгу беседовали и совещались. В женской гимназии, преобразованной в тюрьму, жили все же не безкомфорта. Наружную охрану несли солдаты Георгиевского батальона, внутреннюю -текинцы. Но охрана эта если до некоторой степени и стесняла свободузаключенных, то взамен являла весьма существенное преимущество: былапостроена так, что в любой момент арестованные могли, при желании, легко ибезопасно бежать. За все время пребывания в быховской тюрьме онибеспрепятственно сносились с внешним миром, давили на буржуазнуюобщественность, требуя ускорения следствия и суда, заметали следы мятежа,прощупывали настроения офицерства и, на худой конец, готовились к побегу. Корнилов, озабоченный удержанием возле себя преданных ему текинцев,снесся с Калединым, и тот, по его настоянию, спешно отправил в Туркестанголодавшим семьям текинцев несколько вагонов хлеба. За помощью для семейофицеров - участников корниловского выступления - Корнилов обратился списьмом весьма резкого содержания к крупным банкирам Москвы и Петрограда;те не замедлили выслать несколько десятков тысяч рублей, опасаясьневыгодных для себя разоблачений. С Калединым у Корнилова до ноября непрерывалась деятельная переписка. В пространном письме, отправленномКаледину в середине октября, он запрашивал о положении на Дону и о том,как отнесутся казаки к его приезду туда. Каледин прислал положительныйответ. Октябрьский переворот колыхнул почву под ногами быховских заключенных.На другой же день во все стороны полетели гонцы, и уже через неделюотголоском чьей-то тревоги за участь заключенных прозвучало письмоКаледина, адресованное генералу Духонину, самочинно объявившему себяглавнокомандующим, в котором он настоятельно просил Корнилова и остальныхарестованных на поруки. С такой же просьбой обращались в Ставку Советсоюза казачьих войск и Главный комитет Союза офицеров армии и флота.Духонин медлил. 1 ноября Корнилов отправил ему письмо. Пометки Духонина на полях письма- яркое свидетельство того, как бессильна была Ставка, к тому временифактически уже утратившая всякую власть над армией, доживавшая впрострации последние дни. Милостивый Государь, Николай Николаевич! Вас судьба поставила в такое положение, что от Вас зависит ход событий,принявших гибельное для страны направление, главным образом благодарянерешительности и попустительству старшего командного состава. Для Васнаступает минута, когда люди должны или дерзать, или уходить, иначе на нихляжет ответственность за гибель страны и позор за окончательный развалармии. По тем неполным, отрывочным сведениям, которые доходят до меня,положение тяжелое, но еще не безвыходное. Но оно станет таковым, если Выдопустите, что Ставка будет захвачена большевиками, или же добровольнопризнаете их власть. Имеющихся в Вашем распоряжении Георгиевского батальона; наполовинураспропагандированного, и слабого Текинского полка далеко не достаточно. Предвидя дальнейший ход событий, я думаю. Вам необходимобезотлагательно принять такие меры, которые, прочно обеспечивая Ставку,дали бы благоприятную обстановку для организации дальнейшей борьбы снадвигающейся анархией. Таковыми мерами я считаю: 1. Немедленный перевод в Могилев одного из Чешских полков и Польскогоуланского полка. Пометка Духонина: _Ставка не считает их вполне надежными. Эти частиодни из первых пошли на перемирие с большевиками_. 2. Занятие Орши, Смоленска, Жлобина и Гомеля частями Польского корпуса,усилив дивизии последнего артиллерией за счет казачьих батарей фронта. Пометка. _Для занятия Орши и Смоленска сосредоточена 2-я Кубанскаядивизия и бригада астраханских казаков. Полк 1-й Польской дивизии, изБыкова нежелательно брать для безопасности арестованных. Части 1-й дивизииимеют слабые кадры и потому не представляют реальной силы. Корпусопределенно держится того, чтобы не вмешиваться во внутренние делаРоссии_. 3. Сосредоточение на линии Орша - Могилев - Жлобин всех частейЧешско-Словацкого корпуса, Корниловского полка, под предлогом перевозки ихна Петроград и Москву, и одной-двух казачьих дивизий из числа наиболеекрепких. Пометка. _Казаки заняли непримиримую позицию - не воевать сбольшевиками_. 4. Сосредоточение в том же районе всех английских и бельгийскихброневых машин, с заменой прислуги их исключительно офицерами. 5. Сосредоточение в Могилеве и в одном из ближайших к нему пунктов, поднадежной охраной, запаса винтовок, патронов, пулеметов, автоматическихружей и ручных гранат для раздачи их офицерам и волонтерам, которыеобязательно будут собираться в указанном районе. Пометка. _Это может вызвать эксцессы_. 6. Установление прочной связи и точного соглашения с атаманамиДонского, Терского и Кубанского войск и с комитетами польским ичехословацким. Казаки определенно высказались за восстановление порядка встране, для поляков же и чехов вопрос восстановления порядка в России -вопрос их собственного существования. С каждым днем все тревожнее приходили вести. В Быхове нарасталобеспокойство. Между Могилевом и Быховом сновали автомобили доброжелателейКорнилова, требовавших у Духонина освобождения заключенных. Казачий советприбегал даже к скрытым угрозам. Духонин, подавленный тяжестью надвигавшихся событий, колебался. 18ноября он отдал распоряжение об отправке заключенных на Дон, но сейчас жеотменил его. На другой день утром к главному подъезду быховской гимназии-тюрьмыподкатил густо забрызганный грязью автомобиль. Шофер с подобострастнойпредупредительностью распахнул дверцу, и из автомобиля вышел немолодойскладный офицер. Он предъявил караульному офицеру документы на имяполковника генштаба Кусонского: - Я из Ставки. Имею личное поручение к арестованному генералуКорнилову. Где я могу видеть коменданта? Комендант - подполковник Текинского полка Эргардт - немедленно провелприехавшего к Корнилову. Кусонский, представившись, подчеркнуто, с чутьзаметной аффектацией доложил: - Через четыре часа Могилев будет сдан Ставкой без боя. Генерал Духонинприказал вам передать, что всем заключенным необходимо сейчас же покинутьБыхов. Расспросив Кусонского о положении в Могилеве, Корнилов пригласилподполковника Эргардта. Тяжело опираясь пальцами левой руки о край стола,сказал: - Немедленно освободите генералов. Текинцам изготовиться к выступлениюк двенадцати часам ночи. Я иду с полком. Весь день в походной кузне хрипели, задыхаясь, мехи, рдяно горелраскаленный уголь, звенели молотки, у станков зло визжали кони. Текинцы наполный круг ковали лошадей, чинили сбрую, чистили винтовки, готовились. Днем генералы поодиночке покинули место заключения. А в волчью, глухуюполночь, когда маленький провинциальный городишко, затушив огни, спалбеспросыпно крепко, со двора быховской гимназии, по три в ряд, сталивыезжать всадники. Вороненые силуэты их рельефно, как вылепленные, маячилина фоне стального неба. Всадники, похожие на нахохленных черных птиц,ехали, надвинув высокие папахи, зябко горбились в седлах, кутали в башлыкимаслено-смуглые лица. В середине полковой колонны, рядом с командиромполка, полковником Кюгельгеном, на высоком поджаром коне сутуло качалсяКорнилов. Он морщился от холодного, плутавшего по быховским улочкам ветра,щурил узенькие прорези глаз на морозное вызвездившееся небо. Воркующий чокот свежекованых конских копыт несся по улицам и заглох наокраине.XXI
Поиск по сайту: